ИЗОБРАЗИТЕЛЬНО-ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ СРЕДСТВА РУССКОГО ЯЗЫКА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ КАРОЛИНЫ ПАВЛОВОЙ

Лилия Матюшечко

ИЗОБРАЗИТЕЛЬНО-ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ СРЕДСТВА РУССКОГО ЯЗЫКА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ КАРОЛИНЫ ПАВЛОВОЙ

Данная дипломная работа посвящена исследованию изобразительно-выразительных средств русского языка в творчестве русской переводчицы и поэтессы Каролины Карловны Павловой. Творчество русских поэтесс XIX века является неотъемлемой частью русской культуры. Однако их произведения и даже имена оказались забыты. В последнее время наметился интерес к истории женской поэзии. Произведения русских поэтесс стали включаться в поэтические сборники, появились первые исследовательские труды о жизни и творчестве поэтесс. Каролина Павлова принадлежит к числу так называемых «второстепенных» литературных деятелей, интерес к которым был в свое время утрачен. Ее литературная деятельность показательна для своего времени. Она выступает вполне самостоятельным художником, особенно чутким к проблемам сознания и самосознания. Образные слова – необходимый конструктивный элемент поэтической речи. Поэтические произведения не только что-то сообщают нам, но и определенным образом воздействуют. Они не только понимаются читателем, но и переживаются. Только точно найденное выражение, образное соединение слов способны отобразить в поэзии действительность в ее конкретности и индивидуальности. Вот почему так важно, чтобы писатель умел использовать богатства родного языка, знал тончайшие оттенки и нюансы речи. И таким одним из ярчайших и неповторимых в своем творчестве мастеров поэтического слова является Каролина Карловна Павлова. Цель данной работы – изучить и проанализировать языковые средства и особенности их использования К.К. Павловой на протяжении всего ее творчества. Объектом исследования является творчество Каролины Карловны Павловой. Предметом стали изобразительно-выразительные средства русского языка в стихотворениях поэтессы. Практическая значимость работы заключается в том, что результаты данного исследования могут быть использованы при изучении творчества «второстепенных» литературных деятелей XIX века и женской лирики в общеобразовательных учреждениях и в качестве иллюстративного материала в вузовском курсе лексики, синтаксиса и стилистики.

Комплексные проблемы общественных наук

Дипломы

Вуз: Северо-Кавказский федеральный университет (ФГАОУ ВПО СКФУ)

ID: 5a01fc845f1be7109c730829

UUID: 196f9250-a618-0135-c574-525400003e20

Язык: Русский

Опубликовано: около 7 лет назад

Просмотры: 2705

64.1

Лилия Матюшечко

Северо-Кавказский федеральный университет (ФГАОУ ВПО СКФУ)

Комментировать 0

Рецензировать 0

Скачать - 0 байт

Поделиться работой

МИНОБРНАУКИ РОССИИ ФГАОУ ВПО «СЕВЕРО-КАВКАЗСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ» ГУМАНИТАРНЫЙ ИНСТИТУТ ФАКУЛЬТЕТ ФИЛОЛОГИИ, ЖУРНАЛИСТИКИ И МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ КАФЕДРА РУССКОГО ЯЗЫКА Утверждена приказом по университету от 28 ноября 2012 г. № 2604/с Допущена к защите «____»________________ 2013 г. зав. кафедрой русского языка, доктор филол. наук, профессор ________________В.П. Ходус М.П. ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА ИЗОБРАЗИТЕЛЬНО-ВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ СРЕДСТВА РУССКОГО ЯЗЫКА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ КАРОЛИНЫ ПАВЛОВОЙ Рецензент: ____________________ Дата защиты: 31 января 2013 г. Оценка _____________ Выполнила: Лилия Владимировна Матюшечко студентка 6 курса специальности «Филология» заочной формы обучения _______________________________ Научный руководитель: О.И. Боева кандидат пед. наук, доцент кафедры русского языка Ставрополь, 2013 г. 2

СОДЕРЖАНИЕ ВВЕДЕНИЕ ……………………………………………………………………... 3 ГЛАВА I. Жизнь и творчество К.К. Павловой……..…………………………7 1.1. Жизненный и творческий век Каролины Павловой………………………7 1.2. Художественное сознание Каролины Павловой…………………………21 Выводы ……………………………………………………………..……………32 ГЛАВА II. Изобразительно-выразительные средства русского языка как отражение богатства поэтической речи………………………………………34 2.1. Лексические средства выразительности речи....…………………………34 2.2. Стилистические фигуры речи…………..…………………………………41 Выводы …………………………………………………………………………..54 ГЛАВА III. Изобразительно-выразительные средства русского языка в творчестве Каролины Павловой ………………..………………………………56 3.1. Тропы ………………………………………………………………………56 3.2. Фигуры речи ………………………………………………...…………...…70 Выводы …………………………………………………………………………..94 ЗАКЛЮЧЕНИЕ …………………………………………………………………96 БИБЛИОГРАФИЯ ………………………………………………………………98 3

ВВЕДЕНИЕ Данная дипломная работа посвящена исследованию изобразительновыразительных средств русского языка в творчестве русской переводчицы и поэтессы Каролины Карловны Павловой. Творчество русских поэтесс XIX века является неотъемлемой частью русской культуры. Однако их произведения и даже имена оказались забыты. В последнее время наметился интерес к истории женской поэзии. Произведения русских поэтесс стали включаться в поэтические сборники, появились первые исследовательские труды о жизни и творчестве поэтесс. Каролина Павлова принадлежит к числу так называемых «второстепенных» литературных деятелей, интерес к которым был в свое время утрачен. Ее литературная деятельность показательна для своего времени. Она выступает вполне самостоятельным художником, особенно чутким к проблемам сознания и самосознания. Образные слова – необходимый конструктивный элемент поэтической речи. Поэтические произведения не только что-то сообщают нам, но и определенным образом воздействуют. Они не только понимаются читателем, но и переживаются. Только точно найденное выражение, образное соединение слов способны отобразить в поэзии действительность в ее конкретности и индивидуальности. Вот почему так важно, чтобы писатель умел использовать богатства родного языка, знал тончайшие оттенки и нюансы речи. И таким одним из ярчайших и неповторимых в своем 4

творчестве мастеров поэтического слова является Каролина Карловна Павлова. Цель данной работы – изучить и проанализировать языковые средства и особенности их использования К.К. Павловой на протяжении всего ее творчества. Постановка данной проблемы обусловила следующие задачи: 1. Изучить особенности творческого мышления Каролины Павловой. 2. Изучить и охарактеризовать использованные поэтессой изобразительно-выразительные средства русского языка. 3. Проанализировать особенности употребления стилистических приемов. 4. Выявить и отметить особенности синтаксиса поэтических текстов Каролины Павловой. Объектом исследования является творчество Каролины Карловны Павловой. Предметом стали изобразительно-выразительные средства русского языка в стихотворениях поэтессы. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. В I главе рассматриваются биография поэтессы, особенности ее художественного мышления. Во II главе анализируются изобразительно-выразительные средства русского языка – тропы и стилистические фигуры. И в III главе исследуются изобразительные средства, анализируются поэтические фигуры языка, которые использовала поэтесса при создании своих стихотворений. 5

В работе были использованы следующие методы: 1. Метод выделения из стихотворений приемов поэтической речи, с помощью которых и создается художественная образность. 2. Методика комплексного лингвистического анализа поэтического текста. Актуальность изученностью выбора поэтического данной языка работы лирики К.К. обусловлена Павловой. слабой Важным структурным уровнем поэтической речи справедливо считается семантикосинтаксический. Без надлежащего внимания к нему научное познание поэзии является довольно проблематичным. Ведь психическое состояние поэта как нельзя лучше отражается, прежде всего, в структуре словесного выражения мысли. И именно поэтому среди средств мотивационно-эмоционального влияния на читателя предпочтение чаще отдается самым разнообразным синтаксически и семантически выразительным средствам, среди которых значительное место принадлежит тропам и стилистическим фигурам. Лингвостилистическое исследование системы тропов и стилистических фигур русского языка в творчестве Каролины Павловой помогает выяснить своеобразность языковых единиц, с помощью которых передается восприятие действительности, высказывается идейное и связанное с ним эмоциональное содержание поэтических текстов. Практическая значимость работы заключается в том, что результаты данного исследования могут быть использованы при изучении творчества «второстепенных» литературных деятелей XIX века и женской лирики в 6

общеобразовательных учреждениях и в качестве иллюстративного материала в вузовском курсе лексики, синтаксиса и стилистики. ГЛАВА I. 7

Жизнь и творчество К.К. Павловой. 1.1. Жизненный и творческий век Каролины Павловой «Не раз и верно было сказано, что в нашей общественной и духовной жизни «нет вчерашнего дня», что люди, дела и явления, даже недавнего прошлого, забываются самым прочным образом и неизбежные иногда упоминания о них вызывают недоумевающие вопросы. Это относится ко всем сферам деятельности, не исключая и литературной, в которой, казалось бы, звенья цепи воспоминаний должны быть особенно крепко спаяны. На деле это не так. Есть имена, по отношению к которым забвение является прямой несправедливостью» [23, 1989: 560]. Эти слова по праву относятся к личности и деятельности одного из таких забытых имен – Каролине Карловне Павловой. Поэтесса родилась 10 июля 1807 г. в Ярославле, но детство провела в Москве, куда в 1808 г. переехали ее родители. Пятилетним ребенком при побеге родителей от наступавшей Наполеоновской армии она видела зарево над пылающей Москвой. Затем в расцвете молодости будущая поэтесса вернется в этот город умной и на редкость, по тому времени, образованной женщиной. Отец Карл Иванович Яниш – немец по происхождению, профессор Медико-хирургической академии, обеспечил дочери прекрасное домашнее воспитание и образование. Каролина превосходно владела 8

иностранными языками, хорошо знала русскую и мировую литературы, неплохо рисовала. С середины 20-х гг. молодая Яниш - частая гостья в салоне А.П. Елагиной, а затем знаменитого салона З.Н. Волконской, где познакомилась с В.А. Жуковским, П.А. Вяземским, А.А. Дельвигом, Н.М. Языковым, Е.А. Баратынским и другими поэтами. Впоследствии домашний альбом девушки был заполнен посвящениями этим людям. Встреча с Адамом Мицкевичем в 1826 г. стала большим событием в жизни Каролины Яниш. Высланный в Москву и побывавший перед тем в тюрьме за участие в «Обществе филаретов», автор «Дзядов» и «Конрада Валленрода», любимый посетитель салона княжны Зинаиды Волконской, пылкий и впечатлительный поэт-импровизатор увлекся девушкой, которой давал уроки польского языка [23, 1989]. Он сделал своей ученице предложение. Но неожиданно возникло непреодолимое препятствие: богатый дядя, от которого зависело будущее всей семьи Яниш, решительно воспротивился этому браку. В конце 1827 г. Адам Мицкевич уехал в Петербург. Шли долгие месяцы разлуки. Обширные литературные связи, жаждущая новых впечатлений душа и страстное желание свободно расправить свои крылья за суровой границей России постепенно охладили чувство Адама. Слова любви обратились у него в уверения в дружбе. В апреле 1829 г. состоялась последняя встреча поэта с Каролиной. На прощание поэт вписал в альбом девушки посвящение («Когда пролетных птиц несутся вереницы…»): 9

Когда пролетных птиц несутся вереницы От зимних бурь и вьюг и стонут в вышине, Не осуждай их, друг! Весной вернутся птицы Законным им путем к желанной стороне. Но, слыша голос их печальный, вспомни друга! Едва надежда вновь блеснет моей судьбе, На крыльях радости примчусь я быстро с юга Опять на север, вновь к тебе! [33, 1946: 105] Но в душе Каролины Яниш образ любимого человека остался навсегда. Впоследствии поэтесса создала несколько стихотворений, посвященных ее взаимоотношениям с Адамом Мицкевичем. Не только ее первые сочинения проникнуты трогательным обращением к нему, но и в последующие десятилетия она не раз, стараясь, то переселить свои воспоминания, то снова вызвать их с особой силой, обращается к этому образу. Она, конечно, безответно спрашивает А. Мицкевича в «10 ноября 1840»: Среди забот и в людной той пустыне, Свои мечты покинув и меня, Успел ли ты былое вспомнить ныне? Заветного ты не забыл ли дня? ……… Ты вспомнил ли, как я, при шуме бала, Безмолвно назвалась твоей?[47, 2006: 61-62] А позже, вспоминая последнее свидание с Адамом Мицкевичем, она уже спрашивает себя («Среди событий ежечасных…», 1848 г.): … Ужели я теперь готова, Чрез двадцать лет, заплакать снова, Как в тот весенний, грустный день? 10

………….. Ужель былое как отрада Мне ныне помнится в тиши?[47, 2006: 64] Покинутая любимым человеком, Каролина Яниш не замкнулась, а постаралась, хоть отчасти, заглушить свою тоску живой литературной деятельностью. Ее личность, блеск ума, разнообразие сведений привлекли к ней симпатии таких поэтов, как Е.А. Баратынский и Н.М. Языков, немецкого естествоиспытателя, географа и путешественника Александра Гумбольдта, очарованного ею при проезде его через Москву на Урал. Конец 1820-х и 1830-ые годы – время формирования Каролины Яниш как поэтессы. В это время она сблизилась с московскими литературными кругами. Первыми произведениями стали переводы на немецкий язык современных ей поэтов старшего поколения: А.С. Пушкина, Е.А. Баратынского, В.А. Жуковского, Н.М. Языкова и других. Группа немецких стихотворений поэтессы была помещена в сборнике ее переводов с русского «Das Nordlight» («Северное сияние»), изданном в Лейпциге в 1833 г. Преимущественно это были сюжетные произведения, близкие к балладам и кратким повестям. Каролина Яниш хорошо ощущала разницу языков и стиля и, обращаясь к немецкому слову, сознательно изменяла набор поэтических средств [10, 1964: 778]. К русским стихотворениям К. Павловой приближался цикл немецких «романсов» на испанскую тему «Alvar der Talador» («Альвар Таладор»). В ее «романсах» отразились характеры пушкинских дона Гуана и Дубровского [18, 2008: 32-33]. Русские стихотворения появились в начале 3011

х годов. Вскоре Каролина Яниш решилась променять вызывавшее в те времена обидное сострадание положение покинутой старой девы на возможность иметь семейный очаг. В 1837 г. поэтесса выходит замуж. К этому времени она уже стала богатой: дядя, воспротивившийся ее браку с Адамом Мицкевичем, умер и оставил ей значительное наследство. Избранником ее оказался остроумный и смелый писатель Николай Филиппович Павлов - автор трех повестей, в которых прозрачно выражался протест против крепостного права, и появление которых в печати убедило императора Николая I в том, что автору лучше было бы употребить свой талант на описание природы Кавказа. Салон Павловых стал известен всей литературной Москве. В нем любили бывать П.А. Вяземский, Е.А. Баратынский, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь, Н.П. Огарев и молодые литераторы – И.С. Тургенев, А.А. Фет, Л.А. Мей и другие [47, 2006: 382]. Однако семейная жизнь Каролины Павловой не залечила раны ее сердца и, в общем, она не была счастлива. Поэтесса была оскорблена как супруга своим мужем. Николай Филиппович необузданно предавался, несмотря на все данные им обещания, карточной игре. В связи с этим Каролина Павлова была справедливо встревожена за имевшиеся у нее средства на воспитание и обеспечение единственного любимого сына Ипполита. Она стала больше работать в области поэзии, в которой, по признанию такого ценителя и знатока как Валерий Брюсов, ее стихи достойны занять место наряду с произведениями лучших поэтов [23, 1989]. С 1839 г. 12

сочинения Каролины Павловой начали печататься регулярно. В это время в Париже вышел сборник переводов поэтессы – «Прелюдии». Здесь были представлены не только русские, но и немецкие, английские, итальянские и польские поэты в переводе на французский язык, а также несколько стихотворений самой переводчицы. Сборник получил большое одобрение в литературной среде. Так, Константин Сергеевич Аксаков писал: «Во Франции явилась книга, на которой встречаем мы русское имя, и хотя язык, каким она написана, не наш, но все-таки это произведение русского таланта, и мы с радостью причисляем ее к явлениям нашей литературы… Переводчик, уже свободный от субъективного воззрения, с одной стороны, разрушает словесные формы произведения на одном языке и в то же время, с другой стороны, облекает его в новые формы другого языка, ему вполне соразмерные, и когда произведение поэта выходит из-под руки его в новой, соответственной одежде, не теряя нисколько своей художественности, - тогда переводчик становится сам причастен той великой творческой минуты художника, в которую родилось его произведение... Чтобы быть таким переводчиком, нужно необходимо иметь художнический элемент, для того чтобы творчески постигнуть произведение. Такие только переводы называем мы совершенными, художественными, и к таковым-то переводам относим мы переводы г-жи Павловой… К впечатлению нашему примешивалось изумление: неужели это точно французский язык? неужели на нем, бедном, жалком, могут быть переданы произведения Гете, Шиллера, Пушкина? Если же и на том, все-таки бедном и поверхностном языке (потому что существо 13

языка никакая сила переменить не в состоянии) г-жа Павлова могла передать произведения истинной поэзии, то можно себе представить, что такое ее переводы на немецкий язык, глубокий и поэтический, приветно принимающий всякую идею в свои формы!..» [2, 1982: 139-140]. Деятельность переводчицы и пропагандиста русской поэзии за рубежом Каролины Павловой получила высокую оценку В.Г. Белинского. В 1839 г. в обзоре новых журналов критик писал: «Кроме двух прекрасных стихотворений г. Лермонтова, в V № «Отечественных записок» есть четыре прекрасные стихотворения г-жи Павловой: «Неизвестному поэту», оригинальное; «Клятва Мойны» и «Гленара» - шотландские баллады, одна В. Скотта, другая из Камбеля; «Пойми любовь» из Рюкерта. Удивительный талант г-жи Павловой (урожденной Яниш) переводить стихотворения со всех известных ей языков и на все известные ей языки начинает наконец приобретать всеобщую известность. В нынешнем году вышли ее переводы с разных языков на французский, под названием «Les preludes», и мы не могли довольно надивиться, как умела даровитая переводчица передать на этот бедный, антипоэтический и фразистый по своей природе язык благородную простоту, силу, сжатость и поэтическую прелесть «Полководца» - одно из лучших стихотворений Пушкина. Но еще лучше (по причине языка) ее переводы на русский язык; подивитесь сами этой сжатости, этой мужественной энергии, благородной простоте этих алмазных стихов, алмазных и по крепости и по блеску поэтическому…» [5, 1977: 446]. 14

Как переводчица, Каролина Павлова выработала свои переводческие стиль и методы при переводе произведений различных жанров (поэзия, проза, драматургия), основанные на ее хорошем знании иностранных языков. Например, немецкий и русский языки имеют одинаковую фонологическую базу – ритмоакцентную; и тому, и другому языку присуще силлаботоническое стихосложение. К.К. Павлова сохраняет в немецком переводе дактиль и амфибрахий. Анапест же, согласно немецкой переводческой традиции, заменяет другим трехсложным размером, всегда сохраняя трехсложность. Переводчица тщательно соблюдает чередование мужских и женских (реже дактилических) окончаний и особенности рифмовки. В переводах, сделанных Каролиной Павловой, прослеживается тенденция к выравниванию рисунка рифм. Переводчице удается сохранить и звуковое наполнение рифмы в случаях, когда оно оказывается стилистически значимым. При переводе зарубежных стихотворений на русский язык для Каролины Павловой характерно обилие поэтизмов, любовь к экзотичным названиям, изысканным образам. Она несколько «романтизирует» текст подлинника, включает в него поэтизмы, архаизмы, тропы, заменяет перифразами слова в прямом значении. Большинство тропов воспроизводятся с сохранением предметного и образного планов [16, 2008: 26, 28]. Стихотворения и переводы К.К. Павловой публиковались в журналах «Отечественные записки», «Москвитянин», «Русский вестник» и в газете «День». Молодая поэтесса хорошо овладела формой сонета («Сонет», 1839 15

г.), но звучные рифмы прикрывали, как правило, сравнительно неглубокий смысл [18, 2008: 32]. Начиная с 40-х годов и примерно до середины 50-х годов творчество поэтессы преимущественно носит лирический характер, а главными жанрами становятся элегия и дума, темы которых достаточно широки и многообразны [47, 2006]. Таковы, например, «Старуха», «Монах», «Рудокоп», «Огонь» и «Три души». Все чаще Каролина Павлова задумывается о взаимоотношениях человека с миром, поэта с обществом («Преподаватель христианский», 1845 г.): Преподаватель христианский, Он духом тверд, он сердцем чист; Не злой философ он германский, Не беззаконный коммунист! По собственному убежденью, Стоит он скромно выше всех!.. Невыносим его смиренью Лишь только ближнего успех. [47, 2006: 63] Касалась поэтесса и темы строгих уроков жизни. Здесь одним из ярких примеров является стихотворение «О былом, о погибшем, о старом…» (1854 г.): … Много в жизни я встретила зла, Много чувств я истратила даром, Много жертв невпопад принесла. Шла я вновь после каждой ошибки, 16

Забывая жестокий урок… ……… Смело клад я бросала за кладом – И стою, проигравшися в пух… [47, 2006: 68] Особенно ярко в творчестве Каролины Павловой отражен «женский вопрос». Об этой стороне ее поэзии ярко и выразительно сказал Ю.И. Айхенвальд: «…женщины по большей части – «Психеи, лишенные крыльев», и только избранницы среди них имеют души окрыленные и красноречивые. К числу избранниц Слова и принадлежит Павлова, и это она изобразит психику немых Психей, это она скажет за них и приветит словом «семью безвестную», «немых сестер своей души». Представительница женщин, поэтесса-сестра, поэтическая сестра милосердия, она музыкально и сердечно откликается на женскую обиду и горе в своей «Кадрили», например, поведает несколько женских биографий и покажет, как под светской оболочкой и условностью трепещет живая печаль, драма любви и горечь обманутых ожиданий» [1, 1998: 151]. В 1844 г. в Москве отдельным изданием выходит романс Каролины Павловой на французском языке «Слезы женщин», музыку к которому, посвятив ее поэтессе, написал композитор Ференц Лист. А через четыре года был издан «очерк» в стихах и прозе «Двойная жизнь», из всех произведений поэтессы имевший наибольший успех у читателей и критики. Уже в это время Каролину Павлову влекло к нехарактерному для той эпохи лингвистическому эксперименту. В качестве самого яркого такого 17

примера выступает стихотворение «Везде и всегда» (1846 г.), в котором продемонстрированы богатые возможности рифмы. В пятидесятых годах пребывание в Москве сделалось для Каролины Павловой очень тягостным. Азартная игра мужа вызвала в 1853 г. бракоразводный процесс между ними, окончившийся признанием Николая Филипповича несостоятельным должником и кратковременным заключением в долговое отделение, так называемой «яме». Каролина Павлова уехала из Москвы в Дерпт. Здесь она знакомится с Борисом Исааковичем Утиным – студентом Дерптского университета, впоследствии известным юристом. Между поэтессой и молодым человеком возникает обоюдная симпатия. Зародившееся чувство послужило К.К. Павловой толчком к созданию одиннадцати стихотворений, составивших «утинский цикл» («Мы странно сошлись. Средь салонного круга…», 1854 г.; «Меняясь долгими речами…», 1854 г. и другие). В это же время поэтесса пишет и стихотворение «Разговор в Кремле», опубликованное отдельной брошюрой в Москве и неодобрительно встреченное некоторыми критиками. В декабре 1854 г. Каролина Павлова, вслед за Б.И. Утиным, приезжает в Петербург. Но отношения между ними осложнились, а затем последовал разрыв. Вскоре во влиятельной петербургской журналистике стало прослеживаться отрицательное отношение к поэзии вообще. В гекатомбу избиваемых поэтов попала и Каролина Павлова. В результате она решилась уехать жить за «Фантасмагории» границу. Итогом (1856-1861 гг.), ее путешествий многие явился стихотворения цикл которого 18

проникнуты глубоким чувством любви к родине. Большое впечатление произвела на поэтессу встреча в Швейцарии с художником А.А. Ивановым, после смерти которого она публикует свои воспоминания о нем. В 1858 г. Каролина Павлова поселилась в Дрездене. Оказавшись в тяжелом материальном положении, она много работает, публикуется в различных немецких изданиях. Пишет двухактную комедию не без успеха сыгранную на немецкой сцене. В 1859 г. в «Русском вестнике» публикуется ее рассказ «За чайным столом». Зимой 1860 г. судьба улыбнулась ей, послав встречу и искреннюю дружбу с графом Алексеем Толстым, переводом драматических произведений которого на немецкий язык она занялась с особым жаром («Царь Федор Иоаннович», поэма «Дон Жуан»). Поэт и до знакомства с К.К. Павловой был уже знаком с ее произведениями, о чем говорят его письма к И.С. Аксакову, в которых он упоминает имя поэтессы и строки из ее стихотворений [13, 2007: 8]. Алексей Константинович высоко оценил переводческое искусство Каролины Павловой. Благодаря его ходатайству ей, как русской поэтессе, была назначена пенсия. Свое отношение к А.К. Толстому она сама выразила в 1862 г. в посвященном ему стихотворении «Гр(афу) А.К.Т(олсто)му»: Спасибо вам! И это слово Будь вам всегдашний мой привет! Спасибо вам за то, что снова Я поняла, что я поэт; За то, что вновь мне есть светило, Что вновь восторг мне стал знаком, 19

И что я вновь заговорила Моим заветным языком… [39, 1985: 118] Через год К.К. Павлова перевела два акта драмы А.К. Толстого «Смерть Иоанна Грозного» на немецкий язык и напечатала текст в журнале «Russische Revue», который издавал немецкий драматург и журналист В. Вольфсон. Пьеса была поставлена на веймарской придворной сцене. На премьеру «Смерти Иоанна Грозного», состоявшуюся в январе 1868 г., был приглашен и ее автор. Конец 1860-х годов стал пиком славы поэтессы в Германии. Оставаясь покровителем Каролины Павловой, А.К. Толстой прилагает все усилия к публикации ее произведений в России. Вышедший в России в 1863 г. итоговой сборник стихотворений Каролины Павловой не принес ей того признания, какое она имела в московском обществе в 40-е и первой половине 50-х гг. В 1868 г. в журнале «Вестник Европы» выходит перевод поэтессы на русский язык трагедии в пяти действиях Ф. Шиллера «Смерть Валленштейна». В этом же году К.К. Павлова выпустила в свет двенадцать стихотворений А.К. Толстого, переведенных ею на немецкий язык. В 1875 г., 28 сентября, Алексей Толстой умер, и жизнь Каролины Павловой, так ярко вспыхнувшая в общении с этим прекрасным человеком и истинным поэтом, в сущности прекратилась, обратившись в безрадостное существование. Поэтесса пережила своего друга на 18 лет. Все это время Каролина Карловна не имела никаких связей с родиной, так как и сын ее, за которого она так печально для себя боролась, давно умер [23, 1989]. Она переехала в местечко Хлостервиц, где и доживала свои годы. Последним 20

оригинальным произведением поэтессы, изданным на родине, был отрывок из воспоминаний, опубликованный в журнале «Русский архив» (1875 г.). «2 декабря 1893 г., в маленьком местечке, вблизи Дрездена, скончалась в полном одиночестве и материальной нужде, под грубым надзором суровой служанки, давно уже больная, покинутая и забытая всеми, когда-то приехавшая из России, 85-летняя старушка... Ее похоронили за счет местной общины, продав для покрытия расходов ее скудное имущество и два больших сундука с письмами и какими-то рукописями... А рукописи эти несомненно были интересны и содержательны, так как умершая - Каролина Карловна Павлова, урожденная Яниш - занимала в московском обществе сороковых и первой половины пятидесятых годов выдающееся положение и была автором ряда поэтических произведений, превосходных переводов и глубоко прочувствованных бытовых повестей» [23, 1989: 560]. К концу своего жизненного века Каролина Павлова стала забытым поэтом. Ее талант и бескорыстное отношение к словесному искусству оценили в начале XX века поэты-символисты Валерий Брюсов (издавший в 1915 г. собрание ее сочинений), Константин Бальмонт, Андрей Белый, Александр Блок. Новой школе, предпринявшей пересмотр поэтических традиций, не могли не импонировать и безупречная техника стиха К.К. Павловой, ее поиски свежих, оригинальных рифм и прямое использование исторического материала для создания поэтической образности. 21

1.2. Художественное сознание Каролины Павловой Все творчество Каролины Карловны Павловой всегда было тесно связано с русской романтической школой, в рамках которой сформировались ее творческие установки и принципы. В системе искусств, согласно общеромантическим представлениям, поэзию Каролина Павлова выдвигает на первое место. Она видит в ней интеллектуально-эмоциональную деятельность, которая представляется ей едва ли не высшей способностью личности [17, 2008: 30]. В вопросах внимания к мысли в поэзии К.К. Павлова близка к Е.А. Баратынскому и любомудрам с их требованием «поэзии мысли». Увлеченность мысли в стихотворениях, собственно идеей, стремление свободно ее развивать, добиваясь полной реализации объясняет словесную массивность стихотворных произведений Каролины Павловой («Разговор в Трианоне», «Ужин Поллиона», «Разговор в Кремле» и другие). Первый период творчества поэтессы продолжался с конца 20-х годов до начала 40-х XIX века. В самых ранних стихотворениях Каролины Павловой, которые были написаны на немецком языке, литературные традиции сказались особенно сильно. Самое раннее из сохранившихся – шестистишие «Es wurden in dem dustern Erdenleben» («Нам посланы в глухой земной юдоли…», 1827 г.) – похоже по форме на недоконченную гетевскую октаву, а по смыслу – на лирико-философские сентенции Ф. Шиллера, правда, 22

значительно упрощенные. В то же время «три гения», которые являются людям из «лучшего мира», повторяют типичную ситуацию лирики В.А. Жуковского. В том же тоне романтической меланхолии выдержанно стихотворение «Gedanke mein, wenn Hespers Plasenschleier» («О вспомни, друг, меня, когда сиянье…», 1827 г.) [18, 2008: 32]. Поэтесса создает преимущественно драматические баллады и фантазии («Die Geisterstunde», «Die Nixe», «Старуха», «Огонь», «Монах», «Рудокоп», «Рассказы» и другие), содержанием которых является сюжетно-лирическое изображение душевного мира человека в его внутренних связях с окружающей действительностью. Так, сущность одной из ранних фантазий «Die Geisterstunde» (1831-1832 гг.) не в фабуле, не в лирическом переживании героев, а в отражении того таинственного мира природы, который врывается в человеческую жизнь и разрушает ничем не возвратимое счастье молодых людей. Драматизм содержания проступает через внешнюю идилличность, фантазию. Автору присуща тревога за судьбу человека, разочарованность в идеалах. Дальнейшее развитие эти идеи находят в других балладно- фантастических произведениях, в которых речь идет уже о трагической борьбе страстей и внутренней дисгармонии в самом человеке. В них, в отличие от ранних фантазий, вводятся, хотя и скупо, бытовые детали, яркие психологические характеристики героев, воспроизводится борьба страстей. Но и в этих балладах герой дается вне конкретно-исторической обстановки, только со стороны морально-психологического содержания. Например, в 23

балладе «Рудокоп» (1841 г.) показано, как корыстная страсть овладеть богатствами заменяла юноше-рудокопу искреннюю любовь к природе и сделала для него богатство «неба божьего дороже, светлее звезд, нужнее дня», разрушив тем самым гармонию души и лишив его жизнь светлых радостей. Сила искусства, по мнению поэтессы, не в отражении действительности, а в выражении души человека, в воплощении его мечты, преображающей жизнь. Но мечтательность осознается как качество, обрекающее человека на роль жертвы (мотив власти стихии искусства над душой). Поэтесса поднимает тему ложной коммуникации. Слово в целом интересует ее как проявление душевной жизни – Божий дар, которым наделена каждая человеческая душа. Но более всего Каролину Павлову беспокоит тот дар слова, которым наделены поэтические души, отличающиеся потребностью оформлять свои мысли в слова (стихотворения «Старуха», «Рудокоп»). В творчестве Каролины Павловой, хотя и редко, появляются темы, отражающие противоречия личности с социальной действительностью. К ним относятся стихотворения на исторические темы «Сфинкс» (1831 г.), «Jenne d’Arc» (1837 г.), «Милькеев» (1838 г.), посвященные социальным противоречиям русской жизни 30-х гг. История представляется поэтессе трагическим соединением добра и зла, страшной загадкой, разрешая которую напрасно гибнут поколения. В 40-е годы XIX века романтическое мироведение поэтессы 24

испытывает кризис в связи с нарастанием в общественном сознании нации прагматических и позитивистских настроений. В это время Каролина Павлова активно защищает идеалы эпохи А.С. Пушкина и Е.А. Баратынского, мысля себя «последним поэтом» в «век железный» [17, 2008: 30]. Тем не менее, чувствуя истину в требованиях нового времени, поэтесса пытается примириться с ними. Так возникает идея «труда», «ремесла», которая существует у К.К. Павловой не умозрительно, но претворяется ею в жизнь. Этими стремлениями ознаменовался второй период творчества поэтессы, который продлился с начала 40-х до середины 50-х гг XIX века. В это время основным поэтическим жанром Каролины Павловой становится элегия, которую она часто называет думой. Сюжетные произведения уже не занимают такого места, как в первый период, и приобретают, сравнительно с ранними балладами, большую силу элегического звучания и внутренний драматизм. Тематический диапазон ее в это время исключительно широк. Она пишет о поэзии, творчестве, раздумьях о смысле жизни, молодом поколении, судьбе женщин, истории, революции, России, религии, дружбе и любви. Стихотворения поэтессы носят характер внутреннего спора с самой собой, спора сомнений с верой, разочарования с надеждами, в которых отражается драматизм личной судьбы. В 1848 г. был написан роман в стихах и прозе «Двойная жизнь», который с особой полнотой и ясностью выражает особенности мировоззрения поэтессы и драматизм ее зрелой лирики. В нем изображается светское общество и судьба девушки, которая безропотно выходит замуж за 25

случайного человека, обрекая себя на долгую безрадостную жизнь. Автор убеждает, что внутренняя потребность красоты, добра и правды способны возродить душу человека, которую уже бессильно погубить все обезличивающее светское общество. Но главная особенность «Двойной жизни» в том, что стихи и проза органически связаны между собой: десять прозаических глав завершаются стихами. Проза приобретает ритмичность, а затем переходит в стихи, в которых раскрываются сны и грезы молодой девушки – главной героини - Цецилии фон Линденборн. Воссоздавая средствами поэзии мир романтических фантазий, грез, Каролина Павлова концентрирует внимание на внесознательных, сверхрассудочных сторонах художественного творчества – вдохновении и интуиции [9, 2006]. Н. Берковский отмечает, что в «Двойной жизни» «проза у самого устья, накануне стихов, размывается, начинаются поэтические перестановки слов, лексика становится стихотворной, появляются намеки на стиховой ритм, подчас ритм осуществлен полностью» [7, 1989: 286]. Таким образом, переход прозаической речи в стихотворную впервые явился в нашей литературе средством раскрытия внутреннего мира человека. Со второй половины 40-х гг. XIX века Каролина Павлова все чаще откликается на важнейшие события эпохи. В это время ее интерес к истории выражается в стремлении понять место личности и народа. Исторический прогресс она видит в развитии идей, во внутреннем совершенствовании человека. А одной из центральных тем творчества поэтессы становится тема разговора. Каролина Павлова увлекается исследованием природы словесного 26

общения, коммуникативная ситуация выступает в качестве структурного стержня ее произведений. Так, например, в написанном 1848 г. «Разговоре в Трианоне» блестящий стих соединяется с глубиною мысли, яркостью образов и богатой исторической эрудицией. В беседе графа Мирабо и знаменитого авантюриста Калиостро в саду Трианона проведена подкрепленная рядом примеров мысль о том, что выдающиеся события истории народов представляют собою смену проявления двух видов насилия: или одного над безответною толпой, или разъяренной толпы над стоящим нравственно выше ее. Беспощадный гнев Моисея, бой гладиаторов, суд над Христом, Нерон, любующийся пылающим Римом, Коло-ди-Риенци, казнь Тамплиеров, Жанна д'Арк, Варфоломеевская ночь, казнь Карла I и развратный пир Карла II проходят перед читателем в ряде ярких картин, оканчиваясь предсказанием, что и грядущая революция, которую так жадно ждет Мирабо, окончится массою темных дел и разбитых надежд [23, 1989: 563-564]. Известный юрист и литератор А.Ф. Кони утверждал, что одного такого произведения было бы достаточно в Западной Европе, «…чтобы отвести автору почетное место в истории литературы» [23, 1989: 564]. «Идеологический» слой поэзии Каролина Павловой несет на себе приметы формирующейся на глазах читателя жизненной программы личности. Лирическое творчество является для поэтессы тем процессом, который помогает личности осознать себя, осмыслить свое место в системе национальной общественной жизни. «Душа» - тот символ, который занимает центральные позиции, его реализация свидетельствует о христианско27

дуалистической позиции Каролины Павловой, в чем ее поэтическое учение о душе перекликается с таковым у В.А. Жуковского. Идея двойственного бытия души понимается не как жизнь «здесь» и жизнь «там», но как жизнь внутренняя и внешняя «здесь». В творчестве уделяется внимание собственно земному бытию человеческой души, ее взаимосвязям с окружающей действительностью. Мотив смерти делается неактуальным и заменяется мотивом «второго рождения» - как символического представления о духовном возрождении человечества («Мотылек», 1840 г.). Роднит с В.А. Жуковским Каролину Павлову и этический ракурс. Смирение, покорность и постоянство, символизирующие красоту души, объявляются необходимым условием ее существования. Третий период творчества Каролины Павловой относится к середине 50-х и началу 60-х годов XIX века. В его начале творческое сознание поэтессы связано с ее христианско-религиозными настроениями. Концепция художника и сущности художественного творчества эволюционирует под влиянием А. Иванова. На место эстетического критерия оценки труда художника выносится этический. Ценным объявляется характер поведения. Страдание – формула, которую находит Каролина Павлова для определения истинного творческого состояния [17, 2008: 30]. Смысл жизни поэта заключается в стоическом отречении от земной суеты во имя сохранения дара Божьего и в борьбе с «душевным пылом». Лирика поэтессы представляет собой своеобразный поэтический вариант «учения о душе». Ее интересуют три проявления душевной жизни человека, три атрибута души – Ум 28

(внимание к мысли), Дух (проблема эмоциональной стабильности, борьба с унынием) и Слово (особенно со стороны его коммуникативной функции). Поэзия Каролины Павловой стала стилистически простой и человечески искренней. Об этом свидетельствуют ее стихотворения «Ты, уцелевший в сердце нищим» (1854 г.), «О былом, о погибшем, о старом» (1854 г.), «Средь зол земных, средь суеты житейской» (1857 г.), «Не пора!» (1858 г.) и другие. Творчество поэтессы не утратило своего значения. В нем отразился литературный процесс в период кризиса романтического гуманизма и обогащения русской поэзии новыми поэтическими средствами выражения лирического содержания и высокой культуры стиха, сложившейся на почве развития поэтических традиций пушкинской эпохи. В христианской позиции больше аскетизма, почти нет радостного приятия бытия. Поэтессу волнуют проблемы труда, долга перед небесами. Центральная идея, возникающая в связи с рассуждением о душе, - идея необходимости ее сохранения. Состояние человеческой души, по мнения К.К. Павловой, бедственно [17, 2008: 30]. К ней равнодушна природа, ей враждебен окружающий мир, посягающий на ее чистоту и стремящийся подавить ее возвышенную природу. Из бедственного положения предполагается единственный выход – стараться не стареть душою, в чем и заключается главный труд души, ее долг перед небесами. Презрительное отношение к свету возникает на основе представлений о нем как об обществе праздных людей. Интересно, что в числе отрицательных качеств «света», «убивающих» внутреннюю жизнь (душу) отдельной личности, представлены 29

как главные – «пустословие» и «злословие», составляющие основное содержание светских бесед [17, 2008: 30]. Поэтесса продолжает откликаться на исторические события. Ее стихотворение «Разговор в Кремле» (1854 г.) вышло в свет под громовой аккомпанемент Крымской войны. В нем Каролина Павлова противопоставляет индивидуализму западной цивилизации нравственнорелигиозное единство, «соборное» начало русского жизненного уклада. Она воспевает имена и дела княгини Ольги, Дмитрия Донского, Козьмы Минина, Прокофия Ляпунова, Петра Великого. И потом, проживая за границей, Каролина Павлова не переставала следить за тем, что происходит в России. Стихотворение «На освобождение крестьян» (1862 г.) стало одним из последних поэтических откликов. Его первые строфы начинаются с пересказа древнеримского предания. И не сразу становится ясно, зачем поэтесса включила его в свое стихотворение. Однако, лишь прочитав балладу до конца, читатель начинает понимать, что неспроста был затеян весь рассказ. Опасному и долгому пути римского раба можно уподобить вековую дорогу русского крестьянина к своему освобождению. Зрелый этап творчества поэтессы представляет собой и любовная лирика, связанная с именем Б.И. Утина. Любовные переживания, с одной стороны, выступают как одно из проявлений жизни души. С другой стороны, любовная тема органично сплетена с темой любви к Слову. Две области эмоционально возвышающего душу состояния оказываются взаимосвязанными настолько, что Каролина Павлова готова признать 30

зависимость собственно любовного чувства от Слова [17, 2008: 31]. У поэтессы любовная симпатия – «дитя» задушевного разговора. Дар поэтического слова помогает лирической героине обрести внутреннюю стабильность, возвращает поэтессу к христианским ценностям. Таким образом, изучение творчества Каролины Павловой, ее литературно-бытового поведения показывает сильное влияние философии и художественной практики романтизма. Романтическое мироведение объясняет жизненную позицию поэтессы, которую отличает идеалистическая устремленность в мир Прекрасного, стремление возвысить «прозу жизни» до истины искусства. В своей книге «Силуэты русских писателей» Ю. Айхенвальд дал наивысшую оценку всему творчеству Каролины Павловой. Об этой выдающейся поэтессе своего времени он писал так: «Она пропустила мимо себя несколько авторских поколений, начиная от пушкинской плеяды, но сама оставалась в тени, хотя ее талант и давал ей право на видное место в родной словесности. Собрание ее произведений обогащает наш Пантеон еще одним обликом, исполненной своеобразной красоты. В хоре поэзии у Каролины Павловой есть своя нота, своя мелодия, и песнь ее, звучная и яркая, пленяет особенными интонациями, волнует исповедью женского лиризма. Правда, Павловой свойственна и женская именно словоохотливость: автор слишком легко и скоро прибегает к стиху, не всегда показывает его внутреннюю необходимость; она пишет стихотворения и тогда, когда без них можно было бы обойтись, и у нее мало поэтической 31

самодисциплины. Но более характерны и значительны ее достоинства, чем ее недостатки – погрешности содержания и техники. По существу, наша поэтесса едва ли не больше всего замечательна своим углубленным ощущением двойственности жизни. Есть эмпирическое, и есть идеальное; есть внешние узоры дней, пустых и монотонных, и есть сокровенна содержательность духа. <…> Красивы и стройны ее стихи, ее мысли и чувства, остроумны и часто задушевны ее слова, образны ее поэтические речи, - и в самой старомодности своей хранит она живую и желанную оригинальность» [1, 1998: 152-153]. ВЫВОДЫ Русская поэзия XIX – одна из самых славных страниц в истории 32

духовной жизни и национальной культуры нашего отечества. В ней, говоря словами М. Горького, «запечатлены великие порывы духа» и «ярко горят умы великой красы и силы, сердца святой чистоты – умы и сердца истинных художников». Русская поэзия, утверждая высокие идеи гуманизма и социальной справедливости, пробуждала в своих читателях «чувства добрые», веру в великое предназначение человека [46, 1987: 3]. Имя Каролины Павловой, несколько утратившее свою актуальность, снова начинает возбуждать к себе интерес. Поэтесса прожила долгую и не всегда счастливую жизнь. Из почти восьмидесяти шести лет более чем две трети было посвящено любимому делу – литературному труду. Она, одна из немногих женщин в России, вступила на «скользкое поприще поэта» и впоследствии стала профессиональным литератором. До конца дней своих Каролина Павлова оставалась верна поэзии. Поразительно ее упорство и желание наперекор всему сохранить свои идеалы. Она мыслила себя «последним поэтом» и видела в том свою миссию. Задача бескорыстного служения искусству, так последовательно воплощаемая К.К. Павловой в действительность, позволила ей успешно потрудиться на избранном пути. Но ее произведения интересны не только с литературной точки зрения. Они представляют большой интерес и со стороны изучения лексикологии, синтаксиса и стилистики. Буквально оттачивая каждое слово в своих сочинениях, Каролина Павлова уделяла большое внимание использованию изобразительно-выразительных средств русского языка. В результате тщательного подбора каждого слова, стихотворения полны выразительности. 33

А ее произведения, в которых поэтесса развивает тему разговора, представляют собой яркие образцы в области обильного использования стилистических фигур речи. Но прежде чем преступить к анализу стихотворений Каролины Павловой на использование лексических и стилистических средств выразительности речи русского языка рассмотрим в следующей главе их основные разновидности. ГЛАВА II. Изобразительно-выразительные средства русского языка как отражение богатства поэтической речи 34

2.1. Лексические средства выразительности речи Изобразительно-выразительные средства русского языка многочисленны и разнообразны. До сих пор нет четкой их классификации. В некоторых учебниках используются разные термины, называющие эти средства: тропы, фигуры речи, изобразительно-выразительные средства, средства художественной выразительности и т. п. Лексика, несомненно, занимает центральное место в системе образных средств языка. Слово – основная единица языка, самый заметный элемент его художественных средств. И выразительность речи связана, прежде всего, со словом. Богатство русского языка позволяет не только назвать тот или иной предмет, его признаки, различные действия, но и выразить самые разнообразные оттенки значения, показать, как говорящий оценивает предмет речи. Образность речи создается благодаря употреблению слов в переносном значении. Слова, употребленные в переносном значении с целью создания образа, называются тропами [12, 2008: 130]. Они придают наглядность изображению тех или иных предметов, явлений. Выступая как тропы, обыкновенные слова могут приобрести большую 35

выразительную силу. Однако они могут быть и ярким средством создания реалистических картин: Наш сильно пожилой автомобиль катится не торопясь, хрипит и чихает, вздымая облака пыли (М. Горький). Тропы встречаются в описаниях явлений неэстетических, вызывающих отрицательную оценку читателя: Голова у Ивана Ивановича похожа на редьку хвостом вниз; голова Ивана Никифоровича – на редьку хвостом вверх (Н. Гоголь). Речь, оснащенная тропами, называется металогической (от гр. meta – через, после, logos – слово); она противопоставлена речи автологической (от гр. autos – я, сам и logos – слово), в которой тропы отсутствуют [12, 2008: 131]. Классификация тропов, усвоенная лексической стилистикой, восходит к античным риторикам, как и соответствующая терминология. Антономазия – троп, состоящий в употреблении имени собственного в нарицательном значении или наоборот [31, 2006: 22]. В пьесе А. Островского «Бесприданница» Паратов, с иронией рассказывая о русских меценатах, употребляет в нарицательном значении имя Медичи (правитель Флоренции, известный покровитель искусств): «Но уж не взыщи, подчас и ваксой напоят, и в бочке с горы, для собственного удовольствия, прокатят – на какого Медичиса нападешь». Метафора – употребление слова в переносном значении, когда на обозначаемый предмет (явление, лицо) переносится свойство другого 36

предмета, с которым его сравнивают [48, 2004: 13]. Например: Вокруг белеющих прудов Кусты в пушистых полушубках, И проволока проводов Таится в белоснежных трубках. (С. Маршак) Поэт сравнивает снег, засыпавший голые кусты, с пушистым полушубком: он тоже белый, мягкий и греет. Помимо словесной метафоры большое распространение в художественном творчестве имеют метафорические образы или развернутые метафоры: Ах, увял головы моей куст, Засосал меня песенный плен, Осужден я на каторге чувств Вертеть жернова поэм. (С. Есенин) Эпитет – это красочное определение, которое используется для создания выразительности, образности речи [31, 2006: 99]. Как правило, эпитет выражен именем прилагательным, употребленным в переносном значении: веселый ветер, мертвая тишина, черная тоска, холодный взгляд, блестящий талант, яркий полководец. Но не каждое определение можно назвать эпитетом, ср.: железная кровать и железный характер, серебряная ложка и серебряный ключ (в значении «родник»). Только во вторых словосочетаниях перед нами эпитеты, которые несут смысловую и экспрессивно-эмоциональную нагрузку в высказывании. Эпитетом может служить всякое значащее слово, если оно выступает как образное, художественное определение к другому: 37

1) существительное (бродяга ветер, волшебница зима, дева роза); 2) прилагательное (роковые часы, серебряная береза); 3) наречие и деепричастие (жадно смотрит, несутся сверкая). Эпитеты бывают простые, состоящие из одного слова, и сложные, выраженные в нескольких словах, а порою и в целой короткой фразе: Подруга дней моих суровых, Голубка дряхлая моя! (А. Пушкин) Эпитет очень действенное художественное средство. Иногда одним удачным определением автор развертывает перед нами целую картину. В художественных текстах встречаются редкие (индивидуальноавторские) эпитеты. В их основе лежат неожиданные, часто неповторимые смысловые ассоциации: мармеладное настроение (А.Чехов), картонная любовь (Н. Гоголь), цветастая радость (В. Шукшин), конфетная боль (В. Иванов). Эпитет является одним из самых распространенных и любимых авторами тропов. Оксюморон – словосочетание из двух слов, несовместимых, противоречащих друг другу по значению [48, 2004: 19]: Враг ты мой родной! (М. Цветаева) Нелогичность соединения слов приковывает внимание читателя, усиливает выразительность образа. Некоторые филологи относят оксюморон к стилистическим фигурам. Но в данной работе будем рассматривать этот прием только как вид тропов. Алогизм – сочетание слов или фраз, в котором нарушена (или вообще 38

отсутствует) логическая часть между частями [48, 2004: 19]: Пейте кашу и сундук. (Д. Хармс) Парадокс – фраза или ситуация, где два факта или две мысли перечеркивают друг друга и в то же время складываются в логически стройное целое [48, 2004: 19]: Тише едешь – дальше будешь. (Пословица) Олицетворением называется наделение неодушевленных предметов признаками и свойствами человека [12, 2008: 135]: Все, все услышал я – и трав вечерних пенье, и речь воды, и камня мертвый крик. (Н. Заболоцкий) Олицетворение – разновидность метафоры. При его создании используются переносные значения слов: К ней прилегла в опочивальне Ее сиделка – тишина. (А. Блок) Антропоморфизм – прием, состоящий в уподоблении животного, растения, неодушевленного предмета человеку, наделение их человеческими качествами [31, 2006: 23]. Этим приемом пользуется М. Булгаков в романе «Мастер и Маргарита»: «Ночь густела, летела рядом, хватала скачущих за плащи и, содрав их с плеч, разоблачала обманы». Овеществление – прием, заключающийся в уподоблении явлений одушевленного мира неодушевленным [31, 2006: 52]: Облетела моя голова, Куст волос золотистых вянет… (С. Есенин) 39

Сравнение – это сопоставление двух явлений, чтобы пояснить одно через другое [12, 2008: 141]: У меня ль молодца кудри – чесаный лен. (Н. Некрасов) Сравнение передается разными языковыми средствами, например сочетанием глагола с существительным в форме творительного падежа: Лежал закат костром багровым. (А. Ахматова) Сравнение передается и сочетанием сравнительной формы прилагательного и существительного: Правда дороже золота. (Пословица) Катахреза – такое «сдвинутое» употребление слова, когда его значение выходит далеко за пределы привычного [48, 2004: 16]. Например: темный звук, аромат солнца. Метонимией называется перенос названия с одного предмета на другой на основании их смежности [12, 2008: 136]: Фарфор и бронза на столе. (А. Пушкин) Одной из разновидностей метонимий является обозначение чего-то целого через его часть. Такую количественную метонимию называют синекдоха [12, 2008: 136]: И слышно было до рассвета, Как ликовал француз. (М. Лермонтов) Перифраз / парафраза – описательный оборот, употребляемый вместо какого-либо слова или словосочетания [12, 2008: 144]. Например: «Туманный Альбион» вместо Англия, «Царь зверей» - лев, «Вечный город» – Рим. 40

Эвфемизм – слово или выражение, называющее какой-либо неприличный или неприятный предмет (явление) смягченно: «нагой», «обнаженный» вместо «голый» [48, 2004: 17]. Гипербола – это образное выражение, состоящее в преувеличении размеров, силы, красоты, значения описываемого [12, 2008: 143]. К этому средству выразительности прибегают тогда, когда нужно произвести особо сильное впечатление на слушателя или читателя: Я видывал, как она косит: что взмах – то готова копна. (Н. Некрасов) Литота – образное выражение, преуменьшающее размеры, силу, значение описываемого [12, 2008: 143] Троп противоположный гиперболе: Ваш шпиц, прелестный шпиц, не более наперстка. (А. Грибоедов) Анафора лексическая – это повторение одних и тех же слов [44, 1976: 24]. Ею нередко пользуются поэты: Клянусь я первым днем творения, Клянусь его последним днем. Клянусь позором преступленья И вечной правды торжеством. (М. Лермонтов) Дисфемизм (дефемизм, какофемизм) – троп, состоящий в замене естественного в данном контексте обозначения какого-либо предмета более вульгарным, фамильярным или грубым [4, 1969: 137]. Помимо тропов важными средствами образности русского языка выступают также стилистические фигуры. 41

2.2. Стилистические фигуры речи Русский язык чрезвычайно богат разнообразными приемами, которые основаны на использовании в речи особых сочетаний слов. Как правило, они связаны с изобразительными возможностями синтаксиса и с употреблением некоторых синтаксических конструкций для усиления изобразительности речи: антитеза, градация, синтаксический параллелизм, лексический повтор, риторический вопрос, риторическое восклицание, риторическое обращение, эллипсис и другие. Синтаксис обладает огромными выразительными возможностями. Сильные средства эмфатической интонации принято называть стилистическими фигурами. Фигура риторическая, стилистическая и фигура речи – расположение слов, словосочетаний, фраз внутри предложения или группы соседних предложений, обладающее особой экспрессивной выразительной окраской [48, 2004]. Например: «Выстрел попал в самую душу» - «Выстрел – в самую душу» (М. Цветаева). Присутствие (тем более обилие) фигур как бы отчеркивает такую речь от обыденной, повседневной, как от строгой, формальной (научной, деловой). Рассмотрим некоторые из изобразительных средств, используемых в синтаксисе. Апосиопеза – умышленно не завершенное высказывание, то же, что и фигура умолчания [27, 1999: 11]: 42

Вот он вернется, и тогда… Аллюзия – это выразительный оборот речи, в котором изображаемое соотносится с устойчивым понятием, известным фактом [31, 2006: 6]: Он [Онегин] возвратился и попал, Как Чацкий, с корабля на бал. (А. Пушкин) Выделяют следующие виды аллюзии: Литературная аллюзия, или реминисценция – это отзвук в произведении образа другого автора, приводящий к сопоставлению [31, 2006: 6]. Например, в романе «Евгений Онегин» А.С. Пушкина немало намеков на Байрона – автора поэм «Гяур» и «Дон Жуан». Эта аллюзия помогает автору дать характеристику одной из граней образа Онегина: Хотя мы знаем, что Евгений Издавна чтенье разлюбил, Однако ж несколько творений Он из опалы исключил: Певца Гяура и Жуана Да с ним еще два-три романа… (А. Пушкин) Литературная аллюзия может выражаться во включении в текст цитатреминисценций, имен персонажей, названий произведений. Евангельские аллюзии предполагают наличие в тексте библеизмов (фраз, имен из Ветхого и Нового Завета) [31, 2006: 9]. Такой вид аллюзии есть у А. Куприна в повести «Гранатовый браслет». Евангельская аллюзия «Да светится Имя Твое» поднимает на новый уровень главную идею автора: великая любовь – это святая любовь, она сильнее смерти. Музыкальные, художественные и живописные аллюзии – это 43

введение в текст названий музыкальных произведений, картин, предметов искусства и т.д. [31, 2006: 10]. Например, Н. Гоголь использует песенку для характеристики Ноздрева: «Шарманка играла не без приятности, но в середине ее, кажется, что-то случилось, ибо мазурка оканчивалась песнею «Мальбруг в поход поехал», «Мальбруг в поход поехал» неожиданно завершался каким-то давно знакомым вальсом». Историческая аллюзия представляет собой намек на известные исторические события [31, 2006: 12]. Этот прием используется, например, в стихотворении М. Лермонтова «Два великана», написанного по случаю двадцатилетней годовщины Отечественной войны 1812 года. Поэт в иносказательной форме намекает на поражение Наполеона в борьбе с Россией. Гипаллага – стилистическая фигура, состоящая в переносе элемента одной синтаксической группы в другую, с нею смежную [27, 1999: 13]: Тебя за щекой, как денежку, серебряно сберегу. (А. Вознесенский) Палиндром – выразительный прием, заключающийся в том, что слово, фраза или строка одинаково читаются слева направо и справа налево: шалаш, кабак, казак, поп и др. [31, 2006: 55]. Зевгма – фигура речи, при которой наблюдается нарушение семантической однородности или семантического согласования в цепочке однородных членов предложения или целых предложений, создающее юмористический эффект, или эффект обманутого ожидания [27, 1999: 19]: Он имел два вставных зуба и доброе сердце. (О. Генри) 44

Анжанбеман (перенос) – прием стихотворной речи, состоящий в несовпадении синтаксического и ритмического деления [31, 2006: 65]: Никого не будет в доме, Кроме сумерек. Один Зимний день в сквозном проеме Незадернутых гардин. (Б. Пастернак) Изолированный номинатив – фигура речи, призванная вызвать особый интерес к предмету высказывания, усилить его звучание [27, 1999: 20]: Мой мельник…Ох, этот мельник! С ума меня сводит он. (С. Есенин) Повтор стилистический – фигура речи, повторение слова, словосочетания или целого предложения во фразе (однократное или многократное) для усиления его выразительности, для придания всему отрывку более экспрессивной окраски [48, 2004: 21]: «Страшно, страшно поневоле средь неведомых равнин». (А. Пушкин) Цветопись – система повторов слов и словосочетаний, связанных с цветом и цветовыми ассоциациями с целью достижения особой выразительности и создания цветового образа [31, 2006: 92]: Когда волнуется желтеющая нива, И свежий лес шумит при звуке ветерка, И прячется в саду малиновая слива Под тенью сладостной зеленого листка; Когда, росой обрызганный душистой, Румяным вечером иль утра в час златой, Из-под куста мне ландыш серебристый 45

Приветливо кивает головой… (М. Лермонтов) Подхват (анадиплозис) – фигура речи, особый вид повтора: повторение слова (сочетания), которым заканчивается одна фраза (или строка в стихах), в начале следующей фразы (строки) [48, 2004: 22]: Я мечтаю ловить уходящие тени, Уходящие тени отгоревшего дня. Я на башню всходил – и дрожали ступени, И дрожали ступени под ногой у меня. (К. Бальмонт) Просаподосис (кольцо) – особый вид повтора: повторение в конце строфы той же строки, с которой она началась [48, 2004: 22]: Глупое сердце, не бейся! Все мы обмануты счастьем, Нищий лишь просит участья… Глупое сердце, не бейся! (С. Есенин) [48, 2004: 22] Градация – такое расположение слов (словосочетаний, частей сложного предложения), при котором каждое последующее усиливает (реже ослабляет) значение предыдущего, благодаря чему создается нарастание интонации и эмоционального напряжения речи [12, 2008: 429-430]: Светились, горели, сияли огромные голубые глаза. (В.Солоухин) Изоколон (синтаксический параллелизм) – это одинаковое синтаксическое построение соседних предложений или отрезков речи [12, 2008: 427]. Твой ум глубок, что море. Твой дух высок, что горы. (В. Брюсов) Наиболее яркое и многообразное выражение параллелизм получил в 46

романтической поэзии XIX века, когда пейзаж утратил свою описательность и приобрел лирически-эмоциональный характер. В отличие от прямого, различают параллелизм подчеркивается не отрицательный, различие, а в совпадение котором основных отрицанием признаков сопоставляемых явлений: Не стая воронов слеталась На груды тлеющих костей, За Волгой, ночью, вкруг огней Удалых шайка собиралась. (А. Пушкин) Парантеза – это самостоятельное дополнительное высказывание, выделенное интонационно и графически [31, 2006: 59]: Села (тяжко ноет грудь) Под окном Светлана. (В. Жуковский) Парантеза не всегда выделяется скобками. Она может оформляться с помощью тире с двух сторон: Пусть вопль твой – тысяча который? – Ревнует смертная любовь. (М. Цветаева) Полиптотон – стилистическая фигура, при которой слово повторяется в разных падежных формах [31, 2006: 74]: Дым за дымом, бездна дыма Тяготеет над землей. (Ф. Тютчев) Хиазм – фигура речи, состоящая в зеркальном построении соседних словосочетаний или предложений, которые содержат при этом общий, повторяющийся элемент [48, 2004: 23]: В тысячу раз тяжелей и нежней, 47

Слаще и горестней в тысячу раз. (Г. Иванов) Риторический вопрос (дубитация) – это стилистическая фигура, представляющая ряд вопросов к воображаемому собеседнику [31, 2006: 32]. Утверждение высказывается в форме вопроса. Риторический вопрос не предполагает ответа, он лишь усиливает эмоциональность высказывания, его выразительность. Сообщение в риторическом вопросе всегда бывает связано с выражением различных эмоционально экспрессивных значений: Где, когда, какой великий выбирал путь, чтобы протоптанней и легче? (В. Маяковский) Эти вопросы ставятся не для того, чтобы получить ответы, а чтобы привлечь внимание к тому или иному предмету, явлению, эмоционально выразить утверждение. Разновидностью риторического вопроса является объективизация – вопрос, который автор задает и сам же на него отвечает [31, 2006: 51-52]: А что такое гражданин? Отечества достойный сын. (Н. Некрасов) Напряженность и выразительность речи усиливают также риторические восклицания – это нарочитое, или даже показное, выражение эмоций [31, 2006: 79]. На письме эта фигура обычно оформляется восклицательным знаком. Риторическое восклицание звучит эмоционально, с поэтическим воодушевлением и приподнятостью: Да, так любить, как любит наша кровь, Никто из вас давно не любит! (А. Блок) Риторическое обращение – стилистическая фигура, предполагающая 48

эмоциональное обращение автора [31, 2006: 80]. Оно носит условный характер, сообщает поэтической речи нужную авторскую интонацию: торжественность, патетичность, сердечность, иронию и т. д. Обращение – яркое выразительное средство в художественной речи. Поэтические обращения являются носителями экспрессивно-оценочных значений, поэтому они часто метафоричны; этим же объясняются особенности их синтаксиса. Мечты, мечты! Где ваша сладость? (А. Пушкин) Для произведений художественной литературы характерны распространенные обращения, например: Солдатский сын, что вырос без отца и раньше срока возмужал заметно, ты памятью героя и отца не отлучен от радостей земных. (А. Твардовский) В поэтической речи обращения могут выстраиваться в однородный ряд: Услышь меня, хорошая, услышь меня, красивая, заря моя вечерняя, любовь неугасимая. (М. Исаковский) Обращения к другим лицам создают непринужденность, интимность, лиризм: Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет! (С. Есенин) Симплока – фигура, представляющая собой повтор начального и конечного слова (или сочетания слов) в смежных строках, сочетание анафоры и эпифоры [31, 2006: 81]: В поле березонька стояла. 49

В поле кудрявая стояла… (Русская народная песня) Инверсия – необычный, редкий порядок слов в художественной и авторской речи [48, 2004: 23]. Инверсия – сильное выразительное средство, оно часто употребляется в эмоциональной, взволнованной речи. Сравним: Летние ночи не долги (прямой порядок, спокойное, ясное изложение). Не долги летние ночи! Обратный порядок помогает выразить не только сообщение, но и эмоции говорящего. Перестановка частей фразы придает ей своеобразный выразительный оттенок: Швейцара мимо он стрелой взлетел по мраморным ступеням (А. Пушкин). Особое значение инверсия приобретает в стихотворной речи, где она выполняет еще и ритмообразующую функцию. В стихотворной речи даже предлоги могут занимать необычное место: В поле чистом, Луны при свете серебристом, В свои мечты погружена, Татьяна долго шла одна. (А. Пушкин) Анафора синтаксическая – фигура, состоящая в повторении в начале фразы или стихотворений строки одних и тех же словосочетаний или конструкций [31, 2006: 16]: Брожу ли я вдоль улиц шумных, Вхожу ль во многолюдный храм, Сижу ль меж юношей безумных, Я предаюсь моим мечтам. (А. Пушкин) Эпифора стилистическая – фигура, противоположная анафоре, смысл 50

которой заключается в повторении одних и тех же элементов в конце каждого параллельного ряда (стиха, строфы, предложения) [31, 2006: 104]. Например: Милый друг, и в этом тихом доме Лихорадка бьет меня. Не найти мне места в тихом доме Возле мирного огня! (А. Блок) Антитеза стилистическая противопоставлении понятий, – фигура, мыслей, основанная образов с на целью резком усиления впечатления [31, 2006: 19]: Ты богат – я очень беден; ты прозаик – я поэт… (А. Пушкин) К числу изобразительных средств синтаксиса относятся также особые построения словосочетаний, предложений или группы предложений: бессоюзие (асиндетон), многосоюзие (полисиндетон). Многосоюзие (полисиндетон) – стилистический прием, заключающийся в повторе союза (ощущаемом как избыточный) обычно в начале строк [31, 2006: 75]. Многосоюзие, замедляя речь вынужденными паузами, подчеркивает отдельные слова, усиливает выразительность: И волны теснятся, и мчатся назад, И снова приходят, и о берег бьют… (М. Лермонтов) Повторяющиеся союзы, во-первых, подчеркивают незаконченность ряда, а, во-вторых, выражают значение усиления: Она и боялась-то его, и не смела плакать, и прощалась с ним, и любовалась им как в последний раз. (И. Тургенев) Бессоюзие (асиндетон) – стилистическая фигура, при которой 51

однородные члены в предложении связываются без помощи союзов, что придает речи ритмичность, динамичность, стремительность [31, 2006: 25]. Отсутствие союзов придает высказыванию динамичность, стремительность, позволяет одной фразой передать насыщенность картины. Швед, русский – колет, рубит, режет, Бой барабанный, клики, скрежет, Гром пушек, топот, ржанье, стон… (А. Пушкин) Искусное соединение бессоюзия и многосоюзия в одном тексте создает особый стилистический эффект. Был тиф, и лед, и голод, и блокада. Все кончилось: патроны, уголь, хлеб. Безумный город превратился в склеп, Где гулко отдавалась канонада. (Г. Шенгели) Парцелляция – фигура, состоящая в разделении единого по смыслу высказывания на несколько самостоятельных предложений с помощью знаков препинания (на письме) и интонации (в устной речи) [31, 2006: 62]: С девушкой он вскоре поссорился. И вот из-за чего (Г. Успенский). Эллипсис – стилистическая фигура, заключающаяся в пропуске слова или ряда слов, значение которых восстанавливается из контекста [31, 2006: 95]: Мы села – в пепел, грады – в прах, в мечи – серпы и плуги (В. Жуковский). Эпистрофа – фигура, состоящая в повторении одного и того же слова или оборота [31, 2006: 99]: 52

Не пробуждай, не пробуждай Моих безумств и исступлений, И мимолетных сновидений Не возвращай, не возвращай! (Д. Давыдов) Гендиадис – фигура, состоящая в употреблении существительных вместо существительного и прилагательного [31, 2006: 28]: Рим силен отвагой и мужами вместо отважными мужами. Близки к гендиадису словосочетания «громовых отводов» вместо громоотводов (А. Островский); «тоска дорожная, железная» вместо железнодорожная (А. Блок). Приемом, обратный гендиадису, пользуется писатель К. Паустовский, употребляя слово «ветер» вместо сочетания «ветреный день»: «В ветер леса шумят великим океанским гулом…». Этот случай рассматривается как пример эналлаги – неправильного употребления частей речи [31, 2006: 97]. Эпандос – это повтор с отрицанием [31, 2006: 98]: Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло. Только мне не плачется – на душе светло. (С. Есенин) В предыдущей части данной главы было сказано о сравнениях как разновидности тропов. Но рассматривать их только с этой стороны было бы не совсем верно. Многие филологи не без основания относят сравнения к стилистическим фигурам. В данной работе также будет рассмотрена эта точка зрения. Под сравнениями как разновидностью стилистических конструкций будем подразумевать сравнительные конструкции (обороты со сравнительными союзами). 53

ВЫВОДЫ Тропы и стилистические фигуры являются важными выразительными средствами русского языка. Говоря о выразительности, в первую очередь, подразумеваем эмоциональную окрашенность, разнообразие речи. Такого 54

разнообразия тропы достигают при помощи семантических акцентов, а стилистические фигуры – это исключительно синтаксические конструкции. Тропы – это отдельные слова и словосочетания, употребленные в прямом значении, а также слова и выражения, употребленные в переносном смысле. Стилистические фигуры – это непривычные синтаксические обороты, которые нарушают языковые нормы и употребляются для украшения речи. Они служат для усиления образно-выразительной функции речи. Поэзия не мыслима без стилистических фигур, которые помогают оценить повышение и понижение голоса, темп речи, паузы. Человек в процессе чтения, игнорирующий стилистические фигуры и ориентирующийся лишь по знакам препинания, лишает себя всех тонкостей поэзии и, следовательно, не понимает глубины произведения. Среди основных тропов принято выделять эпитеты, сравнения, метафоры. В качестве основных стилистических фигур служат анафора, эпифора, просаподосис, изоколон, градация, эллипсис. Тропы и фигуры не противопоставлены друг другу, они образуют пересекающиеся множества. Наиболее ярко роль тропов и стилистических фигур раскрывается в поэзии, где они не только украшают текст и усиливают его психологическое влияние на читателя, но и могут составить композиционную основу произведения. И это хорошо видно на примере поэтических произведений К.К. Павловой. 55

ГЛАВА III. Использование изобразительно-выразительных средств русского языка в стихотворениях Каролины Павловой 56

3.1. Тропы Как было сказано выше, Каролина Павлова во время написания своих стихотворений любила тщательно работать с каждым словом. Чтобы придать своим сочинениям выразительность и образность, она с большим обилием использовала изобразительно-выразительные средства русского языка. Антомазия – один из распространенных видов тропов, которые поэтесса использовала в своих стихотворениях. К.К. Павлова часто обращалась к знакомым и друзьям, говорила о деятелях прошлого и своего столетия. Стихотворение «Среди событий ежечасных…» (1848 г.) [39, 1985: 129] было написано во время революции во Франции. Тогда там находился Адам Мицкевич. Словосочетанием «немая тень» и говорится о нем в стихотворении. Во время повествования в стихотворении «К С.К.Н.» (1848 г.) [39, 1985: 56-58] Каролина Павлова, говоря о «године многосмутной», вспоминает выдающегося русского военачальника, члена Государственного совета и почетного члена Николаевской академии Генерального штаба Федора Федоровича Родецкого. И ниже поэтесса упоминает о французском поэте Альфонсе Ламартине и о деятеле французского революционного движения Луи Марке Коссильере, «которых не сберегли». В стихотворении «К***» («Когда шучу я наудачу…», 1854 г.) в строке 57

«что слово горестное Брута» [39, 1985: 136] поэтесса вспоминает одного из убийц Юлия Цезаря. В «Разговоре в Кремле» (1854 г.) [39, 1985: 172-182] говорится о знаменитом арабском халифе Гаруне-аль-Рашиде, который отправил к Карлу Великому, между прочими богатыми дарами, слона и пленисферу (первые в Европе часы с боем). А под «Пепина сын» имеется в виду Карл Великий. Говоря о силе искусства в стихотворении «Ответ К***» (1861 г.) поэтесса указывает на «творенье Рафаила» [39, 1985: 115], подразумевая великого итальянского живописца, графика и архитектора Рафаэля Санти. Известных деятелей называет Каролина Павлова в повествовании «Разговора в Трианоне» (1848 г.) [39, 1985: 162-168]. В основу сюжета этого произведения положен разговор между известным мистиком и авантюристом графом Алессандро Калиостро и деятелем Великой Французской революции, одним из самых знаменитых ораторов и политических деятелей Франции, графом Оноре Габриэлем Рикетти де Мирабо. Здесь также есть упоминание и о героях греческой мифологии. В строфе «Стоял жрецом я Аполлона // В близи у Кесарева трона» поэтесса говорит о боге – охранителе стад, света, наук и искусств, боге-врачевателе, предводителе и покровителе муз, дорог, путников и мореходов, предсказателе будущего. Также Аполлон очищал людей, совершавших убийство. И здесь же под Кесаревым троном подразумевается Юлий Цезарь (Кесарь – старославянская и древнерусская передача римского имени и императорского титула Цезарь). Еще одного римского императора – Тита Флавия Веспасиана, поэтесса 58

упоминает в стихотворении «Ужин Поллиона» (1857 г.) [39, 1985: 189-196]. В этом произведении К.К. Павлова древнегреческой мифологии: Мелита - также называет персонажей дочь Мирмека, возлюбленная Посейдона; Зевс – верховный бог, бог грома и молний; Геба – богиня юности; Прометей – титан, защитник людей от произвола богов. В «Ужине Поллиона» есть имена известных деятелей: Марк Фурия Камилл – римский государственный и военный деятель; Гай Азиний Поллион – римский полководец, государственный деятель, оратор, писатель, драматург, литературный критик и историк; Сократ – древнегреческий философ; Марк Аврелий Антонин – римский философ [28, 1988]. Так как Каролина Павлова любила и высоко ценила творчество великих русских поэтов А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова, она нередко, прямо или косвенно, называет их имена в своих сочинениях. В стихотворении «Н.М. Языкову (ответ на ответ)», написанном в 1842 г., в строфах «…И первый пал! – и в днях расцвета // Уж и другой лечь в гроб успел!..» [39, 1985: 90-91] сначала речь идет об А.С. Пушкине, а затем имеется в виду М.Ю. Лермонтов. О смерти этих поэтов говорится и в другом стихотворении «Зовет нас жизнь: идем, мужаясь, все мы…» (1846 г.) [39, 1985: 94-97]. Здесь о трагических событиях говорится в строфе «Удачен вновь был выстрел пистолета…». Еще об одном из крупнейших писателей Каролина Павлова говорит в стихотворении «К…» (1855 г.) [39, 1985: 140-141]. Здесь она вспоминает об иранском Сади Мушаррафаддине ибн-Муслихаддине Абдаллахе. Очень часто в стихотворениях встречаются имена собственные героев 59

греческих мифов и легенд. Так, в стихотворении «Е.А. Баратынскому» (1842 г.) [39, 1985: 88-89] упоминается Фаэтон («Падет, безумный Фаэтон!») – сын бога Солнца - Гелиоса. Не сумев справиться с конями, запряженными в колесницу отца, он приблизился на ней к земле, которая загорелась. Чтобы спасти землю, Зевс убил Фаэтона молнией [28, 1988]. В стихотворении «Дума» (1844 г.) [39, 1985: 53] назван Иксион, который, согласно греческому мифу, был царем флегиев. На пиру у Зевса преследовал его супругу Геру, к которой воспылал страстью. Но он был обманут Зевсом, представившим ему вместо Геры облако в ее образе. Затем Иксион был наказан вечной мукой в подземном царстве: его приковали к вращающемуся огненному колесу [28, 1988]. В дни Крымской войны, когда были получены известия о падении Севастополя, Каролина Павлова написала стихотворение «Когда карателем великим…» (1855) [39, 1985: 188]. В нем поэтесса олицетворяет материальные силы Запада в образе Антея (сына богини земли Геи) и духовную силу России в образе Алкида (Геракла), победившего, согласно греческому мифу, Антея после того, как он сумел оторвать его от земли [28, 1988]. Достаточно антомазии, распространены связанные с в стихотворениях географическими К.К. названиями. Павловой Например, в стихотворении «Везде и всегда» (1846 г.) [39, 1985: 160-161] показаны сразу несколько таких тропов: Тимбукту – древний город в Африке; Тамеа-меа-ма – имя нескольких королей Гавайских островов; Сен-Готарде – альпийский 60

горный массив; Гекла – действующий вулкан в Исландии; Чимборасо – потухший вулкан в Южной Америке; столица Помаре – город Папеете на острове Таити, где жили цари династии Помаре. В стихотворениях Каролины Павловы метафоры несут сразу несколько функций. Они наделяют поэтическую речь выразительностью, отражают эмоциональное отношение к той или иной ситуации, погружают в атмосферу экспрессии восприятия мира. Вот примеры некоторых метафор, использованных поэтессой в ее текстах: бури бешенный набег (Е. М<илькееву>, 1838 г.) [39, 1985: 77]; дума зеркально чистая, игрой сребристой («Сонет», 1839 г.) [39, 1985: 78]; сладкозвучных игр («Поэт», 1839 г.) [39, 1985: 80]; с молчаливыми очами, мысль девственно дика («Есть любимцы вдохновений…», 1839 г.) [39, 1985: 81]; сладкозвучный дар («Н.М. Языкову (ответ)», 1840 г.) [39, 1985: 84]; небо блещет бирюзою, золотисты облака («Небо блещет бирюзою…», 1840 г.) [39, 1985: 44]; мгла густая («Дума», 1840 г.) [39, 1985: 45]; средь заветной тишины, жадный час («Дочь жида», 1840 г.) [39, 1985: 147-149]; дики очи («Баллада», 1841 г.) [39, 1985: 149-151]; познанья роковая чаша, мечтаний сладкий хмель («Была ты с нами неразлучна…»,1842 г.) [39, 1985: 46-47]; животворный аромат («Е.А. Баратынскому», 1842 г.) [39, 1985: 88-89]; желанья своего слепого, струею мглистой, туман волнистый, железный голос, переливный дым («Рассказ», 1842 г.) [39, 1985: 125-128]; немая даль («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 48]; душа холодная («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 49-50]; падший свет, детские эдемы («Дума», 1844 г.) [39, 1985: 52]; туч ненастная мгла, тайные понятья 61

(«Москва», 1844 г.) [39, 1985: 155-156]; холодной лени («Три души», 1845 г.) [39, 1985: 157-159]; на бездну неба, грозный путь («К С.К.Н», 1848 г.) [39, 1985: 56-58]; пышный рассвет («К ужасающей пустыне…», 1849 г.) [39, 1985: 170]; несокрушимая печать («Меняясь долгими речами…», 1854 г.) [39, 1985: 131]; песок безбрежный («Когда один, среди степи Сирийской…», 1854 г.) [39, 1985: 132-134]; твердый дух («О былом, о погибшем, о старом…», 1854 г.) [39, 1985: 63]; пространство глухо, мгла безбрежная, с твердою верой («Пловец», 1855 г.) [39, 1985: 66-67]; блестящее море, зыбь чертою лилась золотою («Это было блестящее море…», между 1856 и 1861 гг.) [39, 1985: 72]; грозой всечасной («Стараться отдохнуть душою…», 1858 г.) [39, 1985: 69]; светила правды и добра («Не пора!», 1858 г.) [39, 1985: 70]. Эпитеты – самая распространенная группа тропов. Они включены в каждое стихотворение Каролины Павловой. Эпитеты придают словам различные смысловые оттенки, добавляют красочности и насыщенности поэтическим строкам. При помощи этого тропа поэтесса выделяет характерную черту или качество предмета, подчеркивает его индивидуальный признак: загадки роковой («Сфинкс», 1831 г.) [39, 1985: 41]; суеверное мечтанье, сердечное гаданье, горьких слез, мечтанья неземные, сладкий привет («Да иль нет», 1839 г.) [39, 1985: 42]; младой весною («Небо блещет бирюзою…», 1840 г.) [39, 1985: 44]; родные небылицы, заветные страницы («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 48]; право грозное («Дума», 1843 г.) [37, 1985: 51]; младое горе («Дума», 1844 г.) [39, 1985: 53]; ребяческие пени («К***», 1845 г.) [39, 1985: 54]; утихнувших волнений, ветер русский, 62

волшебных звуков, местам заветным («Думы», 1847 г.) [39, 1985: 55]; бедный человек («Воет ветр в степи огромной…», 1850 г.) [39, 1985: 59]; к могиле заветной, бесплотной тени («К могиле той заветной…», 1851 г.) [39, 1985: 60]; дума роковая («Молчала дума роковая…», 1852 г.) [39, 1985: 60]; младых надежд и убеждений («Младых надежд и убеждений…», 1852 г.) [39, 1985: 61]; мысль немая («О былом, о погибшем, о старом…», 1854 г.) [39, 1985: 63]. Создает живое представление о предмете: порыва бурных лет («Да иль нет», 1839 г.) [39, 1985: 42]; звонким хохотом, толпою светлоокой, светлый рой («Да, много было нас, младенческих подруг…», 1839 г.) [39, 1985: 43]; обильную весну («Дума», 1844 г.) [39, 1985: 52]; сладкоречивой фее («К***», 1845 г.) [39, 1985: 54]; струя живая («Думы», 1847 г.) [39, 1985: 55]; с ясным взглядом («Младых надежд и убеждений…», 1852 г.) [39, 1985: 61]. Оценивает предмет или явление: незабвенно-давних грез («Да иль нет», 1839 г.) [39, 1985: 42]; неистощимой веры, младых восторгов, былые грезы («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 48]; уныло-праздный полусон, отзыв грустносладкой, далеких чувств, грусть лживая, вечною тревогой, бой тяжкий, в тайной силе («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 51]; неведомая сила, таинственно встает («Дума», 1844 г.) [39, 1985: 52]; прошедшею весною («Думы», 1847 г.) [39, 1985: 55]; кручины злой («Воет ветр в степи огромной…», 1850 г.) [39, 1985: 59]; порыв бывалый, бреднями пустыми («Молчала дума роковая…», 1852 г.) [39, 1985: 60]; темные дела, святое чувство («Не раз в душе познавши смело…», 1852 г.) [39, 1985: 62]. Вызывает определенные эмоциональные отношения: страстных просьб («Да иль нет», 1839 г.) [39, 63

1985: 42]; свежей радостью («Небо блещет бирюзою…», 1840 г.) [39, 1985: 44]; ласкающий ответ («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 48]; тщетный вздох («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 51]; вопрошаю строго («Дума», 1844 г.) [39, 1985: 52]; радостная сила («Дума», 1844 г.) [39, 1985: 53]; тревожные года («К***», 1845 г.) [39, 1985: 54]; словом тщетным, тихих грез («Думы», 1847 г.) [39, 1985: 55]; радостная вера («Воет ветр в степи огромной…», 1850 г.) [39, 1985: 59]; не приходи уныло («К могиле той зветной…», 1851 г.) [39, 1985: 60]; радостных видений («Младых надежд и убеждений…», 1852 г.) [39, 1985: 61]; счастливого дня («О былом, о погибшем, о старом…», 1854 г.) [39, 1985: 63]. Эпитеты помогают увидеть авторское отношение к окружающему миру: мир роскошный и широкий («Да, много было нас, младенческих подруг…», 1839 г.) [39, 1985: 43]; в жизни бестревожной, грустный путь («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 48]; жизни строгой («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 51]; в земном пути («Дума», 1844 г.) [39, 1985: 53]; в чужом краю («К***», 1845 г.) [39, 1985: 54]; безмолвный мир («Думы», 1847 г.) [39, 1985: 55]; дорогой темной («Воет ветр в степи огромной…», 1850 г.) [39, 1985: 59]; жизненной грозы («К могиле той заветной…», 1851 г.) [39, 1985: 60]; жестокий урок, судьбе непокорной («О былом, о погибшем, о старом…», 1854 г.) [39, 1985: 63]. В творчестве Каролины Павловой оксюморон встречается нечасто. Однако, в тех стихотворениях, где он использован, слияние контрастных значений осознается поэтессой как вскрытие противоречий окружающего мира, противоречия между сущностью предмета и его оценкой. Это помогает 64

К.К. Павловой передать динамику мышления и бытия: равнодушно расцветет («Небо блещет бирюзою…», 1840 г.) [39, 1985: 44]; сладкий хмель, мук благословенье, жертв благодать («Была ты с нами неразлучна…», 1842 г.) [39, 1985: 46-47]; дар ничтожный («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 48]; на праздную тоску («К***», 1845 г.) [39, 1985: 54]; грусть весны, горе побед («Люблю я вас, младые девы…», 1855 г.) [39, 1985: 64]; в жизненной пустыне («Не пора!», 1858 г.) [39, 1985: 70], вымолвить немой («Шепот грустный, говор тайный…», 1839 г.) [39, 1985: 79]; прелестна беда («Зовет нас жизнь: идем, мужаясь, все…», 1846 г.) [39, 1985: 94-97]; роковая благодать («Ты, уцелевший в сердце нищем…», 1854 г.) [39, 1985: 110]; в людной пустыне («10 ноября 1840», 1840 г.) [39, 1985: 121-122]; пустой язык («Среди событий ежечасных…», 1848 г.) [39, 1985: 129]; шутка злая («Зачем судьбы причуда…», 1854 г.) [39, 1985: 135]; горестная блажь («К…», 1855 г.) [39, 1985: 140-141], свет обмана («Монах», 1840 г.) [39, 1985: 145-146]; пустынь святые голоса, тяжелое благо, жизни тишина («Три души», 1845 г.) [39, 1985: 157-159]; грешный суд («Разговор в Трианоне», 1848 г.) [39, 1985: 162-169]; клад скромный («Лампада из Помпеи», 1850 г.) [39, 1985: 171]; чести бранной («Разговор в Кремле», 1854 г.) [39, 1985: 172-182]; в прозрачном тумане, блестящий позор («Праздник Рима», 1855 г.) [39, 1985: 185-187]; чернь светская («Волшебный фонарь», 1850 г.) [39, 1985: 106]; гром глухой («Была ты с нами неразлучна…», 1842 г.) [39, 1985: 46]. Олицетворения, с одной стороны, помогают передать мысли и чувства, настроение автора: суеверное мечтанье видит ответ, сердце 65

молвит («Да иль нет», 1839 г.) [39, 1985: 42]; забытое шепнуло («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 48]; ответит дух, проснутся струны, воскреснет порыв («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 51]; молчала дума («Молчала дума роковая…», 1852 г.) [39, 1985: 60]; стих журчит («Поэт», 1839 г.) [39, 1985: 80]; очнулась сердечная вера («Гондола», 1858 г.) [39, 1985: 209]. С другой стороны, они являются выражением индивидуально-авторского видения мира: луна не смеет выглянуть («Дума», 1840 г.) [39, 1985: 45]; шепот кедров и берез («Думы», 1847 г.) [39, 1985: 55]; волны, друг другу вторя, злую песнь твердят («Пловец», 1855 г.) [39, 1985: 67], пели струи («Это было блестящее море…», между 1856 и 1861 гг.) [39, 1985: 72]; стояла бледная луна («Рассказ, 1842 г.) [39, 1985: 125]; встает немая тень («Среди событий ежечасных…», 1848 г.) [39, 1985: 129]; текут семейства звездные («Две кометы», 1855 г.) [39, 1985: 137]; встал месяц («Гондола», 1858 г.) [39, 1985: 207]. В стихотворении выразительность «Дума» (1843 повествованию, г.), чтобы Каролина придать Павлова большую использует антропоморфизм «перстом коснется бытие» [39, 1985: 51]. Примеры использования этого тропа есть и в других стихотворениях: воет ветр («Воет ветр в степи огромной…», 1850 г.) [39, 1985: 59]; заревет лес («Поэт», 1839 г.) [39, 1985: 80]; бежал корабль («Бежал корабль, прорезывая бело…», 1858 г.) [39, 1985: 211]. В основном с названием географических объектов связано использование перифраз / перифраза. В стихотворении «Везде и всегда» (1846 г.) [39, 1985: 160-161] Англия названа «Альбионом величавым». В 66

строфе «И там, где снится о гяуре…» подразумевается Кавказ. А в строфах «И там, где города под лавой // Безмолвствуют дома» говорится о городах Древнего Рима – Помпее или Геркуланум, которые были разрушены при извержении Везувия. В «Разговоре в Кремле» (1854 г.) [39, 1985: 172-182] в строфе «Заморский гость из стародавней // Столицы лордов и купцов» говорит об англичанине, приехавшем из Лондона. Есть в творчестве поэтессы перифразы связанные с природным миром. В стихотворении «Да иль нет» (1839 г.) [39, 1985: 42] «белой звездочкой полей» названа ромашка. Песок Каролина Павлова называет «желтый прах» в стихотворении «Когда один, среди степи Сирийской…» (1854 г.) [39, 1985: 132-134]. С прахом поэтесса ассоциирует дорожную пыль в стихотворении «Ужин Поллиона» (1857 г.) [39, 1985: 189-198]: «дороги поднимался прах». И в этом же произведении горькой каплею названа слеза. В стихотворении «Москва» (1844 г.) [39, 1985: 155-156] вместо солнца употреблено словосочетание «светило дня», а в стихотворении «Это было блестящее море…» (между 1856 и 1861 гг.) [39, 1985: 72] – «вставала денница». В стихотворении «Пловец» (1855 г.) [39, 1985: 66-67] «светилом» называется и луна. Звезды поэтесса называет «небесные светила» в стихотворении «Дума» (1844 г.) [39, 1985: 52] и «безмятежные сферы» в стихотворении «Две кометы» (1855 г.) [39, 1985: 137]. Использует К.К. Павлова этот прием в указании на людей. В «Разговоре в Кремле» (1854 г.) [39, 1985: 172-182] У. Шекспир назван «перчаточника сын». В стихотворении «Баллада» (1841 г.) [39, 1985: 149-152] монаха 67

называет «бледный сын монастыря». Нередко К.К. Павлова существительное «слово» заменяет на «глагол». Это видно на примере стихотворений «Средь зол земных, средь суеты житейской…» (1857 г.) - «глаголом любви» [39, 1985: 68], и «Нет, не им твой дар священный!» (1840 г.) – «Безглагольно перед светом, // Будешь петь в тиши ночной» [39, 1985: 82]. В стихотворениях Каролины Павловой перифразы выполняют характеризующую и номинативную функции. Косвенное упоминание объекта путем его описания привносит в поэтическое сочинение выразительность, создает действенность высказывания. В основе лексических анафор в стихотворениях Каролины Павловой лежат чувство взволнованности и эмоциональность. При помощи этого тропа поэтесса делает акцент на определенных словах, усиливая их смысл, выделяя как наиболее важные. В результате такого приема читатель невольно обращает внимание на это слово. Вот несколько примеров анафоры лексической в стихотворениях К.К. Павловой «Дума» (1840 г.): «Будто все напрасно, // Что мы просим страстно, // Что, мелькая ясно, // Манит нас во сне [39, 1985: 45]. «Была ты с нами неразлучна…» (1842 г.): «Не мечтаний сладкий хмель, // Не души покой случайный // Ей назначенная цель»; «Он зрелей теперь для дела, // Он светлей для вольных дум» [39, 1985: 46-47]. «Дума» (1843 г.): «Но жаль мне той неистощимой веры, // Но мне порой младых восторгов жаль!»; «Кто оживит в душе былые грезы? // Кто снам 68

моим отдаст их прелесть вновь? // Кто воскресит в них лик маркиза Позы? // Кто к призраку мне возвратит любовь?..» [39, 1985: 48]. «Дума» (1843 г.): «Тогда зашепчет вдруг украдкой, // Тогда звучит в груди моей // Какой-то отзыв грустно-сладкой // Далеких чувств, далеких дней» [39, 1985: 51]. «Дума» (1844 г.): « Что час придет, где мы откроем вежды, // Что все к мете нежданно мы дойдем; // Что ложны в нас бессилье и смущенье, // Что даст свой плод нам каждый падший цвет, // Что всем борьбам в душе есть примиренье, // Что каждому вопросу есть ответ» [39, 1985: 52]. «Люблю я вас, младые девы…» (1855 г.): «Люблю я вас, младые девы; // Люблю грусть жизненной весны» [39, 1985: 64]. «Шепот грустный, говор тайный…» (1839 г.): «Будто гул волны прибрежной, // Будто колокола звон» [39, 1985: 79]. «Есть любимцы вдохновений…» (1839 г.): «Есть любимцы вдохновений, // Есть могучие певцы»; «Им восторги поколений, // Им награды, им венцы»; «Пусть их не толпа лелеет; // Пусть им только даст она // Уголок, где шум немеет»; «Где полудня солнце греет, // Где с небес глядит луна» [39, 1985: 81]. «Мотылек» (1840 г.): «Не так ли, художник, и ты // Был скован житейскою мглою, // Был червем земной тесноты?» [39, 1985: 83]. «Н.М. Языкову» (1840 г.): «Везде проходят звезды мимо, // Везде напрасно любишь их, // Везде душа неукротимо // В борьбах измучится пустых»; «За сладкозвучный дар поэта, // За вспоминанье обо мне» [39, 1985: 69

84]. «Е.А. Баратынскому» (1842 г.): «Цветок увидел одинокий, // Цветок отеческих долин»; «Ни прелесть благодатных снов, // Ни поэтическая сила, // Ни ясность дум, ни стройность слов»; «Мечты счастливой и свободной, // Мечты поэта не скует!» [39, 1985: 88-89]. «Мы современницы, графиня…» (1847 г.): «Мы современницы, графиня, // Мы обе дочери Москвы» [39, 1985: 102]. «LATERNA MAGICA» («Волшебный фонарь», 1850 г.): «Вот кровель ряд, ночлег грачей и галок, // Вот серый дом, - и я гляжу в окно» [39, 1985: 106]. «Труд ежедневный, труд упорный!» (1862 г.): «Ты дух смиряешь непокорный, // Ты гонишь нежные мечты» [39, 1985: 117]. «Гр. А.К. Т<олсто>му» (1862 г.): «За дивный мир средь мира прозы, // За вдохновенья благодать, // За прежние, святые слезы»; «За все, что вдруг мне грудь согрело, // За счастье предаваться снам, // За трепет дум, за жажду дела, // За жизнь души – спасибо вам!» [39, 1985: 118]. «На 10 ноября» (1841 г.): «Уж не смущаюсь я без нужды, // Уж странны мне младые сны»; «Своей несбыточной надежде, // Своей мечте, своим стихам»; «Пусть вновь мелькнет хоть тень былого, // Пусть, хоть напрасно, в этот миг // С безмолвных уст сорвется слово» [39, 1985: 123-124]. «Среди событий ежечасных…» (1848 г.): «Ужель встает немая тень? // Ужель я теперь готова, // Чрез двадцать лет, заплакать снова» [39, 1985: 129]. «Рим» (1857 г.): «Где тесные шли легионы, // Где били челом короли» 70

[39, 1985: 205]. 3.2. Фигуры речи Одной из самых распространенных стилистических фигур в творчестве К.К. Павловой является аллюзия. Это связано с тем, что в своих произведениях поэтесса очень часто проводит параллели между историческими событиями прошлого и явлениями действительности XIX века. Литературные аллюзии в основном обращены к греческой мифологии, произведениям Шиллера и Байрона. Также в некоторых своих стихотворениях Каролина Павлова отсылает читателя к сочинениям А.С. Пушкина и Н.М. Языкова. В стихотворении «Сфинкс» (1831 г.) «Эдипа сфинкс» [39, 1985: 41] является отзвуком трагедии Софокла о фивском царе Эдипе. Возвращаясь после долгого отсутствия на родину, Эдип встретил Сфинкса – получеловекаполузверя, который задал ему загадку: «Кто утром ходит на четырех ногах, днем – на двух и вечером – на трех?». Тех, кто не мог ее разгадать, Сфинкс убивал. Эдип, однако, ответил [28, 1988]. В стихотворении «Мы странно сошлись. Средь салонного круга…» (1854 г.) фразой «ребенка спартанского смех» [39, 1985: 130] упоминается древнегреческая легенда о спартанском мальчике, который спрятал под 71

одеждой лисенка и не захотел признаться в этом, хотя зверек грыз его тело. Данный образ является олицетворением стойкости [28, 1988]. С именем Иоганна-Христофора-Фридриха Шиллера связаны такое стихотворение как «Дума» (1843 г.) [39, 1985: 48]. Здесь упоминается герой трагедии «Дон Карлос» - маркиз Поза, который был благородным защитником угнетенных, преданный идеалам свободы. В другом стихотворении – «Везде и всегда» (1846 г.) [39, 1985: 160-161], К.К. Павлова вспоминает Теклу – героиню трагедии Ф. Шиллера «Смерть Валленштейна», жених которой Макс Пикколомини (герой той же трагедии) погиб в битве со шведами. Упоминание английского поэта Джорджа Гордона Байрона видно в стихотворении «Зовет нас жизнь: идем, мужаясь, все мы…» (1846 г.) [39,1985: 94-97]. Во фразе «Чайльд-Гарольд прав» имеются в виду раздумья Чайльд-Гарольда в 4-й песне поэмы Байрона «Паломничество ЧайльдГарольда» о незаслуженных страданиях и преждевременной гибели многих великих людей. О шуточной поэме «Домик в Коломне» Александра Сергеевича Пушкина поэтесса указывает в строфе «Найдут как раз вкус «Домика в Коломне»» [39, 1985: 106] стихотворении «LATERNA MAGICA» («Волшебный фонарь», 1850 г.). В стихотворении 1842 г. «Н.М. Языкову (ответ на ответ)» [39, 1985: 90-91] упоминается стихотворение «Ау», которое Николай Михайлович написал в 1831 г. 72

Стихотворение «Портрет» (1851 г.) воплощает образ супруга Каролины Павловой – писателя Н.Ф. Павлова. Здесь поэтесса упоминает его драму «Мария Мнишек»: «И драму написал «Мария Мнишек»» [39, 1985: 108]. Евангельские аллюзии также нашли отражение в произведениях поэтессы. В стихотворении «Три души» (1845 г.) [39, 1985: 157-159] под Валфазарским пиром подразумевается библейская легенда, повествующая о пиршестве вавилонского царя Валтасара, убитого во время оргии завоевавшими его царство персами. Во время повествования «Разговора в Трианоне» (1848 г.) [39, 1985: 162-168] поэтесса использует библеизмы, связанные с освобождением евреев от египетского рабства. Это еврейский пророк и законодатель, основоположник иудаизма, произведшего Исход евреев из Древнего Египта, Моисей и его старший брат и сподвижник Аарон [28, 1988]. Далее в произведении приводится эпизод распятия Иисуса Христа, в котором упоминается осужденный за мятеж и убийство узник, выпущенный на свободу вместо Иисуса, - Варрава [28, 1988]. В «Разговоре в Кремле» (1854 г.) [39, 1985: 172-182] в строфе «И стражей воинства Христова // Стал над пучиною Родос» говорится о крестовых рыцарях св. Иоанна Иерусалимского, теснимых в Сирии мусульманами. Они овладели островом Родосом и воздвигли на нем твердыню, которая более двух столетий (1310-1530) отражала удары египтян и турок [20, 2003]. 73

В другой строфе этого же произведения «Поборник умер, восклицая: // «Ерусалим! Ерусалим!»» упоминается французский король - св. Людовик, который в 1270 г. поплыл в Африку сражаться против мусульман (последний крестовый поход). Он умер под стенами Туниса. Последние слова его были: «Иерусалим! Иерусалим!» [20, 2003]. В четверостишии «В те дни пошел к святому граду // Какой-то инок Даниил // За край родной зажечь лампаду // И помолиться богу сил…» говорится о событии, когда во время 2-го крестового похода пришел во св. землю паломник Даниил (1115 г.) и испросил у иерусалимского короля Балдуина позволение поставить на гробе Господнем в светлое Христово воскресение кандило за всю землю Русскую [36, 2003]. В строфах «Послал на поле Куликово // Нам помощь он своих чудес» упоминается событие, произошедшее во время Мамаевого побоища. Татары уже начали брать верх, как перед христианским войском явились св. мученики Борис и Глеб на белых конях, и, одушевленные этим видением, воины Дмитрия Донского сломили силу татарскую [36, 2003]. Стихотворение «Читала часто с грустью детской…» (1842 г.) [39, 1985: 153-154] является своеобразным поэтическим пересказом библейского сказания о силе веры. Однажды ученики плыли в лодке и увидели идущего по волнам Иисуса Христа. Ученики удивились, ведь человек не может ходить по воде. Тогда Иисус протянул Свою руку Петру и сказал: «Иди мне навстречу!». Ученик пошел к своему Учителю по воде, но на полпути, посмотрев под ноги, усомнился. Петр потерял опору и начал тонуть. Тогда 74

Иисус сказал: «Протяни Мне свои руки и иди!». Петр подчинился Ему и пошел снова [37, 2010]. В стихотворениях Каролины Павловой есть и примеры исторических аллюзий. В стихотворении «К***» («Когда шучу я наудачу…», 1854 г.) в последних его строчках «…Что слово горестное Брута // Из уст не вырвалось моих» [39, 1985: 136] имеются в виду предсмертные слова Брута, одного из убийц Юлия Цезаря, приведенные Плутархом. В ответ на предложение бежать после поражения в решающей битве с войсками Марка Антония и Октавиана (42 г. до н.э.) Брут сказал: «Бежать и как можно скорее, но только с помощью рук, а не ног», после чего он покончил свою жизнь самоубийством [20, 2003]. К другой исторической аллюзии Каролина Павлова прибегает в стихотворении «Разговор в Трианоне» (1848 г.) [39, 1985: 162-168]. Здесь, в шестистишии «Я видел праздники Нерона; // Одет в броню центуриона, // День памятный провел я с ним. // Ему вино лила Поппея, // Он пел стихи в хвалу Энея, - // И выл кругом зажженный Рим», повествуется о Тиберии Клавдии Нероне – римском императоре из рода Юлиев-Клавдиев, правивший в 54-68 гг. Ему были присущи наглость, похоть, распущенность, скупость и жестокость. Как только смеркалось, он надевал накладные волосы или войлочную шапку и посещал кабаки. В последующее время, Нерон устраивал различные пиршества, которые затягивались с полудня до полуночи. В 58 г. Нерон увлекся Поппеей – женой своего друга Отона. Едва познакомившись с Нероном, она сделала вид, что не в силах противится взаимной страсти. 75

Наблюдая за разгульным образом жизни Нерона римляне ожидали возмездия со стороны богов. Вскоре в Риме разразился не виданный по силе пожар, уничтоживший большую часть города и погубивший бесчисленное множество людей [20, 2003]. В «Разговоре в Кремле» (1854 г.) [39, 1985: 172-182] говорится об еще одном историческом факте. В строфе ««Преображенье» Рафаила // Его отжившие черты?» упоминается о том, что гроб Рафаэля был выставлен в его мастерской под не совсем еще оконченною им картиною «Преображения господня» (1538 г.). Он умер в страстную пятницу. О встречи монаха Сильвестра с молодым Иоанном IV во время пожара в Москве в 1547 г. говорится в строфе «В пожаре рушилась Москва, - // Смиряли Грозного Ивана // Монаха смелые слова» [36, 2003]. Поэтическим пересказом последних дней жизни императора Карла V является стихотворение «Баллада» (1841 г.) [39, 1985: 149-152]. Известно, что император Карл V отказался от престола и завершил свою жизнь монахом в монастыре Св. Юста (Испания, провинция Эстремадура). Последние дни его были ознаменованы глубоким покаянием, которым он думал искупить свои властолюбие и жестокость к Франциску I, к Саксонскому курфирсту и многим другим, томившимся некогда в его темницах. Карл V даже велел заживо положить себя в гроб и совершить над ним обряд похорон [20, 2003]. Указания на события Отечественной войны 1812 года есть в стихотворении «Москва» (1844 г.). В четверостишии «Не даром в битве исполинской // Пришел народ сложить главу // И пал в равнине 76

Бородинской, // Сказав: «Помилуй, бог, Москву!»» [39, 1985: 156] Каролина Павлова говорит о событиях, происходивших на первом этапе войны: русская армия с боями отступала от границ России до Москвы, дав перед столицей Бородинское сражение [36, 2003]. Анжанбеман (перенос) на фоне ритмически «правильных» стихотворений Каролины Павловой воспринимается как интонационный сбой. Однако этот стилистический прием выделяет важное по смыслу слово и таким образом передает различные чувства. Таким приемом написано полностью стихотворение «Дума» (1843 г.). Здесь анжанбеман создает эффект взволнованности лирической героини, тяжести ее повествования. А внимание читателя акцентируется на каждой второй строке, которые и несут главную смысловую суть: Хотя усталая, дошла я До полпути; И легче, цель уж познавая, Вперед идти. Уроки жизни затвердила Я наизусть; О том, что было сердцу мило, Умолкла грусть… [39, 1985: 49] С обильным использованием этой стилистической фигуры написаны и другие стихотворения, среди которых «Мы странно сошлись. Средь салонного круга…» (1854 г.). При помощи этого приема поэтесса попыталась передать читателю свою взволнованность, необычность нового знакомства: Мы странно сошлись. Средь салонного круга, 77

В пустом разговоре его, Мы словно украдкой, не зная друг друга, Свое угадали родство. И сходство души не по чувства порыву, Слетевшему с уст наобум, Проведали мы, но по мысли отзыву И проблеску внутренних дум… [39, 1985: 130] Стихотворение «Ты силу дай! Устам моим храненье…» (1855 г.) еще один из примеров использования анжанбемана в поэтическом творчестве: Ты силу дай! Устам моим храненье Ты положи! Учи сдержать душевное стремленье: Да не внесу я правды возмущенье В их царство лжи… [39, 1985: 138] Стихотворение «За тяжкий час, когда я дорогою…» (1855 или 1856 гг.): За тяжкий час, когда я дорогою Плачу ценой И, пользуюсь минутною виною, Когда стоишь холодным судиею Ты предо мной… [39, 1985: 142] Стихотворение «Везде и всегда» (1846 г.): Где ни бродил с душой унылой, Как ни текли года, Все думу слал к подруге милой Везде я и всегда. [39, 1985: 160] 78

С использованием данной стилистической фигуры написано начало стихотворения «Три души» (1845 г.): В наш век томительного знанья, Корыстных дел Шли три души на испытанья В земной предел. [39, 1985: 157] Изоколон (синтаксический параллелизм) помогает поэтессе создать в своих стихотворениях равновесие между несколькими речевыми тактами. В поэтических текстах Каролины Павловой можно отличить изоколон с точным равенством и приблизительным равенством. К примерам точного изоколона можно отнести строчки из следующих стихотворений: «Не мечтаний сладкий хмель, // Не души покой случайный» («Была ты с нами неразлучна…», 1842 г.) [39, 1985: 46]; «Другие в нем проснутся струны, // Другой воскреснет в нем порыв», «И что не все она погубит, // И что не все она возьмет» («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 51]; «Чтоб окрепнуть немогучей, // Чтобы вымолвить немой!» («Шепот грустный, говор тайный…», 1839 г.) [39, 1985: 79]; «С бесполезными мечтами, // С молчаливыми очами, // С сокровенною душой» («Есть любимцы вдохновений…», 1839 г.) [39, 1985: 81]; «На безграничное страданье, // На бесконечную любовь!» («Ты, уцелевший в сердце нищем…», 1854 г.) [39, 1985: 110]; «И звонкий гул музыки бальной, // И яркий луч блестящих зал» («Рассказ», 1842 г.) [39, 1985: 125]; «Иль чтоб свершилось чудо? // Иль чтоб взошла звезда?..» («Зачем судьбы причуда…», 1854 г.) [39, 1985: 135]. 79

А примерами с приблизительным равенством служат строчки: «Он зрелей теперь для дела, // Он светлей для вольных дум» («Была ты с нами неразлучна…», 1842 г.) [39, 1985: 47]; «Когда свой долг уж ныне ясно // Ум оценил; // Когда мне грех терять напрасно // Остатки сил!», «Но этот сон лежал сначала // В груди моей; // Но эта вера просияла // Мне с первых дней» («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 49]; «Тогда зашепчет вдруг украдкой, // Тогда звучит в груди моей» («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 51]; «И много дум и вдохновений, // И много песен впереди!» («Думы», 1847 г.) [39, 1985: 55]; «Куда деваться мне с душою! // Куда деваться с сердцем мне!..» («Младых надежд и убеждений…», 1852 г.) [39, 1985: 61]; «Много в жизни я встретила зла, // Много чувств я истратила даром» («О былом, о погибшем, о старом…», 1854 г.) [39, 1985: 63]; «Все помним мы заветный бред; // Все помним мы восторг свой лживый» («Люблю я вас, младые девы…», 1855 г.) [39, 1985: 64]; «О всей муке борений порока, // О всей горести жизненных чаш» («Это было блестящее море…», между 1856 и 1861 гг.) [39, 1985: 72]; «И глас лесов седых и звучных, // И шум твоих сибирских рек» («Е. М<илькееву>, 1838 г.) [39, 1985: 77]; «Нет, не им твой дар священный! // Нет, не им твой чистый стих!» («Нет, не им твой дар священный…», 1840 г.) [39, 1985: 82]; «Я не могу сдержать порыва, // Я не хочу молчать душой!» («На 10 ноября», 1841 г.) [39, 1985: 123]; «В неизмеримость неизвестную, // В непроницаемую даль?» (Рассказ, 1842 г.) [39, 1985: 125]. Риторические вопросы (дубитация) в стихотворениях Каролины Павловой – это вопросы, ответы на которые не требуются или не ожидаются 80

в силу его очевидности. В стихотворении «Да, много было нас, младенческих подруг…» (1839 г.) в строфе «Да, много было нас, - и где тот светлый рой?..» [39, 1985: 43] ответа не ожидается, а подчеркивается утверждение, что младенческие подруги больше не собираются вместе («О, каждая из нас узнала жизни бремя, // И небылицею то называет время, // И помнит о себе, как будто о чужой» [39, 1985: 43]). Нет ответа и на другие вопросы: «Кто оживит в душе былые грезы? // Кто снам моим отдаст их прелесть вновь? // Кто воскресит в них лик маркиза Позы? // Кто к призраку мне возвратит любовь?..» («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 48]; «К чему бесплотной тени // Две розы, две слезы?..» («К могиле той заветной…», 1851 г.) [39, 1985: 60]. Иногда риторические вопросы выражают неуверенность, радость, смущение, удивление или гнев: «Но думе детской и бесплодной // Предаться мне ль?» («Дума», 1843 г.) [39, 1985: 49]; «Зачем, среди душевной лени, // Опасной тешиться игрой? // К чему ребяческие пени, // Желанье участи другой?» («К***», 1845 г.) [39, 1985: 54]; «Свершу ли их? Пойду ли смело, // Куда мне бог судил идти?» («Думы, 1847 г.) [39, 1985: 55]; «Но где же грех? и где беда? // Ужель нельзя нам меж собою // Сойтися дружбою мужскою? // Ужель во всем нужна нам речь? // Не верим ли в союз мы прочный?» («К С.К.Н.», 1848 г.) [39, 1985: 56]; «…Отчего ж // Так эта тень необходима? // И так всесильна эта ложь?» («Младых надежд и убеждений…», 1852 г.) [39, 1985: 61]; «Как сердцу вашему внушили // К родной Москве такую спесь?» («Графине Р<остопчиной>, 1841 г.) [39, 1985: 85]; «Ужели все душа забыть 81

готова? // Ужели все проходит без следа?» («Зовет нас жизнь: идем, мужаясь, все мы…», 1846 г.) [39, 1985: 94]; «Успел ли ты былое вспомнить ныне? // Заветного ты не забыл ли дня?» («10 ноября 1840», 1840 г.) [39, 1985: 121]. Иногда риторическим задуматься стихотворения вопросом. над Этот содержанием Каролины прием Павловой позволяет последних строф, заканчиваются читателю невольно поразмыслить над поставленными вопросами: «Смело клад я бросала за кладом, - // И стою, проигравшися в пух; // И счастливцы, сидящие рядом, // Смотрят жадным, язвительным взглядом - // Изменяет ли твердый мне дух?» («О былом, о погибшем, о старом…», 1854 г.) [39, 1985: 63]; «К чему было биться без прока? // К чему огород городить?» («Да, шли мы житейской дорогой…», 1858 г.) [39, 1985: 71]; «Кто не стоял? испуганно и немо, // Пред идолом развенчанным своим?..» («К тебе теперь я думу обращаю…», 1842 г.) [39, 1985: 87]; «Осталась ли минута эта // Средь измененного цела? («10 ноября 1840», 1840 г.) [39, 1985: 121]. Стихотворение «Небо блещет бирюзою…» (1840 г.) можно отнести к объективизации. Каждое четверостишие этого поэтического текста содержит риторический вопрос. Но если внимательно посмотреть на текст стихотворения, то становится видно, что лишь первый вопрос отвечает своим прямым функциям: «Отчего младой весною // Разлилась в груди тоска?» [39, 1985: 44]. А последующими вопросами Каролина Павлова отвечает на него: «Оттого ли, что, беспечно // Свежей радостью дыша, // Мир широкий 82

молод вечно, // И стареет лишь душа? // Что все живо, что все цело, - // Зелень, песни и цветы, // И лишь сердце не сумело // Сохранить свои мечты? // Оттого ль, что с новой силой // За весной весна придет // И над каждою могилой // Равнодушно расцветет?» [39, 1985: 44]. Риторические восклицания имеются почти во всех стихотворениях Каролины Павловой. Они служат для передачи различных эмоций автора. Утверждение чего-либо выражают риторические восклицания: «И стала ныне ты не наша!» («Была ты с нами неразлучна…», 1842 г.) [39, 1985: 46]; «В уме своем мы сохранить сумели // все словеса его святых бесед!» («Средь зол земных, средь суеты житейской…», 1857 г.) [39, 1985: 68]; «Нет, не пора!» («Не пора!», 1858 г.) [39, 1985: 70]; «Забывший нас, забытый нами, // Поэтом сохранишься ты!» («Е. М<илькееву>, 1838 г.) [39, 1985: 77]; «Не таковы расстались мы с тобою!» («К тебе теперь я думу обращаю…», 1842 г.) [39, 1985: 87]; «Но тяжела святая лира!» («Е.А. Баратынскому», 1842 г.) [39, 1985: 89]; «Любили все одну звезду мы // В непостижимых небесах!» («Прочтя стихотворения молодой женщины», 1846 г.) [39, 1985: 100]; «Не сбыться сердца предсказанью!» («Ответ К***», 1861 г.) [39, 1985: 115]. Удивление выражают следующие риторические восклицания: «Младых надежд и убеждений // Как много я пережила! // Как много радостных видений // Развеял ветр, покрыла мгла!» («Младых надежд и убеждений…», 1852 г.) [39, 1985: 61]. 83

Риторические восклицания, выражающие возмущение: «Нет! не прав ваш ропот тайный!», «Нет! есть сила для полета // В смелом трепете крыла!» («Была ты с нами неразлучна…», 1842 г.) [39, 1985: 46-47]; «Нет, не им твой дар священный! // Нет, не им твой чистый стих! // Нет, ты с песнью вдохновенной // Не пойдешь на рынок их!» («Нет, не им твой дар священный!», 1840 г.) [39, 1985: 82]. Проявление пожеланий или побуждение к каким-либо действиям видно на следующих примерах: «Пусть пловца окрепнет сила, // Покоряя бурный вал! // Пусть пройдет через горнило // Неочищенный металл!» («Была ты с нами неразлучна…», 1842 г.) [39, 1985: 46]; «Не вызывай своей мечты!», «Чти непонятный произвол!» («К***», 1845 г.) [39, 1985: 54]. Риторическое восклицание иногда имеет своей целью привлечь внимание к сложной социальной, нравственной или философской проблеме: «Зачем тому, кто духом нищ, // Тревожить ныне словом тщетным // Безмолвный мир святых кладбищ!..» («Думы», 1847 г.) [39, 1985: 55]; «Куда деваться мне с душою! // Куда деваться с сердцем мне!..» («Младых надежд и убеждений…», 1852 г.) [39, 1985: 61]. Риторическое обращение очень часто в стихотворениях Каролины Павловой сочетается с риторическим восклицанием. Использование этого приема в поэтических текстах указывает на предполагающие эмоциональные обращения автора к своему воображаемому собеседнику или читателю: «Молчи, безумная!» («К***», 1845 г.) [39, 1985: 54]; «О тени лучших моих снов!» («Думы», 1847 г.) [39, 1985: 55]; «Люблю я вас, младые девы» 84

(«Люблю я вас, младые девы…», 1855 г.) [39, 1985: 64]; «И ты, пришлец, не понял нас» («Е. М<илькееву>, 1838 г.) [39, 1985: 77]; «Не дай ты потускнеть душе зеркально чистой // От их дыхания, невинный ангел мой!», «Верь, дева милая, преданьям старины» («Сонет», 1839 г.) [39, 1985: 78]; «Шепот грустный, говор тайный, // Как в груди проснешься ты» («Шепот грустный, говор тайный…», 1839 г.) [39, 1985: 79]; «Куда, мотылек молодой, // Природы блестящее чудо, // Взвился ты к лазури родной?» («Мотылек», 1840 г.) [39, 1985: 83]; «Расстались мы, - ты помнишь ли, поэт?», «Кто ж вас достиг, о светлые виденья! // О гордые, взыскательные сны?» («К тебе теперь я думу обращаю…», 1842 г.) [39, 1985: 87]; «Ты, уцелевший в сердце нищем, // Привет тебе, мой грустный стих!» («Ты, уцелевший в сердце нищем…», 1854 г.) [39, 1985: 110]; «Спасибо вам!» («Гр. А.К. Т<олсто>му», 1862 г.) [39, 1985: 118]; «О господи!» («Дрезден», 1860 г.) [39, 1985: 212]; «Темное море! Ты будешь мне другом!» («Порт Марсельский», 1861 г.) [39, 1985: 215]. Парантеза не свойственна для творчества Каролины Павловой. Однако этот стилистический прием встречается в двух ее стихотворениях – «Умолк шум улиц, - поздно…» (1858 г.) в строфе «Те дни – их было мало, - // Тот мимолетный срок, // Когда я ожидала – И слышался звонок» [39, 1985: 210], и «Бежал корабль, прорезывая бело…» (1858 г.) в строфе «И, одинокая среди народа, // Я в берег тот, на палубе стоя, // Вперяла взор. – Теперь тому два года; - // Пора б забыть! Но не забыла я» [39, 1985: 211]. Здесь парантеза несет на себе функции дополнительного значения, авторской ремарки. 85

Синтаксические анафоры служат для выразительности поэтических текстов. Они полностью подчинены задумке автора, помогая сделать акцент на каком-либо предмете или явлении, выразить мысль или утверждение, придают выразительность поэтической речи. В стихотворении «Да иль нет» (1839 г.) синтаксическая анафора в строфе «Но на зов видений рая, // Но на сладкий их привет // Сердце, жизнь воспоминания, // Содрогнувшись, молвит: нет!» [39, 1985: 42] повторяющиеся союз «но» с предлог «на» помогают сделать акцент на явлениях, пробуждающих сердце к отклику. В стихотворении «Нет, не им твой дар священный!..» (1840 г.) Каролина Павлова подчеркивает мысль о том, что творчество лирического героя не предназначено для «безумцев»: «Нет, не им твой дар священный! // Нет, не им твой чистый стих!» [39, 1985: 82]. В ответе «Н.М. Языкову» (1840 г.) поэтесса утверждает «Везде есть небо над главою, // Везде есть много чудных снов» [39, 1985: 84]. В стихотворении «Дума» (1843 г.) анафора «И что не все она погубит, // И что не все она возьмет» [39, 1985: 51] выражает мысль поэтессы о том, что трагического исхода не будет. В другом стихотворении «Люблю я вас, младые девы…» (1855 г.) анафорой «Все помним мы заметный бред; // Все помним мы восторг свой лживый» [39, 1985: 64] поэтесса вводит утверждение, что человек ничего не забывает. И, наоборот, в стихотворении «Это было блестящее море…» (1856 и 1861 гг.) анафорой выражается уверенность лирической героини забыть о пережитых страданиях: «Что забуду, умчавшись туда ж, // О всей муке борений без прока, // О всей горести 86

жизненных чаш» [39, 1985: 72]. В другом стихотворении – «Н.М. Я<зыков>у» (1846 г.) поэтесса говорит о своих чувствах: «Нет на проклятия и брани // Во мне отзывного стиха. // Во мне нет чувства, кроме горя» [39, 1985: 101]. Иногда при помощи анафор Каролина Павлова высказывает пожелания: «Хоть бы бури злость пронеслась над бездной, // Хоть бы грянул гром и волна завыла» («Пловец», 1855 г.) [39, 1985: 66]. Побуждение к действию также отражают синтаксические анафоры: «Возьми ж ее ты в этот час заветный, // Возьми ж ее, когда молчат они» («Зовет нас жизнь: идем, мужаясь, все мы…», 1846 г.) [39, 1985: 96]. Использование приема помогает эмоционально усилить риторический вопрос: «К чему было биться без прока? // К чему огород городить?» («Да, шли мы житейской дорогой…», 1858 г.) [39, 1985: 71]; «Ужели все душа забыть готова? // Ужели все проходит без следа?» («Зовет нас жизнь: идем, мужаясь, все мы…», 1846 г.) [39, 1985: 94]. Служат анафоры и для выделения акцента на каком-либо явлении: «И то, что слышим мы изустно, // И то, чему глядим в глаза» («Дума», 1844 г.) [39, 1985: 53]; «И много дум и вдохновений, // И много песен впереди!» («Дума», 1847 г.) [39, 1985: 55]; «И долго мне не сладить с ними, // И долго по ночам не спать» («Молчала дума роковая…», 1852 г.) [39, 1985: 60]; «Как много я пережила! // Как много радостных видений», «Куда деваться мне с душою! // Куда деваться с сердцем мне!..» («Младых надежд и убеждений…», 1852 г.) [39, 1985: 61]. 87

Многосоюзие (полисиндетон) не свойственно для поэзии Каролины Павловой. Лишь в нескольких стихотворениях находим использование этого приема с соединительным союзом «и». Такое многосоюзие, замедляя поэтическую речь вынужденными паузами, подчеркивает роль каждого из слов, создавая единство перечисления и усиливая выразительность речи. «Да иль нет» (1839 г.): «И мечтанья неземные, // И надежда, и любовь» [39, 1985: 42]. «Среди событий ежечасных…» (1848 г.): «И малодушных, и напрасных, // И неуместных ныне дум?» [39, 1985: 129]. «Прошло сполна все то, что было…» (1855 г.): «И как все тихо, и просторно, // И безответно в ней до дна» [39, 1985: 139]. «Дочь жида» (1840 г.): «Здесь забудет, хоть на миг, // И победы он, и казни, // И врагов последний крик» [39, 1985: 127]. Бессоюзие (асиндетон) более распространено в творчестве К.К. Павловой, чем многосоюзие. Использование этого приема позволяет поэтессе придать высказыванию динамичность, стремительность, помогает передать смену картин, впечатлений, действий. Иногда они служат для передачи перечисления. Основной формой выражения бессоюзия в поэтических текстах является бессоюзное сложное предложение. «Небо блещет бирюзою…» (1840 г.): «Небо блещет бирюзою; // Золотисты облака; Отчего младой весною // Разлилась в груди тоска?» [39, 1985: 44]. 88

«О былом, о погибшем, о старом…» (1854 г.): «О былом, о погибшем, о старом // Мысль немая душе тяжела; // Много в жизни я встретила зла, // Много чувств я истратила даром, // Много жертв невпопад принесла» [39, 1985: 63]. «Пловец» (1855 г.): «Колыхается океан ненастный, // Высь небесную кроет сумрак серый, // Удалой пловец держит путь опасный // С твердой верой» [39, 1985: 66]. «Стараться отдохнуть душою…» (1858 г.): «Стараться отдохнуть душою // Напрасно мне велят они; // Не в пользу, позднею порою, // Пошлются тихие мне дни» [39, 1985: 69]. «Е. М<илькееву>» (1838 г.): «В глухую степь, у края света, // Далеко от людских бесед, // Туда забросил бог поэта; // Ему меж нами места нет» [39, 1985: 77]. «Поэт» (1839 г.): «Он вселенной гость, ему всюду пир, // Всюду край чудес; // Ему дан в удел весь полуденный мир, // Весь объем небес» [39, 1985: 80]. «Есть любимцы вдохновений…» (1839 г.): «Есть любимцы вдохновений, // Есть могучие певцы; // Их победоносный гений, // Им восторги поколений, // Им награды, им венцы» [39, 1985: 81]. «Нет, не им твой дар священный!..» (1840 г.): «Безглагольно перед светом, // Будешь петь в тиши ночей: // Гость ненужный в мире этом, // Неизвестный соловей» [39, 1985: 82]. 89

«А.Д. Б<аратынск>ой» (1858 г.): «Писали под мою диктовку // Вы, на столе облокотясь, // Склонив чудесную головку, // Потупив луч блестящих глаз» [39, 1985: 113]. «Ответ К***» (1861 г.): «Не сбыться сердца предсказанью! // Живого образа не дам // Я сокровенному мечтанью; // Я не поставлю, чистой данью, // Своей иконы в божий храм!» [39, 1985: 115]. «Гр. А.К. Т<олсто>му» (1862 г.): «За дивный мир средь мира прозы, // За вдохновенья благодать, // За прежние, святые слезы, // В глазах сверкнувшие опять» [39, 1985: 118]. «Дочь жида» (1840 г.): «В область счастья, в область мира, // Красотой своей горда, // Ждет могучего эмира // Дочь единая жида» [39, 1985: 147]. «Баллада» (1841 г.): «Здравствуй, наш монах печальный! // Мы к тебе идем опять: // Солнце в лес скатилось дальний - // Скучно в поле нам гулять» [39, 1985: 149]. «Везде и всегда» (1846 г.): «На бурном море, без компаса, // В лесу, в ночной поре, // В глухих степях на Чимборасо, // В столице Помаре» [39, 1985: 161]. «Лампада из Помпеи» (1850 г.): «От грозных бурь, от бедствий края, // От беспощадности веков // Тебя, лампадочка простая, // Сберег твой пепельный покров» [39, 1985: 171]. 90

«Праздник Рима» (1855 г.): «Враг побежден, взят остров Мона, // Со славой рать пришла назад; // Блестит в огнях дворец Нерона, // Пирует семихолмный град» [39, 1985: 185]. «Ужин Поллиона» (1857 г.): «Из покоренной Иудеи // Шли тихо, тесною толпой, // Вдоль вии пленные евреи, // Склонив главу, в тоске тупой» [39, 1985: 189]. Изолированный номинатив, по сравнению с другими стилистическими фигурами, редко встречается в творчестве Каролины Павловой. Но в тех стихотворениях, в которых он наблюдается, выполняет важные функции – называет тему повествования, акцентирует внимание на конкретном объекте. Выделяется изолированный номинатив при помощи восклицательного знака. Этот тип стилистического приема встречается в стихотворениях «Москва» (1844 г.): «Москва! Москва! что в этом звуке?» [39, 1985: 155]; «Порт Марсельский» (1861 г.): «Море!.. – вот море!» [39, 1985: 215]. Использование сравнений позволило поэтессе кроме основного признака называемого явления выявить ряд дополнительных, объяснить определенные понятия путем сопоставления их с другими. Это значительно обогащает впечатление от художественного образа. В большей части случаев сравнительные конструкции образованы при помощи союза «как». В стихотворении «Сфинкс» (1831 г.) при помощи сравнительного оборота «Как в старину, и нам, потомкам поздним, // Он, пагубный, является 91

теперь…» [39, 1985: 41] поэтесса хотела подчеркнуть повторения одних и тех же событий в разные времена. В стихотворении «Да, много было нас, младенческих подруг…» (1839 г.) сравнительным оборотом «И помнит о себе, как будто о чужой» [39, 1985: 43] Каролина Павлова подчеркивает резкий контраст между жизнью девушек во времена их юности и как она изменилась в течение времени. В стихотворении «Дума» (1840 г.) в строфе «Будто все святое // В сердце молодое, // Как на дно морское, // Даром упадет» [39, 1985: 45] сравнительным оборотом подчеркнут смысл потери: «святое» бесследно исчезнет, пропадет безвозвратно. В стихотворении «Была ты с нами неразлучна…» (1842 г.) использованы сразу несколько сравнений. В строфе «Жила в предел мирнотесном // Одна ты с думаю своей, // Как бы на острове чудесном, // За темной шириной морей» [39, 1985: 46] имеется ввиду, что лирическая героиня жила уединенно, вдали от людей. Далее использованием сравнительного оборота «И грохот жизненного вала // Роптал вдали, как гром глухой» подчеркивается громкость, раскатистость жизненного вала. В стихотворении «Дума» (1843 г.) использован сравнительный оборот «И много чувств прошло, как тени» [39, 1985: 49]. Он использован со значением незаметности и быстроты течения времени. В другом стихотворении «Младых надежд и убеждений…» (1852 г.) также применено сравнение с тенью: «Как тень несется радость мимо» [39, 1985: 61]. Это 92

указывает на то, что таким образом поэтесса отражала свое видение окружающего мира. В стихотворении «Не раз в душе познавши смело…» (1852 г.) сравнительным оборотом «Как столб разрушенного храма» [39, 1985: 62] поэтесса подразумевает значение застывшего в полной неподвижности лирическом герое. Сравнением «Как игрок ожидала упорный // День за днем я счастливого дня» («О былом, о погибшем, о старом…», 1854 г.) [39, 1985: 63] Каролина Павлова пытается передать читателю глубину своих чувств, показать, что ее ожидание было подобно страсти или азарту. В стихотворении «Н.П. Б-ой» (1855 г.) приводится другое сравнение: «Пусть они на несчастного брата // Как на вредного зверя идут» [39, 1985: 65]. Под ним подразумевается, что «они» идут на своих братьев, как на причиняющих или способных причинить вред, людей. Есть в творчестве К.К. Павловой сравнения с союзом «будто» и «как будто». Стихотворение «Шепот грустный, говор тайный…» (1839 г.): «Будто гул волны прибрежной, // Будто колокола звон» [39, 1985: 79]. Стихотворение «Е.А. Баратынскому» (1842 г.): «Живили, будто бы вы сами, // Мои заснувшие мечты» [39, 1985: 88]. Стихотворение «Н.М. Языкову» (1842 г.): «Шел каждый, будто к верной цели, // К неосязаемому сну» [39, 1985: 90]. 93

Стихотворение «Венеция» (1858 г.): «И гордые прокурации // Стоят, как будто б корабли» [39, 1985: 206]. Стихотворение «Дорога» (1861 г.): «Карета несется, как будто б спешила // В приют я родной» [39, 1985: 216]. 94

ВЫВОДЫ В литературе язык занимает особое положение, поскольку он является тем строительным материалом, без которого не может быть создано художественное произведение. Но, в то же время, самое лучшее в языке: сильнейшие его возможности и редчайшая красота – все это достигается художественными средствами языка. Тропы и стилистические фигуры помогают добиваться в речи удивительной выразительности. Даже с нулевой стилистической окраской в определенном контексте, под пером мастера, оно может ярко зазвучать. И это хорошо видно на примере стихотворений Каролины Карловны Павловой. В своих сочинениях поэтесса использует множество изобразительновыразительных средств русского языка. В стихотворениях распространены такие тропы как антомазия, метафора, эпитеты, олицетворение, перифраза и лексическая анафора. Менее распространены оксюморон и антропоморфизм. Все эти лексические приемы помогают ярче и выразительней передать поэтическую речь автора. А умелое совмещение тропов со стилистическими фигурами – аллюзии, анжабеман, изоклон, объективизация, парантеза, сравнения и другие - организует целостное ритмическое единство стихотворений К.К. Павловой. Помимо выразительной функции, некоторые изобразительно- выразительные средства несут еще и некую познавательную функцию. Те 95

стихотворения, в которых использованы антомазии, перифразы и аллюзии, не только рассказывают о чувствах лирической героини, но и повествуют об исторических событиях прошлого, называя при этом выдающихся государственных и литературных деятелей, города, острова и целые страны. 96

ЗАКЛЮЧЕНИЕ В данной работе была предпринята попытка анализа изобразительновыразительных средств русского языка в творчестве выдающейся поэтессы XIX века – Каролины Карловны Павловой. Литературное наследие поэтессы, некогда забытое в силу различных обстоятельств, снова начинает возбуждать к себе интерес. Она прожила долгую и не всегда счастливую жизнь, большую часть которой посвятила литературному труду. Каролина Павлова не только вступила на «скользкое поприще поэта», но и стала профессиональным литератором. Проявив себя не только как поэт, но и переводчик, в своих трудах она старалась показать только самое лучшее, что есть в русской поэзии и переводе. Благодаря этому ее стихотворения интересны не только с литературной точки зрения. Они представляют большой интерес и со стороны изучения лексикологии, синтаксиса и стилистики. К.К. Павлова уделяла изобразительно-выразительных большое средств внимание русского языка использованию – тропам и стилистическим фигурам. Поэзия не мыслима без литературных и стилистических приемов, которые понижение голоса, темп речи, паузы. помогают оценить повышение и Они не только украшают текст и усиливают его психологическое влияние на читателя, но и могут составить композиционную основу стихотворений К.К. Павловой. 97

В своих сочинениях поэтесса использует множество изобразительновыразительных средств русского языка. Распространены такие тропы как антомазия, метафора, эпитеты, олицетворение, перифраза и лексическая анафора. Встречаются реже оксюморон и антропоморфизм. Тропы совмещаются со стилистическими фигурами – аллюзии, анжабеман, изоклон, объективизация, парантеза, сравнения и другие, организуя единое поэтическое пространство. Помимо выразительной функции, некоторые изобразительно- выразительные средства несут еще и некую познавательную функцию. Те стихотворения, в которых использованы антомазии, перифразы и аллюзии, не только рассказывают о чувствах лирической героини, но и повествуют об исторических событиях прошлого, называя при этом выдающихся государственных и литературных деятелей, города, острова и целые страны. На сегодняшний момент необходим более глубокий анализ литературного наследия Каролины Карловны Павловой, что подтверждает актуальность выбранной нами темы. 98

БИБЛИОГРАФИЯ 1. Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей: В 2 т. Т.1 / Предисл. В. Крейда. – М.: ТЕРРА – Книжный клуб; Республика, 1998. – 304 с.: ил. 2. Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика / Сост., вступит. статья и коммент. А.С. Курилова. – М.: Современник, 1982. – 383 с., портр. – (Б-ка «Любителям русской словесности). 3. Апресян Ю.Д. Избранные труды. Лексическая семантика. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. – 767 с. 4. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. Изд. 2-е, стереотип. – М.: «Сов. Энциклопедия», 1969. – 608 с. 5. Белинский В.Г. Собрание сочинений. В 9-ти томах. Т. 2. Статьи, рецензии и заметки, апрель 1838 – январь 1840. Ред. Н.К. Гей. Подготовка текста В.Э. Бограда. Статья и примеч. В.Г. Березиной. – М.: «Худож. лит.», 1977. – 631 с. 6. Белоусова Г.Э. «Мое святое ремесло…» Каролина Павлова // Новая библиотека. – 2008. - № 10. – С. 10-18. 7. Берковский Н.Я. Мир, создаваемый литературой. – М.: Сов. писатель, 1989. – 498 с. 8. Богданова Л.И. Стилистика русского языка и культура речи. Лексикология для речевых действий. – М.: Наука, 2011. – 520 с. 9. Власов А.С. Философия творчества и композиция произведения (На материале очерка Каролины Павловой «Двойная жизнь» и романа Бориса Пастернака «Доктор Живаго») // Слово в словаре и дискурсе: Сборник научных статей к 50-летию Харри Вальтера. – М.: ООО «Издво «Элпис»», 2006. – С. 51-58. 10. Гайденков Н.М. Русские поэты XIX века. – М.: Просвещение, 1964.99

1040 с. 11. Гинзбург Л.В. Старые русские переводчики // Гинзбург Л.В. Над строкой перевода: статьи разных лет. – М.: Просвещение, 1981. – С. 5158. 12. Голуб И.Б. Стилистика русского языка. – 10-е изд. – М.: Айрис-пресс, 2008. – 448 с. – (Высшее образование). 13. Деханов В.Г. Алексей Толстой и Каролина Павлова // Клубный репертуар. – 2007. - № 1. – С. 8. 14. Дубровина К.Н. Особенности библейской фразеологии в русском языке // Филологические науки: сб. научных статей. – 2001. - № 1. – С. 91-98. 15. «Здравствуй, племя младое…»: Антология поэзии пушкинской поры. Книга III / Сост., вступ. статья о поэтах и примеч. Вл. Муравьева. – М.: «Советская Россия», 1988. – 352 с. 16. Зиновьева Е.В. Лингвостилистический анализ переводов Каролины Павловой // Известия Пензенского государственного педагогического университета. – 2008. - № 9 (13). – С. 26-28. 17. Зиновьева Е.В. Творчество Каролины Павловой // Известия Пензенского государственного педагогического университета. – 2008. № 9 (13). – С. 29-31. 18. Зиновьева Е.В. Переводческая деятельность и литературные связи Каролины Павловой // Известия Пензенского государственного педагогического университета. – 2008. - № 9 (13). – С. 31-35. 19. Изобразительно-выразительные средства русского языка // http://www.allabest.ru. 20. История средних веков: В 2 т. Т. 1: Учебник / под ред. С.П. Карпова. – 4-е издание. – М.: Изд-во «Высшая школа», 2003. – 640 с. 21. Киреевский И.В. Избранные статьи / Сост., вступ. статья и коммент. В. Котельникова. – М.: Современник, 1984. – 383 с., порт. – (Б-ка 100

«Любителям российской словесности). 22. Кожина М.Н. Стилистический энциклопедический словарь русского языка. – М.: Флинта, Наука, 2006. – 696 с. 23. Кони А.Ф. Воспоминания о писателях. / Сост., вступ. ст. и комм. Г.М. Миронова и Л.Г. Миронова. – М.: Изд-во «Правда», 1989. - 656 с. 24. Корсунская И. Княгиня русского стиха (к 200-летию Каролины Павловой) // http://stihi.pro/1793-karolina_pavlova.html. 25. Крупчанов Л.М. Теория литературы. – М.: Наука, 2012. – 360 с. 26. Кузнецов В. Бесценная Каролина Карловна http://exlibris.ng.ru/kafedra/2005-06-02/3_karolina.html. 27. Лагута О.Н. Учебный словарь стилистических // терминов. Практические задания. Часть 1. Учебно-методическое пособие / Отв. ред. Н.А. Лукьянова. – Новосибирск: Новосибирский госуниверситет, 1999. – 71 с. 28. Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима / Сост. А.А. Нейхард. – М.: Правда, 1988. – 576 с., ил. 29. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. – М.: Сов. энциклопедия, 1990. – 685 с.: ил. 30. Мещеряков В.П., Козлов А.С. и др. Введение в литературоведение. Основы теории литературы. – М.: Юрайт, 2012. – 432 с. 31. Мизинина И., Тюрина Т. Выразительные средства языка (Справочное пособие). – М.: ООО Н-ПРО, 2006. – 108 с. 32. Минералов И.Ю. Теория художественной словесности. – М.: Владос, 1999. – 360 с. 33. Мицкевич А. Избранное. Лирика. Баллады. Поэмы. – М.: ОГИЗ: Государственное издательство художественной литературы, 1946. – 601 с. 34. Мокиенко В.М. Словарь сравнений русского языка. – СПб.: «Норинт», 2003. – 608 с. 35. Москвин В.П. Тропы и фигуры: параметры общей и частных 101

классификаций // Филологические науки. – 2002. - № 4. – С. 75-85. 36. Мунчаев Ш.М., Устинов В.М. История России: Учебник для вузов. – 3е изд., изм. и доп. – М.: Издательство НОРМА, 2003. – 768 с. 37. Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа / под ред. А.И. Плюснина. – М.: «Благовест», 2010. – 1200 с. 38. Озеров Л. Чудное мгновенье. Любовная лирика русских поэтов: В 2 т. Т. 1. – М.: Художественная литература, 1988. – 524 с. 39. Павлова К.К. Стихотворения / Сост., вступ. ст. и примеч. Е.Н. Лебедева; Худож. В.И. Юрлов. – М.: Сов. Россия, 1985. – 240 с., 1 л. порт. 40. Поэтессы XIX века // http://www.allabest.ru. 41. Реформатский А.А. Введение в языкознание: Учебник для вузов / А.А. Реформатский; Под ред. В.А. Виноградова. – М.: Аспект Пресс, 2003. – 536 с. 42. Розенталь Д.Э. Практическая стилистика русского языка. Изд. 3-е, испр. и доп. Учеб. пособие для вузов. – М.: «Высш. школа», 1974. – 352 с. 43. Розенталь Д.Э., Голуб И.Б., Теленкова М.А. Современный русский язык: Учеб. пособие для студентов-филологов заочного обучения. – М.: Высш, шк., 1991. – 559 с. 44. Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. Пособие для учителей. Изд. 2-е, испр. и доп. – М.: Просвещение, 1976. – 543 с. 45. Русские писатели. Биобиблиогр. слов. [В 2 ч.] Ч.2 М-Я / Редкол.: Б.Ф. Егоров и др., Под ред. П.А. Николаева. – М.: Просвещение, 1990. – 448 с., 4 л. ил. 46. Русская поэзия XIX – начала XX в. / Редкол.: Г. Беленький, П. Николаев, А. Овчаренко и др.; Сост., вступ. статья, примеч. Н. 102

Якушина. – М.: Худож. лит., 1987. – 863 с. (Б-ка учителя). 47. Русские поэты второй половины XIX века. / Состав, предисловие, комментарий, справочные и методические материалы Ю.Б. Орлицкого. – М.: АСТ: Астрель, 2006. – 585, [7] с. – (Школа классики). 48. Русская словесность: От слова к словесности: Учебное пособие для учащихся 5-11 классов школ, гимназий и лицеев гуманитарной направленности. / Збарский А.А., Алхазова Т.И. – Армавир, 2004. – 60 с. 49. Русская элегия конца XVIII – начала XIX в.: Антология / Подгот. текста, сост., вступ. статья и примеч. В. Афанасьева; Худож. В. Орлов. – М.: Сов. Россия, 1983. – 240 с., ил. – (Школьная б-ка). 50. Русский язык и культура речи: Учебное пособие / О.Я. Гойхман, Л.М. Гончарова, О.Н. Лапшина и др. / Под ред. проф. О.Я. Гойхмана. – М.: ИНФРА-М, 2002. – 192 с. – (Серия «Высшее образование). 51. Русский язык. Энциклопедия / гл. ред. Ф.П. Филин. – М.: «Советская энциклопедия», 1979. – 432 с. с илл. 52. Табакова Н. Мое святое ремесло // Литература. – 1998. - № 17. – С. 4, 13. 53. Тельпуховская Ю.Н. Русский язык. Фонетика. Графика. Словообразование. Морфология. Синтаксис. Лексика и фразеология. – М.: Веста, 2008. – 64 с. 54. Черноусова Е.Г. Царицы муз // Читаем, учимся, играем. – 2009. - № 7. – С. 30-31. 55. Эсалнек А.Я. Теория литературы. – М.: Наука, 2010. – 208 с. 56. Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева.- 2-е изд. – М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. – 685 с.: ил. 103

Рецензии:

Авторизуйтесь, чтобы добавить рецензию

- у работы пока нет рецензий -

Отзывы:

Авторизуйтесь, чтобы оставить отзыв