Диссертация невыполнима: 7 причин бросить аспирантуру

0   71   0

Народное образование. Педагогика
26 апр. 09:00


58ff9dfa5f1be706b2155c1c

Министр образования Ольга Васильева заявила, что необходимо сократить число аспирантов на кафедре до двух-трех человек. По ее словам, поступать в аспирантуру должны «только достойные». Одной из причин, которая заставила Минобр задуматься о таком сокращении, является то, что диссертацию защищают не более трети поступивших.

«Теории и практики» поговорили с неудавшимися кандидатами наук и составили список причин, по которым российские аспиранты не доходят до финиша.

1. Аспирантура низко оплачивается, а совмещать ее с работой почти невозможно

Анастасия Волосатова

редактор

тема диссертации: «Особенности позиционирования и редакционной политики делового издания: модель газеты Les Echos (Франция)»

После защиты диплома и госов на журфаке МГУ было страшно уходить с факультета так сразу: жилья не было, работы тоже. В аспирантуре давали общагу в главном здании, плюс мне нравилось писать научные работы, выступать на конференциях. Так что не поступать означало скорее замкнуть этот круг, начать новую жизнь.

Сразу скажу, что общежитие в главном здании МГУ — это вообще отдельный разговор. Я до этого там не была и не представляла, что меня ждет. И вот мы приезжаем с грудой вещей: вонь, взрытый паркет, ржавое судно вместо пола в душе. От ужаса спали втроем с девчонками на своих матрасах. В итоге через пару недель переехали на съемную квартиру.

Я поступила на новую кафедру с новым научным руководителем (училась на рекламе, но меня больше интересовала французская журналистика) и фактически лишилась поддержки, ведь всем известно, что отношения на кафедре и влияние научника — чуть ли не половина успеха. Потом нашлась работа — времени на посещение кафедральных встреч не стало. Пока я сдавала кандидатские, мне представилась возможность устроиться на французский сайт телеканала RT. Но до экзамена по французскому меня не допустили — я не ходила на занятия и не делала переводы. Я пыталась объяснить, что как раз работаю с языком, но мне нельзя уйти на занятия посреди дня. Это и стало камнем преткновения, и меня попросили отчислиться с правом восстановления.

Сейчас мой график нормализовался, и я бы могла вернуться, но уже нет желания. Во-первых, не к кому. Если бы был руководитель, который бы меня поддерживал, защищал мои интересы на кафедре — было бы больше мотивации. Кроме того, условия аспирантуры не накладываются на действительность: жить в разваливающейся общаге и получать три тысячи за доступ к науке — не то, чего ты ждешь после окончания МГУ. Так что пока я смотрю на научную жизнь журналистики со стороны. Присматриваюсь. Но, к сожалению, не к журфаку.

2. Руководители используют аспирантов как бесплатную рабочую силу

Ирина Кузнецова

преподаватель английского языка

тема диссертации: «Термины методики преподавания современного английского языка как объект учебной терминографии: когнитивный и коммуникативный аспекты»

Я окончила Орловский государственный университет и, поскольку мужа по службе перевели в Москву, решила пойти в аспирантуру там, а не в родном вузе. У знакомого моего отца дочка окончила МГУ и посоветовала мне тоже идти туда, сказала, что ничего страшного там нет.

В аспирантуре я хотела получить знания, которые помогут мне в моем будущем трудоустройстве (по специальности я преподаватель английского и немецкого), и, соответственно, получить какой-то опыт. Мне было очень интересно узнать, как обучают в этом вузе, какие преподаватели, отличается ли программа.

Когда я пришла в аспирантуру на филологический факультет МГУ, я поняла, что люди там получают знания исключительно теоретического характера. То есть они мне понадобятся только в случае, если я в дальнейшем планирую преподавать в специализированном вузе. В плане методики образования, в плане языка эти знания практически ничего не дают.

Следующий аспект — это отношение к студентам из других вузов. У нас на курсе из одиннадцати поступивших немосквичами были только я и девочка из Петербурга, и никого не волновало, защитимся мы или нет, к нам относились как к назойливым мухам. Тех, кто изначально учился в МГУ, все знали, а судьба приехавших из провинции особенно никого не заботила.

Также меня поразила бесплатная практика. Она начинается на втором курсе и выражается в том, что студент аспирантуры ведет пары за других преподавателей в то время, как они находятся в командировке или уехали в отпуск. То есть деньги за это получают преподаватели, а студенты все делают бесплатно. Я вела практику полгода на факультете иностранных языков, и никого не интересовало, чем я вообще занимаюсь на этой практике: я могла плясать, петь, смотреть фильмы со студентами. Какого-то педагогического или методического толка от этого не было.

Еще меня напрягало то, что я фактически работала личным секретарем у своего руководителя: покупала билеты, приносила кофе, распечатывала квитанции, отвозила эти квитанции ее знакомым, писала за нее письма, редактировала статьи. Если я не брала телефон или не была на связи, то мне все это выговаривалось и следовали угрозы, что я не напишу диссертацию.

Тем не менее, к концу третьего года моя диссертация была готова, у меня были статьи в ваковских и неваковских журналах, были выступления на конференциях. Я ушла на летние каникулы с твердой уверенностью, что, когда вернусь осенью, моя диссертация будет вычитана, нам останется только пройти предзащиту, поправить ее и выходить на защиту. Но в сентябре научный руководитель предложила мне изменить тему диссертации и, соответственно, переписать две главы и добавить еще одну, а также выступить на нескольких научных конференциях. Это предполагало еще около двух лет сотрудничества. Продержавшись еще два года, я все равно не увидела никакого итога работы: на каждой встрече руководитель говорила, что все еще не проверила мою диссертацию. Честно, я не знаю, чего она от меня хотела: то ли она не могла найти замену на пост личного секретаря, то ли ей нужно было какое-то материальное поощрение. Я не стала вдаваться в эти вопросы и решила, что лучше с этим пока завязать.

3. В научных исследованиях мало внимания уделяется практике

Елена Силаева

администратор театральной лаборатории Gogol School

тема диссертации: «Эстетические искания А. В. Эфроса. От Ленкома к Малой Бронной»

Я училась в РГГУ на кафедре «История театра и театральная критика», это своего рода младшая сестра театроведческого факультета в ГИТИСе, куда я и поступила в аспирантуру. Несмотря на то что еще на четвертом курсе я отчетливо начала понимать, что не хочу быть вечным студентом, и аспирантура не укладывалась в мою картину мира, к концу пятого я уже горела желанием попасть в ГИТИС. И тут, наверное, смешались несколько факторов: во-первых, очень манил ГИТИС, почему-то казалось, что это такой театроведческий оплот, к которому, раз уж есть такой шанс, надо приобщиться; во-вторых, ужасно привлекла перспектива продолжить работу и дружбу с моим научным руководителем, которая преподавала и в РГГУ, и в ГИТИСе. Работа с ней мотивировала на написание диплома, как ничто другое. И ей достаточно было предложить мне попробовать поступить в аспирантуру в ГИТИС к ней на факультет — глаза загорелись, руки вспотели, ноги сами понесли на вступительные экзамены.

В аспирантуру мы поступали вместе с моей однокурсницей из РГГУ, после вступительных за нами так и закрепилось прозвище «девочки из РГГУ», и мы при поступлении хорошо себя зарекомендовали, на нас-то и возлагали все надежды по защите диссертации. Предвосхитили события, как оказалось.

Сейчас, по прошествии времени, понимаю, что год-полтора просуществовала на чистом кураже: и атмосфера, и преподаватели — все доставляло удовольствие. Не было самого основного — моей заинтересованности в собственной же исследовательской работе. Возможно, интерес переключился на мою работу в Большом театре, я начала там работать еще в процессе сдачи вступительных экзаменов в аспирантуру. Впечатления от самой учебы были самые приятные, но и вечным студентом быть не хотелось, а очная аспирантура предполагала посещение всех лекций и, что больше всего меня удивляло, отсутствие работы, то есть это, кажется, даже в уставе университета прописано или в каких-то других правилах. Такая полная отдача себя, своего времени и сил исследованиям. Я оказалась не готова, четко поняла для себя, что если твое обучение в аспирантуре кому-то и нужно, то только тебе самому и для этого совершенно точно нужен особый склад ума и характера. Я не потеряла интерес к театру, к театральным процессам, театральному наследию, но заниматься глубоким исследованием я не хочу, по крайней мере пока. Возможно, я изначально неверно себя настроила на то, что аспирантура=учеба, и этим же загнала себя в тупик. Все равно не считаю, что потратила время зря или сделала что-то, что мне бы претило. Мне просто стало неинтересно, такое случается в жизни. Я все еще работаю в театральной сфере и зачастую при походе в театр во мне просыпается задремавший театровед.

4. Молодые люди часто идут в аспирантуру, просто чтобы получить отсрочку от армии

Алексей Зеленский

музыкант

Я учился в Гуманитарном институте телевидения и радиовещания, на звукорежиссуре. Когда заканчивал, у меня, как и у любого молодого человека в России, очень остро стоял вопрос с армией, и самым естественным способом как-то ее избежать было пойти в аспирантуру. При моем же институте была аспирантская кафедра культурологии, которая казалась неплохим вариантом: один из преподавателей там, например, был из тартуской школы, там учился сын профессора, к которому я специально окольными путями бегал слушать лекции по аудиовизуальным языкам в другой институт. Мне показалось, что это может быть интересным компромиссным вариантом.

Я туда поступил и начал заниматься диссертацией, она была основана на трудах Леви-Стросса, Делеза, Деррида, а также людей, которые не имеют прямого отношения к научному миру (например, Владимир Мартынов и Маршалл Маклюэн). И вскоре я обнаружил странный конфликт с моим руководителем и другими людьми на кафедре: они все время хотели выкинуть или максимально сократить все ссылки как раз на Мартынова, Маклюэна и в принципе сократить то, что казалось мне очень существенным в тексте.

Я понял, что научный метод не предполагает некоторых вещей, которые мне кажутся очень важными в этой работе, и постепенно начала закрадываться такая мысль, что диссертацию по моей теме невозможно написать так, чтобы оставаться верным источникам, которые я использую, потому что разрабатывать идеи Делеза и Деррида внутри строгого, по линейке вымеренного научного труда — это какое-то извращение. Кроме того, я уехал за границу, на меня перестал распространяться призыв, у меня родился сын и я понял, что аспирантура будет требовать огромных бессмысленных затрат из-за ВАКа, из-за того, сколько мне предстоит бороться с самим собой, чтобы отказаться от своего видения текста и сделать его таким, каким он должен быть, чтобы его защитить. Тут есть такая типичная российская бессмысленность, когда ты изначально идешь в аспирантуру, в первую очередь, потому что тебе грозит армия, а потом все должен делать строго определенным образом и при этом еще и думать о том, что этим ваковским изданиям надо платить, потому что они иначе не печатают работы, и так далее. В общем, все, что связано с российской действительностью, абсолютно отравило идею того, что эту работу нужно довести до конца.

Если я и решу закончить диссертацию, то точно не в России, хотя тут это было бы важнее с той точки зрения, что здесь существует гораздо меньше работ на эту тему. Но я не вижу никакого смысла включаться в российскую большую академическую жизнь, потому что для меня очевидно, что первоначальный смысл этой ступени образования, к сожалению, очень сильно искажен из-за вопросов армии, бюрократии и так далее.

5. Жесткие академические рамки и бюрократия сильно ограничивают аспирантов

Даша

журналист

Я с красным дипломом окончила филологический факультет, один из самых престижных в России. Подумывала о том, чтобы продолжить учебу за границей, но мне был 21 год, в жизни творилось черт-те что и после диплома сил на мотивационные письма и поиски грантов совсем не было. И тут в моем университете мне предложили трехлетний грант на аспирантуру, с возможностью часть времени учиться в Европе. Это был самый легкий путь, и я согласилась.

У меня не было серьезных иллюзий по поводу того, что такое русская аспирантура, но все же реальность оказалась еще печальнее. Отечественная академическая наука сама по себе консервативна, и когда я заявила, что буду писать о музыкальном театре, это вызвало множество вопросов. Меня постоянно спрашивали, а филология ли это вообще, хотя в Европе таких вопросов ни у кого не возникает — междисциплинарные темы, напротив, кажутся там самыми престижными и привлекательными. Кандидатская диссертация — это не творческая и даже не столько научная работа, сколько доказательство того, что человек способен оформлять ссылки по всем ГОСТам и мириться со множеством бесполезных бюрократических процедур и ограничений. Я была не готова.

Я сдала кандидатский минимум и, поскольку хотела отработать свой грант, упорно пыталась что-то написать, но за мной никто особо не следил, а за полгода до конца аспирантуры меня попросили забрать документы. У университета начались проблемы с властью, ученый совет, который присваивает кандидатские степени, распустили, потом случилась история с «неэффективными вузами», которая коснулась и моего, так что надежды спокойно защититься в стенах своего университета почти не осталось, и обо мне окончательно забыли.

Не хочу винить обстоятельства — если бы у меня хватало мотивации защититься, я бы нашла способ это сделать. Но с самого начала аспирантуры я стала работать и забывать студенческую жизнь. Мне нравилась наука, и, наверное, я могла бы стать неплохим ученым, но мои амбиции оказались слишком приземленными, чтобы закрывать глаза на нищенские зарплаты в российских университетах и нулевой градус престижа, который дает кандидатская степень. И даже если бы я захотела преподавать за границей, в аспирантуре мне пришлось бы учиться заново — русское звание кандидата наук там мало что значит.

Забрав документы, я решила заняться журналистикой. Теперь то, что я пишу, читают люди, и это не пылится в архивах. Я знаю, что мои тексты, пусть это и не серьезные академические труды, кому-то нужны и порой даже меняют жизни. И когда я чувствую вину и обиду за незакрытый гештальт, я вспоминаю слова одного своего преподавателя. Комментируя статью Гаспарова, он говорил: «При всем уважении к Михаилу Леоновичу, для кого он это написал? Для бога филологии? Нет такого бога». Я восхищаюсь своими ровесниками, которые окончили аспирантуру и учат студентов, — это настоящие герои. Но для меня бог филологии умер.


Автор: Ksenia Donskaya

Источник: theoryandpractice.ru


0



Для лиц старше 18 лет