Не сложно разграничить мысль и прочие виды деятельности мозга: мысль представляется чем-то большим, нежели просто сумма электрохимических сигналов. Мы черпаем вдохновение из идеи о том, что нас создал Бог, или любой другой гипотезы, подтверждающей уникальность нашего происхождения. В обратном порядке эта логическая цепочка тоже работает: наша способность думать является свидетельством нашей избранности. Однако не надо упиваться самовозвеличиванием: есть и другие гипотезы, объясняющие, что мысль представляет собой нечто большее, чем остальные происходящие в мозге процессы.

Леви Брайант пишет: «Как говорил Кант, мысль спонтанна. Это сила отображения настоящего, не требующая отдаления от присутствия объекта. В этом секрет синтетических априорных суждений: они расширяют знание без присутствия объекта. Например, мы внедряемся в новые области математики посредством одной лишь мысли. Именно поэтому гении проявляют себя только в математике, музыке и некоторых математических играх наподобие шахмат. В этих областях не нужен опыт — лишь терпеливое развертывание мысли». Продолжая, он говорит о том, что наша привычка опираться на субъективные мнения приводит к «отвращению по отношению к материализму на протяжении всей истории философии». С одной стороны, мы жаждем, чтобы мысль соответствовала объектам: мы хотим познать истину, полагая, что такое соответствие наделит нас силой. Однако это желание легко обращается вспять: мысль, вместо того чтобы подчинять себе мир, сама ему подчиняется. Таким образом, полностью воплощенная в жизнь коммуникация от мозга к мозгу не является телепатией, при которой два человека могут читать мысли друг друга, — нет, такая коммуникация устраняет саму необходимость мысли. Но, конечно, и полного устранения в итоге не происходит. По факту имеют место быть бесконечные отсылки экспертов друг к другу — как говорит Брайант, «везде мы встречаем лишь цитаты».

Это наводит меня на наблюдение, близкое по духу Латуру: сила знания кроется в конструкции вызываемых им ассоциаций. Вместо того чтобы делать априорное интериоризированное мышление эквивалентным миру, мысли становятся частью мира, то есть реальными силами, которые можно отслеживать через символическое поведение, физические действия, механические процессы, компьютерные сети, а также деятельность мозга. Эдвин Хатчинз и другие когнитивисты называют это«когнитивной экологией»: корни этой концепции уходят в 1960–70-е годы, в экологическую психологию, психологию разума, теорию культурно-исторической деятельности и кибернетику второго порядка.

Читать дальше.