Мы купаемся в океане сигналов внешнего мира: оптическое излучение вызывает визуальные образы, потоки химических веществ рождают вкусы и запахи, акустические волны впускают в наш мир звуки. Справиться с этой какофонией информации непросто: все помнят притчу о семи слепцах, щупавших кто хобот, кто ногу, а кто ухо слона, но так и не понявших, что за зверь перед ними.

Наше сознание работает по-другому и любит скрещивать каналы информации: разные чувства человека могут дополнять, подменять или даже запутывать друг друга, что иногда приводит к забавным казусам.

Свет, рожденный звуком

В 2000 году американские и японские ученые набрали добровольцев и поставили такой опыт: они давали резкие гудки — иногда в сопровождении ярких вспышек света, а иногда отдельно от них — и просили людей сосчитать, сколько вспышек они увидели. Результаты удивили ученых: добровольцы часто фиксировали больше вспышек, чем их было в реальности, принимая за вспышки звуковые сигналы без светового сопровождения.

После двух-трех синхронных событий мозг людей как будто обучился связке «слышу сигнал — вижу вспышку». Чистый звук порождал в голове людей устойчивые зрительные образы. Эта иллюзия была зафиксирована экспериментаторами на вполне материальном уровне.

фМРТ мозга испытуемых показала, что ложный звуковой сигнал в обученном мозгу порождает возбуждение не только слуховых зон, но и зрительных.

Такой результат хорошо сочетается с современными представлениями о пластичности человеческого мозга: его части могут со временем не только незначительно менять свои функции и строение, но и заменять друг друга.

Эффект Мак-Гурка: услышать глазами

Во многом противоположный эффект в 1997 году открыла Гемма Калверт (Gemma Calvert) из Оксфорда. Она показывала добровольцам без опыта чтения по губам видео с бесшумно считающим человеком и фиксировала активность мозга наблюдателя. Оказалось, что молчаливое созерцание порождало активность в слуховой коре человеческого мозга. Зрение и слух сильно переплетены между собой.

Испытать это на себе можно, и не записываясь добровольцами в научные эксперименты. Еще в 1976 году Гарри Мак-Гурк (Harry McGurk) и Джон Макдональд (John MacDonald) показали, что если на видео, где человек губами произносит слог «га», наложить звук «ба», то зритель будет четко слышать промежуточный вариант — «да». Так наше мультисенсорное восприятие неловко пытается совместить сигналы разной природы.

Эффект Мак-Гурка не иллюзия. Психолог Лоуренс Розенблюм (Lawrence D. Rosenblum) в статье на страницах Scientific American говорит, что он действует во всех языках мира и не пропадает даже у людей, изучающих эффект Мак-Гурка уже четверть века, — с иллюзиями такого не бывает. Впрочем, ничего необъяснимого здесь нет: наше сознание постоянно подстраховывает слух или другие чувства за счет главного источника информации о мире — зрения.

Опыты того же Розенблюма показали, что люди, однажды посмотревшие немые видео с говорящими людьми, потом гораздо лучше распознают их речь на зашумленных аудиозаписях: слух сверяется с визуальной информацией даже из прошлого. Очень хорошо об этом знают люди, делающие дубляж фильмов: они специально стараются подбирать такой перевод, чтобы движения губ при его произношении были максимально похожи на мимику актеров в кадре.

Cенсорная кухня вкуса

Впрочем, сам слух тоже любит консультировать другие чувства, особенно вкус. Чтобы доказать это, Чарльз Спенс из Оксфорда и Массимилиано Дзампини из итальянского университета Тренто нашли идеальный образец для экспериментов — картофельные чипсы «Принглс». Тонкие, однородные, идеальной формы — что еще нужно, чтобы отсечь посторонние случайные факторы при обработке данных.

Спенс и Дзампини запускали добровольцев в звуконепроницаемый бокс и кормили их чипсами, а звуки этой скромной трапезы в реальном времени записывались, преобразовывались и подавались в наушники, надетые на головы испытуемых. Потом людей просили оценить чипсы по шкале «хрустящести» и «свежести», и оказалось, что звуки сильно повлияли на их впечатления. Чипсы с более громким и высокочастотным (проще говоря, сочным) хрустом в среднем казались испытуемым вкуснее.

В 2008 году ученые получили за этот эксперимент Шнобелевскую премию в области диетологии, а Спенс продолжил эксперименты уже с другими объектами. Так, участники эксперимента 2012 года ели ириски под разную музыку, которая влияла на вкус конфет.

Высокие тона делали ириски слаще, а низкие тона — наоборот, более горькими. В действительности все конфеты были абсолютно одинаковыми.

Еще один эксперимент про влияние звуков на вкус недавно поставили бельгийские ученые. Они взяли три сорта пива: светлое 4,5-градусное, восьмиградусный «трипель» и шестиградусный бельгийский эль — и давали их пробовать под разные мелодии 340 людям. В каждом испытании человек дважды дегустировал один и тот же сорт пива, но под разную музыку.

В результате почти никто из добровольцев не распознал хитрости ученых: музыкальные аранжировки меняли вкус пива. Оно могло стать горче, кислее или даже набрать градус. Впрочем, эти фокусы человеческого восприятия, кажется, уже давно знают хозяева пабов и баров, подбирающие обстановку для максимального раскрытия вкуса.

Вкусовая маскировка

В 2011 году «Кока-кола» стала выпускать свою газировку в новых, практически белоснежных банках с полярными мишками. Так компания хотела привлечь внимание к резкому сокращению популяции белых медведей, но покупатели жаловались, что вместе с новой упаковкой зачем-то поменяли и рецепт газировки, сделав ее менее сладкой.

Повлиять на вкус могут буквально все каналы человеческого восприятия, и потому сейчас производители массовых продуктов очень внимательно занимаются упаковкой. Многие компании прибегают к помощи ученых, и в том числе — Чарльза Спенса.

За годы исследований он показал, что вкус кофе кажется на треть менее сладким и в два раза более насыщенным, если его пить из белой кружки, а не из прозрачного стекла, соленый попкорн из красной упаковки может показаться сладковатым, а дополнительные 71 грамм к весу пластикового стаканчика делают йогурт на 25% более густым.

Некоторые коллеги Спенса жалуются, что он штампует эти исследования, как на фабрике, и не очень заботится поиском причин наблюдаемых эффектов или созданием единой теории природы мультисенсорного восприятия. Зрители, приходящие на его лекции, об этом не думают (как, впрочем, и компании, заказывающие у него исследования, или другие коллеги, постоянно цитирующие его работы). Затаив дыхание, они смотрят, как магия нашего восприятия проступает на свет благодаря экспериментальным схемам фокусника-ученого.

Кстати, новая задача ученого уже действительно сродни эзотерике. В прошлом году Спенс начал работать с детским онкологическим центром в Испании над исследованием ослабления побочных действий химиотерапии. Подбирая форму и цвет лекарств и используя световые и звуковые хитрости, он надеется убрать их металлический вкус, вызывающий тошноту.

Думается, что дети вряд ли пожалуются на такой обман. В конце концов сеть, сплетенная из наших пяти чувств, приносит нам скорее иллюзии реальности, а не саму реальность. Никто не расстроится, если эта иллюзия станет для них менее болезненной.

В лабиринтах чувств

В 1905 году французский писатель Марсель Пруст закрывается от этой реальности в звукоизолированной комнате, обитой пробкой. Почти не вставая с кровати, он годами пишет полуавтобиографический роман «В поисках утраченного времени», сотканный из теней тонких, чувственных воспоминаний.

«Несомненно, то, что трепещет так в глубине меня, должно быть образом, зрительным воспоминанием, которое, будучи связано с этим вкусом, пытается следовать за ним до поверхности моего сознания (Пруст пишет о вкусе печенья мадлен — прим. «Чердака»). Но оно бьется слишком далеко, слишком глухо; я едва воспринимаю бледный отблеск, в котором смешивается неуловимый водоворот быстро мелькающих цветов; но я не в силах различить форму, попросить ее, как единственного возможного истолкователя, объяснить мне показание ее неразлучного спутника, вкуса, попросить ее научить меня, о каком частном обстоятельстве, о какой эпохе прошлого идет речь», — пишет Пруст в первой части романа «В сторону Свана».

Читать далее.