Античная грамматическая традиция в эпиграммах Паллада

Кондакова Дарья Дмитриевна

Античная грамматическая традиция в эпиграммах Паллада

В работе впервые предпринимается попытка комплексного рассмотрения эпиграмм Паллада, греческого поэта IV в. н. э., в свете античной грамматической традиции. Этот подход позволяет предложить новые интерпретации целого ряда эпиграмм и уточнить толкования других. Автор показывает, что обращение к греческим грамматическим трактатам и экзегезе Гомера, а также остроумное переосмысление филологической терминологии являются важной составляющей поэтической стратегии Паллада, которой нельзя пренебрегать при изучении этого поэта.

Комплексные проблемы общественных наук

Дипломы

Вуз: Санкт-Петербургский государственный университет (СПбГУ)

ID: 587d36545f1be77c40d58cd4

UUID: 71d5d7f2-fe50-4c81-ac85-9c4d9345be8d

Язык: Русский

Опубликовано: больше 7 лет назад

Просмотры: 11

Кондакова Дарья Дмитриевна

Источник: Санкт-Петербургский государственный университет

Комментировать 0

Рецензировать 0

Скачать - 870011 bytes

Поделиться работой

САНКТ–ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ Филологический факультет Кафедра классической филологии Кондакова Дарья Дмитриевна АНТИЧНАЯ ГРАММАТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ В ЭПИГРАММАХ ПАЛЛАДА Выпускная квалификационная работа бакалавра филологии Научный руководитель: к. филол. н., доц. В. В. Зельченко Рецензент: к. филол. н., доц. Е. Л. Ермолаева К защите допускаю Санкт–Петербург 2016

V2 Содержание Введение. 3 Глава 1. Грамматика, грамматики и Паллад 9 Глава 2. Элементы γραμματικὴ τέχνη 25 Глава 3. Гомеровский материал 49 Заключение 64 Список использованной литературы 65

V3 Введение. Доступные ученым сведения о поэте и грамматике Палладе Александрийском ограничиваются тем, что можно почерпнуть из его эпиграмм, дошедших в составе Палатинской Антологии (по большей части это эпиграммы из книг IX–XI). В леммах Паллад не раз называется Ἀλεξανδρεύς и единожды Αἰγύπτιος; данные эпиграмм не противоречат предположению, что он преподавал в Александрии. Что касается времени его жизни, этот вопрос дважды за последнее пятидесятилетие становился объектом дебатов. Долгое время исследователи датировали Паллада концом IV — первой половиной V в. н. э., ориентируясь на данные лемм и сами тексты.1 Однако в 1960 г. С. М. Боура, доказал недостоверность предыдущих выкладок и предложил новую датировку, объединив уже известную гипотезу о том, что в эпиграммах IХ, 175, Х, 90 и Х, 91 содержится намёк на Теофила, патриарха Александрии в 385–412 гг., с данными эпиграммы Х, 97, иносказательно указывающей на возраст Паллада в момент написания (72 года).2 Основываясь на этом, Боура предлагает даты ca. 316 — ca. 400 г.; этой датировки будем придерживаться и мы. Новый толчок к исследованию Паллада, и в том числе его хронологии, дала выполненная К. Вилкинсоном в 2012 г. editio princeps папирусного кодекса P.Ct.BR inv. 4000, который содержит собрание эпидейктических и скоптических эпиграмм.3 Ввиду отсутствия в кодексе каких бы то ни было упоминаний об авторстве отдельных стихотворений Вилкинсон считает, что все они принадлежат одному поэту — Палладу (две из эпиграмм кодекса уже были известны; это IX, 379, в некоторых рукописях приписываемая Палладу, и 1 Franke A. De Pallada epigrammatographo. Lipsiae, 1899. P. 38–39; Stella L. A. Cinque poeti dell’Antologia Palatina. Bologna, 1949. P. 379–383; Peek W. Palladas // RE. Bd 18, 3 (1949). Sp. 159–160. 2 Bowra C. M. Palladas and Christianity // Proceedings of the British Academy. 1959. Vol. 45. P. 255–267. 3 Wilkinson K. New Epigrams of Palladas: A Fragmentary Papyrus Codex (P.CtYBR inv. 4000). Durham, 2012 (American Studies in Papyrology. 2012. Vol. 52).

V4 ἀδέσποτον IX, 127, находящаяся между палладовскими в трёх малых сборниках византийского времени).4 Предположительная датировка кодекса (между 280 и 340 гг.) плохо соотносится с хронологией Боуры, и Вилкинсон пытается показать, что Паллад жил ещё раньше, а именно в 260–340 гг. н. э.5 Этот тезис, равно как и атрибуция Палладу всех стихотворений, дошедших на папирусе, вызывает споры (см. контраргументы Л. Бенелли6 , а также рецензии Л. Флориди в CJ-Online 7 и Р. Аста в BMCR8), однако ценность издания Вилкинсона как точки, от которой можно развивать плодотворные дискуссии, едва ли подлежит сомнению. Что касается датировки, то А. Кэмерон в недавней статье предложил компромиссное решение: радикальные стилистические и содержательные отличия текстов папируса от «канонического» Паллада наводят на мысль, что перед нами сборник его ранних эпиграмм.9 Иное предположение выдвинула Дж. Веццози: по её мнению, Паллад жил в 340–412 гг. н. э.10 ССЫЛКА! Дебаты продолжаются. Художественный характер источника — трудно определить, что в «автобиографических» признаниях Паллада отражает реальность, а что является частью тщательно поддерживаемого им образа — по большей части не позволяют говорить о жизненных обстоятельствах поэта с уверенностью. Единственный неоспоримый факт — это профессия грамматика, которую 4 Ibid. P. 42. 5 Ibid. P. 54–56. Готовящая почву для более ранней датировки статья была опубликована Вилкинсоном ещё в 2009 г.: Wilkinson K. Palladas and the Age of Constantine // The Journal of Roman Studies. 2009. Vol. 99. P. P. 36–60; обзор дискуссии о времени жизни Паллада см. на стр. 36–42. 6 Benelli L. Osservazioni sul P. Ct. YBR Inv. 4000 e sulla sua attribuzione a Pallada di Alessandria // Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik. 2013. Bd 193. S. 53–63. 7 https://cj.camws.org/sites/default/files/reviews/2014.04.07%20Floridi%20on%20Wilkinson.pdf 8 http://bmcr.brynmawr.edu/2014/2014-02-23.html 9 Cameron A. Palladas: New Poems, New Date? // Idem. Wandering Poets and Other Essays on Late Greek Literature and Philosophy. Oxford, 2016. P. 91–112. 10 Vezzosi 11–39, spec. 28 sgg.

V5 Паллад неоднократно упоминает. Будучи грамматиком, Паллад подходил к школьным текстам не просто как образованный человек, но как учёный и преподаватель. На наш взгляд, большая часть комментаторов не уделяет должного внимания именно «грамматической» стороне эпиграмм Паллада, между тем как именно в ней заключена соль многих палладовских шуток. В недавней статье Л. А. Гишар приоткрыл достоинства такого подхода. 11 Проанализировать те эпиграммы Паллада, которые имеют отношение к античной грамматической традиции, в её свете, обсудить спорные вопросы интерпретации и попытаться выявить дополнительные уровни толкования, не замеченные или недо ст аточно акцентированные предыдущими исследователями – таковы главные цели нашей работы. Объём имеющегося материала велик: даже если исключить все случаи спорной атрибуции, это более ста эпиграмм.12 Материал для нашей работы отбирался по трем критериям: (1) в эпиграмме прямо или косвенно говорится о грамматике и / или грамматиках; (2) эпиграмма содержит прямые или косвенные намеки на грамматическую (в современном, узко-лингвистическом смысле) традицию; (3) в эпиграмме обыгрывается гомеровский материал. Отобранные стихотворения были соответственно распределены по трём главам нашей работы. Оговоримся, что это разделение во многом условно и не претендует на звание классификации, так как некоторые из разбираемых эпиграмм, безусловно, могут быть отнесены к нескольким группам 11 Guichard L. A. From School to Desacralization, or How Palladas Read Homer // Traditions épiques et poésie épigrammatique: présence des épopées archaïques dans les épigrammes grecques et latines / Ed. par. Y. Durbec, D. Pralon et F. Trajber. Louvain, 2016 (Hellenistica Groningana 22). К настоящему моменту сборник находится в печати; статья Гишара здесь и далее цитируется по тексту, размещенному им на сайте academia.edu: https://usal.academia.edu/LuisArturoGuichard . К сожалению, эта «рабочая» версия не имеет пагинации; поэтому в ссылках на нее не будет номеров страниц. 12 Проблемы атрибуции многократно усиливаются из-за «формульности» эпиграмматического жанра, который постоянно использует устойчивые сочетания и выражения. Подлинность эпиграмм, которые мы рассматриваем в данной работе, по большей части не вызывает сомнения; спорные случаи оговариваются далее особо.

V6 одновременно; в таких случаях решение принималось в пользу той группы, характерные черты которой были, на наш взгляд, выражены более ярко. Таким образом, первая глава посвящена образу поэта-грамматика, который создаёт Паллад в своих эпиграммах, и помещает этот образ в контекст позднеантичной школы. Во второй главе рассматриваются эпиграммы, имеющие отношение к лингвистической стороне искусства грамматика: мы постараемся показать, что ядром шутки в них становится тонко обыгранная филологическая терминология. Третья глава объединяет эпиграммы Паллада, имеющие дело с Гомером, школьным текстом par excellence.13 Необходимо отметить, что не всякое использование цитаты или слова, имеющего яркую эпическую окраску,14 делает эпиграмму «гомеровской» — мы старались выделить те эпиграммы, где за гомеровской реминисценцией скрывается дополнительная возможность понимания, основанная на отсылке к конкретному пассажу, вариантам его интерпретации в древности до Паллада (как, например, аллегорические объяснения), глоссам и другим элементам комментаторской традиции. Интерпретации тех или иных эпиграмм Паллада по большей части сосредоточены в комментариях к полным изданиям Палатинской антологии – от Фридриха Якобса до Германа Бекби. Монографий, специально посвящённых нашему автору, не так много. В первую очередь это диссертации Августа Альфреда Франке (1899) и Вольфганга Цервеса (1956). Особенностью последней работы является своего рода Zwischenapparat, который содержит богатый набор параллелей на употребление отдельных слов и выражений у самого Паллада и других авторов, в особенности Гомера. В то же время частные интерпретации Цервеса сплошь и рядом исходят из представления, что едва ли 13 Безусловно, связь эпиграмм Паллада со школьной традицией не ограничивается Гомером, однако в настоящей работе мы ограничились рассмотрением этого пласта в его творчестве, т. к. это — наиболее показательный пример разностороннего подхода Паллада к школьным текстам. 14 Эта особенность, естественная для языка эпиграммы в целом, чрезвычайно часто отражается у Паллада; см. табл. Дж. Веццози, содержащую все пересечения текста Паллада с гомеровскими поэмами: Vezzosi 49.

V7 не всякое стихотворение отражает подлинные факты биографии Паллада. Складывающийся в итоге облик поэта привлекателен, однако такой взгляд сплошь и рядом обедняет смысл эпиграмм. Более сорока лет спустя, в 1998 г., вышел полный голландский перевод эпиграмм Паллада, выполненный Аллардом Шрёдером и изданный в сопровождении греческого текста. Стоит особенно отметить собранные Шрёдером в комментарии стихотворные переводы эпиграмм на другие языки – причём не только известную латинскую версию Антологии Гуго Гроция, но и множество более редких. Наконец, гномическим и философским эпиграммам, которые составляют немалую долю в творчестве Паллада, посвящена недавняя диссертация Джиневры Веццози (2011–2014 гг.). Кроме самого комментария, особую ценность здесь представляют обзор и классификация литературных реминисценций: к примеру, Веццози приводит список параллелей между Палладом и Григорием Богословом. Над полным научным комментарием к Палладу работает Луис Артуро Гишар, однако этот труд (выход которого, по словам автора, намечался на 2014 г.) пока не закончен. Из работ на русском языке следует упомянуть стихотворный перевод Паллада, выполненный Ю. Ф. Шульцем15 и снабженный введением и краткими примечаниями — как правило, в них приводятся сведения из лемм и поясняется непереводимая игра слов. Ссылки на наиболее важные для нас издания эпиграмм Палатинской антологии, а также на часто используемые работы, посвященные, сокращаются следующим образом (римская цифра обозначает том, арабская – страницу): Beckby – Anthologia Graeca / Griechisch-deutsch ed. H. Beckby. Bd 1–4. München, 19662. Coll. Budé – Anthologie grecque. Première partie: Anthologie Palatine. T. 3 (Livre VI) / Texte ét. et trad. par P. Waltz. Paris, 19602; T. 7 (Livre IX, épigr. 1–358) / 15 Паллад Александрийский. Эпиграммы / Вступл., пер. и комм. Ю. Ф. Шульца // Византийский временник. 1964. Т. 24. С. 259–289.

V8 Texte ét. par P. Waltz, trad. par G. Soury. Paris, 1957; T. 8 (Livre IX, épigr. 359– 827) / Texte ét. et trad. par P. Waltz et G. Soury. Paris, 1974; T. 9 (Livre X) / Texte ét. par J. Irigoin, F. Maltomini, trad. prés., et annoté par P. Laurens. Paris, 2011; T. 10 (Livre XI) / Texte ét. et trad. par R. Aubreton. Paris, 1972. Dübner – Epigrammatum Anthologia Palatina cum Planudeis <…> / Annotatione <…> instruxit Fr. Dübner. Vol. 1–3. Parisiis, 1864–1872. Franke – Franke A. De Pallada epigrammatographo: Diss. Lipsiae, 1899. Jacobs – F. Jacobs. Animadversiones in epigrammata Anthologiae Graecae. T. 1/1–3/3. Lipsiae, 1798–1814 (= Anthologia Graeca, sive poematum Graecorum lusus / Ex rec. [R. F.] Brunckii. T. 6–13). Paton – The Greek Anthology / With an English transl. by W. R. Paton. Vol. 1– 5. London; New York, 1916–1918. Schröder – Palladas. Epigrammen: Grieks-Nederlands / Vertaald en van aantekeningen voorzien door A. Schröder. Groningen, 1998. Stadtmüller – Anthologia Graeca epigrammatum Palatina cum Planudea / Ed. H. Stadtmueller. Vol. 1–3. Lipsiae, 1894–1906. Vezzosi – Vezzosi G. Gli epigrammi gnomici e filosofici di Pallada di Alessandria: Tesi di dottorato. Salerno; Salamanca, 2011–2014. Zerwes – Zerwes W. Palladas von Alexandrien: Ein Beitrag zur Geschichte der griechischen Epigrammdichtung: Diss. Tübingen, 1956.

V9 Глава 1. Грамматика, грамматики и Паллад Начиная говорить о Палладе как грамматике, необходимо определить несколько основных понятий. Кто такой грамматик? Чему именно он учил? С какими текстами имел дело? При всей вариативности школьного образования в каждом конкретном городе и в каждое конкретное время, мы можем с большой достоверностью принимать как данность, что школа грамматика относилась ко второму из трёх уровней études des lettres, на котором могли заниматься ученики, уже освоившие чтение и письмо.16 В отличие от грамматиста (ὁ γραµµατιστής), учителя начального этапа, грамматик (ὁ γραµµατικός) занимался со своими подопечными уже не правописанием и арифметикой, а чтением и литературным комментированием школьных текстов. Этот анализ включал такие аспекты, как просодия, стилистика, этимология, фразеология и литературная критика (Дионисий Фракийский: Grammatici Graeci 1.1, p. 5, 1–5). Основываясь на папирусных находках со школьными упражнениями и антологиями, количестве цитат у авторов и других источников, исследователи обрисовывают «канон» школьных текстов.17 На первом месте, безусловно, находится Гомер (включая гомеровские гимны и Certamen Homeri et Hesiodi), затем следуют Еврипид и Менандр, который, как и некоторые другие авторы — например, Феогнид, — был особенно любим за гномические высказывания. Из прозаиков читался в первую очередь Исократ, и тоже в той степени, в какой его речи могли быть источником гномического материала. Более половины дошедших упражнений — это отрывки из трёх «Кипрских речей», дошло также несколько копий, содержащих краткие содержаний речей и сами их тексты с лексикологические и 16 Marrou H.–I. Histoire de l’éducation dans l’Antiquité. Paris, 19656. P. 244. 17 Наглядные таблицы, иллюстрирующие содержание литературного образования на основании данных дошедших до нас школьных текстов, содержатся в книге: Morgan T. Literate Education in the Hellenistic and Roman Worlds. Cambridge 1998. P. 288–322, особ. табл. 11–12 (распределение отрывков из Илиады и Одиссеи по песням), 15 (количество упоминаний наиболее популярных авторов), 17 (содержание известных нам школьных антологий).

V10 другими пометками, ясно указывающими на их использование в школе грамматика.18 Преподавание на таком, уже достаточно высоком, уровне требовало от грамматика досконального знания текстов и связанной с ними комментаторской традиции, а также законов слово- и формообразования и стилистики, то есть, говоря современным языком, он должен был обладать инструментарием профессионала-филолога. Говоря о месте грамматика в позднеантичном обществе, Р. А. Кастер помещает его среди учёной элиты, хотя и на менее почётное место, чем ритора. Грамматик, говорит он, «выделяется из толпы благодаря своим знаниям, принадлежит к Kulturwelt и разделяет его великолепие».19 Грамматика, к тому же, необходима для того, чтобы заниматься риторикой, которая ведёт ученика к вершинам ораторского мастерства и помогает добиться значительных успехов на карьерной лестнице.20 Однако важная миссия грамматика не уберегает его от насмешек, которые сопровождают эту профессию (справедливости ради стоит сказать, что и риторы подвергались насмешкам не в меньшей, а, возможно, и в большей мере, так как не только преподавали, но и выступали в судах). Диоген Лаэртий (VI, 101) сообщает о целом труде киника Мениппа πρὸς τοὺς φυσικοὺς καὶ γραµµατικοὺς. Ф. И. Брехт в обзоре комического типа «Поэт / грамматик» в греческой эпиграмме 21 указывает, что внутренние разногласия в среде античных учёных, в том числе спор между риторами-азианистами и грамматиками18 Cribiore R. Gymnastics of the Mind: Greek Education in Hellenistic and Roman Egypt. Princeton, 2001. P. 202–203. 19 Kaster R. A. Guardians of Language: The Grammarian and Society in the Late Antiquity. Berkeley, 1997. P. 201. 20 По крайней мере, так представляют дело сами риторы – такие, как Либаний и др. Р. Крибьоре (Cribiore R. The Value of a Good Education: Libanius and Public Authority // Rousseau P. (ed.) A Companion to Late Antiquity / Ed. by P. Rousseau. Chichester; Malden, 2009. P . 233–245) доказывает, что имеющиеся у нас сведения, представляя только точку зрения заинтересованной стороны, создают чрезмерно идеализированную картину: на деле для получения высокого поста могло хватить и пары лет риторического образования. 21 Brecht F. I. Motiv- und Typengeschichte des griechischen Spottepigramms. Leipzig, 1930 (Philologus. Supplbd 22, 2). S. 30–37.

V11 последователями Каллимаха, могли повлиять на отбор материала в Антологии: сохранились именно высмеивающие грамматиков эпиграммы. В них встречаются различные мотивы насмешки. Грамматики, как и любители декламировать чужие и собственные стихи, могут испортить трапезу: в AP XI, 10 Лукиллий предлагает новый закон, согласно которому за столом запрещается читать стихи и обсуждать ζητήµατα γραµµατικά. Педантичность грамматиков и их любовь к мелким, незначительным (по мнению насмешников) деталям поэтических текстов становится поводом назвать их «собирателями колючек» (ΧΙ, 20; 347) или «ступающими по колючкам» (ΧΙ, 322). Оторванность от реальности приводит к неудачам в личной жизни: в то время как в школе грамматик рассуждает о поступке Париса, у него дома его Елена принимает целую кучу Парисов (XI, 278). Впрочем, в другой эпиграмме (XI, 139), которая также принадлежит Лукиллию, грамматик сам предается удовольствиям с матерью своего ученика. Паллад, безусловно, испытывал сильное влияние Лукиллия, при котором жанр Spottepigramm достиг своего расцвета.22 Это порождает атрибуционные проблемы: сомнения в том, кто из двух поэтов написал то или иное стихотворение, засвидетельствованы уже в леммах Палатинской антологии, и некоторые из эпиграмм, приписываемых Палладу, исследователи считают принадлежащими Лукиллию.23 А. Кэмерон предполагает, что уже Авзоний мог иметь на руках сборник эпиграмм, содержавший, в числе прочих, стихотворения Паллада и Лукиллия.24 В эпиграммах Паллада фигура грамматика далека от карикатурного портрета, который мы обрисовали в предыдущем абзаце — но и описанного Кастером возвышенного образа мы в них также не найдем. Паллад пишет не о высоком социальном статусе или 22 Albiani M. G. Lukillios // NP. Bd VIII. 2006. Sp. 503. 23 Или Лукиану (не исключено, впрочем, что это указание в леммах Антологии является результатом неверно прочитанного сокращения ΛΟΥΚ). Неясен статус эпиграмм VII, 339; X, 118; XI, 279; 281; 282; 293–295: Peek W. Palladas // RE. Bd 18, 3 (1949). Sp. 163. 24 Cameron A. The Greek Anthology from Meleager to Planudes. Oxford, 1993. P. 95–96.

V12 благодарных учениках, а о бедности и тяготах жизни грамматика. Папирусные находки подтверждают, что доходы учителя были невысоки — плату могли отдавать продуктами;25 грамматик Лоллиан в III в. н. э. жалуется на то, что платят ему редко, и то плохим вином и попорченным зерном.26 Впрочем, к словам Паллада в любом случае необходимо относиться с большой долей осторожности, помня, что грамматик в его стихотворениях — это утрированный художественный образ; скоптические эпиграммы не стоит путать с дневниковыми зарисовками (из того, что бросается в глаза: само имя жены Паллада, указанное лемматистом, — Андромаха — подозрительно «говорящее» и наверняка вымышлено). Вопреки мнению Й. Ирмшера, который, заклеймив творчество Паллада как «упадническую книжную поэзию, предназначенную для узкого круга одинаково мыслящих друзей», задаётся вопросом о возможности реконструкции его биографии только на основании стихотворений и приходит к в той или иной мере положительному ответу,27 мы воздержимся от смелых выводов относительно реальных жизненных обстоятельств Паллада и будем рассматривать его тексты преимущественно в свете грамматической школы. Грамматику, неоднократно повторяет Паллад, судьбой предначертано страдание. Наиболее ёмко идею предопределённости в судьбе человека, который постоянно имеет дело с гневом Ахиллеса, выражает дистих XI, 279, приписываемый то Лукиллию, то тому же Палладу: Οὐδεὶς γραµµατικῶν δύναταί ποτε †ὄλβιος† εἶναι / ὀργὴν καὶ µῆνιν καὶ χόλον εὐθὺς ἔχων. А. Сенс указывает, что в пентаметре содержится отсылка не просто к гомеровской лексике, но к филологическим комментариям грамматиков, объяснявшим слова через 25 R. Cribiore. Writing, Teachers, and Students in Graeco-Roman Egypt. Atlanta, 1996. P. 16. 26 Ibid. P. 168. 27 Ирмшер Й. Паллад / Пер. с нем. И. С. Черновой // Византийский временник. 1956. Т. 11. С. 249.

V13 цепочки синонимов: так, слово µῆνις толковалось при помощи χόλος и ὀργή.28 Эту тему Паллад развивает в нескольких других эпиграммах: IX, 168–169, 171 и 173–175. Первая из них завершает череду жалоб Паллада на женщин в целом и свою жену в частности,29 вводя новый сюжет: беды грамматика. Её дополняет AG Append. ΙΙΙ, 145 Cougny:30 жена постоянно ссорится с мужем и придирается ко всему, что бы он ни делал. IX, 168: “Μῆνιν οὐλοµένην» γαµετὴν ὁ τάλας γεγάµηκα καὶ παρὰ τῆς τέχνης µήνιδος ἀρξάµενος. ὤµοι ἐγὼ πολύµηνις, ἔχων τριχόλωτον ἀνάγκην, τέχνης γραµµατικῆς καὶ γαµετῆς µαχίµης. Я, несчастный, женился на «гибельном гневе», и в искусстве начав с «гнева». Увы мне, на которого много гневаются, обладателю треклятого рока — искусства грамматики и воинственной супруги. App. III, 145 Cougny: <Μῆνιν ἄειδε> µαθὼν καὶ <Μῆνιν ἄειδε> διδάξας, <οὐλοµένην,> γαµετὴν ἠγαγόµην ὁ τάλας· 28 Sens A. Notes on Homeric Humor in Lucillius // Homère revisité : Parodie et humour dans les réécritures homériques. Actes du colloque international, Aix-en-Provence 30-31 octobre 2008. Besançon, 2011. P. 183– 184. 29 Кроме эпиграмм о жене, Паллад написал ещё несколько стихотворений, которые следуют восходящей к Гесиоду и Семониду традиции и содержат претензии ко всему женскому роду: ΙΧ, 165– 167; Х, 55–56; ХΙ, 286–287; 381 (эта последняя эпиграмма послужила эпиграфом к «Кармен» Мериме и благодаря этому стала наиболее популярным в современной культуре текстом Паллада). О мизогинических мотивах у Паллада см.: Franke 44–45; Peek W. Op. cit. S. 161–162. См. также: Henderson W. Palladas of Alexandria on Women // Acta Classica. 2009. Vol. 52. P. 83–100. 30 Её перевод на латынь дошёл в сборнике Epigrammata Bobiensia (47); в нём вместо первого стиха «Илиады» используется удачно подходящий для этой же цели первый стих «Энеиды»: Arma virumque docens et arma virumque peritus / non duxi uxorem, sed magis arma domum…

V14 πᾶν δ' ἦµαρ µάχεται, καὶ παννυχίη πολεµίζει, ὡς παρὰ τῆς µητρὸς προῖκα λαβοῦσα µάχην. Ἢν δὲ θέλω σιγᾷν, καὶ µαρναµένῃ ὑποείκειν, ὅττι περ οὐ µάχοµαι, τοῦδ' ἕνεκεν µάχεται. Выучив «гнев, воспой» и преподавая «гнев, воспой», я, несчастный, взял в жёны гибельную супругу: ведь целый день она сражается, и целую ночь ведёт войду, как будто в качестве приданого получив от матери битву. Если же я предпочитаю молчать и подчиняться воюющей, то из-за самого того, что я не воюю, воюет она. Плотность гомеровской лексики видна уже в этих двух эпиграммах: это композиты πολύµηνις (намекающий на πολύµητις) и τριχόλωτος с усилительным τρι- (педантичное исправление на δι- в Pl напрасно защищают Дюбнер31 и другие издатели; против этого разумно высказывается Цервес32) в IX, 168, ἦµαρ в III, 145 Cougny. В последнем стихе IX, 168 явственно видно стремление к аллитерации, вообще свойственное Палладу — а с учётом произношения его времени (αι = ε, η = ι) первая половина пентаметра практически до звука повторяет вторую. «Воинственная супруга» — также не изобретение Паллада, а топос: ср. Arist. Lysistr. 452–454: Νὴ τὼ θεὼ γνώσεσθ' ἄρα / ὅτι καὶ παρ' ἡµῖν εἰσι τέτταρες λόχοι / µαχίµων γυναικῶν ἔνδον ἐξωπλισµένων; Sept. Prov. 21: Κρεῖσσον οἰκεῖν ἐν ἐρήµῳ, ἢ µετὰ γυναικὸς µαχίµου καὶ γλωσσώδους καὶ ὀργίλου. Та же тема — все беды от Гомера и его поэм — развивается в эпиграмме ΙΧ, 169: Μῆνις Ἀχιλλῆος καὶ ἐµοὶ πρόφασις γεγένηται οὐλοµένης πενίης γραµµατικευσαµένῳ. εἴθε δὲ σὺν Δαναοῖς µε κατέκτανε µῆνις ἐκείνη, 31 Dübner II, 181. 32 Zerwes 8.

V15 πρὶν χαλεπὸς λιµὸς γραµµατικῆς ὀλέσει. ἀλλ' ἵν' ἀφαρπάξῃ Βρισηίδα †πρὶν† Ἀγαµέµνων, τὴν Ἑλένην δ' ὁ Πάρις, πτωχὸς ἐγὼ γενόµην. Гнев Ахиллеса стал и для меня, взявшегося за ремесло грамматика, причиной гибельной бедности.33 О, если бы меня вместе с данайцами убил тот гнев, прежде чем меня погубит тяжёлый голод грамматики!34 Чтобы Агамемнон некогда украл Брисеиду, а Парис — Елену, я стал нищим. Дополнительная игра слов, основанная на созвучии λοιµός — λιµός, отмечается Бекби. 35 Развитие дифтонга οι, описанное у С. Аллена,36 на первый взгляд не вполне соотносится с этим наблюдением: в сер. III в. н. э. для οι восстанавливается произношение [ü]. Однако нам кажется более важным другой факт: у Фукидида (II, 54) упоминаются споры о том, сказал ли оракул λοιµός или λιµός.37 Если Палладу был известен этот эпизод (напомним, что Фукидид входил в канон школьных авторов, а главы о чуме в Афинах принадлежат к числу хрестоматийных), наша игра слов строится не на чистой омофонии, а на литературной отсылке. Однако гораздо большую трудность заключают в себе ст. 5–6 эпиграммы, которые должны быть кульминацией шутки. Следует сразу отметить, что однозначная их интерпретация невозможна ввиду ряда трудноразрешимых 33 Для οὐλομένη πενίη ср. Hes. Theog. 593. 34 Отмечались параллели со словами Одиссея (Hom. Od. V, 306 sqq.), когда он в минуту душевной слабости называет блаженными тех данайцев, что погибли на войне. 35 Beckby, III, 778. 36 Allen W. S. Vox Graeca: A Guide to Pronunciation of Classical Greek. Cambridge, 1968. P. 77. 37 Аллен (Ibid.) предполагает произношение дифтонга как [öi], которое легче перепутать с [i]. Заметим, однако, что афиняне у Фукидида обсуждают старинное пророчество: спор, по всей видимости, идет не о том, правильно ли был когда-то расслышан оракул, а о том, не исказился ли он в дальнейшей (устной и письменной) традиции; не о фонетике, а о lapsus linguae et calami. Использовать это место для реконструкции произношения, на наш взгляд, не стоит.

V16 проблем. Привычное понимание ἵνα как целевого союза отражено в переводах Сури («pour qu’Agamemnon enlevât autrefois Briseis, et Pâris Hélène, je suis devenu mendiant»)38, Пейтона («all to let Agamemnon run away with Briseis, and Paris with Helen, I have become poor»)39 и Шульца («Чтоб Агамемнон когда-то похитить сумел Брисеиду, / Как и Елену — Парис, должен я жить в нищете»)40. Но как Паллад может быть причиной похищения Елены или Брисеиды? Цервес считает иначе: благодаря грамматику память о событиях, которые описал Гомер, живёт в веках.41 Нам кажется странным предполагать, что Паллад обладает таким высоким мнением о важности своей профессии — Гомера читают и без грамматиков. К тому же это противоречит началу эпиграммы: если всё-таки грамматика служит чтению Гомера, ради этого можно было бы и потерпеть лишения. Еще одно толкование «переворачивает» фразу, меняя направление причинно-следственной связи и приводя дистих в соответствие с обычной для Паллада позицией: из-за того, что Агамемнон и Парис получили женщин, Паллад обнищал. Его придерживаются Бекби («da musste zuvor Agamemnon Briseis und Paris Helena rauben, damit ich als ein Bettler erstand»)42 и Якобс («quia Agamemnon olim Briseida, Paris Helenam rapuit, i. e. propter bella ab Homero decantata, ego mendicus fio»).43 Ни тот, ни другой, однако, не подкрепляют свой перевод параллелями, между тем как он противоречит правилам греческого синтаксиса. Невзирая на то, что отношения причины и цели во многих языках разных семей близки друг к другу, связаны по смыслу (причина того или иного действия вытекает из его цели) и порой выражаются при помощи очень близких по форме конструкций (ср. фр. pourquoi — ‘почему’, 38 Coll. Budé VII, 67–68. 39 Paton III, 89. 40 Паллад Александрийский. Эпиграммы / Вступл., пер. и комм. Ю. Ф. Шульца С. 263. 41 Zerwes 15. 42 Beckby III, 107. 43 Jacobs X (= Comm. II.3), 222.

V17 букв. ‘для чего’; англ. for, употребляемое и для обозначения цели, и в смысле ‘так как’; etc.), ничто в историческом развитии ἵνα не указывает на возможность воспринимать его как причинный, а не целевой союз.44 Текстологические проблемы приводят к ещё более значительным затруднениям. Положение πρίν в 5-м стихе непрочно метрически, мешает соотношению главного и придаточного предложений и скомпрометировано тем же πρίν в начале 4-го, которое могло стать причиной ошибки переписчика. Среди предлагавшихся конъектур45 некоторые выглядят довольно естественно (напр., приложение к Брисеиде κόρην, встречающееся и у Гомера, или более лаконичное Βρισηίδ’ ὁ πρὶν Ἀγαµέµνων), но не объясняют, откуда взялась эта ошибка. Проблема, таким образом, остаётся нерешённой. Общая тема эпиграммы ясна, но восстановить непротиворечивое чтение стихов 5–6 не представляется возможным. Другое доказательство того, что грамматик находится в вечной нищете, встречается в эпиграмме IX, 174: Ἐνθάδε παιδεύουσιν ὅσοις κεχόλωτο Σάραπις, τοῖσιν ἀπ' «οὐλοµένης µήνιδος» ἀρχοµένοις· ἔνθα τροφὸς κατὰ µῆνα φέρει µισθὸν µετ' ἀνάγκης, βύβλῳ καὶ χάρτῃ δησαµένη πενίην· ὡς δὲ κάπνισµα τιθεῖ παρὰ τὸν θρόνον, ὡς παρὰ τύµβον, τὸν µικρὸν χάρτην τὸν παραριπτόµενον. κλέπτει δ' ἐξ ὀλίγου µισθὸν καὶ χαλκὸν ἀµείβει καὶ µόλιβον µίσγει καὶ τὸ ἔθος δέχεται. ἢν δέ τις εἰς ἐνιαυτὸν ἄγῃ χρυσοῖο νόµισµα, ἑνδεκάτῳ µηνί, πρὶν προφέρειν, µετέβη, ἀγνώµων δὲ φανεὶς καὶ τὸν πρότερον διασύρας 44 Об употреблении и истории ἵνα как целевого союза см. Schwyzer E. Griechische Grammatik. Bd 2: Syntax und syntaktische Stylisitk / Vervollst. und hrsg. von A. Debrunner. München, 1950. S. 672–674. 45 Полный критический аппарат см.: Stadtmüller, III, 1, 133–134.

V18 γραµµατικὸν στερέσας µισθὸν ὅλου ἔτεος. Здесь учат все те, на кого разгневался Сарапис,46 за то, что они начинают от «гибельного гнева»; сюда кормилица47 месяц за месяцем по принуждению несёт плату, заворачивая бедность в папирусный лист, и кладет возле кресла,48 словно воскурение возле могилы, маленькую жалкую бумажку К тому же она потихоньку крадет плату, и подменяет медь, и примешивает свинец, и получает свой интерес.49 Если же кто-то договорился отдавать золотую монету сразу за год,50 то на одиннадцатый месяц, прежде чем заплатить, переходит <к другому учителю>, явив себя бессердечным и ободрав прежнего грамматика, который лишается платы за целый год. Идея начала от «гибельного гнева» в этой эпиграмме играет скорее украшающую роль, подхватывая κεχόλωτο из первой строки. Эта довольно длинная для Паллада эпиграмма даёт редкую возможность почерпнуть важные сведения о том, как платили за занятия — или помесячно, или сразу за весь год;51 но, как видим, и в том, и в другом случае грамматик оказывается в убытке. 46 Греческо-египетское божество Сарапис (Σάραπις, Σέραπις), культ которого с эллинистической эпохи широко распространился и за пределы Египта, было универсальным, объединяя в себе иногда противоречащие друг другу функции разных богов, и не имеет никакого отношения к профессии грамматика; здесь Сарапис упомянут, по-видимому, в таком же широком смысле, в каком мог бы быть упомянут Зевс. Один из крупных храмов Сараписа находился в Александрии и был разрушен в 391 г. по приказу патриарха Теофила. 47 О переводе τροφός спорят; так, Дюбнер (Dübner II, 181) полагает, что это мать. 48 Кресло с высокой спинкой (кафедра) отличает грамматика от грамматиста, указывая на его более высокий статус: Cribiore R. Writing, Teachers, and Students… P. 14, n. 8. 49 Это место вводит в затруднение. Комментаторы и переводчики сходятся на то, что ἔθος в данном контексте должно означать ‘интерес’, ‘выгоду’ или ‘награду’. 50 Значение глагола ἄγω истолковывают по-разному. Вальц (Coll. Budé VII, 70 прим. 1): ‘compter comme dû’. 51 Сводку данных о заработке грамматиков см.: Kaster R. A. P. 120 ff.

V19 В итоге бедность приводит палладовского грамматика к тому, что он оставляет свою профессию. Рассмотрим две эпиграммы на эту тему: IX, 175 и IX, 171. IX, 171 Ὄργανα Μουσάων, τὰ πολύστονα βιβλία πωλῶ εἰς ἑτέρας τέχνης ἔργα µετερχόµενος. Πιερίδες, σῴζοισθε· λόγοι, συντάσσοµαι ὑµῖν· σύνταξις γὰρ ἐµοὶ καὶ θάνατον παρέχει. Я продаю инструменты Муз, книги, приносящие много стонов, переходя к делам другого искусства. Пиериды, прощайте; слова, прощаюсь с вами: ведь синтаксис приносит мне и смерть. IX, 175 Καλλίµαχον πωλῶ καὶ Πίνδαρον ἠδὲ καὶ αὐτὰς πτώσεις γραµµατικῆς πτῶσιν ἔχων πενίης. Δωρόθεος γὰρ ἐµὴν τροφίµην σύνταξιν ἔλυσε πρεσβείην κατ' ἐµοῦ τὴν ἀσεβῆ τελέσας. ἀλλὰ σύ µου πρόστηθι, θεù φίλε, µηδέ µ' ἐάσῃς συνδέσµῳ πενίης τὸν βίον ἐξανύσαι. Я продаю Каллимаха и Пиндара, и даже сами падежи грамматики, имея несчастье-бедность. Ведь Дорофей 52 отобрал кормящее меня жалование, 52 Идентификация Дорофея вызывает споры. Штадтмюллер и Пейтон (ad loc.) считает, что это отец ученика; Цервес (Zerwes 24) возражает, что потеря одного, даже богатого ученика не могла привести грамматика к краху, и развивает идею Й. Геффкена (Geffcken J. Griechische Epigramme. Heidelberg, 1916. S. 156–157) о том, что Паллад пострадал от какого-то официального лица, так как была язычником. Отсюда Цервес выводит, что Паллад был грамматиком на государственной службе и потерял место – типичный пример того, как далеко может завести «биографический подход» к нашему поэту.

V20 направив против меня бесчестную жалобу. Но ты встань на мою защиту, любезный богу,53 и не позволь, чтобы я покинул жизнь в союзе с бедностью. Обратим внимание на игру слов, включающую грамматические термины: если в IX, 171 это только συντάσσοµαι — σύνταξις, то в IX, 175 обыгрываются сразу три слова: πτῶσις, σύνταξις и σύνδεσµος. Это не единичный случай в греческой эпиграмме; для сравнения можно привести XI, 139 (Лукиллий), где о грамматике, приятно проводящем время с матерью своего ученика, говорится µελετῶν οὐ παύεται οὗτος / πτώσεις, συνδέσµους, σχήµατα, συζυγίας. В отличие от жены, развод с которой ему якобы воспрещал римский закон,54 от грамматики Паллад, по его словам, к концу жизни смог освободиться (IX, 378). Если в ΙΧ, 175 причиной продажи книг является бедность грамматика, в IX, 171 он «переходит к делам другого искусства» (εἰς ἑτέρας τέχνης ἔργα). О чем идёт речь, остаётся только гадать. Вальц 55 считает, что Паллад буквально становится продавцом книг — однако кажется, что здесь стоит видеть скорее идею освобождения: книги ему больше не нужны. 56 Указание на возраст поэта сообщает нам эпиграмма Х, 97: λίτρα, мера веса, содержала 72 золотые монеты. Этот дистих тоже повествует об отношениях Паллада с его профессией. 53 Как объяснил Боура, защитивший это место от исправлений, странное перифрастическое обращение «любезный богу» содержит намек на александрийского патриарха Феофила (Bowra C. M. Palladas and Christianity. P. 267). 54 Это указание используют для определения дат жизни поэта: закон Константина, запрещавший развод не по обоюдному желанию, был принят в 331 г. и, как предполагают, отменен при Юлиане (дело, конечно, не в том, была ли у исторического Паллада жена и если да, действительно ли он хотел развестись с ней, а в том, что читатели эпиграммы уже должны были знать про «авзонийский закон»). Таким образом, эпиграмма IX, 378 была, по всей вероятности, написана в 331–363 гг. Дж. Веццози, однако, не считает это достаточным основанием для датировки (Vezzosi 34–35; о её взгляде на хронологию Паллада см. выше во Введении). 55 Coll. Budé VII, 68. 56 Употребление глагола συντάσσομαι говорит в пользу этого понимания: «grammaticae valedicit», комментирует Дюбнер (Dübner II, 181)

V21 Λίτραν ἐτῶν ζήσας µετὰ γραµµατικῆς βαρυµόχθου βουλευτὴς νεκύων πέµποµαι εἰς Ἀίδην. Прожив литру лет с тяжелопечальной грамматикой, я, советник мёртвых, отправляюсь в Аид. Эпитет βαρύµοχθος во втором стихе хотя и редок, но засвидетельствован (AP XI, 60, 3; XII, 132, 7; APl 102; Nonn. Dion. V, 473; XLII, 170; et al.). Значение первого стиха очевидно: поэт оригинально сообщает читателю свой возраст, употребив заодно редкий составной эпитет. Но о каком «советнике мёртвых» может идти речь в пентаметре? Якобс считает, что Паллад стремился к senatorius honor (βουλευτής — член местного совета; аналог латинского термина senator),57 но не преуспел.58 Цервес оспаривает эту идею с точки зрения реалий: занимать должность было довольно затратно, поэтому Паллад не мог этого хотеть. Однако, не в силах сойти с «биографического» пути, он предлагает ещё более нелепую версию: Паллад якобы был вынужден занять должность и в эпиграмме сетует на то, что она сведёт его в могилу.59 Шрёдер не соглашается с Цервесом, указывая, что должность члена совета традиционно передавалась по наследству от отца к сыну.60 Нам, однако, кажется, что здесь нет необходимости погружаться в реалии римского местного самоуправления. Паллад, насколько можно судить по его 57 Это греческое название не засвидетельствовано в официальных документах, но часто встречается у авторов: Mason H. J. Greek Terms for Roman Institutions: A Lexicon and Analysis. Toronto, 1974. P. 123. 58 Jacobs X, 224. 59 Zerwes 28. 60 Schröder 162.

V22 творчеству, не стремится строить карьеру,61 а магистратов недолюбливает («не бывает одновременно честных и любезных начальников – первые важничают, вторые воруют»; IX, 393). К тому же – и это важнее всего – эпиграммы Паллада, имеющие отношение к грамматической школе, обычно мало связаны с реальной жизнью. Уже Иоанн Бродей (Jean Brodeau, ок. 1500–1573), 62 комментируя нашу эпиграмму, привел передаваемые Плутархом слова Катона Старшего об учениках Исократа: они тренировались так долго, как будто собирались произносить речи не при жизни, но уже в Аиде.63 К Палладу, который учил не риторике, а грамматике, это вряд ли может иметь отношение; однако материал у грамматика и ритора схож – «школьные» авторы. Согласно нашей гипотезе, βουλευτὴς νεκύων следует понимать буквально: грамматик в силу своей профессии постоянно общается с мёртвыми классиками — вот и Паллад, столько лет потратив на поэтов, которые уже давно в Аиде, после собственной смерти заслуженно получит у них должность члена совета. Коллег по цеху, равно как и учеников, Паллад почти не упоминает. Единственное исключение – карикатурный портрет ритора Мавра (ΧΙ, 204) – вновь заставляет думать о литературной игре: Ῥήτορα Μαῦρον ἰδὼν ἐτεθήπεα ῥυγχελέφαντα, χείλεσι λιτραίοις φθόγγον ἱέντα φόνον. Я изумился, увидев ритора Мавра – со слоновьим носом, испускающего убийственный звук пудовыми губами. 61 Целая серия эпиграмм (VII, 681–688) высмеивает некоего Гессия — загадочного персонажа, который, как предполагают исследователи, погиб, стремясь занять излишне высокий пост (см.: Bowra C. M. The Fate of Gessius // Classical Review. 1960. NS. Vol. 10. P. 91–95). 62 Цит. по: Jacobs Х, 224. 63 Plut. Cato Mai. 23, 2.

V23 Очевидно, что делать из этого стихотворения выводы об отношениях поэта с другими грамматиками и риторами было бы опрометчиво. Многие короткие эпиграммы Паллада высмеивают представителя той или иной профессии — это один из традиционных типов Spottepigramm64 — и обладают схожей структурой: объект насмешки называется по имени и роду деятельности, затем следует язвительный комментарий. Здесь этот мотив объединен с другим — высмеиванием чьих-то физических недостатков. В связи с этой эпиграммой рассматривают APl 20 (Аммиан): ῥήτορα Μαῦρον ἰδὼν ἀπεθαύµασα, τὸν βαρύχειλον, / τέχνης ῥητορικῆς δαίµονα λευκοφόρον. Приписывать обе эпиграммы авторству Паллада, как это делает Шрёдер,65 нам кажется неразумным. Цервес считает, что Паллад состязается с Аммианом, и это вполне оправданно: шутка по поводу внешнего вида из APl 20 получает более тонкую обработку.66 Имя ритора, Мавр, должно быть говорящим: оно становится смешным благодаря описанию его тяжёлых губ и огромного носа. Предположение Бекби67 и других, что Паллад высмеивает конкретного человека, таким образом, неверно,68 а поиски параллелей с какимито другими Маврами бесполезны: для насмешливой эпиграммы характерен выбор «говорящего» имени, которое служит усилению комического эффекта. Высмеивается, однако, всё равно типаж, что сближает эпиграмму с 64 Подробный разбор самых частых объектов насмешки см.: Brecht F. I. Op. cit. S. 17–51. 65 Schröder 42. 66 Zerwes 197–198. 67 Beckby III, 840. 68 Из всех попыток отождествить имена, упомянутые у Паллада, с реальными людьми, кажется успешной только идентификация Магна из эпиграммы XI, 281 с Магном из Нисибиса, учёным и врачом IV в. н. э. См.: Plastira-Valkanou M. A. P. 11.281 : A Satirical Epitaph on Magnus of Nisibis // L’antiquité classique. 2003. T. 72. P. 187–194.

V24 анекдотическими зарисовками в прозе, для которых наличие имени, напротив, несвойственно.69 Обращает на себя внимание форма ἐτεθήπεα: она редка и прочно ассоциируется с эпизодом из VI песни Одиссеи (166–169: ὣς δ' αὔτως καὶ κεῖνο ἰδὼν ἐτεθήπεα θυµῷ, / δήν, ἐπεὶ οὔ πω τοῖον ἀνήλυθεν ἐκ δόρυ γαίης, / ὡς σέ, γύναι, ἄγαµαί τε τέθηπά τε, δείδια δ' αἰνῶς / γούνων ἅψασθαι· χαλεπὸν δέ µε πένθος ἱκάνει). Изысканные комплименты Одиссея, описывающего своё потрясение красотой Навсикаи, предельно контрастирует с нашим местом; весьма вероятно, что Паллад сделал это намеренно. Пентаметр усиливает характеристику Мавра: он не просто уродлив, но «испускает звук-смерть». Дополнительную остроту шутке может добавить этимологическое наблюдение, на которое указывает Обретон:70 слово τάφος ‘оцепенение’ (скрывающееся в корне формы ἐτεθήπεα) имеет омоним ‘могила’, так что ἐτεθήπεα усиливает представление о тяжёлых губах, умерщвляющих слушателя. Таким образом, мы убедились, что Паллад в эпиграммах, многие из которых написаны от первого лица, стремится обрисовать типичный образ грамматика и посмеяться над ним. Безусловно, нельзя отрицать, что некоторые из них имеют отношение к реальным жизненным обстоятельствам поэта, однако и здесь он предпочитает не столько намекать на конкретные лица и с о б ы т и я , с к о л ь к о с о з д а в а т ь о б о б щ е н н у ю к а р т и н у. В м е с т о «автобиографических» признаний, как интерпретируют их Цервес и другие, эти эпиграммы сообщают нам ценные и полученные из первых рук сведения о том, как воспринималась фигура грамматика в позднеантичной Александрии. 69 Floridi L. Greek Skoptic Epigram and ‘Popular’ Literature: Anth.Gr. XI and the Philogelos // Greek, Roman, and Byzantian Studies. 2012. Vol. 52. P. 637. 70 Coll. Budé X, 264, n. 5.

V25 Глава 2. Элементы γραµµατικὴ τέχνη Помимо эпиграмм, рисующих образ грамматика, у Паллада есть немало очевидных отсылок к элементам его ремесла. Именно с них Франке начинает разговор о любви Паллада к каламбурам: «Etiam vocabula artis suae propria iocose detorquere et ironice illudere sapit <…> quaestiones etymologicas tractat <… > ut omnino verbis ludere ei in deliciis esse videmus».71 В его эпиграммах (как мы отчасти уже видели выше в связи с IX, 171 и 175), нередко встречаются шутки, основанные на том, что то или иное слово может употребляться и как грамматический термин. Одна из этих эпиграмм, IX, 173, даёт, как нам кажется, больше поводов вспомнить об античной филологической традиции, чем это замечают как древние, так и современные толкователи. Ἀρχὴ γραµµατικῆς πεντάστιχός ἐστι κατάρα· πρῶτος «µῆνιν» ἔχει, δεύτερος «οὐλοµένην», καὶ µετὰ δ' «οὐλοµένην» Δαναῶν πάλιν «ἄλγεα» πολλά· ὁ τρίτατος «ψυχὰς εἰς Ἀίδην» κατάγει· τοῦ δὲ τεταρταίου τὰ «ἑλώρια» καὶ «κύνες» ἀργοί, πέµπτου δ' «οἰωνοὶ» καὶ «χόλος» ἐστὶ «Διός». πῶς οὖν γραµµατικὸς δύναται µετὰ πέντε κατάρας καὶ πέντε πτώσεις µὴ µέγα πένθος ἔχειν; Начало грамматики — проклятие в пяти стихах: в первом есть гнев, во втором — гибельный, а после гибельного — опять многие страдания данайцев; третий сводит души в Аид; а у четвертого добыча и быстрые псы, а у пятого — хищные птицы и гнев Зевса. Итак, как может грамматик не иметь большого страдания с пятью проклятиями и пятью падежами? 71 Franke 40.

V26 Всё та же идея о проклятии «гибельного гнева» получает новое развитие: не только первые слова, но и все пять первых строк «Илиады» не предвещают ничего хорошего. К тому же в арсенале грамматика — пять падежей, πτώσεις, что усиливает шутку благодаря этимологии термина (ср. лат. casus). Сделаем наблюдение, ускользнувшее до сих пор от взглядов комментаторов (хотя Л. А. Гишар, казалось бы, приближается к нему, говоря, что наша эпиграмма «намекает на изучение склонения»).72 В первых пяти строках «Илиады» можно встретить формы существительных во всех пяти падежах, включая вокатив: µῆνιν (acc.), θεά (voc.), Πηληϊάδεω Ἀχιλῆος (gen.), Ἀχαιοῖς (dat.), и только в пятой строке впервые попадается номинатив от имени βουλή. Мы не нашли упоминаний о том, что это было отмечено древними; однако школьная традиция работы с гомеровским текстом, который использовался в качестве пособия в том числе и по элементарной грамматике, располагает множеством примеров подобного рода педантично-педагогических выкладок. Например, обращали внимание на стих Гомера, содержащий все восемь частей речи.73 Таким образом, можно предположить, что соответствие между числом строк и числом падежей — это собственное наблюдение Паллада, которое в таком случае добавляет нашей эпиграмме новый уровень интерпретации. Аналогично знание школьной традиции помогает глубже проникнуть в смысл шутки в эпиграмме IX, 489. Γραµµατικοῦ θυγάτηρ ἔτεκεν φιλότητι µιγεῖσα παιδίον ἀρσενικόν, θηλυκόν, οὐδέτερον. Дочь грамматика, выйдя замуж (гомеровское сочетание. – Д. К.), родила дитя рода мужского, женского, среднего. 72 Guichard L. A. From School… 73 Cf. Eusth. Comm. in Il. XX, 59.

V27 Если, конечно, оставить в стороне эмбриологические фантазии И. Бродея (у грамматика один внук, и это мертворождённый гермафродит),74 и В. Цервеса (третий ребёнок появился без половых признаков)75 то перед нами, казалось бы, рядовая насмешка над учителями-педантами. Именно таковой она предстает в вариации Авзония (Epigr. 61 Prete): рассеянный ритор Руф, придя на свадьбу, пожелал молодым «et masculini et feminini gignite / generisque neutri filios».76 Хотя Вальц и Сури считают, что у Авзония эпиграмма получилась смешнее, чем у Паллада, 77 мы придерживаемся противоположного мнения. В самом деле, греческий поэт неслучайно употребляет именно существительное παιδίον (а не, допустим, παῖς): это и даёт шутке пуанту. Дело в том, что у греческих грамматиков παιδίον не только является каноническим примером для neutrum (как ἀνήρ – для masculinum, а γυνή — для femininum), но и неоднократно обсуждается как образец слова, формально относящегося к среднему роду, но могущего обозначать лиц мужского и женского пола. Так, Аполлоний Дискол в теоретическом рассуждении о том, что грамматические характеристики слова могут противоречить его семантике (к примеру, µάχοµαι – по форме «пассив», а по смыслу актив), замечает (GG II, 1, 1, p. 215): ἀλλὰ µὴν τὸ παιδίον οὐδέτερον διὰ τὸν τύπον, ἐπεὶ ἀµφότερόν ἐστι διὰ δηλούµενον. См., кроме того, у Гепродиана (GG III, 2, p. 765: некоторые οὐδέτερα являются таковыми только «по звучанию», τὸ µὲν γὰρ παιδίον καὶ τὸ σῶφρον ἢ ἄρσεν ἢ θῆλυ δηλοῖ), Софрония (GG IV, 2, p. 412) и в различных комментариях к Дионисию Фракийскому (GG I, 3, 361 и 539). Узнав о рождении внука, грамматик не может отвлечься от проблем своей науки с её мелочными классификациями. 74 Цит. по: Jacobs X, 220. 75 Zerwes, 320 (см. также Coll. Budé VIII, 62, n. 1). О двух близнецах, умерших сразу после рождения, говорит уже лемматист. 76 Возможно как прямое влияние Паллада на Авзония, так и то, что оба поэта развивают известную шутку (см. об этом: The Works of Ausonius / Ed. with introd. and comm. by R. P. H. Green. Oxford, 1991. P. 399). 77 Coll. Budé VIII, 62, n. 1.

V28 Также и в других случаях обыгрывание грамматических терминов становится ядром эпиграммы. Рассмотрим в деталях ΧΙ, 317, в которой речь идёт об осле, якобы подаренном Палладу: Ἀντίσπαστον ἐµοί τις ὄνον µακρόθυµον ἔδωκεν, τῶν βασταζοµένων ὅρµον ὁδοιπορίης, υἱὸν τῆς βραδυτῆτος ὄνον, πόνον, ὄκνον, ὄνειρον, τῶν ἀνακαµπτόντων ὑστάτιον πρότερον. Поскольку едва ли не каждое слово в этом стихотворении понималось поразному и заслуживает комментария, перевода мы пока дать не можем; он станет ясен из дальнейшего. Эпиграмма состоит из череды разнообразных определений к ослу; рассмотрим их по порядку. ἀντίσπαστον Прилагательное ἀντίσπαστος, от ἀντισπάω ‘тянуть в другую сторону’, означает, согласно LSJ, ‘конвульсивный’ или ‘разрываемый’;78 вопрос заключается только в том, какое именно поведение осла можно описать с помощью этого слова. Однако бдительный читатель Паллада, несомненно, увидит в первом слове намек на одноименный стихотворный размер — антиспаст. Грамматик Паллад не мог сделать это ненамеренно, поэтому все издатели и комментаторы стремятся толковать место, опираясь на представления о том, что этот метр из себя представляет. Как стопа антиспаст имеет схему ⏑ — — ⏑. В отличие, например, от ямба антиспаст не связан у античных теоретиков с какими-либо содержательными коннотациями — это исключительно технический термин. Структура четырехстопного антиспаста, 78 Soph. Trach. 790: ἀδαγμὸς α., ‘боль с судорогами’; Orph. H. 21, 5 νέφελαι πνεύμασιν α., ‘разрываемые ветром облака’.

V29 как её понимали античные грамматики,79 состоит из трёх антиспастических стоп и ямба, но при этом допускает большое количество вольностей в первой стопе. Если учесть все возможные варианты, четырехстопный антиспаст получит общую схему ⏒ ⏒ – ⏑ | ⏑ – – ⏑ | ⏑ – – ⏑ | ⏑ – ⏑ – (по принятой ныне терминологии это большой асклепиадов стих). Наиболее распространенная из вариаций в антиспасте — замена в первой стопе первого краткого слога долгим. Это повлияло на интерпретацию Максима Плануда: он считает осла хромым на одну ногу, которая у него, как и стопа у антиспаста, короче других.80 Брунк81 и Якобс,82 опираясь на классическую схему антиспаста, делают осла хромым сразу на две ноги. Однако предположение о хромоте осла, хотя и имеет право на существование, всё же кажется нам менее обоснованным, чем другое, также уже выдвигавшееся комментаторами: осёл не спотыкается, а упрямится, не желая двигаться вперёд. На это намекает сама схема антиспаста: два долгих слога подряд, идущие перед кратким, создают впечатление остановки или шага назад (Ф. Буассонад: «ἀντίσπαστος, qui tam lente incedit, ut pes, qui progressus est, quasi retrahatur»).83 Пейтон без дополнительных объяснений описывает движение осла как «backward as much as forward»,84 а Бекби называет его упрямым (bockig).85 Кроме того, как было упомянуто выше, само слово «антиспаст» легко этимологизируется, и буквально означает ‘тот, кого тянут в разные стороны’. У нас есть пример, в котором, как кажется, этот метрический термин употреблён в 79 Этот термин, использовавшийся для описания некоторых лирических размеров, после открытия эолийской базы стал практически неупотребительным. 80 «ἀντίσπαστον οἶμαι χωλὸν τὸν ἕνα πόδα οὐχ ὡς τοὺς ἄλλους ὑγιῆ ἔχοντα». 81 Цит. по: Dübner II, 385. 82 Jacobs Х, 227. 83 Цит. по: Dübner II, 385. 84 Paton IV, 217. 85 Beckby III, 699.

V30 составе сравнения; однако его текст сам по себе труден и потребует отступления. В «Коринфской речи», дошедшей под именем Диона Хризостома (37, 40 Arnim; её автором считают Фаворина, софиста I–II в. н. э.), идёт речь о старинных статуях, которые, хотя и не были уничтожены, оказались носящими чужое имя: …ἕτεροι δὲ ἑστᾶσι καὶ γιγνώσκονται, τὴν δὲ ἐπιγραφὴν ἔχουσιν ἑτέρων, καὶ τὸ γιγνόµενόν ἐστιν οἷον ἐν τοῖς µέλεσιν ἀντίσπαστον [τὸ µὲν ἐπίγραµµα ῥωµαΐζει, καὶ] τρόπον τινὰ ἀντιδιδάσκουσιν οἱ ποιηταὶ· τρόπον µὲν Ἑλλήνων <ἔχουσι>, τύχας δὲ Ῥωµαίων. Приведем приблизительный перевод отрывка: другие же <статуи> стоят и известны, а надпись имеют чужую, и то, что происходит — как в песнях каким-то образом поэты выставляют напротив антиспаст: <статуи> имеют облик эллинов, а судьбы — римлян. В этом месте все издатели признают сильную порчу текста: всё, что следует за словом ἀντίσπαστον, требует исправления. Мы приводим его в версии Арнима – который изымает τὸ µὲν ἐπίγραµµα ῥωµαΐζει καὶ, добавляет ἔχουσι, но всё равно вынужден констатировать в аппарате: «locus emendationem expectat». Там же он взвешивает возможность не совсем исключить слова τὸ µὲν ἐπίγραµµα ῥωµαΐζει καὶ, но переместить их в конец фразы, добавив к ним предложенное Валесием ὁ δ᾽ ἀνδριὰς ἑλληνίζει. В результате получается такое окончание: τρόπον µὲν Ἑλλήνων <ἔχουσι>, τύχας δὲ Ῥωµαίων, τὸ µὲν ἐπίγραµµα ῥωµαΐζει <ὁ δ᾽ ἀνδριὰς ἑλληνίζει> (<статуи> имеют облик эллинов, а судьбы — римлян, надпись говорит по-латински, а фигура — по-гречески). Это исправление отчасти решает трудность с исключаемыми словами о латинском языке надписи и кажется вполне обоснованным. Однако и то, что читается до колона, заставляет задуматься о возможных конъектурах: непонятно, о каких

V31 поэтах идёт речь, к тому же смущает повторяющееся дважды в одной строке τρόπον. Предположим, что следует оставить нетронутым союз καὶ, который разделил бы эту часть предложения на два отрезка. Тогда слова τρόπον τινὰ ἀντιδιδάσκουσιν οἱ ποιηταὶ будут дублировать ἐν τοῖς µέλεσιν ἀντίσπαστον: если они должны пояснять сравнение, то здесь недостаёт частицы (напр., γάρ), а никакой другой новой информации в них не содержится. Нам кажется, что можно исключить их как глоссу: для читателя аналогия должна быть ясна без лишних объяснений благодаря прозрачной этимологии слова «антиспаст» и идущим далее примерам (статуя Алкивиада, подписанная «Нерон», и т. п.), которые отчетливо иллюстрируют идею «противоречивости» в судьбе статуй. В пользу предложения о глоссе может также свидетельствовать совпадающая приставка в ἀντίσπαστον и ἀντιδιδάσκουσιν. Итак, если это глосса, то проблема со значением οἱ ποιηταί снимается — это действительно поэты, так как глоссатор комментирует упоминание лирического метра. Возможно, однако, и другое толкование пассажа (выбрать между ними мы затрудняемся). Если не исключать из текста упоминание о οἱ ποιηταί, то его нужно относить не к «творцам», делающим статуи или надписи на базах86 (в этом случае Фаворин выразился бы неоправданно двусмысленно), а к поэтам, которые оставили экфрасисы этих статуй. Ведь откуда столетия спустя можно узнать, кому принадлежит статуя, которую поставили на новую базу и назвали чужим именем? Из её описания, оставленного поэтами прошлого. Видя статую, названную неправильно, как раз и можно сказать, что поэты «учат иному». Но вернёмся к ослу. Сравнение, которое мы только что обсудили, определенно опирается на идею «противоречивости» антиспаста. Аналогия между ослом и стихотворным размером строится на том же принципе: сделав несколько шагов вперёд и сразу шагнув назад, он словно колеблется, надо ли ему вообще куда-нибудь идти. 86 Так понимает Г. Ламар Кросби: Dio Chrysostom. Discourses 37–60 / With an English transl. by H. Lamar Crosby. Cambridge (Mass.), 1946. P. 39.

V32 µακρόθυµον Второй эпитет неожиданно говорит нам о, казалось бы, полезном качестве осла. Бекби переводит его как störrisch, ‘упрямый’, в то время как п од л и н н о е з н ач е н и е ко м п о з и т а µ α κ ρ ό θ υ µ ο ς — ‘ в ы н о с л и в ы й ’ , ‘терпеливый’ (‘long-bearing’: LSJ s. v.), и нет, как кажется, ни одного случая употребления этого слова в качестве негативного определения. У христианских авторов µακροθυµία выступает одной из добродетелей, причем такое употребление встречается и вне религиозного контекста: так, мораль к басне Эзопа 353 al. Chambry гласит: πολλαὶ φύσεις ἀνθρώπων εἰσὶν εὐφυεῖς, ἀλλ' ἐκ ῥᾳθυµίας καὶ ὄκνου ἀπόλλυνται· ἐκ δὲ σπουδῆς καὶ µακροθυµίας πολλοὶ περιεγένοντο τῆς φύσεως (многие души людей хороши по природе, но из-за легкомыслия и медлительности гибнут; а благодаря старанию и терпению многие становятся лучше своей природы). Отметим, что в этом пассаже употребляется слово ὄκνος — ‘медлительность’, которое мы встретим в третьей строке эпиграммы: ὄκνος и µακροθυµία находятся в противопоставленных друг другу частях. Приведём также псевдоменандровский фрагмент (Menandr. fr. 19 Meineke), взятый из «Сравнения Менандра и Филистиона», текста IV–VI вв.: Ἄνθρωπος ὢν µηδέποτε τὴν ἀλυπίαν αἰτοῦ παρὰ θεῶν, ἀλλὰ τὴν µακροθυµίαν (будучи человеком, никогда не проси у богов отсутствия страданий, но <проси> терпения). Терпеливость осла, однако, следует понимать в негативном ключе: если его понукают и так, и этак, а он терпит и не двигается с места, µακροθυµία не делает ему чести. τῶν βασταζοµένων ὅρµον ὁδοιπορίης Ослы в основном использовались как вьючные животные, так что употребление глагола βαστάζω здесь совершенно оправдано — сложности начинаются дальше. Все издатели и комментаторы интерпретируют «причал пути», ὅρµος ὁδοιπορίης, как эпитет, добавляющий красок медлительности осла, чем бы она ни была вызвана — хромотой или упрямством. Так, Якобс

V33 утверждает, что сесть на этого осла ничем не отличается от того, чтобы не двигаться вовсе («qui hunc asinum inscendunt, tanquam itineris finem assecuti essent, quiescunt»), 87 а Обретон называет осла «mouillage fixe» (‘неподвижная якорная стоянка’).88 С этим можно поспорить: навряд ли человек, сидящий на осле, которого тянет то в одну сторону, то в другую, может чувствовать себя уже добравшимся до пункта назначения; смысл шутки в первую очередь не в этом. Мы хотели бы отметить несоответствие, с которым сталкивается читатель: первое слово эпиграммы достаточно темно, но даёт понять, что имеется в виду дурное качество осла, однако следующий за ним эпитет µακρόθυµος является положительной характеристикой. Очередное загадочное определение во втором стихе могло бы говорить в пользу своего обладателя. Засвидетельствованы такие случаи переносного употребления ὅρµος, как ὅρµος ἐλευθερίας (AP VII, 388) или τὸ γῆρας… ὅρµος τῶν κακῶν (Diog. Laert. IV, 48), обладающие безусловно положительными коннотациями. Таким образом, игра продолжается, ведь и это качество можно было бы толковать в пользу его обладателя, если бы речь не шла об осле: «стоянка в дороге» это хорошо, но не когда твой осёл и без того едва-едва двигается с места. Эта мнимая похвала делает эпиграмму смешнее. Что же касается отмеченного Обретоном контраста между морским термином ὅρµος и сухопутным ὁδοιπορίη, нам кажется, что он недостаточно ярок, чтобы играть здесь какую-то роль. Выбор именно этих двух слов усиливает звукопись (см. ниже), к тому же употребление ὁδοιπορίη несложно объяснить любовью Паллада к составным словам. υἱὸν τῆς βραδυτῆτος В начале третьего стиха возникает первое прозрачное указание на то, что осёл Паллада далеко не так хорош, как может подумать читатель: «сын медлительности» — явно не положительная характеристика. Такая структура 87 Jacobs X, 227. 88 Coll. Budé X, 182.

V34 определения не чужда Палладу; можно сравнить, к примеру, эпиграмму XI, 305, начинающуюся со слов τέκνον ἀναιδείης. ὄνον, πόνον, ὄκνον, ὄνειρον На звукопись, особенно заметную в этом стихе эпиграммы, указывает Бекби; он считает, что нагнетание слов со звуком /o/ служит для того, чтобы передать крики осла. И действительно, ‘кричать по-ослиному’ на греческом будет ὀγκάοµαι.89 Укажем, кроме того, что каждое из этих слов «содержит в себе осла»: π-όνον, ὄ-κ-νον, ὄν-ειρ-ον; ещё один осёл, как кажется, незамеченный комментаторами, «прячется» на стыке ὄκνον ὄνειρον. Πόνος особенного комментария не требует (осёл причиняет хлопоты хозяевам, нечто вроде русского «горе ты моё»). Отметим, что шутка, основанная на созвучии πόνος и ὄνος, не нова: Филострат рассказывает, как софист Птолемей, увидев книгу, озаглавленную Πόνου ἐγκώµιον, посоветовал убрать из названия букву π (Vit. soph. II, 26). Слово ὄκνος тоже связано с ослом учёной аллюзией. На знаменитой фреске Полигнота, описанной Павсанием (X, 29, 1– 2), среди других обитателей подземного царства были изображен Окн – персонаж с говорящим именем, который вынужден вечно плести верёвку, между тем как за ним идёт ослица, поедающая плоды его труда.90 С ὄνειρος ситуация несколько сложнее. Якобс, поясняя «ὄνειρος, vana asini species, ut somnii»,91 приводит ряд параллельных мест, где сравнение со сном оказывается отрицательным. Среди них немецкий комментатор выделяет место из Теренция (Adelph. 394–395) и определяет осла как ‘iners et socors’. Слова σκιά и ὄναρ употребляются синонимично или дополняют друг друга: известно 89 Поллукс (5, 88, 4–7) приводит в качестве обозначающих крик осла глаголы βρωμάομαι и ὀγκάομαι; ср. AP IX, 301, где осёл называется ὀγκηστής. 90 Окн многократно упоминается в греческой и римской литературе; см.: Höfer O. Oknos // Ausführliches Lexikon der griechischen und römischen Mythologie / Hrsg. von W. Roscher. Bd 3, 1. Leipzig, 1902. Sp. 821. 91 Jacobs X, 227.

V35 высказывание Пиндара σκιᾶς ὄναρ ἄνθρωπος (Pyth. 8, 95–96).92 К Демосфену восходит афоризм περὶ ὄνου σκιᾶς, 93 означающий ‘<спорить или говорить> о том, что ничего не стоит’. Таким образом, это определение не повторяет идею о том, что осёл медлителен, а ставит точку в цепочке ругательств: «не осёл, а одно подобие». τῶν ἀνακαµπτόντων ὑστάτιον πρότερον Выражение ὑστάτιον πρότερον, отсылая к стилистическому термину,94 должно одновременно дополнять негативную характеристику животного. Якобс считает, что это определение свидетельствует о характере осла: он идёт медленнее всех, но когда пора возвращаться домой, наоборот, торопится больше других. Другие переводят стих размыто, но в целом следуют той же идее. Так, Бекби оставляет ὑστάτιον πρότερον без перевода: «der für die Reise zurück Hysteron-Proteron ist», а Пейтон понимает последнюю строку как «first instead of last for those who are returning».95 Интерпретация, которую мы предлагаем, опирается на предположение о том , ч то ἀ ν α κά µ π τ ω с л ед уе т п о н и мат ь в и з н ач а л ь н ом с м ы с л е : ‘поворачивающих’.96 Здесь можно провести аналогию с лошадьми, бегущими 92 Там же люди называются ἐπαμέριοι; речь идёт не о краткости жизни, как можно было предположить, а об отношении к ней. Р. В. Бертон (Burton R. W. B. Pyndar’s Pythian Odes: Essays in Interpretation. Oxford, 1962. P. 190–192) приводит в комментарии к этому месту Aesch. fr. 399 Radt: τὸ γὰρ βρότειον σπέρμ' ἐφήμερα φρονεῖ, / καὶ πιστὸν οὐδὲν μᾶλλον ἢ καπνοῦ σκιά. 93 Köhler C. S. Das Tierleben im Sprichwort der Griechen und Römer. Hildesheim, 1967. S. 39. 94 Известный нам в основном как ὕστερον πρότερον, в древности этот приём также назывался ὑστερολογία и πρωθύστερος <λόγος>; самое раннее упоминание о нём засвидетельствовано у современника Паллада грамматика Диомеда (IV в. н. э.): Lausberg H. Handbuch der literarischen Rhetorik. München, 1960. § 891. Coenen H. G. Hysteron proteron // Historisches Wörterbuch der Rhetorik / Hrsg. von G. Kalivoda u. a. Bd 4.. Tübingen, 1998. Sp. 128–131. 95 Paton IV, 217. 96 Обретон (Coll. Budé Х, 182) так и переводит: «quand on fait volte-face».

V36 по кругу на скачках.97 В определённый момент последняя из них, ещё не завершив круга, окажется для стороннего наблюдателя первой: у неё на круг меньше, но именно она находится ближе других к финишу с точки зрения наблюдателя. Превосходная степень ὑστάτιον, свойственная поэтическому языку, делает шутку смешнее, разбивая, казалось бы, устойчивое словосочетание. Отметим, что сочетание ὑστάτιον πρότερον имеет значение, не связанное с содержанием фигуры, которую оно напоминает, просто осёл из самого последнего выбивается вперёд. Именно внешнее сходство, а не анализ делают этот последний эпитет смешным. Многие комментаторы также считают (и, видимо, небезосновательно), что конец эпиграммы возвращает читателя к её первому слову: 98 антиспаст симметричен, вторая его часть представляет собой зеркальное отражение первой, ὕστερον πρότερον. Шрёдер идёт дальше и называет симметричным самого осла;99 оставим это предположение без комментария. Интересно отметить, что не только сам осёл (это животное играет важную роль в народной культуре; К. Кёлер собрал 28 пословиц об ослах), 100 но и именно осёл грамматика стал частым объектом насмешки в античности. Эпиграмма Аполлония XI, 399 обыгрывает старую поговорку «ἀπ’ ὄνου πεσεῖν» (о говорящих глупости),101 рассказывая о грамматике, который свалился с осла и позабыл своё искусство; между тем как некий Гликон, прежде и на обычном языке грамотно говорить не умевший, теперь ездит на ливийских ослах, и часто с них падая (шутка здесь ясна не до конца), превратился в грамматика. Есть также история об осле грамматика, который якобы 97 Ослов могли использовать и для езды верхом, хотя и гораздо реже: Olck F. Esel // RE. Bd 6 (1907). Sp. 640–641. Ср. также эпиграмму AP IX, 301, в которой автор жалуется на то, что его заставили соревноваться со скакунами верхом на осле. 98 Beckby III, 699. 99 Schröder 128: «De voor- en de achterkant van de ezel blijken gelijk te zijn». 100 Köhler C. S. Op. cit. S. 35–42. 101 Шутка в ней основана на игре слов ἀπ’ ὄνου — ἀπὸ νοῦ.

V37 предпочитал поэзию зерну (Phot. Bibl. 339a31–37). Сборник анекдотов «Филогелос» содержит историю о грамматике, учившем осла голодать (9); когда же тот издох, грамматик с жалостью воскликнул «Только он так замечательно научился не есть, как умер». Не является ли наша эпиграмма своеобразным упражнением на тему «что может сказать грамматик, проклиная упрямого осла»? Дополняет тему взаимоотношений грамматика и несчастного осла другая эпиграмма Паллада — ΧΙ, 383: Ἦν ἄρα καὶ κάνθωσι Τύχη χαλεπή τε καὶ ἐσθλή, καὶ Κρόνος ὡρονοµεῖ τετραπόδων γένεσιν. ἐξότε γὰρ καὶ τοῦτον ὄνον χαλεπὸς χρόνος ἔσχεν, ἐξ ἀλαβαρχείης γραµµατικοῦ γέγονεν. τλῆθι φέρειν λοιπόν, κανθήλιε· γραµµατικοῖς γὰρ οὐδὲ τέλος κριθῇ, κρῖ δὲ µόνον λέγεται. Судьба102 и у ослов103 (т. е. как и у людей) бывает как тяжелой, так и радостной, и Кронос управляет104 рождением четвероногих. Ведь вот для этого осла настало тяжелое время: <он> из алабархии105 стал ослом грамматика. Впредь переноси страдания, ослик: ведь у грамматиков нет конца у ячменя, а говорится только «яч». 102 Богине Тихе посвящены многие эпиграммы Паллада; подробнее об этом см.: Bowra C. M. Palladas on Tyche // Classical Quarterly. 1960. N. S. Vol. 10. P. 118–128. 103 Слово κάνθων, ‘pack-ass’ (LSJ s. v.) довольно редкое; оно встречается в Антологии и один раз у Аристофана (Pax 82). К уменьшительному от него κανθήλιος восходит латинское canther. 104 Глагол ὠρονομέω употребляется в специально-астрологических контекстах о влиянии звёзд. 105 Алабархия (искаж. арабархия) — таможня; очевидно, что жизнь у осла там была лучше, чем в доме бедного учителя.

V38 Планета Кронос (Сатурн) была по астрологическим представлениям древних, связана с несчастливой судьбой;106 ср., напр., эпиграмму XI, 161 о плохом кулачном бойце, пришедшем узнать, доживёт ли до старости, и получившем такой оракул: …Ναι, φησίν, ἐὰν ἤδη καταλύσεις· / ἄν δέ γε πυκτεύῃς, ὡροθετεῖ σε Κρόνος (да, говорит, если бросишь: а если будешь бороться, твоей жизнью будет управлять Кронос). Эта эпиграмма, как и предыдущая, содержит изобретательную фонетическую игру со словом ὄνος: Κρόνος ὡρονοµεῖ; τοῦτον ὄνον … χρόνος, вдобавок к обычной аллитерации почти в каждом стихе. Последний дистих превращает эпиграмму в тонкую шутку, основанную на гомеровском слове κρῖ. Античные грамматики считали, что такие слова образуются путем выпадения того или иного звука. В нашем случае Паллад намекает на апокопу в κρίθη, хотя среди объяснений этимологии κρῖ встречается вариант происхождения от κρίµνον. 107 Попавший к грамматику осёл оказывается вынужден, по обычаю своего хозяина, называть ячмень сокращенным гомеровским словом, то есть голодать. Не зная об этой традиции объяснять «сокращённые» гомеровские формы через апокопу или синкопу, невозможно полностью понять эпиграмму VI, 85: Τὸν θῶ καὶ τὰς κνῆ τάν τ' ἀσπίδα καὶ δόρυ καὶ κρᾶ Γορδιοπριλάριος ἄνθετο Τιµοθέῳ. Это одна из редких эпиграмм Паллада, попавших в VI книгу Антологии (о VI, 61 см. ниже), и она представляет собой стилизацию посвятительной надпии от имени солдата (посвящение оружия в храм по окончании военной кампании или при выходе на пенсию). В VI книге представлено много вотивных эпиграмм: рыбаки приносят свои сети, гетеры — косметические средства и т. д. 106 См.: Gundel W., Gundel H. Planeten // RE. Bd 22 (1950). Sp. 2151 ff. 107 «κρῖ ἡ κριθή διὰ τοῦ ι γράφεται. γέγονε δὲ ἀπὸ τοῦ κριθή κατὰ ἀποκοπὴν τῆς θη συλλαβῆς ἢ ἀπὸ τοῦ κρίμνον τοῦ σημαίνοντος τὸ παχὺ τοῦ ἀλεύρου ὁμοίως κατὰ συγκοπὴν κρῖ» (Herodian. GG III, 2, p. 538)).

V39 Однако прежде, чем переходить к анализу этой эпиграммы, необходимо взглянуть на другую — ту, которая следует за нашей (VI, 86): κνηµῖδας, θώρηκα, σάκος, κόρυν, ἔγχος Ἀθήνῃ Ῥοῦφος Μεµµιάδης Γέλλιος ἐκρέµασεν. Поножи, панцирь, щит, шлем, меч посвятил Афине Руф Геллий Меммиад. Её автор — Эвтолмий, личность которого весьма туманна. 108 В двух эпиграммах сходен не только сюжет; совпадают и пять упомянутых элементов вооружения: поножи, панцирь, щит, шлем и меч. Лемма εἰς τὸ παιχθὲν ὑπὸ Παλλαδᾶ намекает на пародию, и только П. Вальц пытается вывести из неё пародию Эвтолмия на Паллада;109 прочие издатели видят в словах лемматиста ошибку.110 И действительно, зачем Эвтолмию было сочинять такую эпиграмму? А если она была написана на заказ, то с какой целью была опубликована? Ответ должен скрываться в любви эпиграмматистов к изысканной краткости, достигшей своего расцвета в эллинистическую эпоху. Так, Каллимах в одной из эпиграмм (AP VII, 447) смог уместить имя, отчество и место рождения героя в полтора стиха, а в оставшейся половине пентаметра пошутил над этим.111 Подобным умением хвастается Эвтолмий, помещая пять наименований оружия 108 Под этим именем сохранилось только четыре эпиграммы в Антологии, а именно VI, 86, VII,608, VII, 611 и IX, 587. О личности Эвтолмия не известно практически ничего: PLRE II s. v. Eutolmius; Degani E. Eutolmius Illustrius // NP. Bd IV. 1998. Sp. 321. 109 Coll. Budé III, 61. 110 Только Х. Уайт, споря с мнением А. Кэмерона (Cameron A. Notes on Palladas // Classical Quarterly. N. S. 1965. Vol. 15. P. 217–218), который убедительно доказывает, что пародирует Паллад, считает слова лемматиста достаточно весомым доказательством: White H. Notes on Palladas // Myrtia. 1998. Vol. 13. P. 229, n. 10). 111 Σύντομος ἦν ὁ ξεῖνος· ὃ καὶ στίχος οὐ μακρὰ λέξων / «Θῆρις ̓ Αρισταίου Κρὴς» ἐπ' ἐμοὶ δολιχός. О любви к краткости см.: Celentano M. S. L’elogio della brevità tra retorica e letteratura: Callimaco, ep. 11 Pf. = A. P. VII 447 // Quaderni Urbinati di Cultura Classica. 1995. Vol. 49 NS. P. 67–79.

V40 и трехчастное имя дарителя в один дистих — и его пародирует Паллад, доводя идею сокращений до абсурда. О чём именно идёт речь в эпиграмме VI, 85, ясно становится не сразу: первые слова эпиграммы оказались бы трудноразрешимой загадкой для читателя, если бы не помещенные на третье и четвертое место ἀσπίδα и δόρυ, увидев которые, по аналогии несложно восстановить θώρακα из θῶ и κνηµῖδα из κνῆ. Последнее κρᾶ тоже не представляет трудности: оно происходит из κράνος. Все эти сокращения образованы «по гомеровской модели»: в грамматических трактатах и гомеровских схолиях неоднократно упоминаются такие формы, как δῶ (=δῶµα).112 Обсуждение гомеровских слов, составление и заучивание их перечней было частью школьной традиции, а сами грамматики, толкующие Гомера, нередко становились объектом насмешек. Показательна в этом плане эпиграмма Геродика.113 Насмешку над грамматиками в первой строке нашей эпиграммы замечают почти все комментаторы; однако перед следующей, начинающейся с жутковатого и явно вымышленного имени собственного, они, как правило, остаются в недоумении. Так, Фридрих Якобс, усматривая (на наш взгляд, справедливо) в имени Гордиоприларий сокращение на основе римского воинского звания primipilarius, полагает, что штука Паллада заключается в пародировании речи «неграмотного солдата-варвара, который режет и увечит греческие слова, подобно Скифу в “Женщинах на празднике Фесмофорий”».114 При этом по поводу θῶ и κνῆ тот же Якобс, явно впадая в противоречие, пишет об игре Паллада с «редкими формами слов, встречающимися у поэтов и грамматиков». Или насмешка над рафинированными гомеристами, или ехидство над неграмотным варваром — объединить то и другое невозможно; 112 В эпиграмме XI, 351 Паллад также употребляет эту форму. 113 AG Append. III, 25 Cougny: Φεύγετ'̓Αριστάρχειοι ἐπ' εὐρέα νῶτα θαλάσσης ̔/Ελλάδα, τῆς ξουθῆς δειλότεροι κεμάδος, / γωνιοβόμβυκες, μονοσύλλαβοι, οἷσι μέμηλε / τὸ σφίν, καὶ σφῶϊν, καὶ τὸ μίν, ἠδὲ τὸ νίν. / Τοῦθ’ ὑμῖν εἴη, δυσπέμφελοι· ̔ Ηροδίκῳ δὲ / ̔ Ελλὰς ἀεὶ μίμνοι, καὶ θεόπαις Βαβυλών. 114 Jacobs X, 243–244.

V41 это отмечает в своем издании и голландец А. Шрёдер.115 Впрочем, Якобс выходит из положения, великодушно оставляя эти вопросы другим: «sed haec aliis expedienda relinquimus; mihi in Palladae nugis diu morari non libet». Якобсу вторит Пейтон: Паллад «смеется над солдатами-варварами, в основном готами, которые составляли большую часть византийской армии V в.». Вальц предполагает сокращение какого-то рода, не уточняя, и фактически сдается, указывая, что в Гордиоприларии скрывается какая-то непонятная нам теперь пуанта, которая и делала эпиграмму смешной.116 Бекби же попросту говорит, что это имя нам неясно.117 Нам кажется, что Паллад не бросает игру с грамматической традицией в первом стихе, а доводит её до конца. Хотя современные историки языка объясняют гомеровские формы вроде δῶ или κρῖ, о которой мы говорили выше, по-разному — δῶ рассматривается или как «чистый корень» δῶµα, или как наречное образование,118 а κρῖ — как номинатив от основы *κριθ-, результатом расширения которой стало κριθή, 119 античная филология единодушно считала их результатом апокопы, т.е. отсечения последнего слога. Вообще античные грамматики большую часть изменений и нерегулярных (как действительно, так и по их мнению) форм зачастую объясняли добавлением или исчезновением тех или иных звуков, порой предлагая самые удивительные словообразовательные цепочки. Для такого исчезновения было три основных термина: афереза, синкопа и апокопа, соответствующие выпадению звука (-ов) в начале, середине и конце слова. Апокопа и синкопа сплошь и рядом применяются для объяснения форм, встречающихся у Гомера, притом гомеровское δῶ, как кажется, это 115 Schröder 137. 116 Coll. Budé III, 172. 117 Beckby I, 688. 118 LfgE s. v. δῶ (W. Beck). 119 LfgE s. v. κρῖ (G. Markwald).

V42 канонический пример апокопы,120 а слово κρῖ, о котором мы упоминали выше (в связи с XI, 383), объясняется сразу двумя способами - через синкопу (κρίµνον) или апокопу (κριθή).121 Синкопой объяснялись не только те случаи, в которых мы говорим о ней и сегодня — как та же форма ἄνθετο из нашей эпиграммы, кстати говоря — но чуть ли не всё подряд: так, этимология ψυχή объясняется через φύσις и ἔχω (φυσιοχή > πυσιοχή > ψυχή),122 σφοῦ представляется синкопированным σφετέρου, форма µίστυλλον возводится к µείως ἔτιλλον123 и т. д. Продемонстрировав, как ученый поэт запихивает в гекзаметр кучу названий предметов вооружения ценой жестоких апокоп, Паллад в пентаметре ставит его перед новой задачей — уместить на прокрустово ложе гротескно длинную характеристику посвятившего; и здесь на помощь приходят столь же утрированно-нелепые синкопы. Мы согласны с Якобсом и другими, что вторая часть имени представляет собой синкопированное primipilarius > prilarius. О том же, что означает первая его часть, мнения расходятся (старые издатели даже предлагали конъектуры: например, Якобс упоминает, что Бродей исправил на γοργονοπριάριος, «продавец щитов»), и осторожно предполагает Γοργοπριλιάριος с усилительным γοργο-,124 однако не меняет ничего в издании, сохраняя рукописный текст. Он считает, что Γορδιο- это имя собственное, и, судя по всему, с ним так или иначе согласны прочие комментаторы. Однако, на наш взгляд, оно отсылает не к довольно редкому вне династии фригийских царей 120 ῎Ελλειψίς ἐστι λέξις οὐ κατὰ τὸ πλῆρες ἐξενηνεγμένη, γίνεται δὲ κατ' ἀρχήν, κατὰ μέσον, κατὰ τέλος, οἷον ἀφαίρεσις, συγκοπὴ καὶ ἀποκοπή. κατ' ἀρχὴν μέν, οἷον λείβειν εἴβειν, κατὰ μέσον, οἷον μονώνυχας μώνυχας, κατὰ δὲ τὸ τέλος, δῶμα δῶ. (Triphon. Περὶ τρόπον vol. III, p. 198 Spengel) 121 «κρῖ ἡ κριθή διὰ τοῦ ι γράφεται. γέγονε δὲ ἀπὸ τοῦ κριθή κατὰ ἀποκοπὴν τῆς θη συλλαβῆς ἢ ἀπὸ τοῦ κρίμνον τοῦ σημαίνοντος τὸ παχὺ τοῦ ἀλεύρου ὁμοίως κατὰ συγκοπὴν κρῖ». (Herodian. GG III.2. P. 538) 122 Eusth. Comm. in Il. vol. I, p. 26 van der Valk. 123 Sch. vet. in Il., I, 465a. 124 Jacobs X, 243–244.

V43 имени (в LGPN оно встречается три раза)125, а к фригийскому же городу под названием Γορδίου τεῖχος, жителей которого, согласно нормативному словоупотреблению, полагалось называть Γορδιοτειχῖται.126 Это экзотическидлинное название регулярно встречается в грамматических трактатах среди прочих, образованных по такой модели, причем в том числе как канонический пример; Паллад не мог не знать о нем. Таким образом, можно предположить, что наш герой — не «примипиларий по имени Гордий», а «примипиларий из Гордиотиха»; Γορδιοπριλάριος — как бы синкопированное сокращение из Γορδιο(τειχίτης) πρι(µι)πιλάριος, которое ни в какой стих бы не поместилось. Цервес также считает, что речь идёт об этнохорониме, но связывает его появление с историей о Гордиевом узле: «как там был разрублен известный узел, так он поступает со словами». 127 Дополнительный блеск этой шутке придает метрический аспект. Вторая строка эпиграммы — это three-word pentameter, первая половина которого целиком заполнена одним словом. Это эффектный метрический изыск, к которому не раз прибегали греческие и римские элегики и эпиграмматисты; ему посвящена подробная статья М. Бернхардта «Die penthemimerischen Wortformen im griechischen und römischen Pentameter».128 Бернхардт показывает, что подобного рода литературная игра становится популярна у поэтовэпиграмматистов в особенности в римский период и часто включает как раз нарочно выдуманные слова и искусственно созданные словоформы. Сам Паллад использует её не только в нашей эпиграмме, но и в нескольких других, конструируя причастия γραµµατικευσαµένῳ (IX, 169) и ἀντιοχευόµενος (XI, 284), 125 LGPN IV, 82; Va, 114. 126 Steph. Gramm. Ethnica (epitome). P. 10 Meineke: ̓Αβώνου τεῖχος, πόλις μικρὰ πρὸς τῷ Εὐξείνῳ πόντῳ. ὁ πολίτης ̓ Αβωνοτειχίτης, ὡς Γορδιοτειχίτης τοῦ Γορδίου τείχους. 127 Zerwes 331–332. 128 Bernhardt M. Die penthemimerischen Wortformen im griechischen und römischen Pentameter // Philologus. 1928. N. F. Bd 38. P. 10–34.

V44 а также имя собственное ̔ Ερµοπιθηκιάδας129 — такие длинные имена собственные, как замечает Бернхард, часто употребляются в контексте насмешки над кем-либо. Целиком на двусловных пентаметрах построена эпиграмма историка Гегесандра Дельфийского, высмеивающая философов, которую приводит Афиней.130 Но если первая половина пентаметра у Паллада занята минимумом слов (а именно одним), то первая половина гекзаметра, наоборот, максимумом — его начальные три стопы состоят из шести односложных слов подряд. Нарочитость этого приема выдают артикли (без которых вполне можно было бы обойтись, если бы Паллада хоть сколько-нибудь смущало нагнетание моносиллабов — но он, наоборот, стремится их нагнетать. Существуют два термина, имеющие непосредственное отношение к стихам такого рода — ὀλιγοµερία и πολυµερία. Евстафий131 и Anonymus Ambrosianus132 используют эти термины, говоря о недостатках (κακίαι) эпического стиха, однако, как показал С. Бассетт,133 работая с источником (очевидно, общим для обоих), они понимают его не до конца: оба они говорят об употреблении в стихе разного количества частей речи (µέρη τοῦ λόγου), а не просто слов. Судя по несоответствиям между гомеровскими примерами и предполагаемой интерпретации терминов ὀλιγοµερία и πολυµερία через части речи, на самом деле эти термины относились к количеству слов в стихе. Это не значит, что комментаторы не обращали внимания на использование частей речи — например, в древности был известен 129 Acc. pl.; AP XI, 353: дочь Гермолика спала с обезьяной, и теперь у нее родятся Гермопитекиады — образование такое же, как в Гордиоприларии: Гермолик + питек = Гермопитекиад. 130 Athen. IV, 162 a–b. 131 Eusth. Comm. in Il. Vol. I. P. 554 van der Valk. 132 Studemund W. Anecdota varia Graeca / Schöll R., Studemund W. Anecdota varia Graeca et Latina. Vol. 1. Berlin, 1886. P. 215 (περὶ τῶν κακομέτρων στίχων, §2). 133 Bassett S. E. ΟΛΙΓΟΜΕΡΙΑ and ΠΟΛΥΜΕΡΙΑ // Classical Philology. 1917. Vol. 12. P. 97–101.

V45 стих из «Илиады» (20, 59), содержащий все части речи.134 Таким образом, гротескный контраст между первой и второй строкой эпиграммы VI, 85, создаваемый и намеренно усиливаемый Палладом, это не просто удачная находка — она имеет корни в школьно-грамматических наблюдениях над гомеровской метрикой. Нам кажется уместным обратить внимание также на градацию, встречающуюся в первом стихе нашей эпиграммы: три наименования оружия расположены по убыванию числа слогов в них (ἀσπίδα— δόρυ—κρᾶ). Градации у Гомера замечает и хвалит, например, Евстафий,135 так что и тут мы, возможно, сталкиваемся с неявной, но отсылкой к той же традиции. Наконец, последнее слово эпиграммы пока остается для нас проблемой без ответа. Игра с корнем θεός, отмечаемая многими, по- видимому, действительно присутствует, однако этого недостаточно для завершения шутки — получится, что кто-то приносит дары реальному лицу, а не богу, и дальнейшего развития эта идея не получает. А. Кэмерон136 считает вероятным отождествление Тимофея с Тимофеем, патриархом Александрии, указывая в том числе на отсылки в эпиграммах Паллада к Теофилу, его преемнику. Впрочем, не совсем ясно, почему это должно быть смешно — если мы не предполагаем здесь какой-то конкретной истории, связанной с Тимофеем и до нас не дошедшей, что маловероятно: в контексте тонкой литературной игры 134 Напр., Eusth. Comm. in Il. XX, 59: Τὸ δὲ «πρὸς δέ με τὸν δύστηνον ἔτι φρονέοντ' ἐλέησον» ἐξ ὀκτὼ τοῦ λόγου μερῶν συγκεκρότηται, τυχὸν μὲν σκευωρηθὲν ἐπίτηδες ὑπὸ τοῦ ποιητοῦ, τυχὸν δὲ καὶ ἁπλῶς οὕτω συμπεσόν. 135 Eusth. Comm. in Il. III, 181: ῞Οτι γλυκέως ὑπὸ Πριάμου τῷ βασιλεῖ προσφωνηθὲν τὸ «ὦ μάκαρ ̓ Ατρείδη, μοιρηγενές, ὀλβιόδαιμον» ἐπαινεῖται διὰ τὸ τὰς ἐν αὐτῷ λέξεις κατά τινα πρόοδον εὔτακτον ἀρξαμένας ἀπὸ μονοσυλλαβίας προσαύξεσθαι συλλαβικῶς κλιμακηδὸν κατὰ προσθήκην ἀνάλογον τῇ ἀνόδῳ τοῦ φυσικοῦ χύματος τοῦ ἀριθμοῦ. μονοσύλλαβον μὲν γὰρ τὸ ὦ, δισύλλαβον δὲ τὸ μάκαρ, τριῶν δὲ συλλαβῶν τὸ ̓ Ατρείδη καὶ ἑξῆς ἕως πεντασυλλαβίας. ἔοικε δὲ ῞Ομηρος τοιοῦτόν τι τεχνάσασθαι, εἰ καὶ κολοβόν, καὶ ἐν τῷ τοῦ ̓ Αλεξάνδρου σκώμματι τῷ «Δύσπαρι, γυναιμανές, ἠπεροπευτά». ἐνταῦθα γὰρ ἡ μὲν κατάρχουσα τῶν λέξεων τρισύλλαβος, ἡ δὲ μετ' αὐτὴν τετρασύλλαβος, πεντασύλλαβος δὲ ἡ ὑστέρα. καὶ μὴν καὶ τὸ «τοξότα, κέρ' ἀγλαέ, παρθενοπῖπα» τοιοῦτόν τί ἐστι. 136 Cameron A. Notes on Palladas // Classical Quarterly. N. S. 1965. Vol. 15. P. 217.

V46 упоминание реального лица, не имеющего особенного отношения к описываемой — и очевидно вымышленной — ситуации по меньшей мере неправдоподобно. Второе чтение Τιµοθέου из Планудовского кодекса, сочувственно рассматриваемое Якобсом — хотя он его и не принимает, — также не дает новых возможностей понимания. Теоретически отчество посвятителя могло бы стоять в этой позиции, даже невзирая на отсутствие артикля, хотя для имени адресата она более типична. То, что в таком случае стихотворение лишится имени бога, которому сделан дар, тоже не так уж страшно (в шестой книге несколько десятков таких примеров); важнее, что у пародируемого Эвтолмия адресат посвящения назван, и если Паллад ввязывается с ним в состязание, мы вправе ожидать от него ответа и в этом пункте. Кроме того, такое чтение допустимо лишь в том случае, если считать Гордиоприлария личным именем — а мы постарались показать, что это не так; да и с точки зрения текстологии Τιµοθέου — lectio facilior. И, главное, смысл шутки всё равно не становится яснее. Нам хотелось бы видеть и здесь продолжение игры с сокращениями. Во время обсуждения доклада, посвященного этой эпиграмме, Н. А. Алмазова предложила вариант сокращенного Τιµοθέος θέῳ — отлично вписывающийся в концепцию крайностей в сокращениях. Ещё одно наблюдение, которое необходимо упомянуть, касается датировки нашей эпиграммы, дающей дополнительные сведения о времени жизни Паллада. Из тех данных об Эвтолмии, которыми мы располагаем, пусть они и немногочисленны, можно всё же сделать некоторые выводы. Сведений о личности Эвтолмия за исключением титула, указанного в леммах к его эпиграммам, у нас нет. Этот титул — σχολαστικὸς ἰλλούστριος (трижды; один раз просто ἰλλούστριος) — датируют «не раньше, чем V в. н. э.»,137 что приводит к определенному противоречию: по всем датировкам, даже менее радикальной, чем предложенная Вилкинсоном, время смерти Паллада приходится на самое начало V в. 137 PLRE II s. v. Eutolmius.

V47 Однако можно ли утверждать, что время получения Эвтолмием титула scholasticus illustris и время написания им эпиграмм совпадает? Самое раннее свидетельство о титуле ἰλλούστριος принадлежит ещё к началу IV в., а с 3⁄4 IV в. можно говорить о его широком употреблении.138 Даже если взять в качестве terminus post quem 400 г, это будет означать только лишь то, что не ранее этого года Эвтолмий получил свой титул, а вовсе не то, что эпиграмма VI, 86 была написана в V веке — лемматист мог прокомментировать все его эпиграммы последним полученным титулом, даже если они были написаны Эвтолмием в молодости. Таким образом, приблизительное время написания эпиграммы сдвигается на несколько десятилетий и оказывается во второй половине (более вероятно — ближе к последней трети) IV в. н. э. Что касается Паллада, то при датировке Боуры, которая, впрочем, не особенно препятствовала даже помещению каких-то из его эпиграмм в начало V в., ничто не мешает нам быть достаточно свободными в определении даты написания эпиграммы VI, 85: она также оказывается примерно в последней трети IV в. Однако эти данные прямо противоречат датировке, предложенной Вилкинсоном, и бросают еще одну тень на предложенный им сдвиг дат жизни Паллада на 260–340 гг. н. э. Интересная деталь образования в римском Египте — изучение латинского языка. Знание латыни было необходимым условием для того, чтобы занять высокий пост, так как латынь была языком юрисдикции и на ней велись все административные дела. В эпиграммах Паллада встречаются отдельные заимствования, попавшие в греческий путём транслитерации латинских слов, а также имена собственные очевидно латинского происхождения.139 Интересна эпиграмма Х, 44, содержащая игру слов, основанную на фонетическом сходстве вокатива domine и гомеровского инфинитива δόµεναι; Евстафий 140 цитирует её последнюю строку как слова «кого-то из древних». 138 Berger A. Illustris // RE Bd 9 (1914). Sp. 1070. 139 Список латинских слов и имён собственных приведен у Франке: Franke 83. 140 Τὸ δὲ «δόμεναι» πέπαικταί τινι παλαιῷ ἀτιμουμένῳ διὰ πενίαν ἐν τῷ εἰπεῖν· οὐκ ἔχω δόμινι, οὐδὲ γὰρ ἔχω δόμεναι (Comm. ad. Hom. Il. Vol. 4 p. 300 van der Valk).

V48 Ἢν ὁ φίλος τι λάβῃ, «δόµινε φράτερ» εὐθὺς ἔγραψεν· ἢν δ' αὖ µή τι λάβῃ, τὸ «φράτερ» εἶπε µόνον· ὤνια γὰρ καὶ ταῦτα τὰ ῥήµατα. αὐτὰρ ἔγωγε οὐκ ἐθέλω «δόµινε», οὐ γὰρ ἔχω δόµεναι. Если друг что-либо получит, то сразу же пишет «domine frater», а если ничего не получит, то напишет только «frater»: ведь и эти вот слова продажны. Но я не хочу <чтобы мне говорили> «domine», ведь мне нечего дать. Паллад обращал внимание не только на «классический» язык, изучаемый в школе, но и на состояние греческого в его время. Латинские заимствования, например, становятся предметом шутки в IX, 502: поэт интересуется у неизвестного собеседника происхождением слова κόνδιτον, выдавая своё знание — как указывает в статье, посвящённой неологизмам у Паллада, К. Вилкинсон, 141 — используя ниже форму σκεύασον = condito. Однако, как показала Дж. Веццози,142 объём данных недостаточен, чтобы делать далеко идущие выводы о том, в какой мере Паллад знал латынь, не говоря о том, как он относился к проникновению латинских слов в греческий.  141 Wilkinson K. Some Neologisms in the Epigrams of Palladas // GRBS. 2010. Vol. 50. P. 297. 142 Vezzosi 79–82, особ. 82.

V49 Глава 3. Гомеровский материал Жанровые особенности эпиграммы делают её склонной к обилию гомеровских слов и выражений; юмористическое же использование эпического материала достигает своего расцета в период империи, когда писал Лукиллий, оказавший значительное влияние на нашего поэта.143 Как показывает А. Сенс в своей статье, посвящённой Гомеру у Лукиллия, шутка зачастую заключается не в самом эпическом регистре, не соответствующем юмористическому тону эпиграммы, но в реинтерпретации гомеровских сюжетов и намеках на традицию, которая стоит за ними. 144 Л. А. Гишар в статье, посвященной рецепции Гомера в эпиграмме I–IV вв. н. э., также анализирует подход Лукиллия к гомеровскому тексту. По его мнению, Гомер остаётся для Лукиллия непререкаемым авторитетом, но поэт отказывается присоединяться к принятой традиции и, например, превращает всем известную отсылку к моменту узнавания Одиссея верным псом Аргосом в подобие риторической парафразы в стихах — не оставляя ни одного дословного совпадения с гомеровским текстом (XI, 77).145 Многие из этих наблюдений релевантны также и при разговоре о Гомере у Паллада. В его эпиграммах гомеровский текст используется в основном в целях создания иронического контраста и может обыгрываться с разных сторон. Тот же Гишар делит «гомеровские» эпиграммы нашего поэта на три группы: «erudite, satirical-parodic and poetical-lexical». Последние интересуют нас только в той мере и в тех случаях, когда дополняют игру с грамматической традицией; первые две, на наш взгляд, зачастую пересекаются — именно сочетание пародии с отсылкой к оригинальной интерпретации, 143 На лексические и сюжетные параллели указывает Л. А. Гишар: Guichard L. A. Homer in Greek Epigram… P. 9–10. 144 Sens A. Notes on Homeric Humor in Lucillius // Homère revisité. Parodie et humour dans les réécritures homériques. Actes du colloque international, Aix-en-Provence 30-31 octobre 2008. Besançon : Institut des Sciences et Techniques de l'Antiquité, 2011. P. 179. 145 Guichard L. A. Homer in Greek Epigram… P. 5.

V50 редкому контексту и т. д. является отличительной чертой творчества поэтаэрудита. 146 Мож н о в ы д е л и т ь н е с ко л ь ко п р и ё м о в , о с о б е н н о л ю б и м ы х эпиграмматистами. Самый простой из них — использование гомеровского слова или отсылки к Гомеру в неожиданном контексте, дополняющее шутку. У Паллада он виден в эпиграмме VI, 61: Ὦ ξυρὸν οὐράνιον, ξυρὸν ὄλβιον, ᾧ πλοκαµῖδας κειραµένη πλεκτὰς ἄνθετο Παµφίλιον, οὔ σέ τις ἀνθρώπων χαλκεύσατο, πὰρ δὲ καµίνῳ Ἡφαίστου χρυσέην σφῦραν ἀειραµένη ἡ λιπαροκρήδεµνος, ἵν' εἴπωµεν καθ' Ὅµηρον, χερσί σε ταῖς ἰδίαις ἐξεπόνησε Χάρις. О небесная бритва, счастливая бритва, отрезав которой заплетенные волосы, Памфилион принесла их <в храм>, тебя выковал не кто-то из людей, но возле горна Гефеста, подняв золотой молот, Харита с блестящей повязкой — чтобы сказать согласно Гомеру — сотворила тебя собственными руками. Эпиграмма развивает сюжет предшествующей ей в Антологии, более простой VI, 60, об авторстве которой спорят:147 в ней говорится о той же девушке Памфилион, принесшей в жертву Исиде золотые локоны. 146 О применении специальных филологических знаний в эпиграмме пишет Е. Систаку: Sistakou E. Glossing Homer: Homeric Exegesis in Early Third Century Epigram // Bing P., Bruss J. J. (eds.). Brill’s Companion to Hellenistic Epigram. Leiden—Boston, 2007. P. 391–408. 147 А. Кэмерон доказывает, что VI, 60, не содержащая ничего оригинального ни в отношении языка, ни в трактовке сюжета, не принадлежит Палладу: Cameron A. Notes on Palladas // Classical Quarterly. N. S. 1965. Vol. 15. P. 216–217. С ним спорит Х. Уайт (White H. Notes on Palladas // Myrtia. 1998. Vol. 13. P. 228–229), однако её аргумент — «Паллад в VI, 61 разрабатываает тему более широко, отсылая к эпитету Афродиты Οὐρανία и к месту из Гомера» — кажется поддерживающим скорее противоположную точку зрения. Как верно указывает Кэмерон, было бы странно предположить, что Паллад сначала написал банальную посвятительную эпиграмму, а потом спародировал сам себя.

V51 Юмористический перенос восхваления с локона, принесенного в храм, на отрезавшую его бритву, дополняется словами о Харите с эпитетом λιπαροκρήδεµνος. Этот эпитет встречается единственный раз у Гомера (Il. 18, 382) и дважды в гомеровском гимне к Деметре (25; 459) — но к Харите относится только в отрывке из «Илиады», где она является супругой Гефеста (согласно Hes. Theog. 945, это Аглая). На это место, очевидно, и намекает здесь Паллад. Отметим парентезу ἵν' εἴπωµεν καθ' Ὅµηρον: это частый приём, который позволяет поэту дистанцироваться от используемого им эпического материала;148 в других эпиграммах он усиливает «спор» с интерпретаторами Гомера (см. ниже). У Паллада мы можем встретить и «чистое» использование гомеровского или гесиодовского языка. Так, эпиграмма против женщин IX, 165, в которой Паллад апеллирует к Гомеру, чтобы доказать, что хороших женщин не существует, «набита» выражениями, взятыми из эпоса и других школьных текстов: (1–2) γυνὴ πυρὸς ἀντιδοθεῖσα / δῶρον, ἀνιηρὸν τοῦ πυρὸς ἀντίδοτον (cf. Hes. Op. 57–58); (5) χρυσόθρονον Ἥρην; (6–7) ἠέρι καὶ νεφέλῃσι / µετήορον; (10) ἐν χρυσέῳ <…> δαπέδῳ и др. 149 Отчасти это делает эпиграмму смешнее, отчасти даёт автору возможность продемонстрировать свою начитанность и умение применить язык эпоса для своих целей. В юмористическом ключе без дополнительных аллюзий используется популярное высказывание ἀπὸ δρυός οὐδ ̓ ἀπὸ πέτρης, восходящее к Гомеру (Od. XIX, 163), в высмеивающей подкаблучника эпиграмме X, 55: ты утверждаешь, что не повинуешься жене, но на самом деле тебе просто повезло, что она не так сурова — ведь ты «не из дуба и не из камня», т. е. такой же, как все другие. Выходя на следующий уровень, игра с эпическим языком использует уже не отдельные слова и выражения, а целые цитаты. Литературные игры с ними 148 Ср. XI, 239, 1 (Lucill.). Гишар приводит параллель с прологом к «Венку» Мелеагра: Guichard L. A. From school… P. 7. 149 Подробный разбор отсылок в этой эпиграмме и IX, 167 приводит Л. А. Гишар: Guichard L. A. From school…

V52 были неотъемлемой частью застольных развлечений, и гомеровская пародия занимает здесь важное место. У Лукиллия эта традиция сама по себе становится объектом насмешки. Подтрунивая над учениками Аристарха (XI, 140), он говорит: µή µε βάλῃς κατὰ λέξιν «ἕλωρ καὶ κύρµα γενέσθαι»· / σήµερον οὐ δειπνῶ «µῆνιν ἄειδε, θεά» (не кидай меня дословно150 «стать пленом и добычей»: сегодня я не ем «гнев, богиня, воспой»), почти дословно цитируя вторую половину гомеровского стиха Il. V, 488 в 5-м стихе и заканчивая избитым «гнев, богиня, воспой». Разбирая насмешки Лукиллия над грамматиком Гелиодором в XI, 134 и XI, 137 А. Сенс приходит к выводу, что использование в них гомеровских цитат не является самоцелью, а намекает на любовь Гелиодора писать многочисленные стихи, «сшивая» куски из гомеровских поэм. 151 В Антологии есть три коротких гомеровских центона (IX, 361; 381; 382). Среди эпиграмм Паллада есть две, использующие комбинации гомеровских цитат. В Х, 41 свидетельства, взятые из Гомера, служат убеждению в том, что и в трауре нельзя отказываться от пищи: Ἔσθιε, πῖνε, µύσας ἐπὶ πένθεσιν· οὐ γὰρ ἔοικεν / γαστέρι πενθῆσαι νεκρόν, Ὅµηρος ἔφη· / καὶ γὰρ ὁµοῦ θάψασαν ὀλωλότα δώδεκα τέκνα / σίτου µνησαµένην τὴν Νιόβην παράγει (Ешь, пей, молчи о горестях: ведь не подобает желудку печалиться о мертвых, сказал Гомер: ведь и похоронившую двенадцать погибших одновременно детей Ниобу <он> выводит вспомнившей о хлебе). Первое взято из Il. XIX, 225: γαστέρι δ' οὔ πως ἔστι νέκυν πενθῆσαι Ἀχαιούς. Второе — σίτου µνησαµένην τὴν Νιόβην — напоминает об утешении для потерявшего сына Приама в Il. XXIV, 602–613, в начале и конце которого о Ниобе говорится, что она «вспомнила о еде» (602: ἐµνήσατο σίτου, 613: σίτου µνήσατ’). Гишар показывает,152 что Паллад не первым 150 По мнению Гишара (Homer in Greek Epigram… P. 3–4), выражение κατὰ λέξιν намекает на неспособность грамматиков к вариации, а в XI, 77 (см. выше). Лукиллий показывает, как он сам работает с гомеровским материалом. Однако утверждение, что Лукиллий говорит об отсутствии у грамматиков права на тексты Гомера, кажется нам необоснованным и не находит параллелей. 151 Sens A. Op. cit. P. 185–186. 152 Guichard L. A. From School…

V53 поставил эти две цитаты рядом: у Лукиана (De luctu 24) они приводятся как распространенное средство утешить скорбящих и дать им повод прикоснуться к трапезе на погребальном пиру без угрызений совести — и тоже не вполне серьёзно. Другая эпиграмма (IX, 395), в которую Паллад искусно вплетает две цитаты, на этот раз из «Одиссеи» (ΙΧ, 34 и Ι, 58), имеет отношение к традиции аллегорического толкования Гомера. «Ὡς οὐδὲν γλύκιον ἧς πατρίδος», εἶπεν Ὀδυσσεύς· ἐν γὰρ τοῖς Κίρκης ἔκχυτον οὐκ ἔφαγεν, οὗ µόνον εἰ καὶ καπνὸν ἀποθρῴσκοντ' ἐνόησεν, εἶπεν ἂν οἰµώζειν καὶ δέκα Πηνελόπαις. «Слаще нет ничего отчизны», — сказал Одиссей: ведь он среди угощений Кирки не съел ἔκχυτον, от которого если бы он увидел даже один только восходящий дым, то и десятку Пенелоп сказал бы горевать сколько угодно. Одна из популярных разновидностей риторических упражнений заключалась в имитации прямой речи того или иного героя — «τί ἄν εἴποι герой А в ситуации B…» В Антологии есть целые серии эпиграмм, представляющих такие упражнения;153 в одной из них, анонимной IX, 458, цитата «Ὡς οὐδὲν γλύκιον ἧς πατρίδος οὐδὲ τοκήων» завершает портрет Одиссея. Хотя эта эпиграмма и датируется позже рассматриваемой нами, А. Кэмерон показывает, что источником обеих является риторическая школа,154 и нет причин сомневаться в том, что Паллад пародирует две цитаты, часто употреблявшиеся поэтами и риторами в возвышенном контексте.155 153 Wifstrand A. Von Kallimachos zu Nonnos. Lund, 1933. P. 170. 154 В качестве параллели он приводит цитату из ритора ΙΙΙ в. Менандра (Rhet. Graeci III, 433 Spengel) 155 Cameron A. Two Notes on the Greek Anthology (Anth. Pal. ix. 474, 395 and 458) // Bulletin of the Institute of Classical Studies. 1967. Vol. 14. P. 61.

V54 В качестве источника нашей эпиграммы, как показывает в своём анализе Гишар, 156 следует рассматривать одну из интерпретаций мифа о Кирке, Quaest. Hom. 72 Buffière. В отличие от более популярного объяснения, которое напрашивается из самого гомеровского текста — Кирка была гетерой — в ней предполагается, что спутники Одиссея предались не похоти, а чревоугодию (γαστριµαργία); Кирка со своим κυκεών становится кем-то вроде искусной поварихи. Паллад, безусловно, не принимает это объяснение всерьёз и, доводя до смешного, пародирует: дело не в том, что Одиссей повёл себя разумно, а в том, что Кирка не приготовила своего коронного блюда. 157 Цервес, относя эту эпиграмму к застольным, полагает, что название не имеет отношения к мифу — Паллад говорит о кушанье, приготовленном хозяйкой дома, вплетая в похвалу шутливую гомеровскую аллюзию. 158 В свете приведенных выше параллелей очевидна несостоятельность гипотезы Х. Уайт, которая пыталась защитить рукописное чтение Ὅµηρος (Ὀδυσσεύς — конъектура Гуго Гроция), восстанавливая несвойственный Палладу эротический подтекст, 159 связанный с мифом о любви Гомера к Пенелопе (Hermesian. fr. 7 Powell, 29–32; новый 156 Ibid. P. 8–10. 157 Что это за блюдо, между тем, неясно: и рукописное ἔκχυτον, и предложенное Салмазием ἔγχυτον это редкие слова; хотя этимология в обоих случаях прозрачна, даже вопрос о том, блюдо это или напиток, остаётся спорным. Якобс (Jacobs X, 213) предполагает, что подразумевается некий афродизиак, и Кэмерон (см. выше) его поддерживает. 158 Zerwes 249. 159 Паллад действительно, насколько мы можем видеть, не только не пишет ни одной эпиграммы на любовную тематику, но и не прибегает к использованию Гомера в обсценном контексте, хотя это и богатая почва для игры с гомеровскими цитатами и целыми пассажами (подробнее об играх такого рода см. Sistakou E. Mock Epic in the Greek Anthology // Homère revisité. Parodie et humour dans les réécritures homériques. Actes du colloque international, Aix-en-Provence 30-31 octobre 2008. Besançon : Institut des Sciences et Techniques de l'Antiquité, 2011. P. 193–210).

V55 комментарий к этому отрывку см. в статье К. Л. Каспера)160 и считая слово ἔκχυτον эвфемизмом.161 Одним из аргументов Уайт является то, что в другой эпиграмме, более серьезной по тону и напоминающей скорее риторическое упражнение, Паллад использует более популярную интерпретацию Кирки как хитрой гетеры, которая встречается в том числе у Горация (Ep. I, 2, 23–25).162 Утверждать на этом основании, что и в IX, 395 Кирка должна вести себя как гетера, беспочвенно, однако эпиграмма Х, 50 представляет интерес сама по себе: Τὴν Κίρκην οὔ φηµι, καθὼς εἴρηκεν Ὅµηρος, ἀντ' ἀνδρῶν ποιεῖν ἢ σύας ἠὲ λύκους τοὺς αὐτῇ προσιόντας· ἑταίρα δ' οὖσα πανοῦργος τοὺς δελεασθέντας πτωχοτάτους ἐποίει· τῶν δ' ἀνθρωπείων ἀποσυλήσασα λογισµῶν, εἶτ' ἀπὸ τῶν ἰδίων µηδὲν ἔχοντας ἔτι ἔτρεφεν ἔνδον ἔχουσα δίκην ζῴων ἀλογίστων. ἔµφρων δ' ὢν Ὀδυσεὺς τὴν νεότητα φυγών, οὐχ Ἑρµοῦ, φύσεως δ' ἰδίας ἐµφύντα λογισµὸν εἶχε γοητείας φάρµακον ἀντίπαλον. Я утверждаю, что Кирка, как сказал Гомер, не делала из мужей, приближавшихся к ней, ни свиней, ни волков:163 будучи хитрой гетерой, она делала соблазненных самыми нищими. А лишив их человеческого разумения, затем она кормила их у себя в загоне, уже не имеющих ничего собственного (sc. 160 Casper C. L. The Loves of the Poets; Allusions in Hermesianax fr. 7 Powell. // Harder M. A., Pegtuit R. F., Wakker G. C. (eds.) Beyond the Canon. Leuven — Paris — Dudley, MA, 2006. P. 23–24. 161 White H. Op. cit. 225–227. 162 Исчерпывающее перечисление мест, где можно встретить эту интерпретацию, приведено в Coll. Budé X, 57, n. 93. 163 Hom. Il. 10, 433: ἤ σῦς ἠὲ λύκους ποιήσεται ἠὲ λέοντας.

V56 человеческого), как того заслуживают неразумные звери. Одиссей же, будучи разумным и избежав юности164, не у Гермеса, а у своей собственной природы нашёл разумение в качетве противодействующего ворожбе снадобья. Дважды, в начале и конце эпиграммы, Паллад выражает своё несогласие с тем, что мы читаем у Гомера: Кирка — не волшебница, а лекарством от соблазна стал здравый смысл, а не помощь Гермеса. Обращение Паллада в двух эпиграммах к двум разным вариантам толкования мифа о Кирке показывает, как именно он использует гомеровский текст: Гомер и гомеровская традиция играют в его эпиграммах ту роль, которая удобна для решения поставленной поэтической задачи. Если выше он вступает с ними в (шуточный) спор, то в некоторых из мизогинических эпиграмм привлекает в качестве аргумента: Гомер «знал, <что женщина — зло>, когда писал о том, что Зевс гневается на супругу» (ΙΧ, 165), «показал, что всякая женщина дурна и обманчива» (IX, 166). Остановимся на последней несколько подробнее. Πᾶσαν Ὅµηρος ἔδειξε κακὴν σφαλερήν τε γυναῖκα, σώφρονα καὶ πόρνην ἀµφοτέρας ὄλεθρον. ἐκ γὰρ τῆς Ἑλένης µοιχευσαµένης φόνος ἀνδρῶν καὶ διὰ σωφροσύνην Πηνελόπης θάνατοι. Ἰλιὰς οὖν τὸ πόνηµα µιᾶς χάριν ἐστὶ γυναικός, 5 αὐτὰρ Ὀδυσσείῃ Πηνελόπη πρόφασις. Гомер показал всякую женщину дурной и обманчивой, и скромную, и развратницу; обе — это гибель. Ведь из-за совершившей прелюбодеяние Елены <случилось> убийство мужей, и из-за целомудрия Пенелопы <были> смерти. Да и труд «Илиада» — это труд из-за одной женщины, ну а для «Одиссеи» предлогом была Пенелопа. 164 Понимают по-разному. Пейтон (Paton IV, 29) считает, что речь идёт о неразумии юности; Дюбнер (Dübner II, 278) предлагает исправление κενότητα («levem futilemque libidinem»), на наш взгляд, излишнее.

V57 До 5-го стиха особенных проблем не возникает: Паллад делает равно вредными развратную Елену и целомудренную Пенелопу, которые обе стали причиной гибели множества мужей, Елена — героев под Троей, Пенелопа — женихов. В стихах же 5–6 речь идёт уже не о событиях Троянской войны и не о возвращении Одиссея, а о произведениях (πόνηµα), написанных из-за одной и другой. 165 Почему Пенелопа — предлог для написания «Одиссеи»? Можно было бы предположить, что дело просто в том, что Одиссей стремился вернуться на родину к любимой жене; однако, во-первых, им двигала далеко не только любовь, а во-вторых, эта связь куда как менее очевидна, как в случае с Еленой и Троянской войной. Видеть связь с легендой о том, что Гомер был влюблен в Пенелопу, о которой говорилось выше, более логично, чем при разговоре о IX, 395 — в таком случае Пенелопа это повод для Гомера написать поэму; создающаяся таким образом variatio (в Елену Гомер не был влюблён) украшает стих. Остаётся ещё одна трудность: если смерть славных мужей действительно является поводом для расстройства, то что плохого в том, что мы получили две эпические поэмы, «Илиаду» и «Одиссею», которые иначе не были бы написаны? Скиадас не видит решения, которое не приводило бы к изменению текста — он предлагает или закончить эпиграмму 4-м стихом, а 5–6 считать противоречащей ей интерполяцией, или постулировать выпадение ещё нескольких строк перед последним дистихом, которые служили бы «мостом» к ней.166 Нам кажется, однако, что никакие изменения в тексте не необходимы, а разгадку такого несоответствия следует искать в общем подходе Паллада: может быть, для кого-то гомеровские поэмы и являются величайшей ценностью, но для грамматика они символизируют его тягостное ремесло. Как в IX, 169 причиной бедности грамматика стали — косвенно — поступки Париса 165 Иначе считает Дюбнер (Dübner II, 181), говоря, что и здесь речь идёт о событиях обеих поэм — однако в таком случае неясна цель повтора. 166 Skiadas A. Op. cit. S. 155.

V58 и Агамемнона, так и здесь в его несчастьях оказываются (косвенно) виноваты Елена и Пенелопа. В эпиграмме IX, 484 мы снова видим гомеровский сюжет, но на этот раз он служит для понимания шутки, а не является объектом толкования сам по себе. IX, 484 Ἀσκὸν τῶν ἀνέµων ἔλαβέν ποτε δῶρον Ὀδυσσεὺς πόντον ἐπιπλείων· χρῆµα γὰρ ἦν τι µέγα. Ἀλλ᾽ ἐµὸς Αἰόλος οὗτος ἔχων ἀνεµώλιον ἦτορ, ὄρνεον ἐκπέµπει τῶν ἀνέµων γεµίσας. Πνεύµατά µοι πτερόεντα, φίλος, †καὶ† πνεύµατα πέµπεις· 5 οὐ δύναµαι δὲ φαγεῖν θλιβοµένους ἀνέµους. Одиссей некогда получил в дар мешок ветров, плавая по морю; а ведь это было кое-что нужное. А этот мой Эол, имея пустое сердце,167 посылает птицу, наполнив <её> ветрами. Друг, ты посылаешь мне пернатые дуновения, …168 дуновения посылаешь, но я не могу питаться стесненными ветрами. В этом стихотворении, которое можно с некоторыми оговорками встроить в ряд эпиграмм, посвященных неудачным подаркам (в особенности съедобным)169, Паллад объединяет вымышленный «случай из жизни» и всем известный эпизод из начала Х песни «Одиссеи» — безусловно, школьное место. Игра слов строится на нескольких уровнях. С одной стороны, это уже 167 Эта же конструкция (ἔχων + adj. + ἦτορ) встречается еще раз у Паллада в эпиграмме VII, 683, где применяется для негативной характеристики Гессия - загадочного персонажа, который, как выводят исследователи из серии посвященных ему эпиграмм (все они принадлежат Палладу), погиб, стремясь занять излишне высокий пост (см. Bowra C. M. The Fate of Gessius. P. 91–95). 168 В пятом стихе несомненна порча текста: засвидетельствованное в рукописях καί бессмысленно, предложенное Скалигером ναί ситуацию не исправляет. Якобс (Jacobs X (=comm. II.2), 209) меняет καί на κένα, и хотя многим это исправление кажется наиболее осмысленным, проблема не решена. Подробный аппарат см.: Stadtmüller III.1, 479–481. 169 Обзор эпиграмм о плохой еде или вине: Brecht, Fr. J. Op. cit. S. 74–75.

V59 привычное для нас упоминание гомеровского сюжета и употребление гомеровских цитат: πόντον ἐπιπλείων (cf. Hom. Od. V, 284), πτερόεντα в неожиданном сочетании — πνεύµατα πτερόεντα (отметим аллитерацию: четыре из семи слов начинаются с π-, к ним присоединяется и φίλος). С другой, многократно повторенное слово ἄνεµος и образованное от него, и тоже гомеровское, ἀνεµώλιος, которые и заключают в себе соль шутки. Главные вопросы, возникающие перед нами — о какой «птице, наполненной ветрами», идёт речь и чем именно плох такой подарок. Традиционное толкование предполагает, что птица просто пуста, т. е. не нафарширована. Так считает Цервес: «mit Winden gefüllten (d. h. leeren) Vogel»;170 не поясняя, сходным образом переводят это место Бекби171 и Пейтон.172 Рассуждая об ожиданиях получателя подарка, говорит о фаршированной птице и Якобс: «in avem, vento pro farto inflatam”.173 Гапакс σιτεύσιµον, встречающийся в лемме к этой эпиграмме в Антологии (εἰς τινα αὐτῷ πέµψαντα σιτεύσιµον), Вальц пытается интерпретировать как «фаршированное кушанье»,174 однако вывод, который он делает из ссылки на пародийный эпос Матрона, судя по всему, ошибочен, а продуктивность модели образования прилагательных на -σιµος наводит на мысль, что τὸ σιτεύσιµον означает просто «угощение».175 Цервес, верный своей любви к истолкованию всякой эпиграммы Паллада как отчёта о реальном жизненном происшествии, 170 Zerwes 246. 171 Beckby III, 299. 172 Paton III, 271. 173 Jacobs X, 209. 174 Coll. Budé VIII, 220. Указанное место из Матрона (fr. 5, 2 Olson–Sens = Athen. 656e) — фрагмент из трех стихов, где описываются поданные на стол ὄρνιθες σιτευταί. Однако комментарий Олсона и Сенса понимает это словосочетание как «откормленные птицы», приводя многочисленные параллели: Olson S. D., Sens A. Matro of Pitane and the Tradition of Epic Parody in the Fourth Century BCE: Text, Translation and Commentary, Atlanta 1999. P. 148. 175 Buck C. D., Petersen W. A Reverse Index of Greek Nouns and Adjectives. Chicago 1948. P. 185.

V60 красочно описывает разочарование поэта, который вскрыл птицу «in der berechtigten Erwartung, in seinem Inneren allerlei gute Sachen zu finden».176 Однако, хотя повара римской эпохи и любили фаршировать птиц, такое предположение во многом не соотносится ни со здравым смыслом, ни со внутренней логикой эпиграммы. Нам кажется, что главной целью комментатора должен стать анализ литературной игры, которую затевает поэт. Для восстановления хода ассоциаций, которого мог ожидать от читателя Паллад, идея о том, что подаренная птица оказалась пустой вместо того, чтобы содержать какую-то начинку, не подходит, как бы ни был притягателен образ фаршированного дрозда. Ведь птица не пуста, а набита, что и делает её похожей на мешок, который Одиссей получил от Эола. Птица же, в которую, вопреки ожиданиям, не положили фарш, не годится для такого сравнения. Мы предлагаем другое понимание: полученная в дар птица на самом деле надута воздухом, что перекликается с мешком ветров Эола. Обратим также внимание на эпиграмму XI, 486, которую издавна ставят в параллель с нашей. В ней речь идёт о колбасе (λαπάρα177), которую даритель «сам завязал», а раб, открыв, обнаружил, что это — наполненный ветром мех. Комментаторы справедливо указывают, что такая «колбаса», очевидно, не содержала мяса — но для того, чтобы лже-колбаса без начинки осталась похожей на настоящую, её необходимо надуть, надувание же птицы приведет к тому, что она будет казаться больше. Такое толкование можно было бы предположить и исходя из общих соображений; однако от внимания комментаторов ускользнуло, что практика надувания птиц торговцами засвидетельствована.178 В «Птицах» 176 Zerwes 246. 177 Значение «колбаса» восстанавливается из контекста. 178 Параллель с Аристофаном, неизвестную и его комментаторам, отметила Н. А. Кузнецова; её экскурс о практике надувания птиц в античности см. в: Кондакова Д., Кузнецова Н. AP. 9, 484: История о надувательстве // Фестшрифт Е. В. Желтовой. СПб, 2015 (машинопис.) С. 35–37.

V61 Аристофана хор, основавший свой город, перечисляет людей, которые будут объявлены в розыск за преступления против птиц (стт. 1076–1083): Βουλόµεσθ' οὖν νῦν ἀνειπεῖν ταῦτα χἠµεῖς ἐνθάδε· «῍Ην ἀποκτείνῃ τις ὑµῶν Φιλοκράτη τὸν Στρούθιον, λήψεται τάλαντον, ἢν δὲ ζῶντα γ' ἀγάγῃ, τέτταρα, ὅτι συνείρων τοὺς σπίνους πωλεῖ καθ' ἑπτὰ τοὐβολοῦ, εἶτα φυσῶν τὰς κίχλας δείκνυσι καὶ λυµαίνεται, τοῖς τε κοψίχοισιν εἰς τὰς ῥῖνας ἐγχεῖ τὰ πτερά, τὰς περιστεράς θ' ὁµοίως ξυλλαβὼν εἵρξας ἔχει, κἀπαναγκάζει παλεύειν δεδεµένας ἐν δικτύῳ.» Итак, вот и мы хотим вам сейчас здесь объявить: / «Если кто-нибудь из вас убьет Филократа-воробушка, / получит талант, а если приведет живьем, — четыре, / ведь он, поймав зябликов, продает по семь за обол, / а еще, надув дроздов, выставляет на продажу и издевается, / а черным дроздам втыкает перья в ноздри, / а голубей, собрав всех вместе, держит взаперти, / и принуждает их, связанных в силках, заманивать других». (пер. Н. Кузнецовой) Параллель между Аристофаном и Палладом показывает, что практика надувания птиц засвидетельствована. Интересно указание на точно такой же прием, распространенный у рыночных торговцев, которое мы встречаем в поваренной книге Е. Авдеевой (конец XIX — начало ХХ в.) в качестве предостережения покупательницам.179 Видно, что надутая птица — это то, что можно было встретить на рынках и в древности, и сегодня. Однако зачем 179 «К числу обманов в торговле живностью принадлежит “надувание”, которое и составляет настояще “надувательство”. Дело в том, что мелочник-продавец, преимущественно торгующий не в лавке, а в разнос или на Сенной, — этом обширном поле всяких фокусов съестной торговли, — купив тощую птицу, старается пустить её в продажу “казовым концом”, а для этого надувает эту птицу, т. е. вводит вовнутрь ея, через заднее отверстие, воздух и зашивает отверстие с некоторым искусством и маленьким фокусничеством». Авдеева Е., Маслов Н. Поваренная книга русской опытной хозяйки. Руководство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве. СПб, 19125. С. 22. Ссылкой на эту цитату мы обязаны А. В. Черновской.

V62 посылать такой подарок? Предполагаемая комментаторами интрепретация — птица не нафарширована — делает дарителя или на редкость неудачным шутником, или попросту жадным человеком (так понимает Гуго Гроций, добавляя в переводе нашей эпиграммы эпитет largus). 180 Но у нас есть прямое указание на его характер — ἔχων ἀνεµώλιον ἦτορ181 — которое плохо соотносится с таким представлением. Безусловно, эпитет ἀνεµώλιος, встречающийся у Гомера и других эпиков, употребляется только для негативной оценки. Когда речь идет о вещах, ἀνεµώλιος имеет значение ‘пустой’, ‘бесполезный’.182 Единственный случай, когда у Гомера этот эпитет относится к одушевленному существительному — Il. XX, 123: Гера называет ἀνεµώλιοι богов, помогающих троянцам. LSJ цитирует это место как иллюстрацию значения ‘empty boasters’183. Обязательно ли такое толкование? Многие переводчики и комментаторы Гомера оставляют этот пассаж без внимания, не отмечая какого-либо особенного значения, и видят в этом случае всё то же ‘бесполезный’. Таким образом, трудно считать этот контекст достаточно весомым аргументом. Для нашего случая важно гомеровское выражение ἀνεµώλια βάζειν: ‘говорить о том, чего не знаешь’, причем не намеренно вводя собеседника в заблуждение.184 Интересная параллель отыскивается в эпиграмме Македония 180 Dulichius quondam ventorum accepit utrem, / Quo mare transiret : nec leve munus erat. / Aeolus at meus hic, vento cui, credo, tumet cor, / Ventorum tumidam dat mihi largus avem. / Quid mihi das, quaeso, volucres, nihil amplius, aras? / Crede, meus non sunt flamina pressa cibus (цит. по: Dübner II, 100). 181 Эта же конструкция (ἔχων + ἦτορ) встречается еще раз у Паллада в эпиграмме VII, 683, где применяется для негативной характеристики Гессия. 182 Феокрит (25, 239) употребляет его так, очевидно, взяв из Гомера: клаузула ἀνεμώλιος αὐτως отсылает к Il. 21, 474, а двумя строками выше мы видим прилагательное ἐτώσιος, обладающее аналогичным значением. См. Gow A. S. F. (ed.) Theocritus. Vol. 2. Cambridge, 1965. P. 468. 183 LSJ s. v. ἀνεμώλιος. Levet J.-P. Le vrai et le faux dans la pensée grecque archaïque: étude de vocabulaire. T. 1. Paris, 1976. P. 226–227. У Гомера выражение встречается дважды, оба раза герой отказывается сообщать недостоверные сведения, ссылаясь на то, что дурно ἀνεµώλια βάζειν. 184

V63 Консула (AP XI, 61): больной жалуется на врача, который запретил ему выпивать: «он, ἀνεµώλιος, не знал, что Гомер назвал вино силой смертных». Из контекста видно, что этот врач — не злостный обманщик, а неуч (οὐδ᾽ ἐδιδάχθη), не знающий, что вино придает людям силы. У Лукиана (Astr. 2, 9) о гонителях астрологии сказано, что они «οὐδέ µιν οὔτε ὑγιέα οὔτε ἀληθέα νοµίζουσιν, ἀλλὰ λόγον ψευδέα καὶ ἀνεµώλιον». Здесь снова видно значение ‘пустой’, ‘безосновательный’, которое дополняет, но не заменяет ‘ложный’. Только Евстафий, поясняя стих Гомера Il. IV, 355 («…σὺ δὲ ταῦτ᾽ ἀνεµώλια βάζεις»), в котором Одиссей называет упреки Агамемнона необоснованными, пишет: ψευδῆ λέγεις. Однако, как показывают контексты и многочисленные античные словари, синоним к ἀνεµώλιος — вовсе не ψευδής, такое значение не существует вне вполне определенного контекста, да и там часто есть определенные натяжки. Таким образом, практически невозможно видеть в поступке героя палладовской эпиграммы злой умысел и намеренный обман. Он точно не хвастун и вряд ли лжец. Нельзя также упускать из вида второй контекст, в котором Паллад употребляет слово ἀνεµώλιος — это эпиграмма, завершающая серию о Гессии (см. выше): VII, 688. Здесь эпитет применен к роду человеческому в целом: ὦ γένος ἀνθρώπων ἀνεµώλιον, αὐτοχόλωτον, / ἄχρι τέλους βιότου µηδὲν ἐπιστάµενον (стр. 3–4). Мы снова видим, что встроить лжеца в один ряд с ‘ничего не знающим’ и ‘врагом самому себе’ нельзя. Возможно, он витает в облаках, уподобленный наполненной ветром птице? Тогда — птица была куплена на рынке уже такой; Паллад сообщает другу, что его надули.

V64 Заключение Поскольку большая часть нашего исследования представляла собой разбор конкретных стихотворений, необходимости в развернутом заключении нет. В нашей работе мы проанализировали ряд эпиграмм Паллада, имеющих отношение к его ремеслу, через призму школьного и филологического взгляда на язык и хрестоматийные тексты, в первую очередь поэмы Гомера, и пришли к выводу, что систематическое обращение к античной грамматической традиции необходимо для более полного понимания текстов этого поэта. Для некоторых эпиграмм такой подход — это единственный способ пролить свет на их значение, комментарий к другим может быть существенно обогащен с его помощью. Некоторые из школьных аллюзий у Паллада были уже замечены комментаторами, однако истолкованы слишком поверхностно. В работе мы впервые выделяем эпиграммы, написанные словно от лица пародийного грамматика и именно оттого становящиеся смешными.

V65 Список использованной литературы Издания античных авторов: 1. Aubreton R. (éd.) Anthologie grecque. T. X: Anthologie Palatine, Livre XI. Paris, 1972. 2. Beckby H. (ed.) Anthologia Graeca. Bd 1–4. München, 1957–1958. 3. Dübner Fr. (ed.) Epigrammatum Anthologia Palatina <…> Paris, 1864–1872. 4. Gow A. S. F. (ed.) Theocritus. Vol. 2. Cambridge 1965. P. 468. 5. Irigoin J., Maltomini F., Laurens P. (eds.). Anthologie Grecque. Anthologie Palatine. T. X. Paris, 2011. 6. Jacobs Fr. (ed.) Anthologia graeca sive poetarum graecorum lusus ex recensione Brunckii. Leipzig, 1794–1814. 7. Lamar Crosby H. (transl.) Dio Chrysostom. Discourses 37–60. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1946. 8. Olson S. D., Sens A. Matro of Pitane and the Tradition of Epic Parody in the Fourth Century BCE: Text, Translation and Commentary, Atlanta 1999. 9. Schröder A. Epigrammen. Uitgeverij Van Gorcum, 1998. 10.Stadtmüller H. Anthologia Graeca epigrammatum Palatina cum Planudea. Vol. 1– 3. Leipzig, 1894–1906. 11.Waltz P. (éd.) Anthologie grecque. T. VII: Anthologie Palatine., Livre IX, épigr. 1– 358. Paris, 1957. 12.Waltz P. (éd.) Anthologie grecque. T. III, : Anthologie Palatine, Livre VI. Paris, 1960. 13.Wilkinson K. New Epigrams of Palladas: A Fragmentary Papyrus Codex (P.CtYBR inv. 4000) (= American Studies in Papyrology. 2012. Vol. 52). Durham, NC 2012 Исследовательская литература: 14.Авдеева Е., Маслов Н. Поваренная книга русской опытной хозяйки. Руководство к уменьшению расходов в домашнем хозяйстве. СПб, 51912.

V66 15.Ирмшер Й., Чернова И. С. (пер.) Паллад // Византийский Временник. Т. XI. 1956. С. 247–270. 16.Шульц Ю. Ф. Паллад Александрийский. Эпиграммы. // Византийский Временник. Т. 24. 1964. С. 259–289. 17.Albiani M. G. Lukillios // NP 8 (2006) Sp. 503. 18.Allen W. S. Vox Graeca: A Guide to Pronunciation of Classical Greek. Cambridge, 1968. 19.Bassett S. E.ΟΛΙΓΟΜΕΡΙΑ and ΠΟΛΥΜΕΡΙΑ // Classical Philology. 1917. Vol. 12. P. 97– 101. 20.Benelli L. Osservazioni sul P. Ct. YBR Inv. 4000 e sulla sua attribuzione a Pallada di Alessandria // Zeitschrift für Papyrologie und Epigraphik. 2013. Bd 193. S. 53– 63. 21.Berger A. Illustris // RE Bd IX. 1914. Sp. 1070. 22.Bernhardt M. Die penthemimerischen Wortformen im griechischen und römischen Pentameter // Philologus. 1928. N. F. Bd 38. P. 10–34. 23.Bowra M. Palladas and Christianity // Proceedings of the British Academy. 1959. Vol. 45. P 255–267. 24.Bowra C. M. Palladas on Tyche // Classical Quarterly. 1960. N. S. Vol. 10. P. 118-128. 25.Bowra C. M. The Fate of Gessius CR. 1960. 10.2 NS. P. 91–95 26.Brecht F. I. Motiv- und Typengeschichte des griechischen Spottepigramms. Philologus. Supplementbd 22, 2. Leipzig, 1930. 27.Buck C. D., Petersen W. A Reverse Index of Greek Nouns and Adjectives, Hildesheim 1984 28.Burton R. W. B. Pyndar’s Pythian Odes. Essays in Interpretation. Oxford, 1962. 29.Cameron A. Notes on Palladas // Classical Quarterly. N. S. 1965. Vol. 15. P. 215– 229. 30.Cameron A. Two Notes on the Greek Anthology (Anth. Pal. ix. 474, 395 and 458) // Bulletin of the Institute of Classical Studies. 1967. Vol. 14. P. 58–61. 31.Cameron A. The Greek Anthology from Meleager to Planudes. Oxford, 1993.

V67 32.Cameron A. Palladas: New Poems, New Date? / Wandering Poets and Other Essays on Late Greek Literature and Philosophy. Oxford, 2016. P. 91–112. 33.Casper C. L. The Loves of the Poets; Allusions in Hermesianax fr. 7 Powell. // Harder M. A., Pegtuit R. F., Wakker G. C. (eds.) Beyond the Canon. Leuven — Paris — Dudley, MA, 2006. P. 21–42. 34.Celentano M. S. L’elogio della brevità tra retorica e letteratura: Callimaco, ep. 11 Pf. = A. P. VII 447 // Quaderni Urbinati di Cultura Classica. 1995. Vol. 49 NS. P. 67–79. 35.Cribiore R. Writing, Teachers, and Students in Graeco-Roman Egypt. Atlanta, 1996. 36.Cribiore R. Gymnastics of the Mind. Greek Education in Hellenistic and Roman Egypt. Princeton, 2001. 37.Cribiore R. The Value of a Good Education: Libanius and Public Authority / Rousseau P. (ed.) A Companion to Late Antiquity. Blackwell Publishing, 2009. P 233–245. 38.Degani E. Eutolmius Illustrius // NP IV (1998). P. 321. 39.Franke A. De Pallada epigrammatographo. Lipsiae, 1899. 40.Fraser P. M., Matthews E. The Lexicon of Greek Personal Names. Oxford, 1979–. 41.Floridi L. Greek Skoptic Epigram and ‘Popular’ Literature: Anth.Gr. XI and the Philogelos // GRBS. 2012. Vol. 52. P. 632–660. 42.Kalivoda G., Jens W., Barner W., Ueding G. (Hsgg.). Historisches Wörterbuch der Rhetorik. Bd 4. Hu - K. Tübingen, 1998. 43.Kaster R. A. Guardians of Language: The Grammarian and Society in the Late Antiquity. University of California Press, 1997. 44.Köhler C. S. Das Tierleben im Sprichwort der Griechen und Römer. Hildesheim, 1967. 45.Lausberg H. Handbuch der literarischen Rhetorik. München, 1960. 46.Levet J.-P. Le vrai et le faux dans la pensée grecque archaïque: étude de vocabulaire. T. 1. Paris 1976. 47.Marrou H.–I. Histoire de l’éducation dans l’Antiquité. Paris, 61965.

V68 48.Martindale J. R. (éd.). The Prosopography of the Late Roman Empire. II. Cambridge, 1980. 49.Mason H. J. Greek Terms for Roman Institutions. A Lexicon and Analysis. Toronto, 1974. 50.Morgan T. Literate Education in the Hellenistic and Roman Worlds. Cambridge 1998. 51.Olck F. Esel // RE. Bd VI.1. Sp. 626–676. 52.Paton W. R. (ed.) The Greek Anthology. Cambridge (Mass.), 1916–1918. 53.Peek W. Palladas / RE Bd XVIII.3. 1949. Sp. 158–68. 54.Plastira-Valkanou M. A. P. 11.281 : A Satirical Epitaph on Magnus of Nisibis // L’antiquité classique. 2003. T. 72. P. 187–194. 55.Roscher W. (Hrsg.) Ausführliches Lexikon der griechischen und römischen Mythologie. Bd 3.1. Leipzig, 1902. 56.Schwyzer E. Griechische Grammatik. Bd 2. München, 19885. 57.Sens A. Notes on Homeric Humor in Lucillius // Homère revisité. Parodie et humour dans les réécritures homériques. Actes du colloque international, Aix-enProvence 30-31 octobre 2008. Besançon : Institut des Sciences et Techniques de l'Antiquité, 2011. P. 179-191. 58.Sistakou E. Glossing Homer: Homeric Exegesis in Early Third Century Epigram // Bing P., Bruss J. J. (eds.). Brill’s Companion to Hellenistic Epigram. Leiden— Boston, 2007. P. 391–408. 59.Sistakou E. Mock Epic in the Greek Anthology // Homère revisité. Parodie et humour dans les réécritures homériques. Actes du colloque international, Aix-enProvence 30-31 octobre 2008. Besançon : Institut des Sciences et Techniques de l'Antiquité, 2011. P. 193–210 60.Skiadas A. D. Homer im griechischen Epigramm. Athen, 1965. 61.Stella L. Cinque poeti dell’Anthologia Palatina. Bologna 1949. 62.Studemund W. Anecdota varia Graeca / Schöll R., Studemund W. Anecdota varia Graeca et Latina. Vol. 1. Berlin, 1886.

V69 63.Vezzosi G. Gli epigrammi gnomici e filosofici di Pallada di Alessandria. Tesi di dottorato. Salerno—Salamanca, 2011–2014. 64.Wifstrand A. Von Kallimachos zu Nonnos. Lund, 1933. 65.Wilkinson K. Palladas and the Age of Constantine // The Journal of Roman Studies. 2009. Vol. 99. P. P. 36–60 66.Wilkinson K. Some Neologisms in the Epigrams of Palladas // GRBS. 2010. Vol. 50. P. 295–308. 67.White H. Notes on Palladas // Myrtia. 1998. Vol. 13. P. 225–230. 68.Zerwes W. Palladas von Alexandrien. Tübingen, 1956. Ссылки на электронные ресурсы: 69.Ast R., BMCR: http://bmcr.brynmawr.edu/2014/2014-02-23.html. 70.Floridi L., CJ-Online: https://cj.camws.org/sites/default/files/reviews/ 2014.04.07%20Floridi%20on%20Wilkinson.pdf 71.Guichard L. A. From School to Desacralization, or How Palladas Read Homer / Durbec Y., Pralon D., Trajber F. (eds.) Traditions épiques et poésie épigrammatique: présence des épopées archaïques dans les épigrammes grecques et latines (Hellenistica Groningana 22). Louvain—Paris—Walpole MA, in press. URL: https://www.academia.edu/3851396/ _From_School_to_desacralization_or_how_Palladas_read_Homer_en_Y._Durbec _ed_Traditions_épiques_et_poésie_épigrammatique_Présence_des_épopées_arch aïques_dans_les_épigrammes_grecques_et_latines_Louvain-ParisWalpole_MA_Peeters_Hellenistica_Groningana_ 72.Guichard L. A. Homer in the Greek Epigram of the 1st to 4th Centuries // Manolea Chr.-P. et al. (eds.) Brill's companion to the Reception of Homer from Hellenistic age to Late Antiquity, forthcoming. URL: https://www.academia.edu/7305911/ Luis_Arturo_Guichard_Homer_in_the_Greek_Epigram_of_the_1st_to_4th_Centu r i e s _ i n _ C h r . -

V70 P._Manolea_et_al._Eds._Brills_companion_to_the_Reception_of_Homer_from_ Hellenistic_age_to_Late_Antiquity_forthcoming Список сокращений: FCG = Meineke A. Fragmenta Comicorum Graecorum. Berolini, 1847. LfgE = Lexikon des frühgriechischen Epos / im Auftr. der Akademie der Wissenschaften in Göttingen vorbereitet und hrsg. vom Thesaurus Linguae Graecae. Begr. von Bruno Snell. Göttingen, 1979–2010. LGPN = Fraser P. M., Matthews E. The Lexicon of Greek Personal Names. Oxford, 1979–. PLRE I = Jones A. M. etc. The Prosopography of the Late Roman Empire. Vol. 1. Cambridge, 1971. PLRE II = Martindale J. R. The Prosopography of the Late Roman Empire. Vol. 2. Cambridge, 1980. NP = Cancik H., Schneider H. (eds.) Brill’s New Pauly. Encyclopaedia of the Ancient World. Vol. 1–22. Leiden, 2002–2011

Рецензии:

Авторизуйтесь, чтобы добавить рецензию

- у работы пока нет рецензий -

Отзывы:

Авторизуйтесь, чтобы оставить отзыв