Мультимедийные истории как инструмент попаганды

1. Уже написав отзыв, увидел, что работа опубликована более четырех лет назад... Но, возможно, она заинтересует кого-то так же, как меня. Прежде всего хотелось бы отметить интереснейшую и актуальную тему. Именно она стала причиной интереса к данной курсовой работе. Работа этот интерес полностью оправдала, так как я прочитал работу до конца, перечитывал отдельные моменты, знакомился с источниками и т. д. Представляется интересным поговорить о различии пропаганды и журналистского материала в случае, когда мы говорим о мультимедийной истории. Во-первых, здесь в значительной степени действуют законы кинодраматургии, где должен быть герой, часто антигерой, преодолеваемые препятствия и т. д. Излишнее количество противоречий сделает мультимедийную историю невнятной, неинтересной читателю. Значительная роль визуальной составляющей, эмоциональное воздействие представляются "врожденными" чертами жанра. Несомненно, это делает такие материалы эффективными в том числе для целей пропаганды (и все то, что говорится в первой и второй главе, имеет место и очень интересно). Однако не все материалы с такими характеристиками обязательно являются пропагандистскими. Интересным и крайне перспективным при дальнейшем исследовании данной темы может оказаться применение опыта, накопленного в изучении тележурналистики: мультимедийные истории (и связанные с ними проблемы) к ней очень близки вследствие значительной роли визуального ряда и значительного эмоционального воздействия. В эпоху мультимедийных материалов эмоциональная окрашенность представляется недостаточным аргументом, чтобы посчитать материал пропагандистским. В частности, по этой причине кажется важным дополнить "основные требования пропаганды", упоминаемые на с. 21-22. Во-вторых, на становление жанра мультимедийной истории значительно повлиял очерк, лонгрид в предыдущем смысле этого слова (это хорошо видно по тому же Snowfall). А его законы далеки от таких информационно-новостных жанров, как новость или статья с разными точками зрения и отстраненным стилем изложения, и предполагают значительную степень свободы автора. Поэтому и выяснять, пропагандистский или журналистский характер носит данный материал, стоит сообразно этим законам. Не претендуя на полноту и научную точность, приведу некоторые возможные (на мой взгляд, не более) направления. Предположительно, добросовестный материал будет отличаться: 1) корректными логическими цепочками без пропусков, подмены понятий и т.д. (это очень важный отличительный признак); 2) попыткой автора показать сложность и многообразие исследуемой проблемы/явления (сохраняя при этом цельность повествования и определенную драматургию) — это можно понять, в частности, внимательно анализируя композицию материала. Относительно последнего пункта представляется уместной следующая аналогия: при написании научной работы автор ограничивается сформулированной темой, так как не может объять необъятное (например, если он исследует протесты зимы 2013-2014 г., он может не останавливаться детально на войне на Юго-Востоке Украины и, возможно, даже на крымских событиях). Однако в рамках поставленной темы исследование должно быть добросовестным. Чтобы понять, занимался ли автор (авторы) мультимедийного материала добросовестной журналистской работой, представляется важным сначала выявить главную драматургическую линию материала (арка истории), а затем посмотреть, где он от нее отклоняется и почему это делает. Пропагандистский материал может быть выявлен на обоих этапах: сама арка истории может быть ярко пропагандистской («показать путь страны N от нищеты и разрухи при предыдущем главе государства до процветания при действующем») — либо в композиции и подборе фактов могут быть не отражены такие вопросы, которые, скорее всего, должны были возникнуть у автора (вероятно, подобное отразится и на логической корректности текста). Частично эти вопросы поднимаются в работе и не раз, и в то же время, например, иногда анализируемый материал (действительно с признаками пропаганды!) называется пропагандистским главным образом за яркую эмоциональную окраску, а не по другим критериям. Представляется интересным понять, где проходит граница между материалом с выраженной авторской позицией и пропагандистским материалом в условиях именно современных медиа и новых форматов. 2. Возникли некоторые сомнения относительно анализа материала The Russia Left Behind в NY Times. На стр. 27 говорится, что автор материала называет "главу железнодорожной станции" близким другом президента. В материале удалось найти только такое упоминание: "When word gets out that the head of Russia’s state railway company — a close friend of President Vladimir V. Putin — is aboard..." - то есть речь о главе РЖД на тот момент (вероятнее всего, имеется в виду Владимир Якунин). Утверждения о своей дружбе с президентом Якунин не опровергал (см., например: "Якунин рассказал об отношениях с Путиным" - Forbes.ru, 22.05.2014). Также остается под вопросом, несет ли эмоциональную окраску (как говорится на стр. 26) то, что Россия в материале NY Times названа «путинской». Не исключено, что возможны и негативные коннотации, но они не очевидны. На с. 27 утверждается, что, согласно тексту New York Times, «большинство российских детей не учится, вследствие чего в России возрождаются традиционные браки в детском возрасте». По-видимому, речь идет о главе «A Wedding for a 14-Year-Old». Судя по тексту, такая оценка касается не «большинства российских детей», а детей в некоторых районах проживания цыган, на что указывает контекст главы и в явном виде слово here - "здесь": «Forty percent of the children here do not study at all, said Stephania Kulayeva of St. Petersburg’s Memorial Anti-Discrimination Center» (при поиске Стефании Кулаевой и АДЦ "Мемориал" в русскоязычном интернете также можно убедиться, что их данные касаются не всех российских детей, а определенных групп). PS. Хотелось бы поблагодарить автора за выбранную тему и проделанную работу, которая, как оказалось, может быть интересна и актуальна и четыре года спустя.