Одна из самых узнаваемых социальных реклам 1980-х, посвященных борьбе с наркотиками, изображала напряженный диалог отца и сына. Отец размахивал коробкой с какими-то принадлежностями для приема наркотиков, явно найденной в вещах у сына, и требовал объяснений. «Кто тебя этому научил?» — спрашивал отец дрожащим голосом. «Ты, разве нет? — отвечал сын. — Я учился, глядя на тебя». Камера останавливалась на лице потрясенного отца. «У родителей, которые употребляют наркотики, вырастают дети, которые употребляют наркотики», — объявлял голос за кадром.

Несмотря на общую мелодраматичность и спорные посылы этой социальной рекламы, тот аргумент, что родителям не следует забывать о последствиях собственных поступков (оспаривающий лицемерный родительский императив «делай то, что я говорю, а не то, что я делаю»), прямо применим к анализу троллей. В частности, рефлекторное осуждение троллинга не принимает в расчет (и не может принимать) тот факт, что троллинговое поведение параллельно целому ряду культурно приемлемых логик. Тролли могут доводить эти логики до крайних и гротескных пределов, но в конечном счете поступки троллей пересекаются с теми же самыми культурными системами, которые образуют норму. И это бросает тень на сами системы так же, как и на троллей, которые ставят их на службу себе и эксплуатируют.

Снова о маске тролля

Основываясь на предыдущем обсуждении маски тролля, в этом разделе мы рассмотрим те особенности культуры, посредством которых и благодаря которым была выкована маска тролля. Мы также истолкуем способы, которыми зеркало троллей отражает традиционные нормы поведения и установки (и пускает солнечных зайчиков, высвечивая неприятные моменты). Будут рассмотрены три отдельных элемента: отношения между подачей информации в СМИ, эмоциональным дистанцированием и черным юмором; способы, которыми троллинг копирует логику социальных сетей; поведенческие последствия политических потрясений.

Мусор, мусор повсюду

Первый из факторов, поддерживающих маску тролля, — связь между подачей информации в СМИ и диссоциативным юмором. Кристи Дэвис определяет эту связь в своей работе «Шутки, которые следуют за освещением катастроф в СМИ, в эпоху глобального телевидения». Дэвис утверждает, что смех на фоне насилия или других трагических событий не столько выражение бесчувственности, сколько свидетельство определенного набора исторических и технологических условий. Как объясняет Дэвис, «больной» юмор существует с незапамятных времен, по крайней мере с изобретения письменности, когда люди начали записывать анекдоты. Но даже самые «больные» шутки никогда не принимали форму современных шуток о катастрофах. Кроме того, хотя люди, безусловно, комментировали страшные новости, эти комментарии никогда не выливались в отслеживаемые циклы шуток (группы шуток, которые появляются в ответ на трагическое событие, развиваются и со временем сходят на нет). Знаменательные исторические события породили немало анекдотов «задним числом» — например, катастрофа «Титаника» или убийство Авраама Линкольна, — но Дэвис утверждает, что этот тип юмора стал заметным только после того, как соответствующие события были широко популяризованы кинематографом.

Как пишет Дэвис, первый масштабный цикл шуток такого рода последовал за убийством президента Джона Кеннеди и совпал с тем, что Дэвис описывает как «тотальную победу телевидения». Дэвис приводит три причины такой связи. Во-первых, сообщения о катастрофах по телевизору обрамлены «ерундой», что создает нелепый набор для отклика, усложняя или просто делая невозможным нормальные проявления человеческой эмпатии. Во-вторых, телевидение размывает границу между реальностью и вымыслом, фактом и фикцией. Транслируемые в прямом эфире катастрофы сливаются с кинообразами катастроф, не позволяя зрителю искренне поверить в реальность происходящего и ослабляя воздействие реальной трагедии. И наконец, переживание показываемой по телевизору трагедии опосредуется пространством, временем и географией, облегчая эмоциональное отстранение (а порой даже вынуждая к нему), а значит, и циничный или «юморной» отклик.

Хотя анализ Дэвиса сосредоточен на способах, которыми телевидение инициирует циклы шуток о катастрофах, — автор, конечно, рассматривает и Интернет. Хотя его работа написана в начале 2000-х, когда в Паутине видели скорее бесконечную электронную доску объявлений, чем активно созидающее социальное пространство, — его рассуждения прямо применимы к современному Интернету. Я бы сказала, что сегодняшний Интернет, который более разнороден, чем самое бессистемное варьете-шоу, и разрушает границы между реальностью и фантазией еще больше и еще больше отдаляет зрителя от зрелища, легко даст фору телевидению.

Конечно, я хочу избежать допущений (с которыми Дэвис, похоже, заигрывал), что технический прогресс сам по себе привел к возникновению новых моделей поведения и, более того, что потребители массмедийного контента так наивны и несамостоятельны, что стоит корпорациям их легонько подтолкнуть, как они теряют способность отличить вымысел от реальности. Но основное положение Дэвиса — что освещение событий СМИ порождает эмоциональное дистанцирование, и это эмоциональное дистанцирование делает возможным отстраненный, фетишистский юмор — чрезвычайно содержательно, особенно в контексте троллинга.

Продолжение статьи читайте на T&P.