Наш второй текст в проекте «Великое расхождение» снова посвящен островной ситуации — на этот раз речь пойдет о Кипре. Как получилось, что вскоре после того, как остров обрел независимость, он не только оказался разделен на две неравные по площади и производственному потенциалу части, но еще и одна из частей, греческая, стала заметно обгонять другую, турецкую, в экономическом развитии? На этот вопрос мы попробовали найти ответ вместе с Фондом Егора Гайдара — партнером N + 1 по этому проекту.

Ситуацию на Кипре и специалисты-политологи, и представители международного сообщества предпочитают описывать сдержанно-нейтральным словосочетанием «этнический конфликт». Что остров разделен на две части буферной зоной с колючей проволокой и военными силами ООН, а 37 процентов его территории контролируется Турцией, самовольно провозгласившей здесь Турецкую Республику Северного Кипра, — больше фигура умолчания. Официально Кипр — туристически привлекательное островное государство, входящее в состав Европейского Союза и делающее вид, что аннексия его территории Турцией — просто недоразумение. Международное сообщество также не спешит признавать существование ТРСК, ссылаясь исключительно на необходимость урегулирования этнического конфликта. Но пока все дружно на протяжении уже почти полувека настаивают на воображаемом единстве Кипра, его греческая и турецкая части все дальше расходятся в своем развитии, а само наличие пресловутого конфликта греческой и турецкой общин на острове вызывает все больше вопросов.

Энозис и таксим

Всякий раз, когда возникает вопрос о причинах «кипрского расхождения» и судьбе Кипра в принципе, в медиа и общественном мнении неизменно доминирует версия этнического конфликта. Его истории посвящен не один десяток книг, написанных как очевидцами событий и политиками, так и профессиональными исследователями. Всех их волнует вопрос: как два таких вроде бы непохожих друг на друга в культурном отношении этноса — греки-киприоты и турки-киприоты, оказавшихся на одном острове, сперва уживались вполне мирно, а потом вдруг рассорились, сформировав два конфликтующих государства?

Греческая община и сегодня возводит свою историю к самым корням кипрской государственности — ахейцам и микенцам, поселения которых возникли на острове во II тысячелетии до нашей эры. Долгое существование под протекторатом Византии обусловило распространение среди киприотов православного христианства, которое на протяжении еще целого тысячелетия служило главным идентификационным признаком принадлежности к греческой общине. Но до завоевания острова Османской империей в 1571 году никакого деления на общины на Кипре в принципе не существовало — местные греки перемешивались в браках с выходцами из современной Турции, Армении, Италии, Сирии, Ливии. В течение нескольких веков до этого православное население больше страдало не от ислама, а от притеснений со стороны своих собратьев по вере — в XV-XVI веках остров принадлежал католикам-венецианцам.

Современные исследователи кипрского национального вопроса Яннис Пападакис и Никос Перетианис уверяют, что отдельная турецкая община появилась на Кипре только к началу XVII века, причем состояла она из специально переселенных на остров по указу султана Селима II 30–40 тысяч турков — от фермеров и ремесленников до солдат и генералов — которые должны были заменить бежавших от османской оккупации острова венецианцев и близких к ним греков. Несмотря на это, под протекторатом Османской империи грекам-киприотам жилось даже лучше, чем под венецианцами. Политическая дискриминация существовала, но избежать ее можно было, приняв другую веру, пусть даже формально. Почитать христианские святыни и строить православные церкви никто не запрещал, но турецкая администрация все же возводила здания, торговала, развивала промышленность по своим канонам. Изначально табуированные межэтнические браки через какое-то время стали обыденностью, и к концу османского владычества дифференциация на турецкую и греческую общины была крайне условной, а никакой вражды между ними не было и подавно.

Завоевавшие Кипр в 1878 году англичане, видимо, были не в курсе этой «условности». Британский исследователь К. Хендерсон сообщает, что колониальная администрация для повышения управляемости острова проводила классическую политику «разделяй и властвуй», заигрывая то с греческой, то с турецкой элитами. В управлении Кипром был внедрен этнический принцип, наращивание дифференциации на низовом уровне проводилось через систему религиозного и культурного образования. Именно в этот период начали распространяться идеи энозиса — присоединения Кипра к Греции — и таксима — включения его в состав сперва Османской империи, а потом и Турецкой Республики. Появились радикальные националистические движения, и в 1957 году зафиксировано их первое столкновение между собой.

Искусственная «накачка» межэтнического противостояния сильнее действовала на элиты двух общин, подталкивая их к взаимодействию уже не друг с другом, а с патронирующими их странами — Грецией и Турцией. Однако на массовом уровне все выглядело гораздо спокойнее. Политолог Стефан Ксидис сравнивает общество Кипра середины 1950-х с «ягодным пирогом», в котором греки и турки были перемешаны настолько плотно и настолько удачно, что их союз давал особый кипрский колорит.

В 1960 году Кипр, получив независимость, приступил к формированию собственной политической системы. К этому моменту численность турецкого и греческого населения острова соотносилась как один к пяти. Новая конституция, составленная фактически под британским влиянием, вводила принцип консоциации — формирования органов власти острова с учетом квот от каждой общины. Президент избирался из числа греков-киприотов, а вице-президент — из числа турок. Они оба формировали правительство, состоящее из 10 членов — семерых от греческой общины и троих от турецкой. Такое же соотношение — 70 на 30 — было в парламенте и других политических институтах. Но главное — конституция впервые законодательно зафиксировала принцип деления жителей по этническому признаку и автономию общин друг от друга через возможность голосования только за кандидатов своей этнической группы. Такое деление было выгодно нарождающимся политическим элитам острова — фактически это позволяло без проблем избраться господствующим на тот момент группам в турецкой и греческой общинах. Но также это было на руку и странам — патронам общин: Греция и Турция получили легитимную возможность влиять на ассоциируемые с ними группы, используя свой крайне важный статус страны — гаранта соблюдения конституции Кипра.

Проблемы с такой конструкцией власти начались почти сразу. Элита турецкой общины поняла, что по действующим квотам она не может провести ни один устраивающий ее закон, но зато ее вице-президент может все ветировать. Грекам этот принцип вето быстро надоел, и они начали угрожать туркам полным энозисом. В ответ турки перестали следовать всем принимаемым законам и попытались жить по-своему. Позиции мгновенно радикализировались, выход из конституционного кризиса предусмотрен не был, и уже спустя три года, после того как на острове вспыхнуло несколько десятков очагов межэтнических конфликтов, туда были введены миротворческие войска ООН.

Читать далее.