Способность

Практически каждый может стать хорошим мастером. Эта гипотеза кажется сомнительной, поскольку современное общество склонно выстраивать аккуратные пирамиды человеческих способностей: дескать, чем лучше ты умеешь что-то делать, тем меньше людей окажется с тобой на одном уровне. Эта система применяется не только к врожденным способностям, но и к их дальнейшему развитию: чем дальше продвигаешься, тем меньше остается попутчиков.

Но мастерство не укладывается в такие рамки. Ритм ремесленной рутины произрастает из детского опыта игры — а уж играть-то все дети умеют. Диалог мастера с материалами едва ли можно измерить тестами на интеллект; опять-таки большинство людей вполне способно отдавать себе отчет в своих физических ощущениях. Мастерство представляет собой грандиозный парадокс: сложная, высокоразвитая деятельность вырастает из простых мыслительных действий, вроде установления фактов и последующего их исследования.

Бессмысленно отрицать, что люди рождаются или становятся неравными. Но неравенство не главный факт нашего бытия. В способности нашего вида изготавливать вещи в гораздо большей степени проявляется то, что нас объединяет.

Из этой общности талантов следуют и политические выводы. На страницах «Энциклопедии» Дидро утверждает общую основу талантов в ремесле, говоря и о принципе в целом, и о практических деталях — ему это важно, поскольку из этого проистекает его взгляд на управление государством. Учась хорошо работать, люди приобретают способность управлять самими собой, становятся хорошими гражданами. Усердная служанка скорее окажется хорошей гражданкой, чем ее скучающая госпожа. Томас Джефферсон, как истинный демократ воспевавший американского фермера и опытного ремесленника, исходил из тех же предпосылок: трудящийся человек способен судить об устройстве правительства, потому что он понимает, как устроены вещи (к сожалению, на своих рабов Джефферсон эту логику не распространял). Последующая история постепенно исказила концепцию «хорошая работа формирует хорошего гражданина» и извратила ее, доведя до выхолощенной и депрессивной лжи советской империи. В итоге на первый план вышло неравенство, устанавливаемое оскорбительным сравнением; оно кажется нам более надежной истиной о людском труде, но такая «истина» подрывает основы демократии.

Нам нужно возродить дух Просвещения, но уже в понятиях нашего времени. Пусть наша общая способность работать научит нас управлять собой и обеспечит общую почву для согласия сограждан.

Слева: часовщица. Справа: модистка. Мартин Энгельбрехт / Wellcome Collection

Работа и игра. Нить ремесла

Эта общая почва появляется в человеческом развитии очень рано — при освоении мастерства игры. Работа и игра кажутся противоположностями, только если считать игру способом ухода от реальности. На самом деле игра учит детей общаться и направляет их когнитивное развитие; она приучает их к соблюдению правил, но уравновешивает такую дисциплину тем, что позволяет детям создавать эти правила и экспериментировать с ними. Эти способности служат потом человеку всю его профессиональную жизнь.

Пространство игры можно разделить на две сферы. В состязательных играх правила устанавливаются до начала игры и участники полностью им подчинены. Такие игры приучают к ритмике повторов. В игре открытого типа, например, когда ребенок щупает пальцем кусочек фетра, доминирует сенсорная стимуляция; в таких экспериментах завязывается его диалог с материальными объектами. […]

Но каким образом мастерство игры связывает игру с работой? Этот вопрос очень интересовал Эрика Эриксона, пожалуй, самого яркого исследователя игры в ХХ веке, — психоаналитика, посвятившего большую часть своей жизни серьезному разбору тех действий, которые дети совершают с кубиками, плюшевыми мишками и картами. Он соотнес эти детские опыты с трудовой деятельностью, сочтя их первыми экспериментами в области мастерства.

Эриксон не любил применять в детской подходы Фрейда. На вопрос, почему мальчики строят башни из кубиков или карточные дома, возводя их все выше, пока постройка не рухнет, можно было бы с легкостью ответить, сославшись на концепцию фаллического символа и сравнив эту деятельность с эрекцией и эякуляцией. Но вместо этого Эриксон отметил, что мальчики таким образом ищут пределы своей способности создавать устойчивую конструкцию, формулируя правила новой игры «Построй как можно выше». Аналогичным образом он задавался вопросом, почему маленькие девочки все время одевают и раздевают кукол. Фрейд на это сказал бы, что смысл игры — в сокрытии и обнажении половых органов и эрогенных зон. Но Эриксон опять-таки счел, что дети так осваивают практические навыки: девочки учатся ловко оправлять платье и быстро застегивать пуговицы.

Когда ребенок (независимо от пола) пытается выковырять глаза плюшевому медведю, это не проявление агрессии. Он проверяет медведя на сопротивляемость, а не вымещает на нем свой гнев; он хочет знать, насколько эта игрушка прочна.

Фото: Мастер по изготовлению игральных карт. Мартин Энгельбрехт / Wellcome Collection

Читать далее.