История изучения памятников позднескифской культуры в Крыму: по материалам Тавро-скифской экспедиции

Николай Чемодуров

История изучения памятников позднескифской культуры в Крыму: по материалам Тавро-скифской экспедиции

Некоторые аспекты истории археологического изучения позднескифской культуры освещены не в полной мере. К их числу следует отнести деятельность Тавро-скифской экспедиции. В настоящей магистерской диссертации предпринята попытка восполнить имеющиеся в историографии пробелы.

История. Исторические науки

Дипломы

Вуз: Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского

ID: 5f3976f4cd3d3e0001baf926

UUID: e9c8b4e0-c219-0138-1b57-0242ac180006

Язык: Русский

Опубликовано: почти 4 года назад

Просмотры: 76

-18.48

Николай Чемодуров

Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского

Комментировать 0

Рецензировать 0

Скачать - 919,6 КБ

Поделиться работой

МИНИСТЕРСТВО НАУКИ И ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «КРЫМСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ имени В. И. Вернадского» Таврическая академия ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ Кафедра истории древнего мира и средних веков Чемодуров Николай Николаевич ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ ПАМЯТНИКОВ ПОЗДНЕСКИФСКОЙ КУЛЬТУРЫ В КРЫМУ: ПО МАТЕРИАЛАМ ТАВРО-СКИФСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ Выпускная квалификационная работа (магистерская диссертация) Обучающегося 2 курса Направления подготовки 46.04.01. История Форма обучения очная Научный руководитель доктор исторических наук, профессор И.Н. Храпунов К ЗАЩИТЕ ДОПУСКАЮ: Зав. кафедрой кандидат исторических наук, доцент Симферополь, 2020 А.Г. Герцен

ОГЛАВЛЕНИЕ ВВЕДЕНИЕ .............................................................................................................. 3 ГЛАВА 1. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ТАВРО-СКИФСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ ПО ИЗУЧЕНИЮ ПАМЯТНИКОВ ПОЗДНЕСКИФСКОЙ КУЛЬТУРЫ В 19451947 ГГ. .................................................................................................................. 14 1.1. Причины учреждения Тавро-скифской экспедиции .............................. 14 1.2. Организация работ Тавро-скифской экспедиции в 1945-1947 гг.......... 23 1.3. Полевые работы Тавро-скифской экспедиции в 1945-1947 гг. ............. 30 ГЛАВА 2. ТАВРО-СКИФСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ КРЫМСКОГО ФИЛИАЛА АН СССР В 1948-1951 ГГ. ................................................................................... 48 2.1. Организационная среда Тавро-скифской экспедиции ........................... 48 2.2. Исследования Тавро-скифской экспедицией в 1948-1950 гг. ............... 65 ГЛАВА 3. ИЗУЧЕНИЕ ПАМЯТНИКОВ ПОЗДНЕСКИФСКОЙ КУЛЬТУРЫ В 1951-1960 гг. .......................................................................................................... 80 3.1. Деятельность Отдела истории и археологии КФ АН СССР .................. 80 3.2. Возобновление Тавро-скифской экспедиции. 1956 - 1960 гг. ............... 91 ЗАКЛЮЧЕНИЕ ................................................................................................... 102 СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ И УСЛОВНЫХ ОБОЗНАЧЕНИЙ ...................... 110 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ .......... 111

3 ВВЕДЕНИЕ Археологическая наука от момента своего возникновения прошла ряд этапов, анализ которых в наши дни позволяет обогатить процесс познания предшествующим опытом, объективно оценить основные тенденции и перспективы дальнейшего развития, проследить генезис и эволюцию ключевых идей, определить значимость роли отдельных институций и исследователей. Поэтому неотъемлемой составляющей системы археологического знания, становится обращение к собственным истокам. В современной отечественной историографии наблюдается рост исследовательского интереса к различным аспектам многогранной истории археологического изучения позднескифской культуры. Термин «поздние скифы» появился сравнительно недавно: он стал общеприменимым в начале второй половины XX века для обозначения носителей археологической культуры, следы которой фиксируются в Крыму и в Нижнем Поднепровье, и датируются в рамках III века до н.э. – III века н.э. В выделении и наименовании культуры крымских скифов признанной является роль двух выдающихся исследователей – Н.Л. Эрнста и П.Н. Шульца. Судьба научного наследия ученых сложилась по-разному: если имя Н.Л. Эрнста полноценно возвращено в анналы российской археологической мысли [154], [155], [174], то жизнь и деятельность П.Н. Шульца в историографии представлена фрагментарно [167], [178]. Хотя именно П.Н. Шульцу, по большей части, принадлежит заслуга возобновления археологических исследований в послевоенном Крыму, яркой страницей которых стала организация Тавро-скифской экспедиции (1945-1960 гг.). Изучение памятников поздних скифов в Крыму насчитывает более двух столетий [172, c. 299]. Опыт исторической реконструкции этого процесса в целом, и его отдельных эпизодов, отражен в многочисленных научных публикациях. Дополнить современные представления призвана

4 разрабатываемая в настоящем исследовании гипотеза об определяющем значении деятельности Тавро-скифской экспедиции в становлении концепции позднескифской культуры1. Несмотря на несомненную важность итогов работ этого научного предприятия, его история до сих пор раскрыта не в полной мере. Некоторые аспекты, в различном масштабе, затрагивают опубликованные работы. Их совокупность следует разделить на две группы: исследования участников экспедиции и современная2 библиография истории крымской археологии. Существенный интерес представляют публикации руководителей и сотрудников Тавро-скифской экспедиции: они отражают изменения в представлениях ученых, обусловленные находками новых свидетельств прошлого. Кроме того, они проливают свет на многочисленные события истории экспедиции. Так, первые годы её деятельности освещены в статьях «Тавро-скифская экспедиция в Крыму» [185] и «Тавро-скифская экспедиция» [186]. Фактически это были отчеты о работах, выполненных в 1945 и 1946 гг.3 В 1951 г. вышла статья П.Н. Шульца и В.А. Головкиной «Неаполь Скифский», в которой значительное внимание уделено отдельным эпизодам организации и проведения раскопок городища [191]. Вопросы истории археологии в Крыму, рассматриваются П.Н. Шульцем в двух крупных историографических очерках. Один из них помещен в альманахе «Крым» под названием «Историко-археологические исследования в Крыму (1920-1950)» [187]. Работа носит характер научно-популярной, но вместе с тем, представляет интерес для определения изменений в представлениях о позднескифской культуре, которые произошли после завершения первого периода ее работ. Недавно опубликована глава незавершенной 1 докторской диссертации4 П.Н. Шульца «История В связи с этим, работа построена преимущественно по материалам Тавро-скифской экспедиции. В этой группе рассматриваются работы, опубликованные в период 1991-2019 гг. 3 Отдельные отчеты о раскопках этих лет не составлялись. Итоги работы экспедиции подведены в отчете за пять лет (1945-1949 гг.) [63]. 4 Диссертация посвящена скульптуре и живописи Неаполя Скифского [182]. 2

5 исследований Неаполя Скифского (1827-1941)». Значительное внимание автор уделил истории археологического изучения памятника в период, предшествовавший началу работ Тавро-скифской экспедиции. В конце 1940-х – 1950-е гг. публикуются статьи, тезисы и выдержки из докладов П.Н. Шульца, в которых подводились промежуточные итоги полевых сезонов, указывались дальнейшие перспективы исследований [180], [187], [189]. Сотрудники экспедиции В.П. Бабенчиков [103], [105], О.Д. Дашевская [117], [118], [119], А.Н. Карасев [132], [133], [134], О.И. Домбровский [121], [123], А.А. Щепинский [179] и другие ученые, руководившие отдельными отрядами, отразили итоги собственных изысканий, уделив внимание особенностям проведения полевых работ. Тем не менее, в годы активной деятельности Тавро-скифской экспедиции вопросы ее истории не становились предметом самостоятельного исследования. Первый опыт обобщения всех материалов экспедиции принадлежит Т.Н. Высотской [114]. Ход археологических работ рассматривается Т.Н. Высотской во взаимосвязи с детальным описанием открытых объектов и анализом узловых вопросов археологии городища Неаполь Скифский. Обращение исследовательского интереса к вопросам истории археологии происходит на рубеже 1980-1990 гг. Деятельность Тавро-скифской экспедиции в этот период была частично освещена в монографиях и статьях О.Д. Дашевской [120], Т.Н. Высотской [110], [111], [112], [113], В.С. Ольховского [156], И.Н. Храпунова [156], [175], А.Е, Пуздровского [162], [163], Ю.П. Зайцева [128], [129]. Следует подчеркнуть, что О.Д. Дашевской и Т.Н. Высотской время существования экспедиции ограничивается 1945-1960 гг. Авторы указывают на «непродолжительные паузы» в ее работе. В последующих публикациях других авторов этот важный аспект по какой-то причине не учитывается. В результате, сформировалось ложное представление о непрерывности работ экспедиции на протяжении пятнадцати лет.

6 В современной историографии крымской археологии разрабатываются аспекты истории изучения археологических культур и отдельных памятников (И.В. Тункина [172], [173], С.Г. Колтухов [138], [139], [140], А.А. Кутайсов [142] В.Ю. Юрочкин [194], [195], [196], [197], [198], [199], [200], Т.Н. Смекалова [166], [168], Ю.П. Зайцев [126], [127], [130], Е.А. Попова [161]), процессы, протекавшие в научной среде (С.Г. Колтухов [139], В.Ю. Юрочкин [194], [200], Ю.П. Зайцев [126], [127], А.Ю. Манаев [148], [149], В.В. Майко [115]), деятельность исследовательских учреждений, жизнь и творчество персоналий, связанных с изучением древностей полуострова (С.Б. Ланцов [143], [144], Н.С. Емельянова [200], Д.А. Ломакин [145], И.И. Шкрибляк [177], Т.Н. Смекалова [167], А.А. Непомнящий [154], [155]). Среди исследований, посвященных историографии археологических культур, следует выделить публикацию С.Г. Колтухова [138], которая впоследствии стала частью совместной монографии с Ю.В. Юрочкиным [140]. Автором впервые осуществлен комплексный анализ совокупного научного наследия по истории Крымской Скифии. В описании научно-практических мероприятий затронуты некоторые эпизоды деятельности Тавро-скифской экспедиции. Также, необходимо отметить совместную работу Т.Н. Смекаловой, С.Г. Колтухова и Ю.П. Зайцева [168], в которой обобщены, известные на сегодняшний день, данные о позднескифских поселениях в Предгорном Крыму и представлена краткая история их изучения. В 2011 году Е.А. Попова посвятила исследование истории, проблемам и перспективам изучения позднескифской культуры. В статье история археологического изучения памятников поздних скифов подразделяется на четыре периода. Его начало отнесено ко второй половине XX века, таким образом, важный этап, связанный с деятельностью И.П. Бларамберга, Ф. Дюбуа де Монпере, А.Я. Фабра в 1820-30 гг. по неясным причинам не учитывается [161, с. 136]. Серия публикаций Ю.В. Юрочкина [194], [195], [196], [197], [198], [199] раскрывает социально-политические условия научного творчества крымских археологов в середине 1940-х–1950-е гг. В работах освещены некоторые

7 аспекты организационной среды Тавро-скифской экспедиции в 1945-1949 гг. Автор убедительно доказывает, что в это время тематика историкоархеологических исследований, во многом, определялась изменениями государственно-политической конъюнктуры. В совместной статье Ю.В. Юрочкин и В.В. Майко [115] анализируют проблему генезиса «готского» и «славянского» вопросов в крымской археологии. В исследовании впервые предпринимается попытка реконструкции событийной истории Тавроскифской экспедиции. На основании обширного комплекса архивных материалов авторами выясняются причины образования экспедиции, освещаются подробности первых лет ее деятельности. Представления о процессах в крымской археологической науке послевоенного периода существенно дополняют работы А.Ю. Манаева. Исследователем восстанавливаются многочисленные аспекты истории археологических работ, деятельности их руководителей и участников [148]. В одной из публикаций автором предпринимается попытка определения причин образования Тавро-скифской экспедиции [149]. Публикации, затрагивающие вопросы научной деятельности отдельных организаций и личностей наиболее многочисленны. В рамках этого направления исследований следует обратить внимание на ряд статей в сборнике памяти П.Н. Шульца [182] и материалах конференции, посвященной 70-летию учреждения Тавро-скифской экспедиции [177]. Сборник «У Понта Евксинского» включает работы О.А. Махневой [151], С.Г. Колтухова. [139], А.Е. Пуздровского [163], С.Б. Ланцова [144], оценивающие роль П.Н. Шульца в развитии археологии древнего Крыма. Помещенный в сборнике обзор раскопок Неаполя Скифского в 1945-1999 годах Ю.П. Зайцева [126], замыкает серию исследований по истории изучения столицы крымских скифов А.И. Маркевича, Н.Л. Эрнста, П.Н. Шульца, Т.Н. Высотской. В статье детально проанализирован период 1970-1990-х гг., вместе с тем, ход Тавро-скифской экспедиции освещен в формате хроники.

8 В 2015 году к 70-летию учреждения Тавро-скифской экспедиции была приурочена научно-практическая конференция. Опубликованные тезисы С.Б. Ланцова [143], Ю.П. Зайцева [127], В.В. Майко [147], И.Б. Тесленко [171], И.И. Шкрибляк [177], Ю.В. Юрочкина [198] затрагивают вопросы истории отдельных отрядов экспедиции, работ ее участников. Так, В.В. Майко [147] реконструирована деятельность Коктебельского и Судакского отрядов Тавроскифской экспедиции, проанализирована их роль в изучении памятников ЮгоВосточного Крыма. Обзор научной литературы по теме настоящей магистерской работы позволяет сделать ряд выводов. В современной историографии не существует отдельного исследования, посвященного истории Тавро-скифской экспедиции. Тем не менее, раскрыты некоторые ее аспекты: в большей мере освещены события первого пятилетия работ. Невыясненными частично или полностью остаются причины организации экспедиции, ее периодизация, деятельность отдельных отрядов, период работ 1957-60 гг. и др. Несмотря на общепризнанную значимость работ Тавро-скифской экспедиции в изучении культуры поздних скифов, в литературе не конкретизируется, в чем заключалась ее роль. Наконец, практически неизученными остаются вопросы организационной среды экспедиции. В связи с этим, целью настоящего исследования является попытка определения роли Тавро-скифской экспедиции в археологическом изучении памятников позднескифской культуры в Крыму. Для достижения этой цели были поставлены следующие задачи: 1) реконструировать историю Тавро-скифской экспедиции; 2) определить основные достижения экспедиции в археологическом исследовании памятников позднескифской культуры; 3) проследить эволюцию представлений участников экспедиции об истории поздних скифов. Объектом исследования следует считать процесс археологического изучения Крыма в послевоенный период. Предметом выступает деятельность

9 Тавро-скифской экспедиции по исследованию памятников позднескифской культуры. Хронологические рамки настоящего исследования ограничены 19451960 гг.: временем существования Тавро-скифской экспедиции. Предполагается воссоздание ее истории в рамках двух периодов. Первый начался в 1945 г. и завершился в 1951 г. В течение следующих пяти лет работы экспедиции были приостановлены. Их возобновление произошло в 1957 году. Последним в деятельности организации стал 1960 г. Территориальные рамки охватывают весь Крымский полуостров. В настоящем исследовании предпринимается попытка воссоздания истории и особенностей Тавро-скифской экспедиции как составляющей институциональной системы археологического познания. Взаимодействие ее элементов (научно-исследовательских, государственных, партийных, общественных учреждений; теоретических и идеологических установок; убеждений, интересов и амбиций отдельных ученых) сформировало организационную среду экспедиции. Ее анализ позволяет существенно дополнить простое хронологическое изложение эпизодов экспедиции, объединяя события причинно-следственными связями. В результате, достижения и недостатки в исследованиях представляются в контексте своего времени, а их оценка приобретает большую степень объективности. Значительное внимание уделено научным взглядам и представлениям участников экспедиции, отраженным в современных археологическим изысканиям публикациях и отчетной документации. Таким образом, удается проследить эволюцию идей и концепций, которые формировались в условиях специфической организационной среды. Именно они, а не выводы, сделанные сотрудниками экспедиции спустя годы после ее завершения, представляют большой интерес для определения роли научного предприятия в изучении позднескифской культуры. Необходимость систематизации многочисленных аспектов деятельности Тавро-скифской экспедиции обусловила составление авторского

10 варианта периодизации. Логичным представляется разделить ее историю на четыре этапа: 1945-1947 гг. – первые годы исследований, связанные со становлением основных теоретических концепций, развитие которых продолжалось в последующие годы; 1948-1950 гг. – работы экспедиции в условиях подчинения Крымскому филиалу АН СССР; 1951-1955 гг. – перерыв в истории экспедиции (его рассмотрение обусловлено соблюдением принципа историзма); 1956-1960 гг. – возобновление активной деятельности в составе системы Института археологии АН УССР. Поскольку задачей настоящего исследования является определение достижений Тавро-скифской экспедиции в раскопках памятников поздних скифов, меньшее внимание уделено открытиям в изучении других археологических культур, которые, несомненно, представляют большой исследовательский интерес. Научная новизна магистерской диссертации заключается в попытке на основе архивных материалов и комплекса литературы полноценно реконструировать историю деятельности одной из наиболее результативных археологических экспедиций в Крыму – Тавро-скифской и выявить значимость ее работ в процессе изучения истории позднескифской культуры. Теоретическая значимость состоит в опыте осмысления генезиса и развития археологической мысли об истории поздних скифов. Практическая значимость определяется воссозданием одного из составных периодов истории крымской археологии. Источниковая база представлена группами неопубликованных материалов, состоящих на хранении в Научном архиве ИАК РАН [40], ГАРК [1] и Архиве ИА РАН [98]. К первой группе относится рабочая полевая документация (краткие, предварительные и итоговые отчеты об археологических раскопках, разведках; отзывы на отчеты; результаты эпизодических работ, антропологических, биологических и др. анализов; описи находок), которая содержит данные о фактической стороне археологических работ. Нередко в отчетах представлены заключения

11 составителей, не опубликованные впоследствии, позволяющие судить о развитии научных представлений, причинах их изменения. Фактор многосторонней подотчетности экспедиции обусловил множественность материалов этой группы, что в свою очередь дает возможность проследить определенные отличия в представлении результатов работ на общегосударственном и местном уровне, выявить иерархию в системе учреждений-организаторов экспедиции. Большой интерес представляют внесенные авторами отчетов изменения в тексте, оставленные маргиналии. К сожалению, сведения о работах нескольких отрядов не сохранились. Так, полностью отсутствуют материалы Степного отряда в 1946 г. Тем не менее, восполнить некоторые недостающие сведения позволило привлечение опубликованных Архивом ИА РАН полевых отчетов экспедиции за 1945-1949 гг. Страницы событийной истории экспедиции отражают сведения довольно многочисленной группы документов, объединяющей полевые и личные дневники участников раскопок. Многие из них факультативные данные, существенно дополняющие включают картину организационных условий полевых исследований. Отдельные эпизоды работ раскрываются только в материалах этой группы. Так, лишь Дневник Тавроскифской экспедиции 1947 г. П.Н. Шульца сообщает об открытии позднескифского «Аскольдового» городища, известного в наши дни под названием Змеиное5. Не менее информативной является группа административной документации (постановления, распоряжения, деловая переписка филиалов РАН, учреждений-организаторов партийных органов, местных экспедиции, правительственных научно-исследовательских и учреждений, отдельных исследователей), анализ которой позволяют сформировать представление об организационных условиях проведения археологических 5 Впервые памятник был обследован в начале 20-х гг. прошлого века Н. Л. Эрнстом и С. И. Забниным [168, c. 86]

12 исследований, обнаружить препятствовали корреспонденции их факторы, успешности. выявляет которые Рассмотрение детали и способствовали документов особенности или деловой взаимодействия учреждений, задействованных в организации экспедиции. В качестве подгруппы следует выделить комплекс сведений, отразивших процессы генерирования и решения исследовательских задач, атмосферу научного творчества, человеческие взаимоотношения в ученой среде (стенограммы, протоколы и постановления заседаний Ученого совета, Президиума, сотрудников КФ АН СССР, сессий историков и археологов и др.). Однако, корпус административной документации представлен не полностью. Наименее освещенным является период 1956-1960 гг. Архив ОИА после реорганизации КФ АН УССР был передан на хранение в ИА АН УССР. Обнаружить эти документы в описи современного Научного архива ИА НАНУ не удалось. Структурно настоящая магистерская работа представлена введением, тремя главами, заключением, списком сокращений и условных обозначений, списком использованных источников и литературы. Во введении отражены актуальность и новизна выбранной темы, представлен историографический очерк и анализ источниковой базы по проблеме, ограничены области объекта и предмета, определены цель и задачи предлагаемого исследования, раскрыты основные составляющие методологического инструментария, отмечены теоретическая и прикладная значимость работы. В трех главах исследования анализируется организационная среда экспедиции, итоги изучения памятников поздних скифов, эволюция теоретических представлений. Кроме того, в первой главе раскрываются причины образования Тавро-скифской экспедиции. Вторая глава охватывает время наиболее масштабных предприятий экспедиции в 1948-1950 гг. и завершает рассмотрение первого периода ее деятельности. Третья глава посвящена десятилетнему периоду археологического изучения позднескифской культуры, в последние три года которого возрождается

13 Тавро-скифская экспедиция. В заключении подводятся итоги предпринятой попытки реконструкции истории экспедиции и выяснения ее роли в изучении культуры поздних скифов, отмечаются основные достижения и недостатки, приводятся положения, требующие дополнительного исследования.

14 ГЛАВА 1. ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ТАВРО-СКИФСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ ПО ИЗУЧЕНИЮ ПАМЯТНИКОВ ПОЗДНЕСКИФСКОЙ КУЛЬТУРЫ В 1945-1947 ГГ. 1.1. Причины учреждения Тавро-скифской экспедиции Выяснение причин образования Тавро-скифской экспедиции является принципиальной задачей реконструкции ее истории. В этой связи, необходимо проанализировать ряд событий, которые, на наш взгляд, имели существенное значение. Еще до окончания Великой Отечественной войны, перед советским научным сообществом встал вопрос о перспективах дальнейшего развития в условиях восстановления народного хозяйства. Основные цели и задачи советской археологии были определены на Всесоюзном археологическом совещании, которое проходило в Москве с 24 февраля по 1 марта 1945 г. [150, c.175]. Масштаб этого мероприятия был сравним с дореволюционными археологическими съездами. На совещании был утвержден пятилетний перспективный план научно-исследовательских работ, в соответствии с которым свою деятельность планировали археологические учреждения всех республик Советского Союза [150, c. 198]. В области скифо-сарматской истории и археологии целый ряд тем разрабатывался сектором древней истории Института истории материальной культуры им. Н.Я. Марра АН СССР. Одна из них была связана с изучением древностей крымских скифов, основавших свое государство с центром в Неаполе Скифском [136, с. 199]. Руководителем работ от института был назначен П.Н. Шульц. Для выполнения исследовательских задач образовывались многочисленные археологические экспедиции. В пятилетнем плане научно-исследовательских работ ИИМК им. Н.Я. Марра АН СССР упоминается Симферопольская экспедиция [136, c. 202]. Однако, она так и не была организована. Вместо нее в первое послевоенное пятилетие изучением

15 Неаполя и других памятников древней и средневековой истории Крыма занималась Тавро-скифская экспедиция. В большинстве исследований, затрагивающих историю этого научного предприятия, причины его осуществления объясняются совместной инициативой руководства ИИМК им. Н.Я. Марра АН СССР и ГМИИ им. А.С. Пушкина [130], [138], [140]. Некоторые из этих работ акцентируют внимание на позиции руководителя экспедиции П.Н. Шульца, но не приводят какихлибо доказательств его роли [126], [127], [143]. Вместе с тем, путь от складывания идеи до начала ее реализации представляется более сложным. Исследователи В.Ю. Юрочкин и В.В. Майко [115], ссылаясь на работу П.Н. Шульца [191], отметили, что идея будущей Тавро-скифской экспедиции появилась в ходе обсуждений на Всесоюзном археологическом совещании [115, с. 162]. Цитату из статьи П.Н. Шульца следует привести полностью: «совещание приняло решение об организации Тавро-скифской экспедиции ИИМК АН СССР и ГМИИ им. А.С. Пушкина» [191, с. 149]. В материалах совещания в действительности содержится пункт о включении экспедиции в план работ ГМИИ им. А.С. Пушкина [150, с. 175]. В разделе предварительных материалов к перспективному плану ИИМК им. Н.Я. Марра лишь заявлено «изучение тавро-скифских поселений в Крыму в 1945-1949 гг. [150, с.166]. Следует привести еще два важных положения. В.Ю. Юрочкин и В.В. Майко указывают на то, что для выступления на совещании П.Н. Шульц готовил доклад, посвященный скифскому Каменскому городищу, совместно c Б.Н. Граковым, который руководил раскопками памятника [115, с. 162]. П.Н. Шульц, рассматривая историю изучения Неаполя Скифского, останавливается на причинах личного интереса к культуре крымских скифов, и объясняет его своими предшествующими исследованиями скульптурных памятников Неаполя [191, с. 147]. Выявленные архивные материалы позволяют связать эти сведения и определить их роль в образовании Тавро-скифской экспедиции. Впервые археологические работы в Крыму П.Н. Шульц произвел в 193334 гг. Под его руководством проводились разведки и небольшие раскопки в

16 северо-западной части полуострова в рамках Евпаторийской экспедиции ГАИМК [183], [184]. Исследования сосредотачивались на участке побережья от д. Караджа (ныне – пос. Оленевка Черноморского районе) до городища Кара-Тобе. Реконструкция истории этой экспедиции не осуществлена, но отдельные ее аспекты рассматриваются в ряде работ [138], [143], [144], [166]. В публикации С.Г. Колтухова отмечается, что целью экспедиции было обнаружение цепи городищ, связывающих крымский и днепровский ареалы позднескифской культуры [139, с. 51]. Однако отчеты и публикации П.Н. Шульца, подготовленные по итогам работ Евпаторийской экспедиции, содержат иное целеполагание [57], [183], [184]. Так, в них утверждается большая перспективность района разведок для выяснения вопросов складывания и протекания взаимоотношений между «местным тавроскифским» населением и «греками-колонизаторами» с привлечением письменных и вещественных источников [184, с. 265]. В результате полевых исследований П.Н. Шульц начал разработку концепции двух, противостоящих друг-другу линий городищ, греков и скифов, протянувшихся вдоль западного побережья Крыма [183, c. 254]. Обследование памятников в Северо-Западном Крыму и фиксация многочисленных остатков скифских поселений, по-видимому, уже в те годы могли оказать влияние на замыслы будущих исследований П.Н. Шульца. Ученый отмечал острую необходимость продолжения работ, обусловленную разрушением ряда памятников [184, c. 277]. Евпаторийская экспедиция была рассчитана на три года, но последний полевой сезон в 1937 г. не состоялся. Именно в этот год планировалось доведение разведочных работ до Перекопа, с целью соединения с «экспедицией УССР», в задачи которой входило изучение Перекопского вала [183, c. 254]. Наряду с этим, признавалась важность выяснения распространения скифских поселений в направлении Херсонеса [184, c. 277]. Примечательно, что в рассматриваемых работах, опубликованных до 1941 г., предположение о перенесении центра скифской державы из Каменского городища на Неаполь не фигурирует.

17 Формирование этого предположения, видимо, пришлось на годы войны, так как впервые оно фигурирует в плане работ Тавро-скифской экспедиции, составленном в начале 1945 г. [41, л.1]. Кроме того, в плане отмечается преемственность от Евпаторийской экспедиции ГАИМК 1933-34 гг. [41, л.4]. Этот факт позволяет предположить, что одной из причин образования Тавроскифской экспедиции было продолжение довоенных исследований памятников крымских скифов, предпринятых П.Н. Шульцем. В контексте рассматриваемого вопроса большой интерес представляет факт творческого сотрудничества П.Н. Шульца и Б.Н. Гракова. В Научном архиве Института археологии Крыма РАН сохранилась редакция Плана работ Тавро-скифской экспедиции на 1945 г., положения которой не были осуществлены. В соответствии с планом, раскопки должны были производится силами трех отрядов: Симферопольского (работы на городище Кермен-Кыр), Евпаторийского (обследование окрестностей о. Донузлав, произведение масштабных разведок от о. Сакского до р. Альма и от АкМечети (ныне – Черноморское) до Перекопа), а также Никопольского. Руководство последним возлагалось на Б.Н. Гракова [40, л.2]. Задачи Никопольского отряда, в отличие от двух других, не конкретизировались. Отмечалось, что его сотрудниками будут произведены раскопки «одного скифского кургана средних размеров», «раскопки на городище», а также «археологические обследования р. Молочной и р. Белозерки» [40, л.3]. Под городищем, по-видимому, следует понимать Каменское. Упомянутые реки находятся в современной Херсонской области Украины. Общий характер формулировок можно объяснить предварительностью договоренностей о совместных работах П.Н. Шульца и Б.Н. Гракова. В докладе о скифо-сарматских памятниках, сделанном в феврале 1945 г. и опубликованном в Материалах Всесоюзного археологического совещания, П.Н. Шульц предпринял попытку обосновать связь скифских памятников Нижнего Поднепровья и Крыма [150, с. 54]. Согласно его концепции, в III в.

18 до н.э. произошло перенесение центра скифской державы из Каменского городища на Неаполис Скифский6. Выявить археологические следы этого процесса было возможно путем изучения памятников Северо-Западного Крыма – региона, расположенного между Поднепровьем и предгорными областями полуострова. Исходя из сказанного, рассматриваемая редакция плана работ Тавро-скифской экспедиции, очевидно, свидетельствует об идее объединения усилий исследователей двух крупнейших ареалов позднескифской культуры. Документ подтверждает значимость роли Б.Н. Гракова в подготовке Тавро-скифской экспедиции. Более полное раскрытие этой роли требует обнаружения новых свидетельств научных контактов ученых. Решающее значение в вопросе создания экспедиции, по-видимому, имела докладная записка, составленная П.Н. Шульцем на имя заведующего отделом археологических экспедиций и раскопок ГМИИ им. А. С. Пушкина. В.Д. Блаватского [41]. Главная задача предприятия состояла в освещении вопроса о перенесении центра скифской державы в Крым и об образовании в Крыму тавро-скифского государства Скилура и Палака [41 л.2]. Для этого предполагалось создание археологической карты, а также произведение раскопок «главнейших скифских и таврских поселений и некрополей» [41 л.2]. Осуществление всех предприятий экспедиции, за исключением раскопок на Неаполисе, рассчитывалось на пять лет (1945-1949 гг.). Отмечалось, что итоги обобщит «публикация отчета о раскопках за весь период и организация выставки находок» [41, л. 2]. Тавро-скифская экспедиция подразделялась на отряды. Два из них должны были производить работы в августе-сентябре 1945 г.: 1) Симферопольский генерального плана и отряд. нивелировка В его задачи городища входила Керменчик; съемка раскопки До 1946 г. в историографии было принято наименование «Неаполис». Решение об изменении греческого 6 названия на более адаптированное к русскому языку «Неаполь» было принято на Пленуме Крымской комиссии Президиума АН СССР в ноябре 1946 г. [115, с. 172]

19 разведывательного характера в районе обнаружения плит с рельефами; обследование катакомб; съемка плана и нивелировка городища Сарайлы-Кият (Кермен-Кыр) [41, л.3]. 2) Евпаторийский отряд. Имел задачи раскопок в районе обнаружения скифской юрты на городище Кара-Тобе; доследования кургана близ д. Чокрак, где в 1934 г. было обнаружено каменное изваяние воина; архитектурного обследования районов Ак-Мечеть – Перекоп, берега оз. Донузлав, а также территорий от оз. Сакского до р. Альма [41, л.3]. В состав сотрудников Тавро-скифской экспедиции должны были войти от ГМИИ им. А.С. Пушкина: заведующий античным отделом П.Н. Шульц (начальник экспедиции), архитектор и заведующий фотолабораторией С. Г. Гасилов (фотограф), старший научный сотрудник Н.Н. Погребова, научный сотрудник Н.А. Онайко; от ИИМК АН СССР им. Н.Я. Марра: старший научный сотрудник В.И. Мшинская, научный сотрудник О.В. Милорадович; от Государственного Эрмитажа: научный сотрудник В.А. Головкина [41, л.4]. В докладной записке помещен перспективный план работ на пять лет [41 л.5]. Рассмотрение отдельных положений плана позволяет сделать ряд замечаний. Грандиозность запланированных работ придавала экспедиции комплексный характер: каждый ее отряд соединял в своей деятельности изучение одного или нескольких крупных объектов с масштабными разведочными работами. Так, усилия Симферопольского отряда были направлены на сплошное обследование памятников Симферопольского района, а также на исследование городищ Керменчик и Кермен-Кыр. В 1946 г. образовывался Бахчисарайский отряд, в задачи которого входили разведки и раскопки таврских памятников в Байдарской долине. Примечательно, что в действительности, работы экспедиции последующих лет практически не затронули этот район. Еще одним неясным намерением составителя плана было включение в список задач отряда на 1949 г. раскопок «пещер культуры Кизил-Виик» [41, л.6]. Поскольку дальнейшие работы

20 Бахчисарайского отряда не соответствовали плану, объяснить это положение довольно затруднительно. Основным объектом внимания сотрудников Евпаторийского отряда в 1946-1947 гг. являлось городище Кара-Тобе, с окончанием раскопок которого, предполагалось сосредоточить силы на исследовании прилегающих к городищу курганов. В течение 1948 г. работы отряда должны были охватить укрепление Беляус и крупные курганы в районе оз. Донузлав. Большое значение придавалось изучению и раскопкам Перекопского вала, а также сплошным разведками в Перекопском районе. Выше речь шла о том, что еще в публикации 1937 года утверждалась перспективность исследований Перекопского вала. В этой связи, следует привести важное заключение П.Н. Шульца, сделанное в отчете о деятельности Тавро-скифской экспедиции в 1945 году. Согласно ему, в расположении скифских городищ заметна продуманная система, включавшая три линии обороны. Первая проходила у Перекопа, вторая тянулась вдоль долины р. Салгир, а третья – на границе предгорий и гор, по течению р. Альма [185, c.100]. Можно предположить, что формирование этой гипотезы происходило одновременно с составлением плана экспедиции и определило круг ее практических задач. Иначе посмотреть на проблему генерации идеи Тавро-скифской экспедиции позволяет ее обоснование, составленное П.Н. Шульцем и датированное 23 октября 1944 г. [42]. В комплексе опубликованных и архивных материалов этот документ содержит хронологически наиболее раннее упоминание об экспедиции и планах ее реализации. В обосновании задачей экспедиции является исследование и собирание памятников культуры и наследия скифов и тавров в Крыму и соответственное пополнение Причерноморских коллекций античных отделов ГМИИ им. А.С. Пушкина [42, л.1]. В некоторых публикациях П.Н. Шульц критикует подходы дореволюционных археологов, считая их направленными сугубо на пополнение музейных собраний [186], [187], [191]. Вместе с тем, такое

21 противоречие объяснимо, поскольку организатором исследований выступал музей. Значимость наследия крымских скифов и тавров обусловливалась предшествующими «находками из Куль-Обского и Золотого курганов, скульптурных портретов скифских царей из Неаполиса Скифского, скифских изваяний Западного Крыма, таврских каменных ящиков, статуэтки «Девы» из Ялты, таврских святилищ» и т. д [42, л.1]. Продолжение его изучения требовало создания экспедиции, которая бы занялась сплошным обследованием территории распространения скифских и таврских памятников в Крыму. По плану предполагалось произвести раскопки Керменчика, где «по представлениям находилась столица скифского государства времен Скилура и П[и]лака», а также отдельных скифских курганов и катакомб некрополя городища. Таким образом, одной из задач было выяснение местоположения Неаполя, упомянутого в письменных источниках [42, л. 2]. В Горном Крыму в районе Байдарской долины планировалось исследовать таврские городища, которые «до сих пор никем не раскапывались», с прилегающими таврскими ящиками. Важной задачей отмечалось доследование Ялтинского святилища. Наконец, в 1945 году должны были производиться археологические обследования района от АкМечети до Перекопа и от Сакского озера до р. Альмы, а также разведывательные раскопки на городище Кара-Тобе, «где в 1934 году был обнаружен уникальный памятник – скифская юрта» [42, л.2]. Последнее положение подтверждает значимость роли Евпаторийской экспедиции ГАИМК для последующих планов исследований П.Н. Шульца в Крыму. Таким образом, образованию Тавро-скифской экспедиции поспособствовал ряд обстоятельств, связанных с деятельностью П.Н. Шульца. Становление его научного интереса к истории крымских скифов, видимо, происходило в рамках Евпаторийской экспедиции ГАИМК 1933-34 гг. Ее работы не были завершены, а дальнейшим изысканиям П.Н. Шульца помешало начало войны. Замысел продолжения исследований скифских

22 памятников в Северо-Западном Крыму, выраженный в публикации 1941 г. [184, c, 277], претерпел существенные изменения и к 1944 г. выразился в идее организации Тавро-скифской экспедиции, поддержанной руководством ГМИИ им. А.С. Пушкина и ИИМК АН СССР им. Н.Я. Марра – учреждений, сотрудником которых являлся П.Н. Шульц. Документы, проливающие свет на условия, в которых экспедиция прошла путь от идеи до начала реализации, позволяют судить также о представлениях об истории поздних скифов, которые сложились у П.Н. Шульца к 1945 г. Принципиальным было положение о единстве истории позднескифской культуры в Нижнем Поднепровье и Крыму, постепенном перемещении ее центра на полуостров. Этот процесс сопровождался основанием цепи поселений и укрепленных пунктов, протянувшейся вдоль северо-западного и западного побережья от Перекопа до Херсонеса. Со временем скифское государство в Крыму создало мощную систему обороны, которую составляли три линии укрепленных городищ в степном, предгорном и горном районах. Поскольку задачей Тавро-скифской экспедиции являлось выяснение точного местоположения столицы крымских скифов, очевидно, полной уверенности в вопросе ее локализации еще не было. Немаловажным было представление о скифском и таврском населении как о местном, и о греческом, как пришлом. Их взаимоотношения рассматривались как история протяженного противостояния. Такая теоретическая основа была благоприятной для развития концепций, удовлетворяющих условиям государственной и идеологической конъюнктуры. В послевоенное время разработка проблем этноистории приобрела существенное значение. Определение места скифов и тавров в этнической истории региона, а именно в предполагаемом процессе складывания славянского народа, сыграет значительную роль в ходе работ Тавро-скифской экспедиции.

23 1.2. Организация работ Тавро-скифской экспедиции в 1945-1947 гг. Подготовка экспедиционных работ началась в марте 1945 г. Средства на их организацию были выделены ГМИИ им. А.С. Пушкина и ИИМК им. Н. Я. Марра АН СССР [191, с. 152]. В апреле П.Н. Шульц уведомил будущих сотрудников экспедиции о том, что на июль намечены раскопки в Крыму [124, с. 65]. Первый, сформированный в 1945 г., состав был довольно небольшим, но включал разноплановых и компетентных специалистов, представлявших как центральные, так и крымские научные учреждения. Помимо начальника экспедиции П.Н. Шульца, от музея изобразительных искусств в раскопках приняли участие Е.А. Болотникова административно-хозяйственной (реставратор, части), А.Н. заместитель Карасев по (начальник Симферопольского отряда), Н.Н. Погребова, В.О. Милорадович, а также сотрудник ГИМ В.Б. Гиршберг, О.И. Домбровский (художник), В.Н. Рябов (фотограф), В. Радухин (топограф-чертежник), Т.Н. Троицкая (практикантка). Среди крымских исследователей следует назвать сотрудников Центрального музея Крыма В.П. Бабенчикова и Т.Я. Кобец, Херсонесский музей представлял А.К. Тахтай. Кроме археологов в работах были задействованы представители смежных наук: А.Т. Глобенко (специалист по костному материалу), В.В, Познышев (геолог), Н.А. Троицкий (биолог, специалист по органическим остаткам) и В.В. Бобин (антрополог) [44, л.3]. Дневниковые записи П.Н. Шульца сообщают, что после преодоления больших трудностей в договоренностях с сотрудниками Наркомата путей сообщения, Управления Московской железной дороги и руководства Курского вокзала, 13 августа состав с участниками Тавро-скифской экспедиции, оборудованием и продовольствием отправился в Крым [44, л.4]. Сложность организации вполне объяснима, учитывая условия жизни в стране, лишь недавно завершившей войну. Время, в которое начинались работы экспедиции, характеризует в своих воспоминаниях о трехдневном

24 путешествии в Симферополь О.И. Домбровский. Художественно описывая участников экспедиции: «мы, все еще мыслями солдаты», он упоминает метод археологической разведки, предложенный П.Н. Шульцем, который заключался в обследовании обнажений культурного слоя в заброшенных траншеях, противотанковых рвах и блиндажах [124, с. 66]. Подтверждение эффективности этого приема в действительности нередко встречается в описаниях работ экспедиции. По прибытии на полуостров исследователи вместе со всем имуществом были размещены на Базе Тавро-скифской экспедиции по адресу Петровская балка, 19. База в следующие три года имела в распоряжении три комнаты [50, л.6]. Только в 1947 г. П.Н. Шульцу удалось добиться выделения еще двух комнат для проживания сотрудников [53, л.11]. Несмотря на довольно стесненные условия, в первые дни были предприняты необходимые предварительные мероприятия, полностью или частично разрешившие сложности организации экспедиции. Так, острым оставался вопрос нехватки рабочей силы, в частности квалифицированных кадров. Кроме того, изначально возникла проблема обеспечения безопасности открытых раскопками участков. Наконец, экспедиция нуждалась в транспорте, пополнении материальной базы и дополнительном финансировании. С целью привлечения внимания общественности к планируемым раскопкам, а также налаживания связей с местными историками и краеведами, 18 августа в Центральном музее Крыма состоялось расширенное заседание Краеведческого совета г. Симферополя. П.Н. Шульц представил доклад, посвященный скульптурным портретам Скилура и Палака, после чего сделал сообщение о задачах и плане работ Тавро-скифской экспедиции [44, л.9]. Текст сообщения опубликован в местной газете «Красный Крым» в номере от 21 августа. Задача экспедиции сформулирована следующим образом: «исследование вопросов о возникновении и развитии в Крыму скифского государства и взаимосвязях культуры поздних скифов с культурой тавров с одной стороны, и греков с другой» [44, л. 10].

25 Итоги заседания произвели на П.Н. Шульца большое впечатление, в своем дневнике он отметил высокий уровень квалификации состава аудитории, выделив, помимо многочисленных сотрудников музея, профессоров Е.В. Петухова, В.В. Познышева и Н.А. Троицкого и председателя Крымского Союза советских художников Я.П. Бирзгала [44, л.10]. До окончания работ 1945 г. сотрудники экспедиции совместно с руководством Центрального музея Крыма провели еще пять открытых заседаний Ученого совета музея, на которых с докладами выступали В.П. Бабенчиков («Готы в Крыму») и П.Н. Шульц («Результаты Евпаторийской археологической экспедиции», «Итоги работ Тавро-скифской экспедиции») [44, л 34]. Сообщение о достижениях экспедиции было продублировано П.Н. Шульцем в радиообращении 8 октября 1945 г. [44, л.41]. Таким образом, формировались основы взаимополезного сотрудничества Центрального музея Крыма и Тавро-скифской экспедиции. Связь с музеем не прекратилась и после смены его руководства, когда в 1946 г. новым директором был назначен полковник В.Н. Мельников. Помимо участия музейных работников в раскопках, был заключен договор о софинансировании экспедиции. Так, только в 1946 г. руководству ЦМК удалось привлечь помощь других музейных и краеведческих учреждений, а также выделить на нужды археологических исследований 2000 руб. [50, л. 5]. По условиям договоренностей большая часть находок экспедиции передавалась в фонды музея после завершения их обработки и изучения [82, л.1]. Договор о совместных работах поддерживался в последующие годы. Уже в 1948 г. Центральный музей сумел заложить в бюджет расходы на проведение Тавро-скифской экспедиции в размере 25000 руб. [65, л.1]. При решающем значении усилий ГМИИ им. А.С. Пушкина и ИИМК АН СССР им. Н.Я. Марра, создавших экспедицию, существенности роли ЦМК, следует отметить значительный вклад целого ряда научно-исследовательских и музейных учреждений, которые присоединились к археологическим исследованиям в 1946-1947 гг. Их сотрудники расширили научный состав

26 Тавро-скифской экспедиции. В 1946 г. участие от Русского музея приняли В.Е. Фармаковская (специалист по инвентаризации и первичной обработки находок) и А.Д. Соколов (помощник художника и фотографа). Начальником Бахчисарайского отряда стал сотрудник ГИМ Е.В. Веймарн, роль которого в истории экспедиции является ключевой. Деятельную помощь оказали директор Музея Пещерных городов Крыма П.П. Бабенчиков, директор Евпаторийского краеведческого музея И.Н. Штин, сотрудник МГУ Х.И. Крис [50, л.3]. Благодаря сотрудничеству с музеями и работе с общественностью к участию в экспедиции удавалось привлечь добровольцев. Так, в состав экспедиции были включены студентка Крымского Пединститута Т.Н. Троицкая и местный краевед, капитан запаса Ф.Г. Вольный [50, л.8]. Наконец, немаловажной была методическая помощь и консультации музейных учреждений, предоставление доступа к собраниям научной литературы и коллекциям археологических находок, сделанных в регионе. Важность предварительного изучения краеведческих собраний не раз подчеркивалась в плановой документации Тавро-скифской экспедиции [42, 54]. Вместе с тем, оставалась нерешенной проблема нехватки рабочей силы. Масштабность работ (только в 1945 г. проводились раскопки на четырех объектах и разведки в Симферопольском и Бахчисарайском районах) и сжатые сроки (с 16 августа по 27 октября) требовали привлечения трудовых ресурсов для выполнения земляных работ. В этой связи, руководством экспедиции была предпринята попытка получить помощь от Крымского Пединститута. Еще до прибытия основного состава, по просьбе П.Н. Шульца В.П. Бабенчиков обратился к декану исторического факультета Ф.С. Загородских с просьбой о предоставлении студентов для участия в раскопках, но помощи так и не получил [48, л.4]. Этот факт объясним, учитывая, что в это время на факультете была существенной проблема набора студентов, а первый послевоенный выпуск историков в институте состоялся только в 1947 г. [170, с. 86].

27 Встреча П.Н. Шульца с командующим Таврическим военным округом генерал-майором К.С. Мельником, на которой начальник экспедиции просил выделить для работ 20 красноармейцев, закончилась безрезультатно. Отказ военного руководства объяснялся демобилизацией и отсутствием свободных соединений [44, л.15]. Исправить практически безнадежную ситуацию позволила поддержка секретаря Обкома ВКП(б) В.А. Чурсина. Благодаря его посредничеству Наркомат внутренних дел предоставил в распоряжение начальника экспедиции 20 военнопленных, правда обеспечил их лишь десятью хлебными пайками [44, л.26]. В первые годы работ пленные немцы, венгры, румыны, а также заключенные советские граждане составляли значительную часть рабочей силы экспедиции. Помощь партийного руководства имела существенное значение и в последующем. Так, 2 августа 1946 г. состоялось совещание Областного комитета ВКП(б) на котором решался вопрос о поддержке Тавро-скифской экспедиции. Было решено ассигновать 20000 руб. из областного бюджета на совместные с Центральным музеем Крыма работы [50, л.12]. Кроме того, обком обязался ходатайствовать перед наркомом внутренних дел Крымской АССР генералом-лейтенантом В.Т. Сергиенко о выделении для работ экспедиции на один месяц тридцати военнопленных (20 на Неаполь, 10 на Кермен-Кыр) [50, л.13]. Собрание постановило превратить Неаполь в Государственный археологический заповедник, обнести его территорию колючей проволокой протяженностью 6 км в три струны с 600 столбами и просить помощи в этом у Штаба Таврического округа [50, л.13]. Наконец положительно решались вопросы о выделении штатной единицы сторожа и обеспечения экспедиции грузовой полуторатонной машиной [50, л.14]. Несмотря на то, что вопрос рабочей силы решился, степень ее эффективности оценивалась неоднозначно. Формально, рабочих- военнопленных было достаточно, однако в полевых дневниках сотрудников экспедиции нередко встречаются отметки об их отсутствии, обусловленном трудностями с конвоированием или изменением наряда временных работ [52].

28 В 1945 г. на раскопки отправляли только военнопленных «из числа выздоравливающих». При этом работать они могли лишь в первой половине дня с 10 до 14 часов. П.Н. Шульц отмечал, что до Неаполя пленные добирались более полутора часов и часто опаздывали. По каким-то причинам руководитель экспедиции отдавал предпочтение пленным венграм и румынам, отсеивая немцев [44, л.29]. Вероятно, это было связано и с качеством выполнения работ. Очевидно, трудности в задействовании такой силы были связаны и с преодолением языкового барьера. Страницу истории Тавро-скифской экспедиции об участии в раскопках военнопленных дополняет письмо венгерских офицеров на имя «Господина профессора Шульца» от 29 августа 1947 г. [54]. Ценность этого документа состоит не только в лингвистических особенностях текста, но, в первую очередь, в том, что его содержание позволяет сделать вывод об отношении к археологическим работам со стороны пленных. По содержанию письмо представляло собой жалобу венгерских офицеров на их перевод с работ на раскопках «чрезвычайно важных, венгров так интересовающой» на застройку здания МВД. По-видимому, археологические работы представлялись пленным делом более предпочтительным, либо более легким, поэтому заверение в том, что «среди 1000 пленных лагеря, рабочих, знающих важность археологических раскопок, кроме венгерских офицеров, едва можно находить» следует воспринимать исключительно как фигуру речи. Вместе с тем, помимо просьбы о содействии в возвращении венгров на раскопки, в письме выражается благодарность за хорошее обращение и пожелание дальнейших научных успехов. Кроме того, отправитель прилагал три книги, предоставленные «ему и его товарищам» сотрудниками экспедиции. Таким образом, некоторые работники из числа военнопленных могли проявлять живой интерес к археологическим исследованиям и трудиться с большей отдачей. В дневнике В.П. Бабенчикова в связи с этим событием оставлена запись от 29 августа: «Начальство лагеря военнопленных переменило команду: вместо офицерской

29 бригады венгров, толковых и заинтересовавшихся работой, прислали немцевсолдат. Расчищать костяк с такими рабочими я не решился…» [52, л.9]. В заключении описания организационных особенностей Тавроскифской экспедиции следует остановиться на ее структуре. В соответствии с планами работ, включавшими широкий спектр задач, образовывалась система отрядов, подчиненных единому научному руководству [41, л.3]. В условиях 1945 г. был сформирован только один Симферопольский отряд, в задачи которого входили общие рекогносцировочные работы на территории Симферопольского и Бахчисарайского районов. В 1946 г. Симферопольский или Предгорный отряд Тавро-скифской экспедиции под руководством А.Н. Карасева действовал совместно с Центральным музеем Крыма, занимаясь исследованием Неаполя Скифского и разведками памятников Симферопольского района [45, л.3]. С целью развернутого исследования таврских памятников под началом Е.В. Веймарна был образован Бахчисарайский (Горный) отряд, который объединил усилия с сотрудниками МПГК [45, л.3]. Третий отряд, названный Перекопским (Степным) производил работы с Институтом археологии АН УССР. Начальником отряда был назначен Л.Д. Дмитров. В 1946 г. Степной отряд приступил к исследованиям Перекопского рва и вала [45, л. 4]. К сожалению, отчетной документации этого отряда обнаружить не удалось. На 1947 г. было запланировано формирование Евпаторийского и Ялтинского отрядов. Общей причиной их образования являлось стремление обнаружить следы скифского и таврского присутствия на южном и западном побережье Крыма, а также выявить следы системы древних дорог. Отдельная задача Евпаторийского отряда состояла в продолжении исследований, начатых в 1933-1934 гг. [45, л. 10]. Вместе с тем, эти экспедиционные подразделения так и не были сформированы. В 1947 г. к Симферопольскому и Бахчисарайскому отрядам добавился Белогорский отряд под руководством П.Н. Шульца. Отряд осуществлял совместно с ИА АН СССР обследования

30 «киммерийских, скифских и сарматских» памятников Белогорского района [51]. 1.3. Полевые работы Тавро-скифской экспедиции в 1945-1947 гг. В 1945 г. сотрудникам Тавро-скифской экспедиции удалось разрешить лишь половину задач, заявленных в перспективном плане работ [41, л. 3]. Основные усилия сконцентрировались на проведении исследований в Симферопольском и Бахчисарайском районах. Выявить новые свидетельства локализации столицы крымских скифов Неаполя были призваны раскопки двух городищ: Керменчика и Кермен-Кыра. Обследования на первом объекте начались на участке южной оборонительной стены, где ее следы оставались хорошо заметны в ямах, образовавшихся в результате длительной выборки камня. Руководство на этом участке было поручено научному сотруднику ИИМК АН СССР О.В. Милорадович [44, л. 5]. Раскоп «А», размером 10х10 метров, открыл фундамент, разрушенной почти до самого основания, двухпанцирной стены Пространство между панцирями оказалось забито бутовым камнем. Толщина стены в данном участке составляла около трех метров. Грандиозные завалы камней, свидетельствовали о сравнительно большой высоте. Наличие неоднократных перестроек позволило сделать вывод об «интенсивности битв, происходивших у стен Неаполя между скифами и греками во время понтийского вторжения в Крым» [185, с. 113]. Находки, сделанные на раскопе «А», давали основания датировать стену III-II вв. до н.э. [47, л. 4]. Кроме того, изучая ее архитектурную технику, П.Н. Шульц отметил существенные отличия стен Неаполя от укреплений греческих городов Северного Причерноморья, свидетельствующие «о высоком фортификационном мастерстве скифов». В описании ученый приводит аналогию с «циклопическими крепостными стенами Микен» [185, с. 114].

31 Важнейшие результаты были получены на раскопе «Б», заложенном на южной окраине городища, недалеко от городской стены и котлована Бларамберга. Руководство на этом участке было поручено старшему научному сотруднику Н.Н. Погребовой. Многочисленные находки эллинистической, чернолаковой аттической посуды, родосских амфор с клеймами свидетельствовали о широких контактах скифского населения с крупными городскими центрами бассейнов Черного и Средиземного моря [47, л.5]. В связи с этим, П.Н. Шульц поставил вопрос о прямом, либо посредническом характере торговых отношений. Ответ на него должны были дать раскопки последующих лет [47, л.7]. Еще одним открытием в первый год работ стало обнаружение здания с комплексом высеченных в скале «квадратных» и «круглых ям» «служивших, по-видимому, цистерной для виноградного сока». К одной из ям конструктивно примыкали два крупных квадровых камня с желобами [44, л.24]. Находка тарапана подтверждала предположения о значительности роли виноделия в культуре поздних скифов [185, с. 103]. Исследованное здание перекрывали слои двух других строительных периодов. П.Н. Шульц на основании результатов раскопок 1945 г. выделил четыре таких периода в истории Неаполя Скифского: ранне-эллинистический (III в до н.э.), позднеэллинистический (II –I вв. до н.э.), ранне-римский (I в. н.э.) и поздне-римский (II-IV вв. н.э.). При этом, отдельно им выделен пожарный слой, датируемый рубежом II и I столетий до н.э. Пожар связывался с разрушением городища «полчищами Диофанта», полководца Митридата Понтийского [185, с. 114]. Большой интерес для руководства экспедиции представляло городище Кермен-Кыр. В ходе его раскопок нередко применялся метод, предложенный П.Н. Шульцем, речь о котором шла выше: территория памятника после окончания войны оказалась сильно изрезанной траншеями, борта которых использовались исследователями для выяснения стратиграфии и мест выхода культурного слоя [121, с. 191]. Городище хорошо укреплено двумя линиями оборонительных стен и рвов. Первая линия обособляла акрополь. Ее раскопки

32 производились Центральным музеем Тавриды в 1928 году [193, с. 74]. В 1945 г. задачей стало выяснение характера внешней стены. Работами на объекте руководил научный сотрудник ГМИИ им. А.С. Пушкина В.Б. Гиршберг. Раскопки, проводившиеся с 26 августа по 9 сентября, показали, что стена сооружена на рубеже III-II вв. до н.э. поверх земляного вала, вершина которого для этой цели была выровнена. Все же, его следы к началу раскопок были заметными [47, л. 4]. Примечательное открытие при осмотре обрезов траншеи в центре городища совершил О.И. Домбровский. На этом участке были обнаружены следы древней керамической обжигательной печи. С подобной находкой на позднескифском городище в Крыму исследователи столкнулись впервые. Оригинальная техника изучения печи и его результаты отражены в многочисленных публикациях [109], [121]. В некоторых исследованиях высказывались сомнения в том, что открытый комплекс являлся печью [111]. Дополнительных сведений, современных открытию, к сожалению, обнаружить не удалось. Полевая документация о ходе кратковременных работ на городище Кермен-Кыр либо не сохранилась, либо не составлялась вовсе. Момент обнаружения печи и год ее публикации О.И. Домбровским разделяют 12 лет [121]. При этом, работа ученого ссылок на полевые материалы не содержит. Печь и найденные рядом обломки обжигавшейся тонкостенной посуды, выполненной на круге, позволяли судить об уровне керамического производства поздних скифов. Сосуды имели характерные налепные ручки. Комплекс был датирован О.И. Домбровским II-I вв. до н.э. [47, л. 5]. 9 сентября 1945 г. сотрудники экспедиции начали разведочные раскопки и зачистки на скифском городище Залесье, расположенном на возвышенности на пути из района долины Салгира в район долины реки Альмы. Здесь, по мнению руководителя экспедиции, пролегал древний путь из степей через предгорья к южному берегу. Залесское городище в плане имеет округлые очертания. В ходе его раскопок выявлены несколько линий кольцевой

33 обороны. У подножия городища, к северу от него, на склоне зафиксирован источник воды [44, л. 30]. Раскопки и зачистки производились и в центре городища, где возвышался целый ряд мощных зольных холмов. В срезах культурного слоя, образованных немецкими окопами, были обнаружены остатки сооружений. В результате зачисток удалось выяснить границы каменного прямоугольного здания, сохранившаяся высота стен которого достигала более 2 метров. Кроме того, исследователями раскопаны несколько круглых ям, выложенных камнем и обмазанных глиной. Наиболее интересной находкой стали остатки круглых каменных сооружений, построенных с применением приема кладки «ложного свода». Время жизни городища было датировано рубежом IV-III вв. до н.э. IV в. н.э. П.Н. Шульц отмечал, что городище имело, в силу своего местоположения, крупное военно-стратегическое значение [186, с. 280]. В 1945 г. силами Симферопольского отряда также обследованы городище Таш-Джарган и укрепленное поселение у д. Саблы. Открытые памятники были отнесены к культуре поздних скифов, и, наряду с городищами Неаполь Скифский, Кермен-Кыр, Залесье, включены П.Н. Шульцем в предполагаемую стратегическую систему. В его представлении эти памятники входили «как составные звенья» в цепь скифских городищ предгорного Крыма, объединенную единой стратегической задачей: «создать надежную оборону основных жизненных центров скифов в Крыму и обеспечить им выход на запад и юг к морю» [186, с. 289]. Попытки подтверждения этой теоретической модели обусловили многочисленность предприятий Тавро-скифской экспедиции в первые годы работ. Вместе с тем, в условиях сжатых сроков, характер исследований отдельных объектов являлся поверхностным. Так, из открытых в 1945 г. городищ, раскопки были возобновлены только на Кермен-Кыре в 1951 г. [118]. По-видимому, излишняя поспешность была вызвана необходимостью доказать важность изучения культуры поздних скифов и ее роли в истории региона и страны. В опубликованных работах П.Н. Шульц отмечал, что

34 держава крымских скифов может считаться едва ли не первым государственным образованием на территории СССР [186, с. 282]. В 1946-1947 гг. основной задачей работы Симферопольского отряда стало исследование Неаполя Скифского – «города-государства» скифов в Крыму [186, с. 280]. Его местоположение теперь не вызывало сомнений и характеризовалось тем, что являлось пересечением древних дорог, ведущих из степи к побережьям. В пределах городища В.А. Головкиной и И.М. Драбкиным исследовано крупное здание с большим подвалом, высеченным в скале [50, л. 12]. Реконструкция его истории подтверждала предложенную П.Н. Шульцем схему периодизации истории скифского города. О связях с греческими центрами свидетельствовали многочисленные находки фрагментов синопской черепицы и родосских амфор. Позднейшие находки датировались IV в. н.э. [50, л.13]. Раскопки Т.Я. Кобец в южной части городища позволили установить структуру и мощность оборонительной стены. Одно из крупнейших достижений экспедиции было связано с исследованиями в центральной части стены. На этом участке в 1946 г. обнаружен пристенный каменный мавзолей. Его раскопками руководила старший научный сотрудник ГМИИ им. А.С. Пушкина Н.Н. Погребова. Составленный исследовательницей отчет сообщает подробности произведенных работ [99]. В месте обнаружения мавзолея над поверхностью выделялся холм, отмеченный на плане Дюбуа де Монпере как башня [99, л.2]. Восточная часть холма была изрыта местными жителями при выборке камня. В оставленных ямах внимание П.Н. Шульца привлекли находки человеческих костей. Работы по их рекогносцировочной зачистке начались 6 августа [99, л.3]. На следующий день сотрудниками экспедиции были обнаружены фрагмент каменной кладки, принадлежавшей южной стене мавзолея, и нижние ступени каменной лестницы. Открытие первых погребений, совершенных в деревянных ящиках со стороны кладки, дало понять, что

35 объект представляет большой интерес и требует тщательного изучения. Новость о находках на Неаполе привлекла внимание не только ученых, но и местных жителей, которые неоднократно предпринимали попытки проникновения на место раскопок [99, л.3]. В целях предотвращения расхищения инвентаря открытых погребений, работы были ускорены [99, л.4]. Необходимость расширения площади раскопа для открытия всего мавзолея со временем становилась очевидной. Захоронения, которые не удалось расчистить были засыпаны, а для работ привлечены практически все сотрудники Симферопольского отряда и военнопленные [99, л.3]. Прирезки к раскопу «А1» позволили к 14 сентября выявить все четыре стены сооружения с лестницей вдоль западной стены и дверным проемом в восточной. Нижняя часть постройки оказалась заполненной погребениями, что дало основания считать ее мавзолеем. Дальнейшие работы потребовали получения разрешения от руководства ИИМК им. Н.Я. Марра АН СССР на продление сроков экспедиции и отпуска дополнительных средств [99, л.5]. Расчистка погребений продолжалась до 18 ноября под руководством Н.Н. Погребовой, а затем сменивших ее П.Н. Шульца и А.Н. Карасева. Дополнительные трудности были связаны с продолжавшимися попытками разграбления, в условиях которых П.Н. Шульц вынужденно произвел зачистку комплексов, перекрытых лестницей, «подбоем» с последующей закладкой образовавшихся пустот во избежание оседания ступеней. Помимо 37 захоронений в деревянных ящиках, в мавзолее исследованы конские погребения, деревянный саркофаг [122] и каменная гробница [130]. Материалы мавзолея рассматриваются в многочисленных исследованиях [130], [162]. В рамках настоящей работы, следует остановиться на интерпретациях, предложенных участниками раскопок. По мнению Н.Н. Погребовой мавзолей являлся местом захоронения представителей высших социальных слоев. Происхождение каменной гробницы, погребение в которой по пышности инвентаря превосходило все прочие, связывалось с таврской традицией захоронения в каменных ящиках. Таким образом, Н.Н. Погребовой,

36 по-видимому, подчеркивались этническая связь таврского и скифского населения. Исследовательница была склонна считать погребение в гробнице царским [99, л. 32]. Такой вывод, несомненно, подтверждал, что исследуемое городище являлось столицей скифского государства. В описании деревянного саркофага отмечалось сильное восточноэллинистическое влияние: «предположительно, он был вырезан либо греческим мастером, или же скифским, но знакомым с греческими образцами» [100, л.94]. В отличие от других боспорских саркофагов, приведенных в качестве аналогий, неапольский, по замечанию Н.Н. Погребовой, обладал исключительной пышностью форм и богатством орнаментики, что свидетельствовало о поздне-эллинистическом воздействии на культуру знати Неаполя Скифского [99, л. 31]. П.Н. Шульц высказал предположение, что мавзолей Неаполя Скифского был сооружен с использованием греческой технологии по типу пристенных склепов Херсонеса. Однако, исходя из архитектурных особенностей, сближал его с скифскими подкурганными гробницами Боспора [55, л.4]. Соглашаясь с Н.Н. Погребовой, П.Н. Шульц признавал погребение в каменном ящике несомненно царским [186, с. 289]. Важной задачей первых лет раскопок являлось изучение погребального обряда населения Неаполя Скифского. Достижения в разработке этого направления связаны с именем В.П. Бабеничкова. Первоначально ему было поручено производить работы на раскопе «В» к северо-западу от раскопа Н.Н. Погребовой. Исследования здесь не принесли существенных результатов, после чего ученый обратился к обследованию некрополей города. В ходе работ удалось установить, что катакомбы, открытые в 1885 г. Х.Х. Ящуржинским, тянулись по скалистым склонам Петровской балки, западному и восточному далеко за предполагаемые границы города. Второй район катакомб выявлен В.П. Бабенчиковым на восточном краю Петровских скал у начала склона к долине Салгира [48, л.6]. Вначале экспедиционных работ были известны три катакомбы, обследованные Х.Х. Ящуржинским [201, с. 42]. Задачей раскопок стало

37 обнаружение новых погребальных конструкций этого типа. Для этого В.П. Бабенчиковым был применен, по выражению П.Н. Шульца, «остроумный метод» [186, с. 285]. В.П. Бабенчиков заметил, что на участках, где находился скрытый почвой вход в катакомбу, растительный покров имел особый характер и образовывал пятно. По этим «пятнам» ему удалось обнаружить две неразрушенные катакомбы. В одной из них на скальных стенах сохранился орнамент, нанесенный охрой, обрамлявший архитектурные формы. Кроме того, на одной из стен обнаружено фигурное изображение скифа с луком, коня и двух танцующих женских фигур [46, л. 4]. Открытие этой композиции принадлежало Е.А. Болотниковой, удалившей с поверхности росписи перекрывавшие ее соли [48, л.18]. В качестве аналогий В.П. Бабенчиков привел наиболее близкие, на его взгляд, росписи склепа Сабазиастов в Керчи [48, л. 21]. Находки в катакомбах впервые познакомили исследователей с монументальной живописью поздних скифов. Их обнаружение стало одной из самых крупных удач экспедиции. В целом, за два года работ открыты и зачищены 28 таких погребальных конструкций. Доследование открытых Х.Х. Ящужинским катакомб №1, 2, 3 производилось в 1946 г. Из записей в дневнике В.П. Бабенчикова известно, что работы были начаты 5 августа [48, л.1]. Интерес у исследователя вызвала, в первую очередь, катакомба №2. Производивший ее обследование Х.Х. Ящуржинский, указывал, что на южной и восточной стене «заметны следы карниза в среднеазиатском стиле» [48, л. 20]. Характерно, что такую же аналогию приводит в своем дневнике П.Н. Шульц [50, л. 13]. В 1946 г. остатки росписи удалось обнаружить только на южной стене, так как восточная была повреждена трубопроводом к водонаборному бассейну [48, л.20]. 9 августа в 6,85 м к югу от катакомбы впервые обнаружена выемка в скале, представлявшая собой брошенную заготовку склепа, по которой можно было судить о технике вырубки дромоса [48, л. 22]. Сообщая о ходе раскопок, В.П. Бабенчиков отмечает негативный фактор чрезмерного интереса местных

38 жителей к раскопкам. Так, на выходных 10-11 августа в катакомбу № 7 проникли «грабители-посетители», которые «несильно нарушили порядок костей, восстановленный П.Н. Шульцем и Т.Н. Троицкой». Для ограждения раскопок от проникновения местных жителей от Штаба Таврического военного округа получена колючая проволока [48, л. 23]. Ровно через год после отправления Тавро-скифской экспедиции в Крым, 13 августа была открыта катакомба №9, на стенах которой представлены художественные композиции, превосходившие все прочие, обнаруженные на некрополе Неаполя Скифского [48, л. 26]. В отечественной историографии их описанию и анализу посвящена серия работ [130], [162]. 19 августа после реконструкции, выполненной Е.А. Болотниковой, и фиксации росписей О.И. Домбровским, В.П. Бабенчиков замечает, что контуры изображений процарапаны, «как это делали греческие мастера на расписной керамике» [48, л. 27]. Но вскоре делает вывод: «сходство с русским искусством в орнаментике несомненно» [48, л. 28]. На страницах полевого дневника В.П. Бабенчикова есть свидетельство возникшей по поводу росписей в катакомбе №9 дискуссии, участие в которой принял начальник экспедиции П.Н. Шульц, руководитель Симферопольского отряда А.Н. Карасев и другие сотрудники, задействованные в раскопках Неаполя Скифского. Высокий уровень техники изображений в склепах некрополя ставил вопрос о роли в их создании греческих мастеров. Аналогии монументальной художественной росписи были известны на Боспоре и в Херсонесе. В.П. Бабенчиков стоял на позициях противников идеи об участии греков в сооружении неапольских катакомб. В полевом дневнике он отмечал: «Не вижу никакой надобности лишать скифов, проживавших здесь более тысячелетия, возможности расти и развиваться как все люди» [48, л.34]. В Кратком отчете о раскопках некрополя Неаполя Скифского В.П. Бабенчиков также уделяет внимание проблеме происхождения традиции катакомб, декорированных росписями [46, л.5]. Сравнивая их архитектурные особенности со склепами эллинистического и римского времени в Крыму,

39 ученый приходит к выводу об отличиях последних, связанных со сложными строительными приемами и детализацией строительных форм. Гораздо более близкими он считал склепы «так называемых готских» могильников ЭскиКермена и Суук-Су. Несмотря на то, что погребальные комплексы этих памятников являются грунтовыми, в остальном, пишет В.П. Бабенчиков, «они являются точной копией неапольских» [46, л.6]. Исходя из сказанного, следует отметить, что в рассматриваемый период взгляды исследователя находились на стадии формирования, поскольку допускали различные интерпретации объекта изучения. Позиция П.Н. Шульца в этот период отражена в Кратком отчете о работах Тавро-скифской экспедиции за 1946 г., помещенном в Известиях АН СССР [186, с. 286]. Полевой дневник начальника экспедиции, к сожалению, доведен только до 3 августа 1946 г. и, таким образом, сведений об открытии катакомбы №9 не содержит. В тексте отчета П.Н. Шульц допускает факт влияния эллинистической художественной традиции на создание неапольских росписей. Изображение всадника сравнивается им с мотивами боспорского искусства. Примеры живописи в склепах Неаполя, наряду с художественной традицией Боспора, исследователь отнес к сложному культурному образованию, которое называл «причерноморской античностью» [186, с. 287]. Вместе с тем, П.Н. Шульц заключает, что результаты двухлетних исследований позволили обнаружить новые точки соприкосновения с культурой древних славян, связанных с характером скифских городов и жилищ, стенной живописи и погребального обряда [186, с.287]. Определение роли скифской культуры в этногенезе древних славян, как отмечено выше, существенно повлияло на приоритеты в работах Тавроскифской экспедиции. Усиление интереса к исторической судьбе славян было связано с резолюцией совещания историков в ЦК ВКП(б), состоявшемся в мае 1944 г. [148, с. 133]. Особое значение этот вопрос приобрел для истории Крыма в условиях его заселения в послевоенное время. В исследованиях участников Тавро-скифской экспедиции, опубликованных в 1945-1949 гг., представления

40 о культуре поздних скифов постепенно начинают преломляться сквозь теорию автохтонности средневекового славянского населения Крыма, становление которой происходило под влиянием учения о языке Н.Я. Марра. Отношение П.Н. Шульца и ряда участников Тавро-скифской экспедиции к проблеме родины славян достаточно полно освещено в современной историографии [115], [149], [196], [197], [198]. В связи с этим в настоящем исследовании нет необходимости дополнительно останавливаться на этом вопросе. Вместе с тем, следует отметить, что роль славянского вопроса была незначительной в первые три года деятельности Тавро-скифской экспедиции. В современных исследованиях, касающихся истории этой организации, показано, что ее образование не ставило задачей выявление этнических связей скифов и славян, а обращение к этому вопросу стало результатом, по большей части, внутренних процессов в научной среде крымских историков и археологов [115, с. 206]. В действительности, научные и популярные работы участников Тавро-скифской экспедиции, опубликованные в 1945-1946 гг. отражают становление концепции преемственности скифской и славянской культур. [185], [186], [191]. Очевидно, доказательством этих процессов являются и некоторые выводы В.П. Бабенчикова о погребальном обряде поздних скифов, сделанные уже в 1946 г. Однако роль этой концепции все еще не являлась определяющей, о чем свидетельствует продолжение разработки самостоятельных теоретических и практических задач. К числу закономерности таких в задач следует расположении отнести скифских и попытку таврских выявления памятников. Сформированная в ходе Евпаторийской экспедиции ГАИМК 1933-1934 гг. и отраженная в отчете о работах Тавро-скифской экспедиции за 1945 г., гипотеза о существовании сложной системы обороны государства крымских скифов, центры которого соединялись сетью дорог, требовала археологических доказательств. В 1945 г. в рамках рекогносцировочных работ произведены масштабные разведки, в ходе которых обследованию подверглись районы Курцово-Сабловской и Альминской долин [43, л.2]. Вместе с разведками,

41 запланированными на следующие годы в долинах р. Салгир и р. Ангара, они должны были выявить следы дорог, которые вели от Неаполиса Скифского в трех направлениях: на южное побережье, к Инкерману и Херсонесу и к Керкинитиде [43, л.2]. Разведочные работы, по-видимому, преследовали еще две цели. Для определения характера взаимоотношений скифского и таврского населения, по мнению П.Н. Шульца, было необходимо проследить археологически границу между ареалами двух культур [185, с.114]. Освещению этого вопроса посвящены разведки в 1946 и 1947 гг. [49], [51], [53]. Еще одно предположение, которое стремился проверить начальник Тавро-скифской экспедиции, было связано, очевидно, с результатами его раскопок Евпаторийской экспедиции. Выявленные ее работами остатки плотного заселения северо-западного побережья полуострова греками и скифами, наводили на мысль о складывании аналогичной ситуации в Южном Крыма. Этот район казался перспективным также и потому, что здесь могли быть обнаружены следы прямых контактов и слияния скифского и таврского населения [43, л.3]. Изучение памятников Курцово-Сабловской и Альминской долин подробно отражено в дневнике разведок, составленном П.Н. Шульцем [43]. Группа в составе П.Н. Шульца, О.И. Домбровского, В.Н. Рябова и Е.А. Болотниковой двигалась по маршруту: Симферополь – балка Таш-Джарган – д. Саблы–русло р. Саблинка – долина р. Альма – долина р. Сухая Альма – г. Бабуган-яйла – Аю-Даг в течение восьми дней с 25 сентября по 1 октября 1945 года. В первые дни группой были обследованы поселения балки Таш-Джарган и снят план городища Саблы. Затем, по указанию местного жителя, были осмотрены пять групп таврских каменных ящиков, включавших в общем 83 конструкции, расположенных в урочище Апалах в верхнем течении р. Сухая Альма. В дневнике указано, что «по-видимому, все они перекопаны и ограблены. Находок нет. В годы войны ящики использовались партизанами в качестве укрытия» [43, л.10].

42 Утром 29 сентября участники разведок совершили безуспешный выход на Аю-Даг с целью обнаружения каменных ящиков. 30 сентября на тропе к вершине были обнаружены обломки черепицы и амфор римского и раннесредневекового времени. На юго-восточном склоне выявлены следы кладки из неотесанных глыб стены, обращенной к морю, а рядом – остатки древних строений. На вершине, у северо-восточного склона зафиксировано округлое в плане городище, размером 260х240 метров, окруженное стеной, сложенной насухо из неотесанных глыб рваного камня. Ее мощность в среднем достигала 2 метров. Необычным оказалось расположение пяти башен, обращенных не вовне, а вовнутрь укрепления. Признаков культурного слоя и подъемного материала обнаружено не было, из-за этого П.Н. Шульц отмечает неуверенность в датировке [43, л.15]. Округлая форма укрепления напомнила ему городище Красный курган, известное в наши дни под названием Кульчукское. Однако особенность кладки стен, состоящая в отсутствии внутренней забутовки, отличала объект от других позднескифских памятников такого типа. О.И. Домбровский снял план городища, а В.Н. Рябов произвел фотосъемку [43, л.16]. В дневнике разведок отмечено, что «результаты дают право полагать, что скифы, смешиваясь с таврами, вышли на южное побережье Черного моря, и не исключена возможность того, что мощный укрепленный пункт на г. АюДаг со скифами связан» [43, л. 24]. Более уверенные выводы помещены в Кратком отчете о работах за 1945 г. Так, П.Н. Шульц заключал, что в результате разведок удалось выявить стройную стратегическую систему городищ поздних скифов, которые тянутся к западному и южному побережьям. Время их возникновения он относил к IV-III вв. до н.э., а прекращение существования к IV в. н.э. [47, л. 6]. В данном случае достижения экспедиции были явно преувеличены. Существенные результаты, подтверждавшие гипотезу о системе скифских городищ, были получены в ходе разведок Бахчисарайского отряда в районах д. Саблы, д. Мангуш, р. Марта и г. Бахчисарай, выполненные с 1 по

43 12 сентября 1946 года в составе: Е.В. Веймарна, П.П. Бабенчикова, Х.И. Крис (выбыла 7 сентября по болезни), А.А. Трапезарова (фотограф), Я.А. Дубинского, Ф.Д. Никрахина (рабочего-конюха). Отряд имел подводу с парой лошадей. Все расходы брал на себя Музей пещерных городов Крыма. Главными достижениями стало выявление городищ на. г. Таш-Джарган и у д. Балта-Чокрак, поселений и убежищ на г. Красная и г. Долгий бугор, а также ряда погребальных комплексов, среди которых наибольший интерес вызвали следы грунтовых склепов в балке Ашлама-Дере [49, л.14]. Обнаруженные поселения были предварительно отнесены «либо к скифской, либо к таврской культуре». Так, следы укрепленного убежища с хорошо сохранившейся стеной на р. Бодрак названы таврскими [49, л.11]. Исследования последующих лет опровергли многие из выводов участников разведок. Например, упомянутое таврское убежище оказалось позднесредневековым укреплением Сарымамбаш-Кермен [152]. Начало полевого сезона 1947 г. ознаменовалось открытием нового позднескифского городища. 17 августа сотрудники экспедиции П.Н. Шульц, Е.В. Веймарн, В.П. Бабенчиков, О.И. Домбровский, Е.А. Болотникова, В.А. Головкина, получив сообщение «краеведа из Симферополя» А.А. Щепинского, обнаружившего следы поселения, выехали для проведения обследований. Объект внимания исследователей располагался в КурцовоСабловской долине, к западу от городища Таш-Джарган, «на самой возвышенной точке гребня, почти над Змеиной пещерой» [53, л.3.]. Выступ гребня ограничивался каменным валом «подковообразной» формы, к северу от его линии фиксировался еще один земляной вал. Размеры городища составляли 200х170 м. Описывая памятник П.Н. Шульц отметил, что «по своему характеру оно представляет собой переходный тип между скифским городищем и таврским укрепленным убежищем [53, л.4]. Городище было названо в честь открывателя Аскольдовым7 [53, л.5]. 7 В наши дни общепринятым является наименование Змеиное [168, с.86].

44 В 1947 г. работы Бахчисарайского отряда продолжились совместно с Алуштинским краеведческим музеем. В результате договоренностей П.Н. Шульца и К.А. Брэде, директора музея, последний ассигновал на проведение разведок 4000 руб. [53, л. 13]. Дополнительное финансирование предоставило руководство Крымского Госзаповедника в размере 15000 руб. [53, л.13]. В ходе работ выявлены и обследованы городище близ д. Тахта-Джами и небольшое укрепленное поселение у д. Доброе, где, по мнению Е.В. Веймарна, древняя дорога из Неаполя Скифского к побережью поворачивала в сторону г. Чатыр-Даг [58, л. 9]. В районе д. Тавель (совр. Краснолесье) и д. Биюк-Янкой (совр. Мраморное) отрядом выявлена «граница скифских и таврских владений», на которой «заканчивается распространение скифских курганов и чаще обнаруживаются таврские каменные ящики и каменные курганы» [58, л. 11]. Важное значение имела находка у подножья г. Чатыр-Даг остатков стены, сооружение которой П.Н. Шульц и Е.В. Веймарн связали с культурой тавров. Стена, ориентированная по оси ЮЮЗ – ССВ, тянулась на протяжении 500 м. в сторону русла р. Альма и была сложена из необработанного камня, слегка суживаясь кверху [58, л. 12]. Ширина сооружения в среднем составляла 2 м. На линии укрепления выявлены два воротных проема, на верхнем и нижнем участке. На последнем были произведены небольшие раскопки, затронувшие также остатки примыкающего строения, которое, по мнению исследователей, исполняло функцию цитадели [58, л.12]. Вторым этапом работ стало обследование южного побережья в районе г. Сераус и г. Кастель, на вершинах которых открыты следы стен, «циклопического характера», сложенных насухо из местного бутового камня [58, л. 17]. Укрепления также были отнесены к таврскому времени. Близкое расположение защищенных поселений на вершинах гор Аю-Даг, Сераус и Кестель, а также протяженной стены, перекрывавшей предполагаемую древнюю дорогу из Неаполя, позволили Е.В. Веймарну заключить, что эти

45 объекты составляли единую стратегическую систему, служившую для защиты таврских владений как от греков, так и от скифов [58, л. 25]. В урочище Малаба на склонах г. Демерджи над пос. Семидворье, а также на г. Церковный Бугор и в урочище Япаллах разведками открыты крупные таврские могильники с каменными ящиками. Дополнительно произведены раскопки кромлеха с разграбленным в древности каменным ящиком в окрестностях г. Алушта [58, л. 31]. На 1948 г. намечалось обследование южного побережья на участке от г. Аю-Даг до г. Ай-Тодор, горных районов Юго-Западного Крыма и верховий рек Альма, Кача и Марта [58, л. 34]. Результаты трехлетних работ по выявлению следов скифского и таврского присутствия в Предгорном и Южном Крыму оценивались П.Н. Шульцем как полностью подтвердившие предположения о существовании в древности системы расположения городищ скифов, границы таврских и скифских владений, а также дорог, соединявших столицу Крымской Скифии и прибрежные районы. Открытие ряда укреплений на южном побережье и у подножья г. Чатырдаг свидетельствовали о высоком уровне таврской культуры [53, л. 44]. В кратком отчете за 1947 г. также отмечено, что благодаря разведками удалось установить основные отличия таврской и скифской фортификации. Так, скифские укрепления соединяли в себе функции крепости и поселения [55, л.7]. Очевидно, вывод обусловлен тем, что на памятниках, оставленных, по мнению П.Н. Шульца, таврами, не удалось обнаружить существенных признаков культурного слоя. В составе Тавро-скифской экспедиции в 1947 г. был сформирован Белогорский отряд, в который входили П.Н. Шульц, Ф.Н. Пащенко, О.И. Домбровский и В.Н. Рябов. Цель создания отряда состояла в обнаружении и обследовании киммерийских, скифских и сарматских памятников, расположенных вдоль древнего пути, соединявшего Неаполь Скифский и Пантикапей [51, л. 2]. Кроме того, причина интереса заключалась в практически полном отсутствии предшествующих исследований в Белогорском районе [51, л.3]. Два открытых объекта были уверенно отнесены

46 сотрудниками отряда к позднескифской культуре: курган с каменной гробницей в окрестностях Белогорска и городище у д. Аргин. Подкурганное погребение, располагавшееся на северо-западной окраине г. Белогорск, раскопано в октябре 1947 г. после сообщения местного жителя Г.В. Кузенко [51, л. 15]. Под двойной насыпью из земли и камня был обнаружен каменный склеп с дромосом и камерой, размерами 3х2 м., облицованной хорошо отесанными известняковыми плитами. Перекрытие составляли шесть продолговатых плит, с максимальной длинной 4,2 м., положенных одна на другую. Особенности кладки, в частности угловые камни в форме буквы «Г» дали основание П.Н. Шульцу провести аналогию с конструкцией мавзолея Неаполя Скифского. В связи с этим, им высказано предположение, что открытая гробница являлась примером формы, предшествующей мавзолею. Однако, в характере перекрытия отмечалось влияние боспорских традиций [51, л.16]. Склеп оказался разграбленным, но по фрагментам аттического чернолакового канфара и гераклейской амфоры с клеймом он датирован III в. до н.э. [51, л.18]. Белогорским отрядом произведен осмотр городища, получившего впоследствии название Аргинского. Расположенное на высоком холме, оно имело две кольцевые линии оборонительных стен. В районе открытия городища были известны, обнаруженные в 1928 г. Н.Л. Эрнстом два других поселения у д. Тайган и д. Чердаклы, а также городище на г. Ак-Кая, заслугу открытия которого тогда отдавали А.П. Булавенко [173, с. 29]. В связи с близким расположением этих пунктов П.Н. Шульц сделал вывод об очевидности их роли в системе скифских укреплений в Предгорном Крыму [55, л. 8]. В ходе разведок отряда также отмечалась вероятность взаимосвязи поселений и многочисленных курганных насыпей [51, л. 7]. Таким образом, реконструкция первых лет деятельности Тавроскифской экспедиции позволяет сделать ряд выводов. Организация экспедиции в этот период имела исключительно научные цели. Созданная в Симферополе база Тавро-скифской экспедиции стала центром, объединившим

47 местные краеведческие и музейные учреждения. Раскопками была убедительно доказана локализация Неаполя Скифского на городище Керменчик. Исследования крупных скифских городищ, таких как КерменКыр, Залесье, Таш-Джарган, Аргинское выявили основы скифской фортификации и признаки системности в их расположении. Изучение скифского погребального обряда на Восточном некрополе Неаполя Скифского и царском мавзолее заложило основу дискуссии о роли эллинистического влияния на культуру его населения. В то же время, исследования участников экспедиции постепенно обнаруживали связь культуры поздних скифов с древнеславянской. Беспрецедентные по масштабам разведки, включавшие незначительные раскопки, позволили обнаружить десятки новых памятников различных эпох. Вместе с тем, нередко они механически объединялись в рамках таврской или скифской культур.

48 ГЛАВА 2. ТАВРО-СКИФСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ КРЫМСКОГО ФИЛИАЛА АН СССР В 1948-1951 ГГ. 2.1. Организационная среда Тавро-скифской экспедиции В послевоенном Крыму исследовательскую деятельность осуществляли многочисленные местные учреждения, а также филиалы, отделы и станции центральных институтов. Среди наиболее крупных организаций следует выделить Севастопольскую и Карадагскую биологические станции АН СССР, Крымский государственный заповедник, Никитский ботанический сад, Евпаторийскую соляную станцию Министерства химической промышленности СССР, Херсонесский и Керченский музеи древностей. В декабре 1947 г. начался процесс их объединения в рамках Крымской научноисследовательской базы Академии наук СССР, образованной на основании Постановления Президиума АН СССР за №29/9 от 23 декабря 1947 г. [1, л.1]. Такие комплексные структуры впервые стали создаваться в соответствии с Постановлением ЦИК СССР от 10 августа 1931 г. [141, с. 224]. В условиях послевоенного восстановления вопрос о развитии системы филиалов Академии наук вновь актуализировался. Документы об истории образования КНИБ АН СССР опубликованы М.Ю. Киселевым и Т.П. Стрижевой [137]. Проект базы представлен в письме председателя Крымского облисполкома Д.А. Кривошеина и секретаря Крымского обкома ВКП(б) Н.В. Соловьева начальнику Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г.Ф. Александрову и президенту АН СССР С.И. Вавилову от 9 января 1947 г. В обосновании проекта указывалось на «выдающийся интерес» историко-археологического изучения Крыма, по материалам которого «можно проследить смену культур от древнейших этапов существования человека до наших дней». В письме предполагалось, что в состав учреждения войдут шесть секторов: геологии, геоморфологии и

49 геофизики; океанологии; химии; ботаники и почвоведения; зоологии; истории и археологии [137, с.70]. Президиум Академии наук поддержал предложение о создании научноисследовательской базы в Крыму при условии, что вопрос о помещении для будущего учреждения и жилой площади для сотрудников будет решен местными органами власти. В соответствии с распоряжением Совета Министров СССР №6555 от 1 июня 1947 г., с целью проведения подготовительных мероприятий по организации базы и разработки направлений ее деятельности, была образована комиссия во главе с академиком Б.Д. Грековым, в составе И.И. Шмальгаузена, П.И. Лебедева, А.Д. Удальцова, Н.Н. Славянинова, И.Н. Антипова-Каратаева и В.А. Ульяновской [137, с.72]. Результаты работы комиссии включали проект структуры, направлений деятельности и научного-административного состава, а также предложения по обеспечению материальной базы. Отраженные в докладе Б.Н. Гракова, они были приняты Президиумом АН СССР 23 декабря 1947 г. Большой интерес представляет выявление документов, свидетельствующих об участии отдельных ученых в организации Крымской научно-исследовательской базы. Вполне вероятно, что роль их инициативы, как и в случае с созданием Тавро-скифской экспедиции, была значительной. Хотя руководителем базы в должности заместителя директора назначили Я.Д. Козина, прежде работавшего в Азербайджанском отделении филиала АН, заведующими секторами, в большинстве, стали крымские исследователи. Так, Постановлением 23 декабря 1947 г. во главе Сектора ботаники поставлен Н.А. Троицкий, а заведующим Сектора истории и археологии – П.Н. Шульц [137, с. 73]. Действия последнего представлены в историографии как определившие образование базы [115, с.173], [194, с. 395]. Вместе с тем, немногочисленность источников, свидетельствующих о позиции П.Н. Шульца, заставляет усомниться в такой оценке. Одним из доказательств значительной роли П.Н. Шульца являются воспоминания О.А. Махневой, которая отмечала, что в 1948 г. Президиум

50 Академии Наук предложил начальнику Тавро-скифской экспедиции принять участие в образовании научно-исследовательской базы [151, c.241]. Таким образом, о назначении П.Н. Шульца главным организатором филиала Академии Наук речи не идет. Впрочем, П.Н. Шульц был задействован в мероприятиях по созданию базы уже в 1947 г. Об этом свидетельствует Удостоверение уполномоченного Президиума АН по организации в г. Симферополь КНИБ АН СССР с правом производить «приемку зданий и осуществлять денежные операции в Госбанке». Документ датирован 2 декабря 1947 г. и срок его действия продолжался до 31 декабря 1947 г. [56, л.1]. В связи с этим, можно сделать вывод об активном участии П.Н. Шульца в деле образования базы только на завершающем этапе подготовительных работ. Заинтересованность исследователя отражают также записи в дневнике Тавроскифской экспедиции от 18 августа 1947 г., в которых сообщается о встрече с председателем Крымского обкома ВКП(б) П.А. Чурсиным, на которой П.Н. Шульц после доклада об археологических работах предложил обсудить задачу «созвания Крымской базы Академии Наук СССР» [53, л. 19]. Очевидно, роль П.Н. Шульца и других исследователей в деле организации базы Академии Наук в Крыму является не до конца выясненной и требует дополнительного изучения с привлечением новых архивных источников. Сектор истории и археологии КНИБ АН СССР начал работу в июне 1948 г. [6, л. 2]. В его состав вошли группы истории и археологии, лаборатория археологической технологии, кабинет антропологии, археологический заповедник Неаполь Скифский и Бахчисарайская историко-археологическая станция [7, л. 65]. По плану, разработанному Президиумом Академии Наук 23 декабря 1947 г., в состав должны были войти также Херсонесский историкоархеологический заповедник и Керченская историко-археологическая станция. Однако вопрос об их передаче в ведение Сектора не был решен [7, л. 65]. Необходимость образования станций в Херсонесе в 1951 г. и в Керчи в 1952 г. вновь отмечена в Плане пятилетнего развития Крымского филиала Академии Наук (1951-1955 гг.) [17, л. 58]. Приведенные положения плана

51 также не были реализованы. Тем не менее, это не помешало Сектору истории и археологии в течение 1948-1955 гг. организовать проведение Херсонесской археологической экспедиции. Первоначально штат группы археологии СИА КНИБ комплектовался преимущественно из сотрудников Тавро-скифской экспедиции. Так, В. П. Бабенчиков был назначен исполняющим обязанности директора заповедника «Неаполь Скифский», О. И. Домбровский возглавил лабораторию археологической технологии, Е.В. Веймарн стал заведующим Бахчисарайской станции, Г. Д. Белов руководил Херсонесской экспедицией, В. В. Бобин заведовал кабинетом антропологии [7, л.61]. П.Н. Шульц предлагал принять на работу в сектор еще одного сотрудника экспедиции – Т.М. Минаеву, однако против ее кандидатуры выступил Обком ВКП(б), заявив о «политической неблагонадежности» исследовательницы [36, л.24]. Единственным младшим научным сотрудником стала Э.И. Соломоник, распределенная на работу в Крым после защиты диссертации [115, с.176]. В 1949 г. в научный состав сектора входило уже 20 работников, из которых 16 человек – в группу археологии [7, л.62]. Проблемой первых лет существования научно-исследовательской базы, переименованной в октябре 1949 г. в Крымский филиал АН СССР, был существенный недостаток специалистов. В отчете за 1948 г. Я.Д. Козин сообщал А.Д. Удальцову, что из 101 штатной единицы удалось укомплектовать только 66. Значительной признавалась потребность в старших научных сотрудниках со степенью доктора и кандидата наук [7, л.19]. Такая ситуация складывалась, по-видимому, в силу двух взаимосвязанных обстоятельств. Отраженная в документах о создании базы, уверенность в том, что компетентных специалистов удастся найти среди местных исследователей, не оправдалась. Практика приглашения ученых для работы в Крыму из других регионов также оказалась малорезультативной, поскольку создать необходимые условия на новом месте не удавалось.

52 Как было отмечено выше, Президиум Академии Наук возложил обязанность обеспечения научно-исследовательской базы рабочими и жилыми помещениями на руководство органов власти Крымской области. Для размещения учреждения были выделены четыре здания: на ул. Пушкинской 14 и 17, на ул. Ленина 7 (в котором расположились сотрудники Сектора истории и археологии) и на Ноябрьском бульваре 12 [1, л.3]. Условия признавались совершенно неудовлетворительными. Подразделениям только одного Сектора истории и археологии приходилось тесниться в трех комнатах в течение нескольких лет [12, л. 29]. Таким образом, улучшения удобств в сравнении с базой Тавро-скифской экспедиции не произошло. Одно здание по ул. Шполянской, 14, после его восстановления, планировалось использовать для обустройства 15 квартир для сотрудников, приглашенных из Москвы и других городов. Управление крымской базы должно было разместиться в здании бывшего комвуза на ул. Карла Маркса, 60 [137, с.73]. Восстановление «крайне запущенных» помещений, порученное Крымакадемстрою на 19481950 гг., затянулось. Поэтому секторы научно-исследовательской базы временно заняли свободные аудитории Крымского Пединститута и Сельскохозяйственного института [21, л.1]. Серия обращений Я.Д. Козина к секретарю Обкома ВКП(б) Н.В. Соловьеву с просьбами о содействии существенно не изменила ситуацию [3, л.4]. В результате возникли две новые проблемы: поселения сотрудников базы и работы по совместительству. Проблема предоставления жилой площади нередко обсуждалась на заседаниях сотрудников Крымского филиала. Ее отражает один эпизод организации Сектора истории и археологии. В отчете за 1948 г. П.Н. Шульц обусловил необходимость создания Кабинета исторической географии, основной задачей которого являлась разработка карты археологических памятников [9, л.82]. Для работы кабинета было необходимо принять в штат географа И.И. Бабкова. Его кандидатура предлагалась П.Н. Шульцем в докладе о проекте Кабинета исторической географии на заседании Ученого совета 31 января 1949 г. Ученый секретарь КНИБ М.А. Кочкин в прениях

53 выразил мнение о несвоевременности создания кабинета, в частности, в силу ограниченности жилищного фонда [9, л.132]. Проблема оставалась актуальной и в последующем. Так, Распоряжением от 30 ноября 1951 г. по Крымскому филиалу запрещалось использование рабочих помещений для ночлега сотрудников. Заведующему Сектором истории и археологии П.Н. Шульцу и О.И. Домбровскому был объявлен выговор за предоставление ключей от здания «посторонним лицам». Отмечалось, что работники О.И. Гущин и А.П. Шохин неоднократно ночевали в секторе, а аспирантка ИИМК О.Д. Дашевская «и вовсе проживает там в течение двух месяцев» [5, л.26]. Таким образом, трудности с предоставлением жилья были вынуждены преодолевать сами нуждающиеся. Эта проблема в совокупности с невысокой оплатой труда вынуждала многих сотрудников работать по совместительству. Впрочем, причины дополнительного трудоустройства в каждом случае были индивидуальными. Администрация филиала предпринимала решительные меры по борьбе с этим явлением. Совместителем являлся П.Н. Шульц. В связи с этим его отношения с заместителем директора Я.Д. Козиным складывались достаточно напряженно. До принятия предложения о заведовании сектором КНИБ П.Н. Шульц уже являлся сотрудником ИИМК им. Н.Я. Марра и ГМИИ им. А.С. Пушкина. Руководство этих учреждений доверило ученому организацию Тавро-скифской экспедиции. После образования Крымской базы Академии Наук встал вопрос о передаче экспедиции в ее ведение. Это был шаг к централизации управления исследовательских учреждений Крыма. Я.Д. Козин 6 июля 1949 г. направил Председателю Облисполкома Совета депутатов трудящихся Крымской области В.И. Никанорову просьбу обязать все экспедиции, работающие в Крыму, проходить регистрацию в КНИБ АН СССР. Предложенный Я.Д. Козиным проект постановления Советом депутатов был поддержан [8, л. 55]. В сентябре 1948 г. заместитель директора КНИБ сообщил Председателю Совета филиалов АН СССР В.А. Ульяновской, что П.Н. Шульц, несмотря на полученные из бюджета базы 104 тыс. руб. прибыл в Крым как руководитель

54 Тавро-скифской экспедиции ИИМК им. Н.Я. Марра и ГМИИ им. А.С. Пушкина, а не как заведующий Сектором истории и археологии. «Его сепаратизм и довольно странное поведение заставляет меня думать, что он (т.е. П.Н. Шульц) в Симферополь не переедет и, закончив раскопки, уедет в Москву до следующего года» [8, л.57]. В отчете директору КНИБ АН СССР А.Д. Удальцову Я.Д. Козин сообщал, что в результате привлечения П.Н. Шульцем многочисленных научных учреждений Москвы (ИИМК им. Н.Я. Марра, ГМИИ им. А.С. Пушкина, ГИМ) и Ленинграда (Государственный Эрмитаж) крымская база стала участником, «а не хозяином» Тавро-скифской экспедиции. «Ненормальность» такого положения Я.Д. Козин аргументировал тем, что в системе Академии наук запрещено финансирование одной и той же работы различными ведомствами. «Выделяя 50% всех сметных средств, я полагал, что он (т.е. П.Н. Шульц) будет работать только от Базы, но в действительности оказалось совершенно иное». В заключении Я.Д. Козин выражал опасение возникновения проблем в связи с приоритетом в отчетности. Вместе с тем, он отметил, что П.Н. Шульц признал неправильность ситуации и заверил, что в 1949 г. она не повторится [7, л.23]. Однако, положение не изменилось, и П.Н. Шульц продолжил совмещение работы в трех учреждениях. В это время Я.Д. Козин попытался поставить вопрос о смещении руководителя Сектора истории и археологии с должности [11, л.13]. Проблема совместительства, как было отмечено, существовала и в других секторах базы. В связи с этим от исполнения обязанностей были освобождены заведующие Сектором химии П.Т. Данильченко и Сектором зоологии И.И. Пузанов [11, л.14]. Такая политика, в условиях недостатка квалифицированных кадров, представляется пагубной для развития базы. К счастью для крымской археологии, решить вопрос в таком ключе с П.Н. Шульцем не удалось. По-видимому, определенное влияние оказала позиция директора ИИМК им. Н.Я. Марра А.Д. Удальцова, также по совместительству руководившего КНИБ АН СССР. По замечанию Я.Д.

55 Козина, «не посоветовавшись с А.Д. Удальцовым», он не мог принять решения об освобождении П.Н. Шульца, но «его (т.е. А.Д. Удальцова) также нет в Крыму». Представляется, что истинная причина состояла не только в отсутствии директора базы на рабочем месте. Последняя попытка разрешить вопрос совместительства П.Н. Шульца предпринята Я.Д. Козиным на заседании Ученого совета крымской базы, состоявшемся 22 августа 1949 г. В докладе заместитель директора отметил многочисленные недостатки в выполнении работ по плановым проблемам Сектора истории и археологии, вызванные частым «отсутствием заведующего на рабочем месте» и слабым контролем за трудовой дисциплиной: «сотрудники сектора работают по 1-2 часа в день» [11, л.24]. В ответном выступлении П.Н. Шульц объяснил: «я имею несчастье действительно совместительствовать в трех учреждениях: КНИБ, ИИМК и ГМИИ. Но при постановке этого вопроса нужно расчленить совместительства полезные и вредные как для работы базы, так и для совместителя». К «полезным» факторам П.Н. Шульц отнес содействие повышению квалификации сотрудников сектора и «интенсификацию работы». Также он отметил, что в ИИМК им. Н.Я. Марра он зарплату не получает, но без работы в институте он не представляет своей жизни. «Если бы встал выбор, я бы отказался от работы в Крыму» [11, л.35]. Негативные моменты П.Н. Шульц связывал с работой в ГМИИ им. А.С. Пушкина. В музее его зарплата составляла «только 500 руб., что в 12 раз меньше, чем в крымской базе». Совмещение «в ГМИИ несомненно вредное, но оно дает основные средства на Тавро-скифскую экспедицию». Ученый продолжал: «… как только база будет давать на раскопки больше 15 тыс. руб., то сразу же отпадет несчастная необходимость держаться за ГМИИ, а руководитель сектора будет занят только в КНИБ АН СССР на основной работе и в ИИМК им. Н.Я. Марра по совместительству» [11, л.39]. После заседания вопрос о совместительстве П.Н. Шульца больше не поднимался.

56 Настойчивость фактического руководителя крымской базы Я.Д. Козина вполне объяснима. База создавалась как центральное академическое учреждение, координирующее все направления научных исследований, с целью содействия развитию производительных сил Крымской области [1, л.2]. Специфическими чертами региона отмечались «ярко выраженный сельскохозяйственный профиль» и курортный потенциал [3, л. 12]. В своей деятельности администрация КНИБ руководствовалась постановлениями и распоряжениями Президиума и Совета филиалов Академии Наук, решениями центральных правительственных и партийных органов, которые ориентировали на внедрение научных достижений в различные отрасли народного хозяйства [3, л.11]. Так, в связи с реализацией постановления СМ СССР «О плане полезащитных лесонасаждений…» значительное внимание в планировании работы базы уделялось вопросам «преобразования природы», как например, использования водоемов и ветра для генерации электроэнергии. Несомненно, процесс исполнения директив тщательно контролировался. В 1949 г. Президиум АН СССР издал постановление, предусматривавшее разработку тематики работы секторов и отдельных сотрудников филиалов в Москве в соответствии с нуждами народного хозяйства [10, л.6]. Попытки внесения изменений в предложенные планы, как правило, наталкивались на затруднения. Таким образом, инициатива на местах существенно ограничивалась. Это выразилось в значительном сокращении финансирования направлений, утративших актуальность в новых реалиях. Для решения задач развития народного хозяйства результаты работы Сектора истории и археологии могли быть использованы лишь частично. В отчетах о работе крымской базы и филиала нередко записи о прикладных разработках сектора отсутствуют [9, л.43], [12, л.211]. В большей степени результаты ожидались от группы истории, научный состав которой долгое время оставался недоукомплектованным, за что П.Н. Шульц подвергался критике [11, л. 48], [21, л.77], [27, л.39]. Так, в 1948 г. группу представлял один сотрудник – П.Н. Надинский [7, л.66]. Существенным недостатком работы

57 сектора признавалась «чрезмерная многотемность» и превалирование проблем археологии над историческими [11, л.14]. «А обстановка требует подготовки таких работ как «История города Севастополя» и «Советский Крым» отмечал Я.Д. Козин [7, л.57]. Главная задача деятельности Сектора истории и археологии состояла в «изучении истории Крыма как неотъемлемого звена истории СССР» [2, л.3]. Особое внимание в условиях послевоенного заселения полуострова уделялось истории русского народа, в частности, проблеме славянского присутствия [2, л.4]. Рассматриваемый период истории Тавро-скифской экспедиции в рамках Крымского филиала Академии наук в целом характеризуется противостоянием двух начал. С одной стороны – активная позиция заведующего Сектором истории и археологии П.Н. Шульца, отразившаяся в отстаивании планомерного археологического исследования полуострова. Это намерение, преломившееся сквозь призму научных интересов ученого, в результате обусловило приоритет изучения скифских и таврских памятников. Значительные археологические работы были связаны с самостоятельными разработками сотрудников сектора. Вместе с тем, П.Н. Шульцу и другим археологам было непросто обосновать актуальность своих исследований. Гораздо более востребованными были темы, связанные с изучением истории Крыма в период Гражданской и Великой Отечественной войны, межвоенного времени в составе Советского Союза. Необходимость усиления внимания к этим вопросам неоднократно подчеркивалась руководством КНИБ АН СССР при обсуждении отчетов Сектора истории и археологии [19, л.79] [21, л.29]. Это направление развивалось усилиями группы истории. Несмотря на наметившееся противоречие интересов сотрудников сектора и руководства базы, изначально действий по его преодолению ни одна из сторон не предпринимала. В плане сектора на 1948 г. проблема истории Советского Крыма включала три темы. Разработка «Истории города Севастополя» была поручена В.П. Бабенчикову, параллельно занятому исследованием некрополей Неаполя Скифского. За сотрудником группы

58 истории П.Н. Надинским закреплена тема «Земский вопрос в Крыму (19171928 гг.)». Темы не были завершены в срок по причине «невозможности заниматься вопросами советской истории в условиях отсутствия кадров» [12, л.17]. В то же время в группе археологии выполнялись работы по двум проблемам, в рамках которых производились раскопки силами Тавроскифской экспедиции в составе 4 отрядов и Инкерманской экспедиции. Следует отметить, что цели и задачи археологических исследований не изменились и по-прежнему преследовали доказательства существования государства крымских скифов, свидетельства контактов скифского, таврского и греческого населения [62, л. 4]. В этом отношении выделялся Судакский отряд Тавро-скифской экспедиции, на работе которого следует остановиться отдельно. Отряд был создан с целью обследования юго-восточного побережья Крыма от пос. Новый Свет до г. Феодосия и изучения «характера и значения» киммерийских, скифских, таврских, а также славянских поселений [69, л.1]. В итоговых документах экспедиций 1948 г. упоминание важности обнаружения славянских памятников встречается только в отчете о работах Судакского отряда. В ходе рекогносцировки внимание его участников привлекло городище Тепсень. Происхождение, обнаруженной на объекте керамики, исследователи связали со славянами. В заключении отчета признавалось «выдающееся значение поселения для изучения славяно-русских древностей Крыма» [69, л.18]. Результаты разведки Судакского отряда были включены в доклад В.П. Бабенчикова, сделанный на Сессии по истории Крыма в сентябре 1948 г. [196, с. 190]. На этой сессии В.П. Бабенчиков заявил о необходимости создания специального отряда для продолжения изучения городища Тепсень и выявления новых следов славян в Крыму. Таким образом, начало активной разработки славянского вопроса в истории Крыма совпало с временем, когда необходимость продолжения археологических исследований Тавро-скифской экспедиции и других предприятий Сектора истории и археологии требовала подтверждения,

59 удовлетворяющего с одной стороны потребностям народного хозяйства, а с другой – условиям политической конъюнктуры. Концепция глубоких исторических корней русского народа в Крыму постепенно формируется в 1945-47 гг., а ее обоснование все чаще фигурирует в работах П.Н. Шульца, отражающих итоги археологических исследований [180], [187]. В конце 1940х гг. доминирующие позиции в советской историографии сохраняла теория стадиальности Н.Я. Марра, сообразно которой в крымской археологии начинают разрабатываться представления об автохтонном характере славянского населения полуострова, в этногенезе которого приняли участие скифы, тавры, сарматы и другие народы [187, с.98]. Задачей экспедиционных работ становится выявление «славяно-русских» древностей и доказательств связей культур древних славян и тавро-скифского населения Крыма [101, л.1]. Включение новых задач в план научно-исследовательских работ Сектора истории и археологии происходило на заседаниях Ученого совета КНИБ. На расширенном заседании 17 сентября 1948 г. П.Н. Шульц отметил, что в последующие годы тематика сектора коренным образом будет отличаться в сравнении с исследованиями прошлого. Ученым утверждалась практическая и теоретическая значимость изучения «скифо-славянской» проблемы: «Если курортники дореволюционного Крыма имели нездоровый интерес к иностранщине, то сейчас со стороны нового крымского населения мы имеем другое – интерес к родному Крыму». Слабая убедительность доклада восполнялась образностью речи: «Если украинка видит в склепах Неаполя Скифского орнаментальные мотивы, сходные с орнаментом в ее хате – это ее роднит с Крымом». Выступление П.Н. Шульца убедило совет в необходимости разработки проблемы «Славяне в Крыму» и образования в 1949 г. Коктебельского отряда Тавро-скифской экспедиции для планомерного изучения городища Тепсень [5, л.80]. В докладе 31 января 1949 г. П.Н. Шульц утверждал актуальность дальнейшего развития темы «История Сурожа». С целью получения нового материала предполагалось образовать Сурожский отряд Тавро-скифской

60 экспедиции, руководить которым П.Н. Шульц пригласил С.А. Секиринского. Таким образом, задача состояла в закреплении результатов разведок 1948 г. в плане обнаружения славянских памятников. В ходе обсуждения слово взял Я.Д. Козин, выразивший мнение о нецелесообразности предложения П.Н. Шульца в условиях, когда «разрабатывать необходимо тему Советского Крыма». Ответные возражения заведующего сектором приняты не были, а идея Сурожского отряда осталась нереализованной [11, л.17]. В повестке заседания Ученого совета в апреле 1949 г. стоял вопрос о подготовке планов на 1950 г. В прениях П.Н. Шульц вновь обратился к идее изучения славянских древностей Судака. Заведующий сектором отметил: «имеются препятствия для полнокровного исследования темы по истории славян в Крыму». Развивая мысль, он сообщил, что для изучения роли скифов в славянском этногенезе в рамках Тавро-скифской экспедиции и на работы ее «Славяно-русского Коктебельского отряда» у сектора имеется всего 15 тыс. руб. Эти средства признавались совершенно недостаточными для подготовки в будущем отдельной «Славяно-русской экспедиции» [10, л.19]. Вполне вероятно, что критика в адрес руководства КНИБ в совокупности с анонсированием грандиозных планов сектора по разработке истории славян в Крыму не случайно прозвучали на заседании с участием партийного руководства. Идею «славянской экспедиции» полностью поддержал Секретарь Обкома ВКП(б) П.А. Чурсин. Также он пообещал оказать содействие в изыскании дополнительных средств на раскопки 1949 г. и последующих лет [10, л.43]. Центральной задачей изучения древней и средневековой истории Крыма в 1949 г. стал поиск решения вопроса о характере процесса формирования в Крыму «одной из ветвей южного славянства» на базе предшествующего скифского и таврского субстрата [64, л.2]. Гипотеза об автохтонном славянском анклаве объясняла необходимость исследования большинства памятников, работы на которых производились Тавро-скифской экспедицией. Таким образом, устранялась проблема практической значимости

61 археологических исследований на полуострове. Высокая степень соответствия гипотезы скифо-славянского родства реалиям рассматриваемого периода заставляет усомнится в искренности убеждений ее апологетов. Внесение ясности в этом вопросе требует произведения самостоятельного исследования. Вместе с тем, следует отметить, что уже в 1950 г. большинство историков вынужденно изменило прежние представления, базировавшиеся на учении Н.Я. Марра, после публикации работы И.В. Сталина «Марксизм и вопросы языкознания». Исследования крымских ученых оказались в особенно уязвимом положении. Некоторые из них, как Е.В. Веймарни С.Ф. Стржелецкий, вскоре перешли на позиции сторонников миграционной теории происхождения следов славянского присутствия в Крыму. П.Н. Шульц довольно долго сохранял «переходные» взгляды. Исследователь несомненно отказался от упрощений в объяснении этногенеза южных славян, но в то же время продолжал придерживаться мнения, высказанного в статье 1946 г. о том, что «скифы Крыма сыграли свою роль в сложении русской народности, культуры и государственности» [185, с.116]. Впрочем, это утверждение, с одной стороны не противоречило положениям труда И.В. Сталина, а с другой не теряло актуальности в реалиях послевоенного Крыма. Наконец, внезапные и радикальные перемены во взглядах скорее всего дискредитировали бы научные наработки предыдущих лет. События, связанные с адаптацией крымских историков к новым теоретическим ориентирам, подробно освещены в историографии [194], [198], [199]. Рассматривая аспекты организационной среды Тавро-скифской экспедиции необходимо более подробно охарактеризовать особенности финансирования научно-исследовательских работ. Изучение вопросов материального обеспечения позволяет иначе посмотреть на процессы, проанализированные выше. Основные источники поступления средств КНИБ, а затем и КФ АН СССР составляли ассигнования по союзному бюджету, перечисления за выполнение работ по договорам и спецассигнования Президиума Академии Наук [4, л.6]. Разница в размере бюджета научно-

62 исследовательских работ КНИБ АН СССР, выраженная в абсолютных цифрах демонстрирует несомненный рост затрат, так, в 1948 г. – это 1120 тыс. руб., а в 1949 г. – 2362 тыс. руб. [10, л.18]. Однако, если в 1949 г. общая сумма, выделенная на научные работы, составила по базе около 2400 тыс. руб., то на отдельный сектор приходилось в среднем по 40 тыс. руб. Средств, таким образом, было критически мало с учетом того, что только на организацию Тавро-скифской экспедиции в рассматриваемом году затрачено свыше 60 тыс. руб. Для улучшения ситуации Я.Д. Козин вынужденно ходатайствовал перед председателем Совета филиалов АН СССР В.П. Никитиным об открытии дополнительных кредитов на 1949 г. в расчете по 7 тыс. руб. на каждую научно-исследовательскую тему (210 тыс. руб.), и на необходимую аппаратуру – 30 тыс. руб. [13, л. 7]. Изменения приоритетов в работе КФ АН СССР, связанное с новыми задачами развития народного хозяйства, приводили к регулярным сокращениям финансирования работ Сектора истории и археологии. Так, в 1949 г., в связи с недостаточным обеспечением, полностью исключалась из плана тема «Фортификационные сооружения средневекового времени в ЮгоЗападном Крыму», сокращались исследования по разделам «Земский вопрос в Крыму», «Славяне в Крыму» (полностью по Сурожскому и Тьмутараканскому отряду) и «Скифы в Крыму [16, л. 56]. В 1950 г. ассигнования вновь резко сократили. Руководство филиала было вынуждено отстаивать «более актуальные темы». Вместе с тем, отмечалось, что даже в случае уменьшения числа разрабатываемых проблем, полученные от Совета филиалов средства «нет возможности использовать, потому что их выдачу задерживает на полтора месяца Крымская контора Госбанка» [11, л. 54]. В обращении П.Н. Шульца к Я.Д. Козину по вопросу сокращения финансирования в 1950 г. обусловлена необходимость в частичном сокращении объема работ и перенесении их завершения на 1951 г. П.Н. Шульц отмечал, что на работы по основной проблеме научных исследований сектора «Аборигенное население Крыма в древности» ни в 1949 г., ни в 1950 г. от

63 Крымского филиала средств не поступало [18, л. 147].В том числе, по этой причине завершение деятельности Тавро-скифской экспедиции произошло не в 1949 г., а лишь через год. В другом письме П.Н. Шульц конкретизирует недостаточность оснащения материально базы Сектора истории и археологии, потребности которого заключались в предоставлении дополнительных сменной оптики для аппаратов ФЭД, нивелира, слесарного и столярного инструмента, вакуумного насоса, вагонеток и рельсовых путей, тачек, палаток и брезента, ленточного конвейера и мотора, а «также различного мелкого, крайне нужного оборудования» [22, л. 57]. В конце заседания Ученого совета, состоявшегося 22 августа 1949 г., на котором решался вопрос о совместительстве П.Н. Шульца, Я.Д. Козин отметил: «складывается впечатление будто КНИБ не хочет развивать раскопки. Это неверно. Но Президиум АН категорически запрещает привлечение средств со стороны» [11, л. 66]. Попытки изыскания дополнительных средств, тем не менее, предпринимались. На этом же заседании главный бухгалтер базы Д.М. Бушуев отметил, что в 1949 г. «мы стали проводить политику привлечения «компаньонов» для облегчения финансового положения. Такой «компаньон» нашелся по линии Сектора почвоведения. По этому поводу было написано письмо в Москву, но Президиум АН не одобрил такую инициативу, объяснив это тем, что на научно-исследовательскую работу выделяются достаточные средства и использовать необходимо только их» [11, л. 53]. Вместе с тем, можно привести примеры удачного софинансирования археологических работ. Так, в течение 1945-49 гг. Крымский краеведческий музей, принимая участие в исследованиях Неаполя Скифского на договорных началах, затратил 58 тыс. руб. из собственного бюджета. Кроме того, ресурсы музея позволили обеспечить сторожевую охрану, консультации по вопросу сохранения объектов и предоставление сотрудников для выполнения работ [28, л.25]. Сотрудничество с ККМ продолжилось и в 1950 г., когда был

64 заключен очередной договор совместной организации Тавро-скифской экспедиции с выделением средств в размере 7 тыс. руб. [14, л. 13]. В 1948 г. Академия архитектуры АН УССР также предприняла попытку принять участие в проведении Тавро-скифской экспедиции. Тем не менее, реализовать этот замысел не удалось из-за невозможности перечислить средства на отсутствующий собственный текущий счет экспедиции. В 1949 г. Секретарь Отдела архитектурных наук Н.П. Северов снова обратился к Я.Д. Козину с предложением организовать перечисление 15 тыс. руб. на совместные работы посредством Крымской базы [15, л. 72]. В ответном письме сообщалось, что указанную сумму принять на счет КНИБ невозможно, так как она уйдет в доход общесоюзного бюджета. Против помощи Я.Д. Козин не возражал, но предоставить ее предлагал таким образом, чтобы средствами распоряжался П.Н. Шульц как подотчетное лицо АА АН УССР [15, л. 82]. В результате этого «маневра» сотрудники Академии архитектуры принимали участие в раскопках в течение 1949-1952 гг. [18, л.1]. Существенным недостатком материального обеспечения научных исследований была непоследовательность в планировании. Составление планов работ происходило до формирования бюджета. Лишь после утверждения положений плана, под них подводилась финансовая база. Как правило, за 1948-1950 гг. секторы получали ¼ требуемых средств [26, л.3]. В связи с этим П.Н. Шульц сообщал Я.Д. Козину: «Мы бываем вынуждены, чтобы не срывать план в какой-то части, хотя в части экспедиционных работ приходится иной раз идти по линии нарушения законов по труду, то есть разрешать научным сотрудникам выезд в поле без оплаты, как это было в 1950 г. или же сократить объем полевых работ, как это имело место в 1951 г. [26, л.4]. Таким образом, к особенностям организационной среды Тавроскифской экспедиции следует отнести трудности, связанные с условиями проживания сотрудников, нехваткой необходимого оборудования, непоследовательной финансовой политикой руководства Крымского филиала

65 АН СССР. Научные исследования в рассматриваемый период производились в условиях изменений теоретических ориентиров в отечественной исторической науке. Система ежегодного планирования и контроля со стороны центральных академических учреждений также существенно повлияли на тематику работ Сектора истории и археологии. Вместе с тем, сотрудничество с местными музейными и краеведческими учреждениями способствовало повышению результативности экспедиционных предприятий. 2.2. Исследования Тавро-скифской экспедицией в 1948-1950 гг. В истории Тавро-скифской экспедиции наиболее результативным периодом следует признать 1948-1950 гг. Беспрецедентные по масштабу археологические работы охватили все районы Крымской области за исключением северных областей и Керченского полуострова. В число организаторов экспедиции входили КФ АН СССР, ИИМК им. Н.Я. Марра, ГМИИ им. А.С. Пушкина, ГИМ, ИА АН УССР, Крымский краеведческий музей и другие музеи полуострова. Одновременно Сектором истории и археологии проводились Инкерманская экспедиция (1948-1950 гг.), активная роль в которой принадлежала Е.В. Веймарну и С.Ф. Стржелецкому, и Херсонесская экспедиция (1949-1955 гг.) под руководством Г.Д. Белова. В составе Тавро-скифской экспедиции работали Симферопольский отряд (19481950 гг., руководитель А.Н. Карасев), Бахчисарайский (Горный) отряд (19481950 гг., возглавлен Е.В. Вемарном), действовавший совместно с Бахчисарайским и под общим руководством Е.В. Веймарна Отдельный отряд группы истории СИА КНИБ (1949-1949 гг.), Евпаторийский отряд (1948-1950 гг., М.А. Наливкина), Коктебельский отряд (1948-1950 гг., В.П. Бабенчиков), Сурожский отряд (1948 г., И.В. Пятышева), Белогорский отряд (1948 г., П.Н. Шульц), Феодосийский отряд (1949 г., И.И. Бабков), Ялтинский отряд (1950 г.,

66 П.Н. Шульц) и Алуштинский отряд (1950 г., И.В. Пятышева, Е.В. Веймарн) [61, л.1], [62, л.4], [66, л. 1], [67, л. 2]. Внушительный список подразделений демонстрирует высокую степень многогранности предприятий, реализованных в рамках Тавро-скифской экспедиции. Причины такого разнообразия в работе Сектора истории и археологии не вполне очевидны, учитывая тот факт, что дирекция филиала проводила политику «по борьбе с распылением сил и многотемностью» [9, л. 38]. В деятельности отдельных исследователей прослеживается определенная связь между началом разработки нового направления и выбором типа поведения в условиях организационной среды. Представляется, что крымские археологи находились в положении вынужденного балансирования между актуальностью своих изысканий и стремлением следовать собственному научному интересу и убеждениям. В таких условиях, от степени востребованности в обществе результатов труда ученого напрямую зависела вероятность реализации его исследовательских амбиций. В качестве конкретного примера следует проанализировать позицию заведующего Сектором истории и археологии П.Н. Шульца. Очевидно, уже в первые годы Тавро-скифской экспедиции, им осознавалось значение «славянского вопроса» в крымской археологии. Публичные выступления ученого на собраниях сотрудников Крымского филиала [12], [17] или сессиях по истории полуострова, проводившихся совместно с Областным краеведческим музеем [196], отражают полную уверенность в присутствии славян в Крыму в средневековье, непосредственном участии в их этногенезе скифов, тавров, сарматов, аланов и других «аборигенных» народностей, наконец в том, что Крым «издавна принадлежал предкам» русского народа [185, с.116]. Однако, ни одно из этих выступлений не было опубликовано. Более того, в немногочисленных работах П.Н. Шульца, которые все же были напечатаны в 1948-1950 гг., фактор скифо-славянской преемственности либо не упоминается вовсе, либо отмечается с большой осторожностью [189], [190], [191]. Работы Тавро-скифской экспедиции в этих публикациях отражены до

67 1947 г. Только в 1950 г., касаясь раскопок городища Тепсень, П.Н. Шульц весьма неоднозначно утверждает, что его население было смешанным: «аланским, славянским, а может быть и хазарским, и греческим» [187, с. 155]. На последнее замечание отреагировал В.П. Бабенчиков, причислив вывод П.Н. Шульца к ошибочным, наряду с заключением другого ученого, И.И. Ляпушкина, убежденного в салтово-маяцком происхождении памятника [106, с. 105]. В.П. Бабенчиков, как и П.Н. Надинский, очевидно, были искренними приверженцами концепции славянской принадлежности средневекового полуострова, и включали идеи автохтонности славян, их генетической связи с другими народностями Крыма, в первую очередь с аланами, в тексты научных публикаций [106, с. 115]. Иначе смотрел на этот вопрос П.Н. Шульц, отмечая: «Нельзя, недопустимо сложнейшую, хотя и неотложную проблему о роли древнего и раннесредневекового Крыма и его коренных народов в этногенезе славян, проблему, кстати сказать, требующую накопления и исследовательской обработки громадного фактического материала, решать с кондачка, путём лозунгов, логическим путём» [196, с.199]. В действительности, отношение к фактам у исследователей отличалось. П.Н. Шульц не допускал подведения конкретных свидетельств под умозрительные, тенденциозные построения. Вероятно, этим объясняется некоторая пауза в его публикационной деятельности, которая приходится на время актуализации «славянского вопроса». Когда в 1950 г. его адепты лишились теоретической базы в связи с пересмотром учения Н.Я. Марра, в серии публикаций, основанных на фактических данных, П.Н. Шульц отразил представления об истории поздних скифов, не акцентируя внимание на связях с культурой славян. В очерке, посвященном Неаполю Скифскому, ученый все же отмечает, что скифские племена, наряду с другими народностями Восточной Европы «сыграли свою роль в формировании восточного славянства» [191, с.168]. Впрочем, это замечание никак не отразилось на изложении результатов исследований городища. Так, не отрицались сильное

68 эллинистическое влияние в первый строительный период и роль сарматского проникновения во время второго расцвета столицы поздних скифов [191, с. 159]. В статье 1952 г. П.Н. Шульц вновь обращается к гипотезе о стратегической системе в расположении скифских поселений полуострова, анализирует взаимоотношения крымских скифов и тавров. При этом в тексте отсутствуют заключения о культурных связях с древними славянами [191, с. 198]. Публичное признание П.Н. Шульцем значимости роли русского народа в истории Крыма, в частности, факта преемственности скифской и древнеславянской культур, способствовало продолжению и углублению археологического изучения полуострова, задачей которого объявлялось обнаружение новых свидетельств «исконности русского присутствия» [196, с.194]. В связи с этим, раскопки позднескифских памятников приобрели высокую степень актуальности. Значительное внимание Сектором истории и археологии уделялось исследованиям Неаполя Скифского и его округи, разведкам в Симферопольском и Белогорском районах [62, л.48]. В 1948 г. П.Н. Шульцу удается возобновить исследования на западном побережье Крыма и достичь изначальной цели организации Тавро-скифской экспедиции. Одновременно, были развернуты широкомасштабные обследования в Южном и Центральном Крыму, осуществление которых возлагалось на многочисленные отряды экспедиции. Представляется, что основная цель этих предприятий заключалась в накоплении фактического материала, интерпретация которого в иных организационных условиях не подвергалась бы влиянию какой-либо теоретической или идеологической доминанты. В частности, поэтому снижалась публикационная активность сотрудников Сектора истории и археологии. В таком случае, вполне объяснимо наблюдаемое в политике руководства сектора одновременное бездействие в решении вопроса издания собственных трудов и беспрецедентное расширение экспедиционных работ.

69 Очевидно, сходную с П.Н. Шульцем позицию занимали Е.В. Веймарн и С.Ф. Стржелецкий. В их научно-исследовательской работе прослеживается с одной стороны дистанцирование от острых вопросов. Так, в течение 1948-50 гг., осуществляя руководство Бахчисарайским отрядом, Е.В. Веймарн сконцентрировался на проведении широких разведочных работ по выявлению новых таврских памятников. В 1949 г. им были обследованы таврские убежища на г. Басман, от подножья которой тянулась цепь обжитых пещер с керамикой кизил-кобинского и средневекового времени, укрепление на г. Кермен. Значительное внимание исследователем уделено крепостям Сюрень, Мангуп-Кале, Эски-Кермен. На скалах Кызык-Кулак-Кая отрядом под руководством Е.В. Веймарна найдено святилище со следами наскальной росписи8, «требовавшее незамедлительных исследований» [62, л.43-44]. Но, в то же время, Е.В. Веймарном и С.Ф. Стржелецким осуществляется руководство Инкерманской экспедицией, результаты которой зародили новую дискуссию о славянских древностях Крыма [200, с. 74]. Анализ отдельных эпизодов деятельности Тавро-скифской экспедиции несомненно представляют большой научный интерес. Многие ее аспекты до сих пор не освещены в историографии. К ним следует отнести историю изучения городища на г. Кошка, разведок и раскопок Е.В. Веймарна в Бахчисарайском районе в 1948-1950 гг. Впрочем, недавно в публикации В.П. Кирилко нашли отражение работы Н.В. Пятышевой в Алуште [135]. Однако в рамках настоящего исследования разрешается задача выяснения роли Тавроскифской экспедиции в изучении культуры поздних скифов. В этой связи, далее будут рассмотрены наиболее важные, на наш взгляд, работы, итоги которых повлияли на формирование представлений об истории крымских скифов. Начиная с 1945 г. задачей исследования Тавро-скифской экспедиции являлось выяснение вопроса о создании на западном побережье Крыма 8 Комплекс Кызык-Кулак-Кая повторно открыт в ходе обследования округи Мангупского городища в 2018 г. [105.а.]

70 системы скифских поселений и укрепленных пунктов [42, л.2]. В 1948 г. силами Евпаторийского отряда, в работах которого приняли участие С.К. Себекин, К.А. Трапезаров, А.Г. Фомичев, Г.Д. Смирнов, В.А. Головкина, под руководством М.А. Наливкиной, пройден разведочный маршрут от устья р. Альма до Перекопа [61, л.7]. Рекогносцировка дополнила сведения, полученные в ходе работ Евпаторийской экспедиции 1933-34 гг. Так, установлено, что вдоль западного и северо-западного побережья сконцентрировано значительное количество скифских памятников различных типов. Среди них размерами выделялось городище в устье р. Альма, которое М.А. Наливкина посчитала скифским портовым городом, выполнявшим не только оборонное, но и экономическое значение [61, л.14]. К числу приморских укреплений, выполнявших функции наблюдательных сторожевых пунктов, отнесены городища Айрчи, Красный Курган, Джан-Баба, Тарпанчи, Владимировка. Поселения у дд. Оленевка и Поповка по мнению М.А. Ниливкиной, «в миниатюре напоминают планы» Керкинитиды и Калос-Лимена. Появление скифских городищ и селищ в Западном Крыму датировалось одним временем в пределах III в. до н.э. и связывалось с процессами оседания и перенесения в Крым столицы с Каменского городища на Днепре [66, л.16]. В 1948 и 1950 гг. М.А. Наливкиной проведены раскопки Керкенитиды и Калос-Лимена, результаты которых были затем опубликованы [153]. Итоги исследований по замечанию П.Н. Шульца представили материалы, свидетельствовавшие о том, что Западный Крым являлся характерным районом господства скифов на одном из участков черноморского побережья. Захватив во II в. до н.э. город Калос-Лимен, скифы включении его в стратегическую систему своего государства в качестве порта [68, л.3]. Сеть приморских поселений, заключал П.Н. Шульц, «появляется, в частности, для вывоза хлеба и торговли в обход Херсонеса и Пантикапея» [25, л.84]. Предшественниками скифов в этом районе были кизил-кобинские племена [25, л.85].

71 В результате археологических разведок, проведенных в 1949 г. под руководством П.Н. Шульца на территории Симферопольского, Зуйского и Белогорского районов, отрядом Тавро-скифской экспедиции обнаружены два скифских городища и селища, два средневековых поселения и пещера со следами искусственно вырубленных ниш. Наибольший интерес руководителя группы привлекло скифского городище, расположенное на правом берегу р. Чуюнча, около д. Брусилово. Его остатки занимали вершину скалистого мыса. Поселение защищали две линии оборонительных стен с башнями, обустроенными по краям скалистого обрыва. Собранный подъемный материал позволил датировать городище первыми веками нашей эры. К востоку обследовано также селище, соотнесенное с укреплением на мысу [62, л.21]. Второе городище находилось в Зуйском районе у д. Подгорное и представляло собой небольшое убежище на скалистом мысу, огражденное «полукругом стен». К укреплению примыкали большое селище и некрополь, в обрезе культурного слоя которого хорошо фиксировались погребальные сооружения с каменными закладами. По предположению П.Н. Шульца, оба городища представляли тип укрепленных убежищ, защищавших подступы к Неаполю Скифскому со стороны Боспора [62, л.22]. Еще одно скифское селище было открыто в Феодосийском районе, около д. Дальние Камышлы вблизи моря [62, л.23]. Его описание, к сожалению, не сохранилось. Полевые исследования Неаполя Скифского в 1948 г. сосредоточились на двух участках в южной части городища: на раскопе «А» у центральных городских ворот и на раскопе «Б», расположенном в жилых кварталах [68, л.1]. В процессе работ, под руководством Н.Н. Погребовой, раскопы «А» и «А1» были объединены, с целью полного открытия фундамента центральных ворот. Исследование ворот дало новые сведения о системе обороны в этом районе города. Так, на этом участке обнаружен большой заклад из бутового камня, вплотную примыкавший к створкам ворот с внутренней стороны, общей длиной 4,5 м. Такой заклад быстро сооружался и выдерживал удары тарана [132 с. 181]. Раскопки показали, что в III-I вв. до н.э. ширина воротного проема

72 составляла 4,15 м, но в первых веках новой эры сооружение перестраивается: к нему подведена новая стена, тянувшаяся от северо-восточного угла ворот до протейхизмы, сузившая проезд до 3,4 м. [132, с.182]. Анализируя особенности скифской фортификации, начальник Симферопольского отряда А.Н. Карасев, отмечал «поразительную устойчивость» как основных строительных форм, так и технических приемов на протяжении пятисот лет существования городища. Это, по мысли ученого, свидетельствовало о местном, самобытном характере скифской архитектуры [132, 184]. Помимо этого, на раскопе «А» продолжались исследования мавзолея, в восточной стене которого были зафиксированы следы деревянной двери. В результате зачистки удалось выполнить ее полный отпечаток со всеми деталями и железными гвоздями. У верхней части двери найден костяк собаки с отрубленными лапами и головой [63, л.89]. Выяснилось, что обнесенный во II в. до н.э. широким панцирным поясом с южной и западной сторон, мавзолей был включен в систему обороны города в качестве привратной башни. В I в. н.э. вход в восточной стене был заложен и здесь также обустроен панцирный пояс. В это время построена лестница у западной стены, которая вела к новому входу в сооружение, расположенному на втором этаже [132, с. 182]. Кроме того, на участке открыты следы круглого в плане сооружения с очагом в центре, которое интерпретировалось как юрта. Севернее, на раскопе «Б» начато исследование крупного здания, датированного IIв. до н.э. и ряда небольших сооружений III-IV вв. н.э. Техника строительства и размеры зданий свидетельствовали, по мнению авторов раскопок, о «несомненно высоком уровне развития архитектурного искусства у поздних скифов» [132, с.187]. В ходе обследования округи Неаполя Скифского в 1947 г. П.Н. Шульцем открыты следы поселения, расположенного на склоне к р. Салгир, восточнее скалистого выступа, на котором находится столица крымских скифов. Контуры хозяйственных ям стали заметны в результате выработки глиняного карьера. Раскопки памятника производила сотрудница Тавро-скифской экспедиции Т.М. Минаева с 16 августа по 7 сентября 1948 г. [59, л. 1].

73 Результаты зачистки 12 ям и раскопок около 15 м2 культурного слоя позволили связать находки с кизил-кобинской культурой. Вся без исключения найденная керамика была представлена лепной, большая часть которой выполнена из грубо замешанной глины с примесями дресвы. [59, л. 18]. Вторую группу керамики составляла лощеная посуда. Т.М. Минаева отметила, что материал поселения имеет длинный ряд аналогий среди кизил-кобинских памятников Крыма. Вероятным временем существования поселения была названа первая половина I тыс. до н.э. Наличие некоторых форм керамики, близкой к скифской, давало основания для выводов о преемственности культуры населения киммерийского времени со скифской [59, л. 22]. В 1949 г. на поселении сделана интересная находка: в одной из хозяйственных ям оказался костяной псалий «раннескифского типа». Открытие свидетельствовало об использовании местными жителями лошади в качестве средства передвижения. В отчете о раскопках обращалось внимание на большое количество лощеной керамики: «встречены миски и круглодонные сосуды, украшенные точечным вдавленным орнаментом» [62, л.16]. По своему характеру поселение отнесено П.Н. Шульцем и О.Д. Дашевской к позднему этапу кизил-кобинской культуры. В то же время отмечалась близость керамического материала с образцами доскифской поры, что дало основания рассматривать возможность связи жителей поселения с носителями «крымского варианта киммерийской культуры» [62, л.19]. Вместе с тем, П.Н. Шульц обратил внимание и на наличие протоскифских элементов посуды, таким образом, среди предков поздних скифов, заключал ученый, вполне могли быть киммерийцы [62, л.20]. В 1949 г. задачи исследования Неаполя Скифского включали доследование мавзолея с целью выяснения вопроса его датировки, изучение системы фортификации на участке к востоку от ворот и соединение раскопов «А» и «Б» [101, л.3]. Сотрудники Симферопольского отряда, начальником которого был А.Н. Карасев, выявили к востоку от центральных ворот остатки мощной башни. Она, как и мавзолей, примыкала к протейхизме, служившей

74 ей северной стеной, но была сооружена не из квадрового, а из бутового камня [101, л.6]. Новые представления о строительной технике поздних скифов были получены вследствие обнаружения большого завала сырца на участке башни. В связи с этим П.Н. Шульцем выдвинуто предположение о том, что верхние части стен и башен складывались из сырцового кирпича [101, л.7]. Работы по доследованию городских ворот на уровне ранней вымостки открыли большую плиту с прямоугольной вырубкой. Находка позволила судить о механизме крепления деревянных створок ворот. Выяснилось, что полотнище крепилось железными петлями к деревянному стояку, помещенному в вырубке. При этом отмечалось существенное отличие от устройства поздних ворот, в которых створки вращались на каменных «подпятниках» [101, л.7]. К северу от воротного проема открыты фундаменты стен крупного общественного здания III-II вв. до н.э. Находки каменной профилированной капители и круглых углублений, вырубленных в скале, очевидно, для установки столбов, интерпретированы П.Н. Шульцем как свидетельства колоннады, которая украшала вход в здание. Дальнейшими раскопками установлено, что сооружение имело черепичное перекрытие. Выдающийся интерес представляли фрагмент пьедестала с древнегреческой посвятительной надписью богине Деметре, обломки мраморной скульптуры и рельефа с изображением руки, держащей посох – все эти находки указывали на общественный характер постройки [62, л.24]. Отмечалось также, что их открытие сделано недалеко от участков раскопок И.П. Бларамберга и С.С. Уварова. Раскопки жилых кварталов существенно детализировали представления о строительных периодах Неаполя Скифского. П.Н. Шульцем по-прежнему выделялись четыре основных этапа, самый ранний из которых приходился на III в до н.э. В это время сооружены здание с полуподвалом и столбовое здание, открытое на раскопе «В» в 1949 г. В архитектуре последнего прослеживалась преемственность с традициями скифских землянок более ранних эпох [63, л.56]. Второй строительный период, датированный II в. до н.э., отличался

75 формированием регулярной планировки городища в соответствии с ориентацией южной оборонительной стены [63, л.58]. Это время связывалось с наивысшим расцветом Неаполя Скифского. Характерными чертами первых веков существования города отмечались самобытность архитектуры, испытавшая, тем не менее эллинистическое влияние и неизменная традиция изготовления неорнаментированной лепной керамики [63, л. 60]. В конце второго строительного свидетельствовали периода находки в происходит раскопе "Б". пожар, Впрочем, о котором доказательств катастрофических разрушений в это время, которые могли сопровождаться захватом города, не выявлено [63, л.62]. Материалы, полученные за пять лет раскопок, практически не отражали истории городища в I в. н.э., в связи с этим, следующий строительный период П.Н. Шульц отнес к I-II вв. н.э. Именно в это время, по мнению ученого, происходит второе возвышение Неаполя Скифского, которое демонстрирует сооружение большинства зерновых ям, использовавшихся для концентрации больших запасов [63, л.62]. В комплексе керамики отмечено уменьшение количества привозной посуды. К III-IV вв. отнесен последний период жизни города, когда его строительная активность постепенно замедляется, а технические приемы упрощаются. На завершающем этапе в материалах раскопок прослежены следы сарматского влияния, которые «хотя и имели место, но не уничтожили своеобразной культуры крымских скифов» [63, л. 65]. В течение 1947-1948 гг. В.П. Бабенчиковым производились раскопки некрополя, расположенного на средней террасе долины р. Салгир, на склоне второй гряды Крымских гор. Открытие этого памятника произошло случайно. 6 августа после работ на Восточном некрополе В.П. Бабенчиков принял решение проверить сообщение местного пастуха, указавшего на то, что к юговостоку от Неаполя, на средней террасе склона к Алуштинскому шоссе, он видел в «большом глинище человеческие кости». Возможно, могильник остался бы необнаруженным, если бы не настойчивость практиканта

76 экспедиции А.А. Щепинского, передавшего рассказ пастуха и, предварительно, посетившего место обнажения захоронений [52, л.12]. В результате, в известняковом слое В.П. Бабенчиков обследовал «искусственно сделанные выемки, из которых выглядывали человеческие кости» [52, л. 14]. Открытые на объекте грунтовые могилы располагались вдоль склона в два ряда и включали подбойные конструкции и земляные склепы. Всего за два года работ изучению подверглись 29 погребений. Полученным материалам В.П. Бабенчиков нашел аналогию в грунтовых комплексах еще одного могильника, расположенного к западу от Неаполя Скифского на склоне Петровской балки. Последний спорадически раскапывался в XIX в. членами Таврической ученой архивной комиссии, а затем Н.И. Веселовским [60, л.2]. Но к времени работ Тавро-скифской экспедиции большая часть его территории попала в зону городской застройки. В этой ситуации находкам нового некрополя придавалось особое значение. В результате исследований В.П. Бабенчиков пришел к ряду интересных заключений. По его мнению, грунтовые могилы, как к западу, так и к востоку от Неаполя Скифского, сооружались для представителей «рядового населения» города [52, л.22]. Об этом свидетельствовала бедность инвентаря подбойных погребений. В.П. Бабенчиков отметил характерную черту, встреченную в захоронениях: «непременное присутствие жертвенной кости» [52, л.25]. Большинство подбойных могил и открытых склепов имели входные ямы, полностью заложенные бутовым камнем, что дало основания исключить возможность их многоразового использования [60, л.3]. В заключении отчета о раскопках некрополя В.П. Бабенчиков делает несколько предположений об этнической принадлежности погребенных. Большой процент вещей сарматского типа, обнаруженных в грунтовых захоронениях, навел ученого на мысль о постепенной смене населения Неаполя Скифского в первые века новой эры. К III в. н.э., писал В.П. Бабенчиков, в Крыму «значительную роль играет сарматское племя алан, построивших Фуллы и Дорос, Сугдею и Ардабду» [60, л. 29]. Несомненно,

77 такой вывод был сделан в связи с предложенной в 1947 г. П.П. Бабенчиковым гипотезой аланского участия в процессе образовании в Крыму местного анклава южных славян [115, с.198]. Больший интерес представляет вывод о сарматизации населения Крымской Скифии: «учитывая родство скифских и сарматских племен, не исключено и то, что «сарматизация» отражает новую стадию поздней скифской культуры». Впрочем, В.П. Бабенчиков оговаривается, что делать выводы такого рода по материалам «грунтового могильника оторванно от всего комплекса Неаполя мы не имеем права». «Мы должны остановиться на том, - продолжал ученый, - что если инфильтрация сармат и имела место быть, то главной массой населения все-таки оставались скифы». Появление сарматских вещей исследователь объяснял, также, возможностью торгового обмена с Северным Кавказом и Придоньем [60, л.29]. Таким образом, определение роли сарматских племен в истории поздних скифов откладывалось до обнаружения новых свидетельств. Подтверждения некоторых заключений В.П. Бабенчикова были получены уже в следующем году. В 1949 г. к северу от городских ворот Неаполя Скифского обнаружено погребение воина, у правого бедра которого находился короткий железный меч с прямым перекрестием и остатками деревянных ножен. [133, с. 166]. В 3 м. к северо-западу обнаружено захоронение коня, «лежавшего на спине, головой на юг, с подогнутыми ногами [63, л.83]. Близкое расположение могил и наличие в инвентаре обеих из них идентичной золотой фольги свидетельствовали о принадлежности коня воину. Погребение последнего признавалось сарматским и датировалось в пределах II-III вв. н.э. [63, л.84]. Еще одно погребение всадника открыто в зерновой яме №29 [133, л.165]. Аналогию для него удалось найти в материалах раскопок Неаполя Скифского 1926 г.: похожее погребение, сделанное в зерновой яме, содержало железный кинжал сарматского типа [63, л. 87]. В связи с этими находками, П.Н. Шульц не исключал возможности связи погребенных с сопровождавшегося процессами либо сарматизации вторжением в город, Неаполя либо Скифского, добровольным

78 включением в состав его населения группы воинов-сарматов [63, л. 87]. Тем не менее, предположение вскоре было скорректировано в свете новых свидетельств, полученных О.Д. Дашевской, завершившей исследование крупного земляного склепа на грунтовом могильнике. Склеп имел ступенчатый дромос, заложенным камнем. Стены подквадратной камеры, закрытой массивной плитой, составляли 4,5м х 4,7 м. В них фиксировались вырезанные ниши: три прямоугольные и одна стрельчатых форм располагалась напротив входа. Вокруг трех ниш сохранились следы росписи, выполненной красной охрой по глине в виде «язычков неправильных треугольных очертаний и зигзагообразных разводов» [62, л.16]. Таким образом, О.Д. Дашевской принадлежало открытие первого земляного склепа со стенной живописью. Сооружение позволило сделать вывод о близости с традицией каменных склепов на Неаполе Скифском. Кроме того, прежде принятая датировка земляных склепов, предложенная В.П. Бабенчиковым в рамках II-I вв. до н.э., была также пересмотрена: О.Д. Дашевской, несмотря на потревоженность нового склепа, удалось найти хорошо сохранившуюся серебряную монету Септимия Севера, позволившую датировать погребение не ранее 210 г. н.э. [62, л.17]. В условиях недостаточного финансирования завершить работы Тавроскифской экспедиции в 1949 г. не удалось. Дальнейшие исследования также оказались под вопросом. В августе 1949 г. ходатайство руководства Крымского филиала о предоставлении П.Н. Шульцу открытого листа на раскопки Неаполя Скифского не было удовлетворено. Среди причин отказа отмечалось, что «в течение пяти лет П.Н. Шульцем не подготовлено ни одного отчета». В качестве «беспрецедентного исключения, принимая во внимание высокую квалификацию исследователя» Комитет разрешил составить общий отчет за 1945-1949 гг. к 1 июня 1949 г. [15, л.151]. Но и он не был принят: «отсутствовали разделы о раскопках Неаполя Скифского и его некрополя». Примечательно, что в плане работ экспедиции 1945 г. ежегодная отчетность

79 не предполагалась, вместо этого П.Н. Шульц должен был подготовить материалы сразу за пять лет [41, л.3]. В непростой ситуации П.Н. Шульц обратился к руководству ЛОИИМК с просьбой командировать в 1950 г. А.Н. Карасева для руководства раскопками Неаполя. В результате договоренностей с Дирекцией ИИМК им. Н.Я. Марра и Комитетом полевых исследований, «чтобы не прерывать исследования первоклассного объекта», открытый лист предоставлялся А.Н. Карасеву, с условием, что он завершит отчет своевременно и самостоятельно» [15, л.155]. В 1950 г. П.Н. Шульц практически не принимал участия в раскопках Неаполя Скифского, сосредоточив внимание на исследованиях памятников г. Кошка. Изучением столицы крымских скифов руководил А.Н. Карасев, опубликовавший материалы полевого сезона в 1953 г. [134]. Второй период активной деятельности Тавро-скифской экспедиции преподнес новые открытия в изучении позднескифских памятников. Археологические раскопки существенно дополнили прежние представления о фортификационной и жилой архитектуре, погребальном обряде, системе расположения памятников в различных регионах Крыма. В условиях доминирования теоретических установок, связанных с определением места Крыма в истории русского народа, наблюдается уменьшение числа публикаций, посвященных итогам экспедиционных работ. Очевидно, причины этого явления заключались в неприятии археологами тенденциозных концепций. Некоторые исследователи, среди них П.Н. Шульц, Е.В. Веймарн, С.Ф. Стржелецкий, предпочитали практически не публиковать результаты своих изысканий. Другие, как В.П. Бабенчиков и П.Н. Надинский, наоборот действовали в рамках приоритетных и востребованных направлений исследований, вместе с тем, их выводы нередко не соответствовали фактологической основе. Наконец, в третью группу следует включить А.Н. Карасева, М.А. Наливкину и других ученых, обходивших в публикациях острые моменты, к примеру, вопросы этнической интерпретации находок.

80 ГЛАВА 3. ИЗУЧЕНИЕ ПАМЯТНИКОВ ПОЗДНЕСКИФСКОЙ КУЛЬТУРЫ В 1951-1960 гг. 3.1. Деятельность Отдела истории и археологии КФ АН СССР В 1950 г. крымское научное сообщество находилось в преддверии значительных институциональных преобразований, связанных с перспективами развития Крымского филиала АН СССР. Пятилетний план исследовательских работ (1951-1955 гг.) предполагал формирование на базе секторов филиала отдельных институтов. По-видимому, идея реорганизации появилась ранее, поскольку уже 3 ноября 1949 г. руководство Сектора истории и археологии собралось на квартире П.Н. Надинского для обсуждения направлений деятельности и состава будущего Историко-археологического института КФ АН СССР [14, л. 47]. Документальные материалы проекта, который так и не был реализован, недавно проанализировала Н.С. Емельянова [125]. Структурные изменения предполагали расширение круга научноисследовательских задач. Археологические работы, согласно Плану развития Крымского филиала, утвержденному 12 июля 1950 г., производились в рамках направления «Значение аборигенного населения в историческом развитии древнего и средневекового Крыма», которое включало три темы: «Киммерийский и скифо-сарматский период», «Возникновение и развитие феодальных отношений в Крыму», «История Херсонеса – Корсуня» [18, л. 174]. Для разработки этих вопросов планировалось организовать в течение 1951-55 гг. три экспедиции: Тавро-скифскую, Горно-крымскую (путем преобразования Бахчисарайского (Горного) отряда), и Херсонесскую. Раскопки городища Тепсень планировалось осуществить силами Крымского отряда Комплексной Тмутараканской экспедиции [18, л.174]. Косвенно серьезность намерений продолжить деятельность Тавроскифской экспедиции подтверждается другими документами. Так, Я.Д. Козин

81 в связи с принятием пятилетнего плана в письме и.о. заместителя директора ЛОИИМК С.Н. Бибикову просил в 1951 г. «для археологической экспедиции Крымского филиала, по Симферопольскому отряду Тавро-скифской экспедиции, командировать А.Н. Карасева и Е.И. Леви, по Евпаторийскому отряду – М.А. Наливкину» [18, л. 176]. П.Н. Шульц в письме директору Института живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е. Репина В.В. Коллегову уже 25 мая 1951 г. сообщал, что студенты 1 курса факультета теории и истории искусств «могут пройти летнюю практику в Тавро-скифской экспедиции с 1 августа по 1 сентября 1951 г.» [21, л.24]. Наконец, в докладной записке Я.Д. Козина и М.А. Кочкина директору филиала А.Д. Удальцову от 26 мая 1951 г. обоснована целесообразность, в связи с исполнением в 1952 г. 125 лет с начала исследований Неаполя Скифского, произвести раскопки памятника силами Симферопольского отряда Тавро-скифской экспедиции и ИИМК АН СССР [21, л. 28]. Существенные коррективы в работу Крымского филиала внесло Постановление СМ СССР «О строительстве Каховской ГЭС на реке Днепр, Южно-Украинского и Северо-Крымского каналов и об орошении земель южных районов Украины и северных районов Крыма», опубликованное 21 сентября 1950 г. В связи со строительством Северо-Крымского канала пятилетний план был пересмотрен. О новых задачах археологических исследований Я.Д. Козин писал следующее: «Проектируются большие экспедиционные работы, так как ввиду проведения трассы канала, будет вскрыто около 200 курганов. Будучи в Киеве, мы разработали проект комплексной экспедиции АН СССР и УССР, составлены расписание, сметы, которые только по нашей части составят 4 млн. руб., а всего, наверное, около 15 млн. руб.» [20, л.46]. В июне 1951 г. Я.Д. Козиным и П.Н. Шульцем направлена докладная записка на имя Президента АН СССР А.Н. Несмеянова и Председателя Совета Филиалов Б.П. Никитина, в которой обосновывалась важность организации «комплексного естественно-исторического и историко-археологического

82 исследования на территории степной части Крыма в условиях строительства Северо-Крымского канала». Для этого предлагалось включить в пятилетний план работ Крымского филиала организацию Северо-Крымской историкоархеологической экспедиции. На первый год деятельности намечалось произведение «углубленных археологический разведок», для реализации которых требовалось «30 тыс. руб. и одна грузовая машина» [21, л. 73]. Прекращение деятельности Тавро-скифской экспедиции в 1951 г. и начало работ Северо-Крымской экспедиции – события, которые вполне могут являться взаимообусловленными. Но, в таком случае, неясным представляется резкое переключение внимания П.Н. Шульца от изучения Неаполя Скифского и других позднескифских памятников к обследованию степных районов Крыма. Следует подчеркнуть некоторые обстоятельства, которые, на наш взгляд, объясняют позицию П.Н. Шульца и завершение работ Тавро-скифской экспедиции. Дальнейшее изучение позднескифской культуры в ключе выяснения ее роли в этногенезе славян к началу 1950-х гг. утратило актуальность не только в общественно-политической среде, но и в научном сообществе. В 1950 г. П.Н. Шульц отмечал: «Нельзя раздувать значение крымских скифов в формировании скифского государства, также как нельзя преувеличивать роль крымских скифов в этногенезе славян [187, с. 151]. В конце 1950 г. на план работ СИА КФ АН СССР составили весьма отрицательную рецензию Б.Н. Граков и Е.И Индова. Как следует из записки П.Н. Шульца Я.Д. Козину в рецензенты указали на «ничтожное значение» роли крымских скифов в процессе формирования культуры древних славян [23, л.82]. Такая характеристика заведующего сектором скифо-сарматской археологии ИИМК АН СССР, если и могла быть по замечанию П.Н. Шульца «результатом поверхностной осведомленности или предвзятостью отношения к вопросу» [70, л.1], наносила существенный удар по исследовательской работе П.Н. Шульца и других крымских археологов. Последний год Тавро-скифской экспедиции завершился с негативными последствиями для заведующего Сектором истории и археологии. Первое из

83 них было связано с несвоевременной подготовкой отчета о работах в 19451949 гг., речь о котором шла в предыдущей главе. Не менее тяжелой оказалась ситуация с нарушениями в раскопках Н.В. Пятышевой в Алуште, ответственность за которые понес, в том числе, П.Н. Шульц [135.]. Вполне вероятно, что, обратившись к новому исследовательскому предприятию, П.Н. Шульц стремился удалиться от моментов, порочивших его репутацию ученого. Кроме того, организация Тавро-скифской экспедиции требовала огромных усилий в поиске источников финансирования. В случае с СевероКрымской экспедицией вопрос материального обеспечения раскопок стоял менее остро: основные расходы покрывались спецассигнованиями Президиума Академии Наук [12, л. 160]. Наконец, необходимо учесть привлекательность обследования степного Крыма, ранее практически незатронутого археологическими исследованиями. Одной из задач, поставленных перед разведочным отрядом в 1951 г., было «выявление скифских селищ и городищ» [72, л.34]. Акцент, поставленный П.Н. Шульцем в трех публикациях, отразивших итоги работ Северо-Крымской экспедиции, на том, что «скифские укрепления в центральных и северных районах полуострова отсутствуют», определенно свидетельствует о принципиальном значении этого вопроса [181], [188], [193]. Такое внимание, вероятно, объясняется предположениями П.Н. Шульца о том, что в результате работ экспедиции могли быть получены доказательства, разрабатываемой им гипотезы о стратегической системе расположения поселений государства крымских скифов. В условиях изменения планов научно-исследовательских работ Отдела истории и археологии изучение позднескифских памятников продолжалось в меньших масштабах. Так, раскопки на Неаполе Скифском продолжались в 1951 г. лишь в течение одного дня. Получив сообщение об обнаружении жителями Петровской балки на ее восточном склоне человеческих останков, 5 августа группа в составе В.П. Бабенчикова, К.Ф. Соколовой и Л.И. Волошинова под руководством П.Н. Шульца осмотрела участок склона, на

84 котором было зачищено одно безинвентарное грунтовое захоронение [71, л.15]. Основным объектом работ стало городище Кермен-Кыр. Поздней осенью, с 25 октября по 15 ноября, порученное О.Д Дашевской доследование раскопа, начатого Тавро-скифской экспедицией в 1945 г., производилось силами О.И. Домбровского, В.М. Маликова, М.Е. Каца и нескольких рабочих. Полученные материалы были опубликованы О.Д. Дашевской спустя шесть лет [118]. Небольшие размеры раскопа (6,5х6 м.), тем не менее, позволили сделать заключение о периодизации застройки городища [71, л.9]. Обследовав окрестности памятника и близлежащие курганы, О.Д. Дашевская отметила, что главной целью дальнейшего изучения Кермен-Кыра должно стать обнаружение некрополя [71, л. 11]. Существенное влияние на дальнейшие исследования оказали выводы Комиссии по проверке деятельности Отдела истории и археологии в 1948-51 гг., образованной по поручению Обкома ВКП(б). В состав комиссии входили представитель областного комитета Я.А. Рыжов, декан исторического факультета Крымского Пединститута С.А. Секиринский и заместитель директора Керченского музея Л.И. Чуистова [28, л.1]. Изучение материалов отдела продолжалось с марта по июль, а итоги были подведены лишь в 1952 г. Комиссия установила факт невыполнения руководством Отдела истории и археологии постановлений Президиума КФ АН СССР по вопросам публикации трудов сотрудников, соблюдения трудовой дисциплины, порядка ведения документации и заключения договоров с другими научными учреждениями. Констатировалось, что «археологические раскопки и разведки доминируют в отделе над всеми другими видами научно-исследовательских работ. Весь центр тяжести сосредоточен на Неаполе Скифском», при этом «наблюдается крен в сторону добычности находок, а не обработки». В то же время «актуальность разрабатываемой группой проблемы «Аборигенное население древнего и средневекового Крыма» оставляет желать лучшего. Культура Крыма находит свое выражение только в отчетах о раскопках

85 могильников» [28, л.17]. Среди многочисленных заключений комиссии следует отметить необходимость «навести порядок и четкость в организации экспедиций», «добиться печати трудов отдела», «отражать итоги актуальных тем в монографиях, а не отчетах», «исправить чрезвычайную многотемность работы» [28, л.30]. В отношении Отдела истории и археологии заседание Президиума КФ АН СССР в январе 1952 г. постановило «сосредоточить внимание на меньшем количестве объектов при более глубоком и тщательном выполнении работ» [19, л. 29]. В 1952 г. тематика отдела объединялась одной проблемой «История Крыма как неотъемлемое звено истории народов СССР». Исследования по древней и средневековой истории сосредоточились в трех направлениях. Основное внимание уделялось теме «Археологические памятники на трассе Северо-Крымского канала и на территории Симферопольского водохранилища». С целью ее разработки формировались Северо-Крымская и Симферопольская экспедиции. П.Н. Шульц отмечал, что «работы по каналу будут производиться всем составом наших археологов, совместно с ИИМК и Институтом археологии АН УССР» [28, л.34]. По второй теме «Возникновение и развитие феодальных отношений в Крыму» предполагалась организация Херсонесской экспедиции и Коктебельского отряда, продолжившего раскопки городища Тепсень. Кроме того, совместно с Музеем Пещерных городов Крыма планировалось возобновление деятельности Инкерманской экспедиции и Горно-Крымского археологического отряда [72, л.15]. В задачи по теме «Роль местных племен и народов в истории древнего Крыма» включались мероприятия по обработке археологических и архивных материалов, связанных с вопросами культуры тавров и крымских скифов [29, л. 31]. Поскольку изучение позднескифской культуры в 1952-1953 гг. переводилось в плоскость кабинетной археологии, следует проанализировать публикационную активность сотрудников Отдела истории и археологии. На заседании Ученого совета КФ АН СССР 27 декабря 1952 г. П.Н. Шульц

86 отметил, что в Трудах КФ АН СССР вышли два выпуска: по истории и археологии древнего и средневекового Крыма, и по истории Советского Крыма [32, л.47]. Впрочем, не указывалось, какие выпуски имелись в виду. На заседании 25 декабря 1953 г. заведующий отделом сообщил, что за год сотрудниками «предоставлены работы общим объемом 123 авторских листа». Отдельно названы статьи «Славянские древности», «Скифо-сарматские знаки», «Скифские курганы Крыма» [37, л.194]. Издания, в которых планировалось напечатать эти работы, и их авторы в выступлении не приводились. В то же время, достижения отдела в подготовке научных публикаций в 1953 г. проверила комиссия филиала, которая выявила скрытие невыполнения 3 из 4 плановых тем [37, л.52]. Более подробная информация о печатных работах сотрудников отдела содержится в Отчете о деятельности ОИА КФ АН СССР за 1948-1954 гг. В предисловии констатировалось, «что публикации осуществляются крайне медленно». Из 24 позиций, 13 приходились на период 1952-53 гг. [72, л. 18]. Среди них по проблемам истории поздних скифов было лишь две: статья Э.И. Соломоник «О скифском государстве и его взаимоотношениях с греческими городами Северного Причерноморья» [169] и монография П.Н. Шульца «Мавзолей Неаполя Скифского» [192]. Еще 10 работ к концу 1954 г. находились на стадии подготовки к печати в Трудах КФ АН СССР [72, л.20]. Вместе с тем, за все время существования филиала Труды Отдела истории и археологии ни разу не издавались, хотя вопрос их публикации каждый год ставился в повестку обсуждений Ученого совета и Президиума [19, л.28], [27, л.150], [28, л.16]. Кроме того, наблюдается устойчивая тенденция предпочтения заведующим отделом и старшими научными сотрудниками помещать результаты своих исследований в общесоюзных изданиях, таких как «Вопросы истории», «Краткие сообщения ИИМК», «Вопросы древней истории», «Советская этнография» [72, л.19-21]. За время с 1948 по 1954 гг. лишь 7 работ опубликовано в крымской периодике. В связи с этим, следует отметить, что трудности в налаживании работы печатного органа Крымского

87 филиала, могли быть вызваны незаинтересованностью его сотрудников отражать свои достижения на местном уровне. Несомненно, существовал некий комплекс причин, выяснение которого требует дополнительного исследования. Новые изменения в планах Отдела истории и археологии произошли в 1953 г. Бюро Совета филиалов АН СССР 22 мая 1953 г. приняло решение «в связи с прекращением работ по строительству Северо-Крымского канала исключить из темы «О роли местного населения в истории древнего и средневекового Крыма» раздел «В» об изучении археологических памятников на трассе Северо-Крымского канала» [34, л.7]. 17 июля 1953 г. Президиум КФ АН СССР поставил перед группой археологии задачу «развернуть экспедиционные и научно-исследовательские работы по изучению вопроса о проникновении славян в Крым». Кроме того, отмечалось важное значение возобновления раскопок Неаполя Скифского [31, л. 249]. Перед руководством ИИМК АН СССР был поставлен вопрос о возможности совместного проведения исследований [37, л.198]. Тем не менее, вопрос о раскопках Неаполя Скифского так и не разрешился, поскольку 11 ноября 1953 г. Президиум АН СССР издал постановление об утверждении сметы расходов на археологические обследования территории Симферопольского водохранилища [37, л.160]. Этому событию предшествовало обращение П.Н, Шульца к руководству Крымского филиала с просьбой перенести раскопки курганов в зоне строившегося водохранилища на 1954 г., по причине того, что «средства в 1953 г. не получены, ввиду отсутствия спецсчета в Госбанке» [37, л.196]. В результате большая часть сотрудников Отдела истории и археологии оказалась задействованной в исследованиях курганов в долине р. Салгир, которые производились силами Левобережного (руководитель П.Н. Шульц) и Правобережного (руководитель А.Д. Столяр) отрядов Симферопольской экспедиции КФ АН СССР [73, л.1].

88 Внимание к необходимости раскопок Неаполя Скифского вновь было обращено, когда в сентябре 1954 г. трест «Водоканал» г. Симферополя начал прокладку траншеи для водопровода на территории южной части городища. Мероприятия с применением землекопной техники удалось приостановить руководству Крымского филиала при поддержке органов охраны памятников культуры Крымского Облисполкома, по решению которого Отдел истории и археологии начал в 1955 г. охранные раскопки. Финансирование работ производилось новым руководством треста «Водоканал» с участием Областного краеведческого музея [74, л.1]. В октябре 1954 г. В.П. Бабенчиков, Т.Н. Троицкая и М.А. Фронджуло провели археологические наблюдения на городище, преимущественно на участках, вскрытых строительством. Выяснилось, что траншея длиной 114 метров затронула западную часть оборонительных стен, остатки вымостки улицы, проложенной от центральных ворот к центру городища, строения первых веков нашей эры и несколько зерновых ям. Находки в западной части траншеи обломков амфор, продатированных IV в. н.э., позволили П.Н. Шульцу связать гибель городища с более поздними событиями, «очевидно, с вторжением гуннов» [75, л.5]. Работы на скифском городище, исследования в долине р. Салгир, и некоторые другие экспедиционные предприятия в тематическом плане отдела включены в раздел «Неаполь Скифский», задачей разработки которого являлась подготовка к публикации одноименной монографии. Ее материалы в связи с результатами, полученными в 1954 г. существенно дополнялись. Так, в главе «Сельское хозяйство скифов Крыма» на основании материалов раскопок городища близ с. Заветное и разведочных работ в долине р. Кача, проведенных Е.В. Веймарном, уточнялся вопрос об основных зерновых культурах: «найдены зерна пшеницы, ячменя и проса». Новые данные были получены Н.П. Кацуром, обнаружившему д. Заячье «укрепленную стенами и башнями, сельскохозяйственную усадьбу с двумя прилегающими позднескифскими селищами» [75, л. 15]. Глава «Доскифское населения Неаполя» отразила вывод П.Н. Шульца о преемственности кизил-кобинского

89 населения Крыма от «пастушеско-земледельческих племен ямной и катакомбной культур». В середине I тыс. до н.э., отмечал ученый, «кизилкобинцы в большей части были вытеснены из предгорий кочевыми скифскими племенами и частично ассимилированы ими», что подтверждалось наличием кизил-кобинских слоев и отдельных находок «в нижних слоях Неаполя Скифского, городища Заветное и ряда западно-крымских поселений скифов» [75, л.15]. Полевой сезон 1955 г. начался с проведения в апреле-июне срочных охранных раскопок в северной части Неаполя Скифского, где жители Петровской балки прокладывали водопровод от распределительного колодца на восточном краю плато к водозаборной колонке на западном. Земляные работы, ввиду отсутствия средств у Отдела истории и археологии, выполнялись силами местного населения, заинтересованного в ускоренном разрешении проблемы водоснабжения. С жителями Петровской балки заключался специальный договор, согласно которому создавался Неапольский отряда Крымского филиала под руководством К.А. Бредэ, с участием М.А. Фронджуло, А.А. Щепинского, С.К. Себекина и сотрудника Областного краеведческого музея Л.А. Салиша [76, л.12]. «Рабочая сила», по замечанию П.Н. Шульца, «не всегда считалась с задачами исследования памятника и указаниями научного персонала», что существенно затрудняло процесс [76, л.13]. Тем не менее, благодаря охранным раскопкам на участке «северной траншеи» были получены ценные сведения о существовании в центральной и северной части городища стен и башен акрополя[115], [130], внутренняя застройка которого состояла из монументальных каменных сооружений. Больше данных об участках городища, примыкавших к акрополю, выявила, образованная Крымским филиалом совместно с ИИМК АН СССР и ГИМ объединенная Крымская скифская экспедиция [76, л. 23]. В районе «северной траншеи» действовал отряд А.Н. Карасева, осуществивший исследование стен и башен акрополя, а также участков жилой и общественной застройки за его пределами. Укрепления отнесены А.Н. Карасевым к времени,

90 предшествовавшему сооружению башен южной оборонительной стены. Результаты обследования здания с фресками, открытого в ходе охранных мероприятий, позволили сделать вывод о его вероятном культовом назначении [76, л.31]. Не менее результативными являлись раскопки на участке «южной траншеи», проведенные Крымской скифской экспедицией совместно с отрядом Отдела истории и археологии под руководством П.Н Шульца, в состав которого вошли лаборант М.А. Фронджуло и практиканты Института им. Репина Академии Художеств СССР. Материальные расходы на работы разделили ИИМК АН СССР и управление треста «Водоканал» [76, л. 22]. Исследования в траншее длиной 268 м выявили крупные общественные и жилые сооружения на участке к северу от центральных ворот, датированные III-II вв. до н.э. Их планировка соответствовала ориентации южной оборонительной стены. Остатки росписей на штукатурке стен, по мнению П.Н. Шульца, «являлись следствием сильного влияния античной, эллинистической архитектуры» [76, л.11]. Итоги работ позволили сделать вывод о значительном расширении площади городской застройки к западу и востоку от ворот в I-II вв. н.э. и практически полной остановке строительства в III-IV вв.н.э. [76, л.12]. Завершая отчет за 1955 г. П.Н. Шульц отмечал «все это вместе взятое говорит о настоятельной необходимости возобновления ежегодных систематических раскопок Неаполя Скифского» [76, л.31]. Рассмотренный период отражает влияние изменений политикоадминистративной конъюнктуры на процессы, протекавшие в научной среде. В связи с постановкой новых задач развития народного хозяйства, планы работ крымских археологов в течение пяти лет дважды существенно корректировались. Наступил перерыв в деятельности Тавро-скифской экспедиции, по-видимому, явившийся следствием общего снижения исследовательского интереса к вопросам позднескифской культуры. Тем не менее, осуществление грандиозных строительных проектов, включавших проведение предварительных раскопок, способствовали развитию

91 археологических представлений о регионах Центрального и Северного Крыма. Во многом благодаря хозяйственно-договорным работам к середине 1950-х гг. удалось продолжить ежегодное изучение Неаполя Скифского. 3.2. Возобновление Тавро-скифской экспедиции. 1956 - 1960 гг. Включение Крымской области в состав УССР в 1954 г. обусловило перевод Крымского филиала из системы всесоюзной Академии наук в республиканскую [35, л.164]. Структура последней не предполагала наличие подразделений такого типа, поэтому 23 июня 1955 г. была образована комиссия, состоявшая из и.о. зам. Председателя Президиума КФ АН УССР Л.И. Рубцова, Я.Д. Козина, М.А. Кочкина и П.Н. Шульца, для подготовки положения о реорганизации филиала [38, л.126]. Решение о ликвидации с 1 августа 1956 г. Центрального аппарата и Управления Крымского филиала принял Президиум АН УССР на основании постановления Совета министров УССР №682 от 27.06.1956 [39, л. 5]. На базе отделов химии и геологии формировался Институт минеральных ресурсов, другие отделы передавались в ведение центральных академических учреждений, так, группа археологии подчинялась Институту археологии АН УССР и получила наименование Отдела античной и средневековой археологии, руководителем которого назначался П.Н. Шульц [39, л. 6]. Процесс перехода отдела, по-видимому, был связан с определенными трудностями в разрешении организационных вопросов, в особенности, материально-хозяйственных. прекратилось плановое В результате снабжение реорганизации специфическими временно материалами (рисовальные и чертежные принадлежности, фотооборудование), а также обслуживание рабочих помещений. Отдел лишился транспорта и мест хранения инвентаря и находок [79, л. 15]. Вместе с тем, уже в 1956 г. ИА АН СССР оказал значительную помощь средствами для оборудования хранилищ,

92 содействовал в выделении зданий по ул. Ленина, 7, ул. Жуковского, 5 и нескольких комнат Бахчисарайской историко-археологической станции. Отделу предоставлялся автомобиль ГАЗ-67, проблема размещения которого сохранялась долгое время, поскольку руководство Института минеральных ресурсов отказывало в использовании своего гаража [79, л. 15]. Кроме того, институт как преемник филиала получил библиотечные фонды, доступ к которым археологам в течение 1956-1958 гг. был закрыт [80, л.7]. Задержки финансовых операций, которые проводились через бухгалтерию Института минеральных ресурсов, привели в 1956 г. к значительному сокращению экспедиционных работ: «полностью отменялись Херсонесская экспедиция и раскопки Краснознаменского отряда СевероКрымской экспедиции по причине перечисления средств в декабре» [79, л.14]. В 1957 г. проблема своевременного финансирования не была устранена, о чем П.Н. Шульц сообщал 19 ноября директору ИА АН УССР С.Н. Бибикову. В письме заведующий отделом отмечал, что за работы, начатые в августе, ему «приходилось авансировать землекопов из средств собственной заработной платы и займов». После обращения о перерасчете П.Н. Шульцу начислили 155 руб. [77, л.1], в то время как по смете одному рабочему за день полагалось 15,5 руб. [78, л.1]. «Сделанный мне начет я не признаю и крайне возмущен бюрократическим формализмом, проявленным бухгалтерией Института по моим авансовым отчетам, а также явно выраженным недоверием, систематически проводимым по отношению ко мне», - заключал ученый [77, л.1]. Трудности организационных условий, тем не менее, не помешали началу работ, рассчитанных на четыре года, по подготовке коллективного труда «Очерки по истории древнего и средневекового Крыма». В монографии планировалось подвести итоги археологических исследований послевоенного периода и «в доступной форме осветить основные проблемы исторического развития племен и народов, населявших Крым в древности и средневековье, в их взаимосвязях с населением всего Причерноморья» [79, л.2]. Кроме того,

93 продолжалась подготовка исследований по темам «Неаполь Скифский» П.Н. Шульца, «Некрополь Неаполя Скифского» В.П. Бабенчикова, «Скифосарматские знаки» Э.И. Соломоник, которые должны были войти в сборники «История и археология древнего Крыма» и «История и археология средневекового Крыма». Эти задачи требовали дальнейшего накопления материалов в рамках экспедиционных мероприятий. Раскопки и разведки, только в 1956 г., охватили горные области Крыма и южнобережье, округу Феодосии и Старого Крыма, Бахчисарайский и Симферопольский районы [79, л.6-10]. Масштабными стали раскопки Симферопольской археологической экспедиции на Неаполе Скифском. 15 августа 1956 г. по Институту археологии АН УССР вступил в действие Приказ об образовании Симферопольской археологической экспедиции. Ее задачей стало произведение охранных раскопок на территории городища Неаполь Скифский. Начальником экспедиции стал П.Н. Шульц, в подчинении которого состояли двое младших научных сотрудников О.Д. Дашевская и Д.В. Фомин, а также 20 рабочих-землекопов [81, л.1]. Материально обеспечение работ, средствами в размере 30 тыс. руб., возлагалось на Симферопольское Управление Водоканализации. Имея негативный опыт взаимодействия с бухгалтерией Института минеральных ресурсов П.Н. Шульц предпринял попытку упростить порядок финансирования. С этой целью начальник экспедиции обратился к директору Областного краеведческого музея И.Г. Лобову с просьбой о заключении договора с Управлением Водоканализации. Музей являлся соучредителем экспедиции, а кроме того заповедник «Неаполь Скифский» находился в его ведении. Наконец, такое решение было связано с «многими формальными трудностями перевода средств через Институт археологии». Все обнаруженные в ходе исследований находки, в случае положительного ответа И.Г. Лобова, передавались в музей, а отдел принимал на себя технические и отчетные обязанности [82, л.1]. Вместе с тем, это предприятие завершилось безуспешно, в результате чего задержки в перечислении средств обусловили

94 завершение работ 30 декабря 1956 г. Зачистка на отдельных участках и вовсе продолжались в январе следующего года [83, л.11]. Между Управлением Симферопольской Водоканализации с одной стороны и ИА АН УССР с другой в августе 1956 г. заключались локальный и генеральный договоры, согласно которым в течение 1956-1957 гг. институтом производились раскопки площади, подлежавшей застройке, а также археологическое наблюдение и контроль за земляными работами строителей по прокладке траншей [86, л.1]. Управление, согласно Распоряжению №800-р Исполкома Крымского Областного Совета депутатов трудящихся, выделяло на исследования 35 972 руб. в 1956 г. и 11 тыс. руб. в 1957 г. [86, л.1]. Помимо Областного краеведческого музея в организации Симферопольской экспедиции деятельное участие приняли ИИМК АН СССР, ГМИИ им. А.С. Пушкина и ГИМ, которые субсидировали соответственно 8 тыс. руб., 5 тыс. руб. и 2 тыс. руб. [83, л.2]. Раскопки проводились двумя отрядами Симферопольской экспедиции в районе зольника №3и на юговосточном участке некрополя, а также Скифским отрядом Крымской экспедиции ИИМК под руководством А.Н. Карасева, действовавшим на северном участке городища. Благодаря дополнительным ассигнованиям областного музея П.Н. Шульцем и В.С. Забелиной доследовался курган с коллективным впускными погребениями, открытый в 1949 г. В.П. Бабенчиковым [84, л.1]. Отличием от предыдущих лет стало активное применение землекопной техники при исследовании пригородных районов Неаполя Скифского. Предположения П.Н. Шульца о наличии к югу от оборонительной стены некрополя не подтвердились. Отряд под его руководством определил хронологические рамки использования зольника в пределах II-IV вв. н.э., и выявил следы древней дороги, проходившей вдоль южной линии укреплений. Раскопки здания с фресками, произведенные А.Н. Карасевым, подтвердили высказанную ученым в 1955 г. гипотезу о культовом предназначении сооружения, при этом в изобразительных мотивах отмечалась «заметная роль

95 сарматского влияния» [83, л.124]. Следует отметить, что в тексте предварительного отчета П.Н. Шульц усматривает в этих изображениях не сарматские, а эллинистические традиции [84, л.11].Экспедиция выяснила наличие на террасах, примыкавших к городищу с юго-востока, следов искусственных водоемов с земляными плотинами [83, л.125].Исследования Э.А, Сымоновича на новом участке некрополя, условно названном автором раскопок Восточным некрополем, открыли земляные склепы и подбойные могилы, в инвентаре которых нередко встречались предметы вооружения (в большинстве мужских погребений), а также «сарматских вещей, в частности зеркал Прохоровского типа и маленьких сарматских зеркал с ушком и орнаментом, выполненных из белого металла» [83, л.125]. Этнические процессы, связанные с ассимиляцией таврского населения скифским, по мнению П.Н. Шульца подтверждало обнаружение в кургане костяков как положенных скорченными, так и на спине [83, л.126]. В 1957 г. работы на Неаполе Скифском продолжила Тавро-скифская экспедиция ИА АН УССР. К сожалению, документы, отражающие причины и задачи ее образования именно в 1957 г., обнаружить не удалось. Вполне вероятно, что изменение названия обусловили перспективные планы П.Н. Шульца и его личные мотивы. В отчете о работах в 1957 г. он отмечал: «по масштабу и значению работ мы приблизились к Тавро-скифской экспедиции 1945-1949 гг.» [87, л.3]. Отчет 1958 г. открывался замечанием «Раскопки Неаполя Скифского проводились в широком масштабе, не меньшем, чем в лучшие годы его раскопок Тавро-скифской экспедицией 1945-1949 гг.» [90, л.1]. В завершении, этих материалов обусловливалась необходимость ежегодных раскопок памятника «на бюджетной, а не хоздоговорной основе» [90, л.154]. Следует также обратить внимание на увеличение числа исследуемых объектов с 1957 г., так, разведочные работы и небольшие раскопки проводились под руководством П.Н. Шульца и А.А. Щепинского в Симферопольском и Белогорском районах [89, л.5]. Поэтому название экспедиции «Симферопольская» теряло всякий смысл.

96 Разведочным отрядом Тавро-скифской экспедиции в 1958 г. исследовалось таврское убежище на г. Агармыш и ряд курганов эпохи бронзы в окрестностях Старого Крыма [89, л.4]. С целью выявления новых памятников в следующем году руководством ОАСА формировались Судакский, Симферопольский и Евпаторийский отряды. Судакским отрядом в урочище Тапшан обнаружен клад боспорских монет III в. н.э., а также открыты стоянки эпохи бронзы на м. Меганом, таврское поселение близ г. Сюрюк-Кая, средневековый храм у с. Курское [96, л.5]. П.Н. Шульцем, А.А. Щепинским и В.М. Маликовым раскапывались 10 курганов с погребениями ямной, катакомбной, срубной и кизил-кобинской культуры у сс. Дружное и Зольное в Симферопольском районе [96, л.5]. Работы Евпаторийского отряда по обследованию поселения у санатория «Чайка» положили начало его многолетним исследованиям [96, л.6]. Сотрудниками Тавро-скифской экспедиции в 1960 г. найден могильник с каменными ящиками у с. Кизил-Таш Судакского района, а также раскопаны 4 кургана у сс. Доброе и Дружное [97, л.5]. Краткий обзор разведочных предприятий экспедиции, очевидно, свидетельствует о намерениях придать ей масштабы конца 1940-х гг. Объектом основного внимания экспедиции являлся Неаполь Скифский. На памятнике действовало сразу несколько отрядов. Неапольский отряд раскапывал участки в районе южной оборонительной стены, помимо руководителя П.Н. Шульца, включал Т.Н. Высотскую, Е.Н. Черепанову, О.А. Махневу, А.Н. Щеглова и С.К. Себекина. Еще один отряд, Некропольский, под началом сотрудников ИИМК АН СССР Э.А. Сымоновича и ГМИИ им. А.С. Пушкина И.Д. Марченко, проводил исследования восточного могильника силами А.А. Щепинского, Е.В. Черненко, а с 1958 г. О.А. Махневой. Эти отряды относились к Тавро-скифской экспедиции. Совместно с ними в центральной и северной части города работал скифский отряд Крымской экспедиции ИИМК АН СССР, научный состав которого представляли А.Н. Карасев, И.В. Яценко, О.Д. Дашевская, С.А. Беляев и Н.Н. Ковалев [87, л.7-8].

97 Определенный отпечаток на условия экспедиции накладывал хоздоговорной характер. С одной стороны, это было связано с невысоким качеством труда работников, предоставленных Управлением Водоканализации, а с другой сложностью координации работ с заказчиком. Особенности сотрудничества археологов и строителей отражают несколько эпизодов полевого сезона 1958 г. Согласно записи в дневнике О.А. Махневой, необходимость археологических исследований в этом году наступила значительно раньше запланированного, поскольку 2 февраля без согласования с ОАСА началось расширение котлована водоочистных сооружений. Итогом этих работ стало полное уничтожение южной оборонительной стены, восточнее раскопа «Е», на протяжении 30 м, где толщина сооружения составляла в среднем 8 м [92, л.2]. После этого случая сотрудники отдела не прекращали наблюдений на памятнике. 1 мая 1958 г. А.А. Щепинский, занимавшийся обследованием кизил-кобинского поселения на восточном склоне плато отметил, что в результате застройки «Симферопольское поселение для науки уже почти погибло» [93, л.3]. Однако наибольший ущерб исследованиям наносили рабочие- землекопы. Запланированные объемы работ оказались несоразмерными числу квалифицированных сотрудников, в результате, археологи нередко не успевали полностью контролировать ситуацию. Так, 5 апреля на западном участке некрополя рабочие раскопали два костяка: женщины и ребенка. О находке сообщили О.А. Махневой, находившейся в этот момент на восточном участке. Прибыв на «место происшествия», исследовательница обнаружила, что «рабочие уже вытащили черепа, кости и вещи. Решив, что они сделали доброе дело, они отдали все найденное мне» [94, л. 2]. 19 апреля завершить изучение склепа №79 помешал мастер-инженер участка, запретив углубляться, поскольку на месте погребения должны были пройти трубы, которые могли осесть. После «жаркой дискуссии, - отметила в дневнике О.А. Махнева, - мы начали собирать инструменты, сделав вид, что уходим. Когда мастер отошел, я выбралась наверх, чтобы, в случае приближения кого-либо

98 из руководства Водоканала, предупредить своих рабочих, продолживших углубление» [94, л.19]. В недобранном грунте оказался склеп, который не удалось зачистить за рабочий день. В связи с этим О.А. Махнева записала: «Боюсь, что в понедельник нас и близко не подпустят к траншее» [94, л.19]. К счастью, 21 апреля из командировки вернулся П.Н. Шульц, разрешивший проблему с представителями заказчика [94, л.19]. Большая часть материалов экспедиции 1957-1960 гг. опубликована авторами раскопок значительно позже, в 1960-1980-е гг., поэтому интерес представляют некоторые заключения, современные открытиям, отразившие изменения во взглядах на историю поздних скифов. Ближайшей к началу деятельности Тавро-скифской экспедиции обобщающей работой являлась публикация П.Н. Шульца, в которой ученым охарактеризованы результаты исследований 1945-1954 гг. [181]. Итоги изучения Неаполя Скифского позволили сделать вывод о самобытном характере позднескифской культуры, определенное влияние на которую в III-II вв. до н.э. оказали традиции эллинизма, а в I-II вв. н.э. проникновение сарматов в Крым. Вместе с тем, значительное место автором отводилось доказательству преемственности некоторых элементов материальной и духовной культуры крымских скифов и древних славян: «проблема вклада скифов в культурно-историческое развитие славянства не может быть исключена из истории племен и народностей нашей Родины» [181, с.93]. Раскопки некрополя Неаполя Скифского привнесли новые данные о процессе проникновения сарматов на полуостров. П.Н. Шульц отмечал «сейчас с полной определенностью можно говорить о трех этапах этого проникновения». Первый или ранний этап соответствовал «появлению, известных по письменным источникам, роксоланов (II-I вв. до н.э.), хорошо представленному на восточном участке некрополя погребениями с зеркалами прохоровского типа, обрядом скрещивать ноги покойников, использования ранних колод в склепах, ношения поволжских поясных блях» [87, л.47]. Второй этап (I-II вв. н.э.) характеризовался как более интенсивный, а его

99 свидетельства на некрополе городища отражали многочисленные находки сарматских вещей [87, л.47]. Наконец, третий этап (III-IV вв.н.э.) связывался с сарматами и аланами, появлением погребений в черте города и постепенным упадком Неаполя Скифского [87, л.48]. П.Н. Шульц предполагал наличие, начиная с II в. н.э. значительной группы сарматского населения, наряду с присутствием немногочисленных греков и тавров. В то же время, итоги исследований раннего, северо-восточного участка некрополя в 1958 г. осветили вопрос этнической принадлежности населения во II-I вв. н.э. Так, «наряду с преобладающим в некрополе позднескифским населением, фиксируются погребения явно сарматские и отдельные, повидимому, таврские. Материалы некрополя отразили значительное влияние греков и греческого импорта, связанного, не только с торговлей, но и с проживанием греков в Неаполе Скифском» [90, л.154]. Новые данные о взаимосвязях с греческим населением принесла находка в 1958 г. базы статуи с посвятительной надписью Посидея IIв. до н.э. [90, л.98]; об отношениях с Боспором свидетельствовало найденное в 1959 г. серебряное блюдо Iв. н.э. с надписью, содержащей имя боспорской царицы Гепепирии [95, л.5]. Примечательно, что отчетные материалы 1957-1960 гг. совершенно не содержат предположений или заключений о роли поздних скифов в формировании культуры восточных славян. Таким образом, «проблема вклада скифов в развитие славянства» оказалась исключенной из круга научных интересов уже в 1957 г, когда необходимость ее разработки актуализировалась П.Н. Шульцем в последний раз [181, с. 93]. В истории Тавро-скифской экспедиции 1960 г. стал последним. Финансирование исследований Неаполя Скифского в связи с завершением строительства водоочистных сооружений постепенно сокращалось. Уже в 1959 г. несколько начатых раскопов из-за недостатка средств пришлось оставить недоследованными [91, л.2]. В этом году заканчивался очередной пятилетний план деятельности Отдела античной и средневековой археологии. Подготовка «Очерков древней и средневековой истории Крыма» была

100 завершена, вместе с тем, коллективная монография по невыясненным причинам осталась неопубликованной [96, л.3]. В 1960 г. возобновились работы по строительству Северо-Крымского канала, под руководством П.Н Шульца образуется одноименная экспедиция [97, л.7]. По-видимому, совокупность приведенных причин обусловила прекращение деятельности Тавро-скифской экспедиции. Тем не менее, анализ, составленной 28 апреля 1958 г. П.Н. Шульцем «Программы исследований Неаполя Скифского на 1958-1968 гг.», позволяет усомниться в прогнозируемости такого исхода. Документ отразил планы работ экспедиции, полностью выполненные в 1958-1959 гг. В этот период, согласно программе, завершались исследования восточного участка некрополя, здания с фресками и участков, затронутых строительством резервуара и водоочистных сооружений [88, л.1]. В 1959 г. предполагалось приступить к раскопкам акрополя. С этой целью планировалось заложить раскопы у ворот акрополя и в центральной его части, которые с перспективой их объединения. Отдельной задачей отмечено доследование участков на всей протяженности южной оборонительной стены на предмет существования пристенных склепов. Особое внимание в программе отводилось западной части города, где, по предположению П.Н. Шульца должны были размещаться ремесленные районы. Наконец, обосновывалась необходимость изучения западной линии стен и застройки мысовой части Неаполя Скифского. Для осуществления 10-летнего плана раскопок П.Н. Шульц предлагал образовать Ученый Совет экспедиции, в состав которого включал представителей всех учреждений-организаторов [88, л.1]. Таким образом, в планах П.Н. Шульца в 1958 г. формировался проект многолетних археологических исследований столицы позднескифского государства. В его положениях, по-видимому, нашли развитие идеи, связанные с возобновлением Тавро-скифской экспедиции в 1957 г. и попыткой развертывания широкомасштабных экспедиционных работ на полуострове.

101 Последний период деятельности экспедиции, несомненно, сыграл значительную роль в получении новых данных об истории Неаполя Скифского, уничтожения. сохранении В его памятников, сокращенном объеме оказавшихся производились под угрозой разведочные мероприятия, позволившие, тем не менее, выявить и начать изучение ряда объектов археологии. Материалы, полученные в ходе исследований в рассматриваемый период, существенно повлияли на развитие концепции позднескифской культуры.

102 ЗАКЛЮЧЕНИЕ В изучении позднескифской культуры в послевоенный период важное место занимает деятельность Тавро-скифской экспедиции. Подводя итог попытке решить, поставленные в настоящем исследовании задачи, следует проанализировать результаты взаимодействия составляющих, роль которых в истории экспедиции представляется наиболее существенной: организационной среды, практических предприятий и генезиса научных представлений. Условия археологических работ первых лет экспедиции в значительной мере определила поддержка ИИМК им. Н.Я. Марра и ГМИИ им. А.С. Пушкина. Их ассигнования составили бюджет предприятия, а сотрудниками двух учреждений был укомплектован научных состав. На этом этапе деятельное участие в проведении Тавро-скифской экспедиции принимали Государственный Эрмитаж, ГИМ, Русский музей, ККМ, МПГК и другие крымские музейные и краеведческие организации. Влияние фактора послевоенного времени в истории экспедиции неоднозначно. Несомненно, в атмосфере восстановления народного хозяйства возможности обеспечения археологических исследований оказались ограниченными. Изначально, материальная база включала лишь несколько комнат базы экспедиции, предназначенных для размещения инвентаря и проживания участников раскопок. Число археологов было небольшим, поэтому острой являлась проблема нехватки работников. Отмечалось плачевное состояние многих памятников археологии: камень построек Неаполя Скифского и Кермен-Кыра применялся населением Симферополя в утилитарных целях, катакомбы столицы крымских скифов оборудовались под жилища, таврские каменные ящики в годы войны становились укрытиями для партизан и т.д.

103 Руководство Тавро-скифской экспедиции оказалось перед необходимостью разрешения организационных трудностей. В первые недели работ, усилиями П.Н. Шульца и В.П. Бабенчикова, частично или полностью, были устранены проблемы недостаточного финансирования, нехватки рабочей силы, оснащения необходимым инструментарием, предоставления транспорта и охраны объектов раскопок. В результате мероприятий по взаимодействию с общественностью, уже в 1945 г. экспедиция стала центром, объединившим крымских историков и археологов. В то же время, отличительной чертой этого периода являлась относительная самостоятельность в вопросах приоритетности постановки исследовательских задач. Рекогносцировочные работы охватили предгорные, степные, южные и западные области Крыма. Преследуя задачи выяснения особенностей создания, развития и гибели позднескифского государства, его взаимосвязей с таврским и греческим населением полуострова, сотрудниками экспедиции проведены раскопки городищ Неаполь Скифский (и его некрополей), Кермен-Кыра, Залесье, Таш-Джарган, обследованию подвержены городища Саблы, Змеиное, Тахта-Джами, Доброе, Аргинское, Балта-Чокрак, поселения на г. Красной и г. Долгий Бугор. Вместе с тем, открытые на г. Аю-Даг, г. Кастель, г. Сераус укрепления, были механически отнесены к времени позднескифской и таврской культур. Такое решение объясняется стремлением П.Н. Шульца доказать значимость наследия скифской державы в Крыму. Впрочем, важность его изучения подтверждали, совершенные в 1946-1947 гг. выдающиеся открытия мавзолея Неаполя Скифского, орнаментированных склепов некрополя городища, новых эпиграфических памятников, – получивших всемирную известность. Изменения в организационной среде произошли после подчинения Тавро-скифской экспедиции КНИБ (с 1949 г. КФ) АН СССР. Они проявились в усилении центростремительных тенденций в крымском академическом сообществе. Научно-исследовательские задачи приобрели директивный характер и определялись нуждами развития народного хозяйства. В то же

104 время, возможности финансирования археологических работ оказались ограничены: материальное обеспечение производилось исключительно из бюджета Крымской базы, со временем, филиала. Так, в 1949 г. на проведение научно-исследовательских работ СИА КФ АН СССР отпущено 40 тыс. руб. Однако, затраты только на раскопки Тавро-скифской экспедиции составили 60 тыс. руб. Непоследовательность формирования смет расходов приводила к существенному затягиванию исследований. В процессе организации филиала Академии Наук в Крыму не были разрешены прежние проблемы проживания сотрудников экспедиции, поддержания материальной базы, найма рабочих землекопов и другие. Но, несмотря на непростые обстоятельства, масштабы археологических работ оказались беспрецедентными. С 1948 по 1950 гг. Сектором истории и археологии образованы три экспедиции, в том числе, Тавро-скифская в составе 10 отрядов, исследовательские предприятия которой охватили всю Крымскую область, за исключением Керченского полуострова и Северных районов. В изучении позднескифской культуры этот период ознаменовался возобновлением широких исследований в Северо-Западном Крыму, продолжением раскопок Неаполя Скифского, открытием его грунтового некрополя, обследованием поселений у дд. Брусилово, Подгорное, Дальние Камышлы. Следующее десятилетие (1951-1960 гг.) в истории крымской археологии характеризуется приматом фактора организационной среды. Приостановку деятельности Тавро-скифской экспедиции на шесть лет, в большей степени, обусловили изменения в пятилетнем плане развития КФ АН СССР (1951-1955 гг.). Его положения определяли задачи осуществления грандиозных строительных проектов водоснабжения Крыма и достижения советской наукой первых позиции в мире. В связи с этим, приоритетным направлением деятельности археологов стали исследования вдоль трассы Северо-Крымского канала. Прочие начинания требовали подтверждения прикладной значимости предполагаемых результатов. Серия проверок деятельности СИА (ОИА) КФ

105 АН СССР в начале 1950-х гг. существенно повлияла на определение круга задач научной работы. Изучение позднескифской культуры, актуализированное в конце 1940-х вместе с ростом интереса к «славянскому вопросу», в новых реалиях оказалось невостребованным руководством Крымского филиала. Поэтому разработка его проблем фактически оказалась «замороженной». Возобновление работ на Неаполе Скифском и других памятниках позднескифской культуры начинается в связи с прекращением строительства Северо-Крымского канала. Непосредственным поводом стала необходимость проведения срочных охранных раскопок в зоне прокладки Управлением треста «Водоканал» линии водоснабжения, затронувшей объекты скифской столицы. Благодаря этим хозяйственно-договорным работам, запланированным на 1956-1957 гг., П.Н. Шульцу удалось предпринять действия по возрождению Тавро-скифской экспедиции. Второй период ее деятельности продолжался до 1960 г. включительно. Очевидно, П.Н. Шульц стремился придать археологическому предприятию масштабы 1940-х гг. В условиях передачи ОИА в систему ИА АН УССР, положение крымских археологов оказалось менее стесненным директивами центральных исследовательских учреждений. В результате, помимо значительных раскопок на Неаполе Скифском, возобновились работы по выявлению и обследованию позднескифских древностей в Предгорном и Северо-Западном Крыму. К крупным достижениям этого периода следует отнести открытие и раскопки городища Заветное. Завершение истории Тавроскифской экспедиции происходит в следствие активизации исследований на линии Северо-Крымского канала. Воздействие организационной среды на процесс формирования представлений о культуре поздних скифов следует признать менее существенным. Наблюдаемые в первые три года деятельности Тавроскифской экспедиции попытки доказать выдающееся значение культурного наследия крымских скифов, очевидно, отражают стремление руководства

106 экспедиции привлечь к участию в раскопках крупные академические учреждения. В 1945 г. начинается разработка П.Н. Шульцем гипотезы о стратегической системе в расположении центров позднескифского государства. Явная недостаточность свидетельств в пользу предположений П.Н. Шульца, тем не менее, не помешала обосновать их в публикациях 19461947 гг. В то же время, объективными и научно подтвержденными следует признать заключения о местоположении Неаполя Скифского, особенностях позднескифской фортификации, погребального обряда, быта и изобразительного искусства, – многие из которых остаются актуальными в наши дни. Фактор внешней организации выразительно проявил себя в период существования КФ АН СССР. Условия специфической политико- административной атмосферы требовали от крымских археологов и историков определения места и роли Крыма как неотъемлемого звена истории народов СССР. Особое значение в конце 1940-х гг. приобрела, сгенерированная в местном научном сообществе и поддержанная дирекцией ИИМК им. Н.Я. Марра в лице А.Д. Удальцова, концепция присутствия на полуострове автохтонного славянского исследовательской населения. инициативы, Следствием по-видимому, стало ограничения официальное провозглашение П.Н. Шульцем принципиальной важности вопроса появления и присутствия славян в Крыму. Такое решение поспособствовало существенному увеличению масштабов археологических работ, в особенности на памятниках позднескифской культуры, наследие которой объявлялось составляющей славянского этногенеза. Однако результаты исследований многие сотрудники Тавро-скифской экспедиции, в частности ее руководитель, предпочитали не публиковать. Причиной могло быть неприятие декларируемых концепций скифо-славянского родства. Таким образом, период 1948-1951 гг. стал временем накопления фактического материала, анализ которого начался с изменением атмосферы научного творчества.

107 Пересмотр в 1950 г. теоретических установок, общепринятых в конце 1940-х гг., не исключил тему Крыма в истории русского народа из планов научно-исследовательских работ КФ АН СССР. В условиях продолжавшегося послевоенного заселения полуострова, дирекция КФ АН СССР выдвинула в качестве приоритетной подтверждения для «исконности Отдела истории русского и Крыма». археологии Вместе с задачу тем, в концептуальных разработках большинства крымских археологов ее аспекты практически не нашли отражения. Анализ публикаций участников Тавро-скифской экспедиции и полевой документации убеждает в том, что ключевая роль в становлении представлений о интерпретацией руководителя культуре поздних материалов экспедиции скифов раскопок. П.Н. принадлежала научной Принципиальная Шульца в вопросе позиция значимости археологического факта позволила избежать искажения знания о древней истории полуострова. В течение пятнадцати лет исследований, в научном наследии ученого прослеживается эволюция нескольких концепций позднескифской истории. Одна из них состояла в предположении о существовании закономерности в расположении городских центров Крымской Скифии. Многие из ее положений не подтвердились на практике. Так, концепция сосуществования скифского и таврского районов территориального влияния со временем была пересмотрена в пользу ассимиляции скифами-кочевниками земледельческого кизил-кобинского населения. Но отдельные заключения, как например представления о системе древних дорог, сохранялись до конца 1950-х гг. Раскопками В.П. Бабенчикова, О.И. Домбровского, О.Д. Дашевской, А.Н. Карасева, М.А. Наливкиной и других участников экспедиции получены данные, сформировавшие магистральную идею самобытности позднескифской культуры, развитие которой наблюдается на протяжении всего времени исследований. Материалы, позволившие выяснить периодизацию истории крупнейших памятников, Неаполя Скифского и

108 Кермен-Кыра, свидетельствовали о несомненном влиянии во II-I вв. до н.э. эллинистической, а в II-III вв. н.э. сарматской культурной традиции. Тем не менее, выделение неизменных (неорнаментированной лепной элементов позднескифской культуры керамики, архитектурной традиции, погребального обряда) подтверждало ее устойчивое существование на протяжении III в. до н.э. - IV в. н.э. Сложение культуры крымских скифов связывалось с пришедшим из региона Нижнего Поднепровья кочевым скифским населением, ассимилировавшим местные кизил-кобинские племена и потомков древнего киммерийского населения. Таким образом, значение Тавро-скифской экспедиции в истории археологического изучения позднескифской культуры в Крыму является немаловажным. Причины ее организации обусловили задачи выяснения вопросов генезиса, развития и гибели скифского государства, его взаимоотношений с таврским и греческим населением древнего полуострова, места культурного наследия крымских скифов во всемирной и отечественной истории. За десять лет работ, разделенных шестилетним промежутком, сотрудниками экспедиции выявлены и обследованы 20 из 46 известных в наши дни позднескифских городищ9. Раскопки многих из них стали единственными за всю историю исследований. Выдающиеся открытия на Неаполе Скифском, Кермен-Кыре, Заветном и других крупных памятниках связаны с результативной деятельностью Тавро-скифской экспедиции. Помимо итогов практических предприятий, ее научное наследие включает значительный корпус публикаций, раскрывающих многочисленные проблемы позднескифской истории и археологии. Содержащиеся в них выводы заложили основы современных дискуссий о степени сарматизации и эллинизации поздних скифов, хронологии существовании культуры, факторах ее сложения и гибели. Наконец, Тавроскифская экспедиция стала научной школой для многих ученых: Т.Н. 9 Количество памятников приведено по состоянию на 2015 г. [168]

109 Троицкой, Э.И. Соломоник, О.И. Домбровского, Е.В. Черненко, А.А. Щепинского, Е.Н. Черепановой, О.Д. Дашевской, Э.А. Сымонович, О.А. Махневой, Х.И. Крис, – с именами которых связаны выдающиеся открытия в изучении археологических культур раннего железного века, в частности, позднескифской. Многогранность работ Тавро-скифской экспедиции составляет яркую страницу в истории крымской археологии в целом. Связанные с деятельностью ее сотрудников отдельные аспекты истории изучения памятников различных археологических эпох, несомненно, представляют большой исследовательских интерес. Итоги настоящей работы свидетельствуют о необходимости произведения дополнительных научных изысканий по вопросам роли личности Б.Н. Гракова в проведении археологического обследования Крыма, в частности, в организации Тавроскифской экспедиции; аспектов творческого сотрудничества ученого с П.Н. Шульцем; проблемы участия крымских научных деятелей в создании КФ АН СССР; истории ОАСА ИА УССР и некоторых других.

110 СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ И УСЛОВНЫХ ОБОЗНАЧЕНИЙ АА АН УССР – Академия архитектуры Академии Наук УССР ГАИМК – Государственная академия истории материальной культуры ГИМ – Государственный исторический музей ГМИИ им. А.С. Пушкина – Государственный музей истории искусств им. А.С. Пушкина ИА РАН – Институт археологии Российской Академии Наук ИА АН СССР ИА АН УССР ИИМК им. Н.Я. Марра – Институт истории материальной культуры им. Н.Я. Марра ККМ – Крымский краеведческий музей КНИБ АН СССР – Крымская научно-исследовательская база КФ АН СССР (УССР) – Крымский филиал Академии Наук СССР (УССР) МПГК – Музей Пещерных городов Крыма ОАСА – Отдел античной и средневековой археологии ОИА – Отдел истории и археология СИА – Сектор истории и археологии ОКК – Областной краеведческий музей СФ АН СССР – Совет филиалов Академии Наук СССР ЦМК – Центральный музей Крыма

111 СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ I. 1. Источники Государственный архив Республики Крым (ГАРК). Фонд Р-3383. Крымский филиал Академии Наук СССР. Оп. 1. Д. 1. Постановление ПАН СССР №29/9. 2. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 2. Постановления и распоряжения ПАН СССР за 1948 г. 3. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 3. Решения Исполкома Крымского областного Совета депутатов трудящихся и переписка с ним в 1948 г. 4. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 5. Положение о КНИБ. 5. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 6. Стенограмма расширенного заседания Ученого совета КНИБ 17-18 09.1948. 6. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 11. План научно-исследовательских работ и тематический план изданий КНИБ. 7. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 12. Докладные записки в СФ АН СССР, Крымский Обком ВКП(б) по научно-организационным и научноисследовательским вопросам. 8. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 29. Решения Исполкома Крымского областного Совета депутатов трудящихся и переписка с ним в 1949 г. 9. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 31. Стенограмма расширенного заседания Ученого совета КНИБ 31.01.1949. 10. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 32. Стенограмма расширенного заседания Ученого совета КНИБ 24.06.1949. 11. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 33. Стенограмма расширенного заседания Ученого совета КНИБ 22.08.1949.

112 12. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 35. Протоколы совещаний и заседаний сотрудников КНИБ. 13. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 36. Переписка с СФ АН и ПАН. 14. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 38. Переписка с научно-исследовательскими учреждениями. 15. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 39. Переписка с научно-исследовательскими учреждениями. 16. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 40. Планы научно-исследовательских работ Крымского филиала и секторов. 17. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 76. Стенограммы заседаний Ученого совета КФ АН СССР. 18. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 79. Переписка с научно-исследовательскими учреждениями СИА КФ АН СССР. 19. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 90. Распоряжения КФ АН СССР по административно-хозяйственной части. 20. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 115. Решения и распоряжения Исполкома Крымского областного Совета депутатов трудящихся и переписка с ним в 1950 г. 21. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 119. Протоколы заседаний Президиума КФ АН СССР. 22. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 124. Стенограммы заседаний Ученого совета КФ АН СССР. 23. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 128. Переписка с научно-исследовательскими учреждениями СИА КФ АН СССР. 24. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 129. Переписка с научно-исследовательскими учреждениями СИА КФ АН СССР. 25. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 130. Переписка с научно-исследовательскими учреждениями СИА КФ АН СССР. 26. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 142. Краткий отчет о работе КФ АН СССР в 1948-1951 гг.

113 27. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 179. Протоколы заседаний Президиума КФ АН СССР. 28. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 181. Стенограмма заседания ПКФ АН СССР по вопросу «Об итогах проверки деятельности Отдела истории и археологии». 29. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 182. Стенограммы заседаний Ученого совета КФ АН СССР. 30. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 202. Распоряжения по Крымскому филиалу за 1952 г. 31. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 222. Решения и распоряжения Исполкома Крымского областного Совета депутатов трудящихся и переписка с ним в 1953 г. 32. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 224. Протоколы заседаний ПКФ АН СССР. 33. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 228. Стенограммы заседаний Ученого совета КФ АН СССР. 34. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 230. Переписка с ПАН СССР и СФ АН СССР по научно-исследовательским вопросам. 35. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 275. Переписка с СФ АН СССР по научноисследовательским вопросам. 36. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 286. Распоряжения КФ АН СССР по административно-хозяйственной части. 37. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 304. Постановления, приказы и распоряжения ПАН СССР за 1955 г. 38. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Д. 309. Протоколы заседаний ПКФ АН СССР. 39. ГАРК. Ф. Р-3383. Оп. 1. Историческая справка (1947-1955 гг.) 40. Институт археологии Крыма РАН Научный архив (ИАК РАН НА). Фонд 1. Тавро-скифской экспедиция. Оп 2. Д. 1. План работ Тавро-скифской экспедиции на 1945 г. 41. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 1. План работ Тавро-скифской экспедиции на 1945 г.

114 42. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 1. Обоснование Тавро-скифской экспедиции. 43. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 1. Дневник разведок 1945 г. 44. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 1. Дневник Тавро-скифской экспедиции за 1945 г. 45. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 2. Краткий отчет о работах Тавро-скифской экспедиции в 1946 г. 46. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 2. Краткий отчет о раскопках Восточного некрополя Неаполя Скифского в 1946 г. 47. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 2. Краткий предварительный отчет о раскопках Неаполя Скифского в 1945 г. 48. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 2. Полевой дневник В.П. Бабенчикова. 49. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 2. Отчет о разведках Бахчисарайского отряда в 1946 г. 50. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 2. Дневник Тавро-скифской экспедиции за 1946 г. 51. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 3. Отчет о работах Белогорского отряда Тавро-Скифской экспедиции в 1947 г. 52. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 3. Полевой дневник В.П. Бабенчикова за 1947 г. 53. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 3. Дневник Тавро-скифской экспедиции за 1947 г. 54. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 3. Письмо военнопленных П.Н. Шульцу. 55. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 3. Краткий отчет о работах в 1947 г. 56. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 4. Удостоверение уполномоченного по организации КНИБ. 57. ИАК РАН НА. Ф 1. Оп. 2. Д. 4 Отчет о работах Евпаторийской экспедиции в 1934 г. 58. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 4. Отчет о разведках Бахчисарайского (Горного) отряда в 1947 г.

115 59. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 4. Отчет о раскопках поселения киммерийской эпохи у подножия Неаполя Скифского в 1948 г. 60. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 4. Отчет о раскопках грунтового могильника Неаполя Скифского в 1947-1948 гг. 61. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 4. Отчет о раскопках Евпаторийского отряда в 1948 г. 62. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 5. Т. 1-2. Краткий отчет о работах Тавроскифской экспедиции в 1949 г. 63. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 6. Т. 3-5. Отчет о раскопках Тавро-скифской экспедиции в 1945-1949 гг. 64. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 6. Отчет о раскопках Неаполя Скифского в 1950 г. 65. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 7. Письмо Областного отдела Культпросветработы. 66. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 7. Отчет о раскопках Евпаторийского отряда в 1950 г. 67. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 7. Отчет о раскопках Ялтинского отряда в 1950 г. 68. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 7. Краткий предварительный отчет о работах Тавро-скифской экспедиции в 1948 г. 69. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 7. Отчет о работах Судакского отряда Тавроскифской экспедиции КНИБ и ИИМК АН СССР в 1948 г. 70. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 7. Объяснительная П.Н. Шульца в Совет Филиалов АН СССР от 01.02.1951 г. 71. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 8. Отчет о разведках и раскопках в Симферопольском районе в 1951 г. 72. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 13. Отчет о работе Отдела истории и археологии Крымского филиала АН СССР в 1948-1954 гг. 73. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 14. Отчет о работах Симферопольской археологической экспедиции КФ АН СССР в 1954 г.

116 74. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 15. Предварительный отчет об охранных раскопках Неаполя Скифского в 1954-1955 гг. 75. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 16. Отчет о работах Отдела истории и археологии в 1954 г. 76. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 17. Отчет об охранных археологических раскопках на Неаполе Скифском в 1954-1955 гг. 77. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 18. Письмо П.Н. Шульца С.Н. Бибикову от 19.11.1957. 78. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 19. Смета на археологические раскопки городища Неаполь Скифский на территории, застраиваемой Управлением Водоканализации. 79. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп 2. Д. 20. Отчет о работе Отдела античной и средневековой археологии ИА АН УССР за 1956 г. 80. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 20. Докладная записка о проверке работы Отдела античной и средневековой археологии ИА АН УССР в 1957 г. 81. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 21. Приказ по Институту археологии Академии наук Украинской ССР от 15 августа 1956 г. 82. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 21. Письмо П.Н. Шульца директору Крымского Областного краеведческого музея И.Г. Лобову. 83. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 21. Отчет о раскопках Неаполя Скифского в 1956 г. 84. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 21. Предварительный отчет о раскопках Неаполя Скифского в 1956 г. 85. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 21. Распоряжение №800-р Исполкома Крымского Областного Совета депутатов трудящихся. 86. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 21. Генеральный договор о проведении охранных археологических раскопок на территории Неаполя Скифского в 1956-1957 гг. 87. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 22. Отчет о раскопках Неаполя Скифского в 1957 г.

117 88. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 22. Программа исследований Неаполя Скифского на 1958-1968 гг. 89. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 22. Отчет о работе Отдела античной и средневековой археологии ИА АН УССР в 1958 г. 90. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 22. Отчет о раскопках Неаполя Скифского в 1958 г. 91. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 22. Отчет о раскопках квадрата «Ж» на городище Неаполь Скифский. 92. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 22. Дневник охранных наблюдений и раскопок на Неаполе Скифском (некрополь) О.А. Махневой. ФевральМарт. 93. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 22. Дневник охранных археологических работ, проведенных на Некрополе Неаполя Скифского в мае 1958 г. 94. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 22. Дневник охранных наблюдений и раскопок на Неаполе Скифском (некрополь) О.А. Махневой. Апрель. 95. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 22. Отчет об археологических работах на Неаполе Скифском в 1959 г. 96. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 22. Отчет о работах Отдела античной и средневековой археологии ИА АН УССР в 1959 г. 97. ИАК РАН НА. Ф. 1. Оп. 2. Д. 22. Отчет о работах Отдела античной и средневековой археологии ИА АН УССР в 1960 г. 98. Научный архив Института археологии РАН. Ф-1. Р-1. № 35. ТавроСкифская археологическая экспедиция в Крыму. 1945 г. [Электронный ресурс]. – URL: https://www.archaeolog.ru/ru/archive/elektronnye-polevyeotchety (06.05.2020). 99. НАИА РАН. Ф-1. Р-1. №270. Отчет о раскопках Тавро-Скифской археологической экспедиции в 1947-1948 гг. [Электронный ресурс]. – URL: https://www.archaeolog.ru/ru/archive/elektronnye-polevye-otchety (06.05.2020).

118 100. НАИА РАН. Ф-1. Р-1. №270. Отчет Н.Н. Погребовой о раскопках мавзолея Неаполя экспедицией в Скифского, 1946 г. произведенных [Электронный Тавро-скифской ресурс]. – URL: https://www.archaeolog.ru/ru/archive/elektronnye-polevye-otchety (06.05.2020). 101. НАИА РАН. Ф-1. Р-1. №298. Краткий предварительный отчет о работах Тавро-Скифской экспедиции в 1949 г. [Электронный ресурс]. – URL: https://www.archaeolog.ru/ru/archive/elektronnye-polevye-otchety (06.05.2020). 102. НАИА РАН. Ф-1. Р-1. №389. Отчет об археологических разведках Симферопольского отряда Тавро-Скифской экспедиции КФ АН СССР, ИИМК АН СССР и ГМИИ в 1949 г. [Электронный ресурс]. – URL: https://www.archaeolog.ru/ru/archive/elektronnye-polevye-otchety (06.05.2020). II. Литература 103. Бабенчиков В. П. Новый участок некрополя Неаполя Скифского // Вестник древней истории. – 1949. – № 1. – С. 111–119. 104. Акимченков В. В. Старые опытные археологические разведчики: братья Бабенчиковы // Гераклейский сборник 1936 г.: коллективная монография Н.И. Репникова, П.П. Бабенчикова, В.П. Бабенчикова, Е.В. Веймарна / Вступ. ст. Ю. А. Виноградов, А.А. Непомнящий, В.В. Акимченков, Т.Н. Смекалова; науч. ред. Ю.А. Виноградов, Т.Н. Смекалова. – СПб.: Алетейя, 2018. – С. 39–51. 105. Бабенчиков В. П. Некрополь Неаполя Скифского // История и археология древнего Крыма. – К., 1957. – С. 94–141. 106. Бабенчиков В. П. Средневековое поселение близ села Планерское (раскопки 1949–1951 гг.) // КСИИМК. – 1953. – вып. XLIX. – С. 104–116.

119 107. Вдовин А. С., Кузьминых С.В., Серых Д.В. Всероссийские археологические съезды: от Пскова до Новосибирска // Российская археология. – 2008. – № 4. – С. 170–177. 108. Веймарн Е. В., Стржелецкий С. Ф. К вопросу о славянах в Крыму // ВИ. – 1952. – №4. – С. 94–99. 109. Власов В. П. О керамической печи на городище Кермен-Кыр // История и археология Крыма. – 2014. – №1. – С. 153–169. 110. Высотская Т. Н. Скифские городища. – Симферополь : Таврия, 1973. – 101 с. 111. Высотская Т. Н. Поздние скифы в Юго-Западном Крыму : Дис. …канд.ист.наук. / Высотская Татьяна Николевна. – К., 1967. – 182 с. 112. Высотская Т. Н. Поздние скифы в Юго-Западном Крыму : Автореф. Дис. …канд.ист.наук. / Высотская Татьяна Николаевна; Институт истории Академии наук УССР. – К., 1967. – 25 с. 113. Высотская Т. Н. Позднескифские городища и селища Юго-Западного Крыма // СА. – 1968. – № 1. – С. 185–194. 114. Высотская, Т. Н. Неаполь – столица государства поздних скифов. – Киев: Наукова думка, 1979. – 207 с. 115. Готы, скифы, славяне: этнические кульбиты крымской археологии послевоенной эпохи / В. Ю. Юрочкин; В. В. Майко // Неизвестные страницы археологии Крыма: от неандертальцев до генуэзцев: коллективная монография / отв. ред. Л. Б. Вишняцкий. – СПб.: НесторИстория, 2017. – С. 157–231. 116. Герцен А. Г. Новые материалы к археологической карте округи Мангупского городища / А. Г. Герцен [и др.] // Ученые записки КФУ имени В. И. Вернадского. Исторические науки. – 2019. – Т. 5 (71). – № 1. – С. 52–74. 117. Дашевская О. Д. Раскопки Симферопольского поселения кизилкобинской культуры // КСИИМК. – 1951. – вып. XXXIX. – С. 212–213.

120 118. Дашевская О. Д. Скифское городище Красное (Кермен-Кыр) // КСИИМК. – 1957. – вып. 70. – С. 108–118. 119. Дашевская О. Д. К вопросу о локализации трех скифских крепостей, упоминаемых Страбоном // ВДИ. – 1958. – №2. – С. 143–150. 120. Дашевская О. Д. Поздние скифы в Крыму. – М., 1991. – 144 с. 121. Домбровский О. И. Керамическая печь на скифском городище Красное // История и археология древнего Крыма. – К., 1957. – С. 191–209. 122. Домбровский О. И. «Саркофаг царицы» из раскопок мавзолея Неаполя Скифского (опыт реконструкции) // История и археология Крыма. – 2014. – №1. – С. 575–593. 123. Домбровский О. И. О технике декоративной живописи Неаполя скифского // СА. – 1961. – № 4. – С. 84–90. 124. Домбровский О. И. Тавро-скифская экспедиция // Его называли «Шеф»: к 100-летию со дня рождения Олега Ивановича Домбровского: воспоминания, литературное творчество. – Симферополь: Н. Орiанда, 2014. – С. 65–67. 125. Емельянова Н. С. Институт истории и археологии Крымского филиала АН СССР: нереализованный проект // Причерноморье. История, политика, культура. – 2018. – № 26. – С. 6–18. 126. Зайцев Ю. П. История изучения Неаполя Скифского (1945-1999 гг.) // У Понта Евксинского : памяти Павла Николаевича Шульца / ред., сост. С. Г. Колтухов ; ред., сост. С. Б. Ланцов ; ред., сост. А. Е. Пуздровский. – Симферополь : Изд-во Крымского научного центра, 2004. – С. 36–40. 127. Зайцев Ю. П. Начало. По страницам дневника П. Н. Шульца «ТавроСкифская экспедиция ГМИИ и ИИМК Академии наук СССР» 1945 года // 70 лет ТавроСкифской экспедиции в Крыму. Материалы научной конференции, посвящённой началу работы ТавроСкифской экспедиции на Неаполе Скифском и других памятниках Крыма. – Симферополь, 2015. – С. 6–8.

121 128. Зайцев Ю. П. Хронология Неаполя Скифского // Древности Степного Причерноморья и Крыма. – 1995. – вып. V. – С. 67–90. 129. Зайцев Ю. П., Пуздровский А. Е. Неаполь Скифский в эпоху Диофантовых войн // СЗКАЭ. – 1994. – С. 217–237. 130. Зайцев Ю. П. Неаполь Скифский. II в. до н. э. – III в. н. э. – Симферополь, 2003. – 212 с. 131. История и археология древнего Крыма: сборник. – К.: Изд-во АН УССР, 1957. – 336 с. 132. Карасев А. Н. Раскопки Неаполя Скифского в 1948 г. // ВДИ. – 1950. – № 4. – С. 179–187. 133. Карасев А. Н. Раскопки Неаполя Скифского в 1949 г. // КСИИМК. – 1951. – вып. 37. – С. 161–172. 134. Карасев А. Н. Раскопки Неаполя Скифского в 1950 г. // КСИИМК. – 1953. – вып. 49. – С. 78–85. 135. Кирилко В. П. «Алустонский клад»: история находки // Поволжская археология. – 2018. – № 2 (24). – С. 168–189. 136. Киселев С. В. Работа в области археологии Института истории материальной культуры им. Н.Я. Марра Академии наук СССР // Вестник древней истории. – 1946. – №2 (16). – С. 194–203. 137. Киселев М. Ю., Стрижова Т. П. "Крым с давних времен привлекал к себе внимание выдающихся деятелей науки": документы об организации Крымской научно-исследовательской базы АН СССР. 1947 - 1948 гг. // Исторический архив. – 2015. – № 1 (130). – С. 66–79. 138. Колтухов С. Г. История исследований Крымской Скифии // Stratumplus. – 2001. – вып.2. – С. 319–354. 139. Колтухов С. Г. Павел Николаевич Шульц и его роль в создании концепции позднескифской культуры // У Понта Евксинского (Памяти Павла Николаевича Шульца). – Симферополь, 2004. – С. 50–54. 140. Колтухов С. Г., Юрочкин В. Ю. От Скифии к Готии. – Симферополь: «СОНАТ», 2004. – 240 с.

122 141. Комков Г. Д., Левшин Б. В., Семенов Л. К. Академия наук СССР. 1724– 1974. Краткий исторический очерк. – М., 1974. – 183 с. 142. Кутайсов В. А. История исследования античных памятников СевероЗападного Крыма // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. – 2016. – вып. XVII. – С. 30–63. 143. Ланцов, С. Б. Новые материалы к истории исследования греко-скифского городища Кара-Тобе из "Коктебельского "архива П. Н. Шульца // 70 лет ТавроСкифской экспедиции в Крыму. Материалы научной конференции, посвящённой началу работы ТавроСкифской экспедиции на Неаполе Скифском и других памятниках Крыма. –Симферополь, 2015. – С. 12–13. 144. Ланцов С. Б. П. Н. Шульц в изучении античных памятников северозападного Крыма. Проблема определения границ херсонесского государства в IV-III вв. до н.э. // У Понта Евксинского : памяти Павла Николаевича Шульца / ред., сост. С. Г. Колтухов ; ред., сост. С. Б. Ланцов ; ред., сост. А. Е. Пуздровский. – Симферополь : Изд-во Крымского научного центра, 2004. – С. 58–69. 145. Ломакин Д. А. Крымская научная сессия АН СССР 1952 года и развитие крымоведения в середине ХХ века // Питання історії науки і техніки. – 2009. – 2(10) . – С. 10–17. 146. Майко В. В. Средневековое городище на плато Тепсень в Юго-Восточном Крыму. – Киев: Академпериодика, 2004. – 316 с. 147. Майко, В. В. Судакский и Коктебельский отряды Тавро-Скифской экспедиции в 1948-1950 гг. // 70 лет ТавроСкифской экспедиции в Крыму. Материалы научной конференции, посвящённой началу работы ТавроСкифской экспедиции на Неаполе Скифском и других памятниках Крыма. – Симферополь, 2015. – С. 14–15. 148. Манаев А. Ю. Историческая наука в СССР в послевоенные годы и возобновление археологических исследований в Крыму // Крымское историческое обозрение. – № 3. – 2015. – С. 131–149.

123 149. Манаев А. Ю. Докладная записка П. Н. Шульца о состоянии памятников культуры Крымской области и о мероприятиях по улучшению их охраны // История и археология Крыма : сборник статей. – Симферополь : [Наследие тысячелетий], 2016. – С. 417–430. 150. Материалы к всесоюзному археологическому совещанию / Под ред. В.П.Потемкина. – М.: Институт истории материальной культуры им. Н.Я.Марра, 1945. – 200 с. 151. Махнева О. А. Воспоминания о Павле Николаевиче Шульце // У Понта Евксинского : памяти Павла Николаевича Шульца / ред., сост. С. Г. Колтухов ; ред., сост. С. Б. Ланцов ; ред., сост. А. Е. Пуздровский. – Симферополь : Изд-во Крымского научного центра, 2004. – С. 241–244. 152. Мыц В. Л. Сарымамбаш-Кермен – укрепленная резиденция XIV-XVIII беков Яшлавских-Сулешевых // Поволжская археология. – 2018. – №2 (24) . – С. 89–112. 153. Наливкина М. А. Раскопки Керкинитиды и Калос Лимена (1948–1952) // История и археология древнего Крыма. – Киев, 1957. – С. 264–281 154. Непомнящий А. А. Николай Эрнст и крымоведение тридцатых // Краэзнавство. – 2011. – № 4–4. – С. 163–171. 155. Непомнящий А. А. Профессор Николай Эрнст: Страницы истории крым ского краеведения. – Киев: Стилос, 2012. – 464 с. 156. Ольховский В. С., Храпунов И. Н. Крымская Скифия. – Симферополь : Таврия, 1990. – 128 с. 157. Погребова Н. Н. Мавзолей Неаполя Скифского // КСИИМК. – 1947. – вып. 21. – С. 22–32 158. Погребова Н. Н. Находки в мавзолее Неаполя Скифского // Памятники искусства. Бюллетень ГМИИ. – 1947. – вып. 2. – С. 31–36 159. Погребова Н. Н. Золотые лицевые пластины из погребений мавзолея Неаполя Скифского // ИАДК. – 1957. – С. 142–154. 160. Погребова Н. Н. Погребения в мавзолее Неаполя Скифского // МИА. – 1961. – вып. 96. – С. 103–213

124 161. Попова Е. А. Позднескифская культура: история изучения, проблемы, гипотезы // Вестник Московского университета. – 2011. – № 1. – С. 136– 147. 162. Пуздровский, А. Е. Крымская Скифия II в. до н.э. - III в. н.э. Погребальные памятники: монография / А. Е. Пуздровский; НАН Украины, Ин-т археологии, Крым. фил. – Симферополь: Бизнес Информ, 2007. – 479 с. 163. Пуздровский А. Е. П. Н. Шульц и проблема сарматизации позднескифской культуры // У Понта Евксинского: памяти Павла Николаевича Шульца / ред., сост. С. Г. Колтухов; ред., сост. С. Б. Ланцов ; ред., сост. А. Е. Пуздровский. – Симферополь: Изд-во Крымского научного центра, 2004. – С. 55–58. 164. Пятилетний план научно-исследовательской работы сектора древней истории Института истории Академии Наук СССР // Вестник древней истории. – 1946. – №2. – С. 192–194. 165. Рефераты научно-исследовательских работ за 1945 год. Отделение истории и философии / Отв. ред. В.П. Волгин. – М.-Л.,1947. – 166 с. 166. Смекалова Т. Н. П. Н. Шульц – первооткрыватель археологических памятников Тарханкутского полуострова // МАК. – 2010. – вып. 3. – С. 1– 6. 167. Смекалова Т. Н. Значение творческого наследия П.Н. Шульца в современных исследованиях северо-западного Крыма // Материалы к археологической карте Крыма. – 2011. – Вып. 5. – С. 199–205. 168. Смекалова Т. Н., Колтухов С. Г., Зайцев Ю. П. Атлас позднескифских городищ Предгорного Крыма. – СПб: «Алетейя», 2015. – 248 с. 169. Соломоник Э. И. О скифском государстве и его взаимоотношениями с греческими городами Северного Причерноморья // Археология и история Боспора. – Симферополь, 1952. – С. 103–128. 170. Сто лет служения науке и просвещению: исторический факультет Крымского федерального университет имени В. И. Вернадского. – Симферополь: АРИАЛ, 2018. – 355 с.

125 171. Тесленко И. Б. Таврский могильник на г. Кошка, история исследованиям современное состояние // 70 лет ТавроСкифской экспедиции в Крыму. Материалы научной конференции, посвящённой началу работы ТавроСкифской экспедиции на Неаполе Скифском и других памятниках Крыма. – Симферополь, 2015. – С. 20–21. 172. Тункина И. В. Позднескифские памятники Симферополя (открытия на Керменчике в 1784–1831 годах) и их интерпретация в современной археологии // Грани гуманитарного знания. Сборник статей к 60-летию профессора Сергея Павловича Щавелева. – Курск: Изд-во КГМУ, 2014. – С. 295–344. 173. Тункина И. В. Открытие позднескифских памятников Крыма в 1820-1830х годах // Очерки истории отечественной археологии. – 2015. – вып. IV. – С. 8–40. 174. Филимонов С.Б., Храпунов И.Н. Николай Львович Эрнст – исследователь истории и древностей Крыма // МАИЭТ. – 1996. – Вып. 5. – С. 242–255 175. Храпунов И. Н. Поздние скифы на Днепре и в Крыму. – Автореф. дис. … канд. ист. Наук. – М., 1987. – 22 с. 176. Храпунов И. Н. Население Горного Крыма в позднеримское время // Вестник древней истории. – 2016. – вып. 76/1. – С. 118–134. 177. Шкрибляк, И. И. Археологические исследования позднескифского городища Залесье: по материалам полевого дневника Тавро-Скифской экспедиции 1945 г. // 70 лет ТавроСкифской экспедиции в Крыму. Материалы научной конференции, посвящённой началу работы ТавроСкифской экспедиции на Неаполе Скифском и других памятниках Крыма. – Симферополь, 2015. – С. 28–30. 178. Щеглов А. Н. Памяти Павла Николаевича Шульца // Советская археология. – 1984. – № 3. – С. 285–287. 179. Щепинский А. А. Некоторые новые археологические находки в Симферопольском и Черноморском районах Крымской области // ИКОГО. – 1951. – вып. 1. – С. 113–117.

126 180. Шульц П. Н. Раскопки Неаполя Скифского // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. – М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1947. – вып. XXI. – С. 16–22. 181. Шульц П. Н. Исследования Неаполя Скифского (1945-1950 гг.) // История и археология древнего Крыма. – К, 1957. – С.61–93. 182. Шульц П. Н. История исследований Неаполя Скифского (1827-1941 гг.) // У Понта Евксинского : памяти Павла Николаевича Шульца / ред., сост. С. Г. Колтухов ; ред., сост. С. Б. Ланцов ; ред., сост. А. Е. Пуздровский. – Симферополь : Изд-во Крымского научного центра, 2004. – С. 11–36. 183. Шульц П. Н. О работах Евпаторийской экспедиции // СА. – 1935. – вып. 3. – С. 252–254. 184. Шульц П. Н. Евпаторийский район: 1933-1934 гг. // Археологические исследования в РСФСР: 1934-1936 гг. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. – С. 265–277. 185. Шульц П. Н. Тавро-скифская археологическая экспедиция в Крыму // Советский Крым. – 1946. – № 2. – С. 97–116. 186. Шульц П. Н. Тавро-скифская экспедиция // Известия Академии Наук СССР. Серия истории и философии. – 1947. – т.4. – вып.3. – С. 275–293. 187. Шульц П. Н. Историко-археологические исследования в Крыму (1920– 1950 гг.) // Крым. – 1950. – вып. 6. – С. 145–157. 188. Шульц П. Н. О комплексных историко-археологических и палеогеографических исследованиях в Северном Крыму // Известия Крымского отдела Географического общества Союза ССР. – 1953. – Вып. 2. – С. 115–125. 189. Шульц П. Н. Работы Тавро-скифской экспедиции (1945-1946 гг.) // Памятники искусства. – 1947. – №2. – С. 34–49. 190. Шульц П. Н. Работы Тавро-скифской экспедиции // КСИИМК. – 1949. – Вып. XXVII. – С. 56–66.

127 191. Шульц П. Н., Головкина В. А. Неаполь Скифский // Федоров Г. Б. По следам древних культур. – М: Государственное издательство культурнопросветительской литературы, 1951. – С.143–168. 192. Шульц П. Н. Мавзолей Неаполя Скифского. – М.: Искусство, 1953. – 89 с. 193. Шульц П. Н. Работы Северо-Крымской экспедиции // КСИА. – 1955. – Вып. 4. – С. 97–98. 194. Юрочкин В. Ю. «Готский» и «славянский» вопросы в послевоенном Крыму // Нартекс. ByzantinaUkrainensis. – Харьков: Майдан, 2013. – С. 392–412. 195. Юрочкин В. Ю. Готский вопрос. – Симферополь: СОНАТ, 2017. – 495 с. 196. Юрочкин В. Ю. Сессии по истории Крыма и становление археологической науки в послевоенном Крыму // ИАК. – 2016. – вып. 4. – С. 187–204. 197. Юрочкин В. Ю. Создание сектора истории и археологии Крымской базы АН СССР // Ишин А. В. Материалы IV науч.-практ. конф. «Военноисторические чтения» (24–27 февраля 2016 г.). – Симферополь: БизнесИнформ, 2016. – С. 41–44. 198. Юрочкин В. Ю. П. Н. Шульц в годы борьбы с «марризмом» // 70 лет ТавроСкифской экспедиции в Крыму. Материалы научной конференции, посвящённой началу работы ТавроСкифской экспедиции на Неаполе Скифском и других памятниках Крыма. – Симферополь, 2015. – С. 31–32. 199. Юрочкин В. Ю. П. Н. Шульц и П. Н. Третьяков: к истории несостоявшейся дискуссии о «крымских славянах» // ИАК. – 2019. – вып. IX – С. 238–247. 200. Юрочкин В. Ю., Емельянова Н. С. «Инкерманское дело» Е. В. Веймарна: «славянский след» // Науменко В. Е. I Бахчисарайские научные чтения памяти Е. В. Веймарна. Тезисы докладов и сообщений Междунар. науч. конф. (5–7 сентября 2012 г.). – Бахчисарай, 2012. – С. 73–75. 201. Ящуржинский Х.Х. Разведки на древнем скифском укреплении Неаполисе // ИТУАК. – 1889. – № 7. – С. 41–54.

128 202. Веймарн Є. В. Археологічні роботи в районі Інкермана // АП УРСР. – 1963. – № 13. – С. 15–42. 203. Шульц П. М. Розкопки Неаполя Скiфського в 1946 р. // АП УРСР. – 1949. – Т. 2. – С. 116–122. 204. Шульц П.М. Тавро-скiфська експедицiя 1947 р. // АП УРСР. – 1952. – Т. IV. – С. 198.

Рецензии:

Авторизуйтесь, чтобы добавить рецензию

- у работы пока нет рецензий -

Отзывы:

Авторизуйтесь, чтобы оставить отзыв