Особенности отражения погодных явлений в русской лингвокультуре на фоне китайской

Ма Сянфэй

Особенности отражения погодных явлений в русской лингвокультуре на фоне китайской

В работе анализируются рассматриваемые на фоне русского языка стереотипные представления о таких погодных явлениях, как снег, дождь, град, складывающиеся из многих составляющих и отражающиеся в русском и китайском языковом сознании. Нами выявлены универсальные признаки, общие для двух языков и культур. К различиям лингвокультурологического плана относится своеобразие на фоне китайского языка вербализуемых в русских выражениях ассоциаций. Привлечение данных словарей и материалов Национальных корпусов двух языков дает возможность судить об актуальности тех или иных векторов в осмыслении снега, града и дождя - в прошлом и настоящем - носителями русских языка и культуры на фоне китайских.

Языкознание

Дипломы

Вуз: Санкт-Петербургский государственный университет (СПбГУ)

ID: 5be57e507966e104e4a124ed

UUID: 6a968de0-c649-0136-3dc6-525400005860

Язык: Русский

Опубликовано: около 6 лет назад

Просмотры: 20

Ма Сянфэй

Источник: Санкт-Петербургский государственный университет

Комментировать 0

Рецензировать 0

Скачать - 214,9 КБ

Поделиться работой

ПРАВИТЕЛЬСТВО РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ БЮДЖЕТНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ «САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ» (СПбГУ) Выпускная квалификационная работа аспиранта на тему: ОСОБЕННОСТИ ОТРАЖЕНИЯ ПОГОДНЫХ ЯВЛЕНИЙ В РУССКОЙ ЛИНГВОКУЛЬТУРЕ НА ФОНЕ КИТАЙСКОЙ Образовательная программа « Русский язык » Автор: Ма Сянфэй Научный руководитель: доктор филологических наук, доцент Селиверстова Елена Ивановна Рецензент: кандидат филологических наук, доцент Николаева Елена Каировна Санкт-Петербург 2018

3 Изучение языковой картины мира, т.е. совокупности знаний о нем, отраженных в языке[Пименова 2005: 17], – одно из наиболее востребованных научных направлений современной лингвистики. Обращение к языковой картине мира осуществляется как в рамках изучения национальной концептосферы, составляющими которых являются концепты, а языковые знаки в этом случае представляют собой средство их постижения, так и в рамках лингвокультурологии – при раскрытии сформировавшихся в культуре этномаркированных стереотипных представлений, общих для коллективного носителя языка[Красных 2002, Бартминьский 2005, Зиновьева 2016]. Человек окруженный природой не может не воспринимать и не осмысливать различные ее проявления – в этом состоит во многом его когнитивная деятельность. Наблюдая и осмысляя социальные, психические, бытовые, космические и др. явления, связанные с разными аспектами материальной и духовной жизни, человек выделяет погодные явления [М.В. Пименова, 2005], о чем свидетельствует объем представленных в русском языке и отражающих эти явления устойчивых выражений – фразеологизмов, пословиц, сравнений. Как следствие повседневных наблюдений в языке появляются не только прямые номинации наблюдаемых осадков (града, снега, дождя, мороси и др.), но и проведение аналогий между явлениями природы и жизнью и деятельностью человека, что фиксируется выражениями появиться как дождь; (свалился кто-л.) как снег на голову; попасть из дождя в воду; Коли в мае дождь, будет и рожь; Либо дождик, либо снег, либо будет, либо нет; В дождь крышу не кроют, а в вёдро сама не каплет и т. д. Внимание исследователей к явлением природы, участвующим в жизнедеятельности человека – растительному и животному миру, воде и водным явлениям, небу и небесным светилам, временам года и т. д., – свидетельствует об актуальности их изучения, о возможности познания специфики национального видения мира через анализ отражаемых различными языковыми единицами стереотипных представлений. Интерес к этой проблематике проявляют многие ученые: Н.И. Маругина и Д.А. Ламинская,

4 А. Мазурик, В.И. Драчук, Л.Н. Гукова, Н.Ю. Перфильева, А.А. Рольгайзер, Р.Х. Хайруллина, Цзу Сюецин и др. Система устойчивых словесных комплексов – сравнений, фразеологизмов, пословиц – является важным средством представления особенностей национальной лингвокультуры. Эта система универсальна с точки зрения межнациональной логики познания и уникальна – с точки зрения дискурсивного пространства определенного этноса [Л.Г. Золотых, 2013]. Между тем пласт устойчивых единиц русского языка, способных репрезентировать культурно значимые элементы менталитета народа, связанные с погодными явлениями, является недостаточно изученным. Мы имеем в виду в первую очередь наиболее важные и чаще других отмечаемые атмосферные осадки: снег, дождь и град. В наши дни описание единиц языка как средства отражения национальномаркированных сведений, фиксируемых русским языком, во многом поддерживается исследованиями сопоставительного характера, выявляющими особенности культурно-национальных эталонов и стереотипов на материале самых разных пар языков [Алешин 2010, Ани Рахмат 2013, Бредис 2017, Иванова 2002, Кузнецова, Лукина 2016; Ле Минь Нгок 2011 и др.], в том числе с привлечением материала китайского языка [Лиин Юань 2016, Пи Цзянкунь 2014; У Вэй 2012, Юй Фэнин 2016 и др.]. Новизна нашего исследования определяется тем, что анализа и описания совокупности стереотипных представлений о трех основных видах осадков: дожде, снеге и граде, – сформировавшихся в национальном сознании и отразившихся в устойчивых выражениях и в современном дискурсе носителей русского языка, на фоне китайского языка, до сих пор не проводилось. Нами последовательно приводятся связанные с отдельными видами осадков признаки и ассоциации, вербализуемые средствами устойчивых выражений, с одной стороны, и иными языковыми средствами, репрезентируемыми образцами современного дискурса, – с другой. В данной работе мы опираемся на опыт теоретической разработки лингвокультурологии и практический опыт в области когнитивных и лингво-

5 культурологических исследований Ю.Д. Апресяна, Н.Д. Арутюновой, А. Вежбицкой, Е.И. Зиновьевой, Е.С. Кубряковой, В.А. Масловой, И.А. Стернина, В.Н. Телия, Г.А. Токарева и др. Гипотеза исследования: лингвокультурологический подход к устойчивым сочетаниям русского языка и явлениям современного дискурса носителей русского языка, демонстрирующим вербализацию стереотипных представлений об осадках, и их исследование на фоне аналогичного китайского материала позволит выявить особенности универсального и национальноспецифического в осмыслении важного фрагмента языковой картины мира. Объектом исследования являются, русские и китайские устойчивые выражения с компонентами снег, дождь, град. Эти данные подкрепляют контекстами национальных корпусов русского и китайского языков, участвующими в репрезентации представлений об осадках в русской лингвокультуре на фоне китайской. Предмет исследования – это содержание отражающихся в русском языке стереотипных представлений об осадках (дожде, снеге, граде), рассматриваемых на фоне китайского языка, степень их общности или национально-культурной специфичности. Целью нашей работы является изучение системы признаков, охватываемых стереотипными представлениями об основных видах осадков, отразившимися в русском языковом материале – на фоне аналогичного материала китайского языка, и выявление как общности наблюдений в двух языках и культурах, так и их национально-культурного своеобразия в каждом из языков. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи: 1) познакомиться с исследованиями, составляющими теоретическую базу данной работы; 2) выявить семантику ключевых слов (осадки, дождь, снег, град) в русском языке и выбрать ориентиры для отбора устойчивых словосочетаний и их семантического и лингвокультурологического анализа; 3) отобрать массив устойчивых единиц, репрезентирующих стереотипные

6 представления о дожде, снеге и граде в русском и китайском языках; 4) проанализировать контексты из Национальных корпусов русского и китайского языков, содержательно связанные с предметной областью, включающей осадки в виде снега, дождя и града; 5) выявить и классифицировать стереотипные представления об отдельных видах осадков, отразившиеся в лексикографических источниках и речевом дискурсе, характерном для носителей каждого из языков; 6) выделить отраженную в устойчивых выражениях лингвокультурную информацию, установить культурно-национальные особенности в массиве стереотипных представлений о дожде, снеге и граде в русском языке на фоне китайского, а также универсальные признаки и представления, общие для двух языков. Для реализации поставленных задач в исследовании используется ряд методов: прием сплошной выборки из сборников пословиц, поговорок и сравнений, применяемый для определения корпуса устойчивых выражений в русском и китайском языках; метод семантического анализа (по данным словарей); метод компонентного, лингвокультурологического контекстологического анализа; сопоставительный анализа; и метод описательный методы. Материал составляют устойчивые выражения – фразеологизмы, сравнения и пословицы, почерпнутые из Большого словаря русских пословиц (2010), Большого словаря русских народных сравнений (2008), сборника «Пословицы русского народа» В.И. Даля (1984), из «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля и китайских толковых, двуязычных и фразеологических словарей. Всего в работе привлечено к анализу 287 русских и 234 китайских устойчивых выражения, данные 650 контекстов из «Национального корпуса русского языка» и 520 контекстов «Национального корпуса китайского языка». Обращение к национальным корпусам русского и китайского языков дало возможность наблюдения актуальных представлений в сегодняшнем сознании носителей русского и китайского языков.

7 Теоретическая ценность работы видится в выявлении совокупности представлений о значимых для русской и китайской ментальности явлениях природы и приоритетных для каждой из лингвокультур признаков, ассоциируемых с отдельными типами атмосферных осадков и отражающих как прагматические наблюдения, так и векторы их поэтического осмысления; в определении степени актуальности представлений, вербализованных устойчивыми выражениями двух языков, для современных носителей русских и китайских культур и языков; в выяснении экстралингвистических факторов, способствующих появлению специфических образов устойчивых выражений. Практическая значимость работы состоит в возможности использования ее результатов в рамках преподаваемых дисциплин – лингвокультурологии, фразеологии, лексикологии, межкультурной коммуникации, перевода. Сделанные наблюдения и материал могут также найти применение в лексикографической практике. На защиту выносятся следующие положения: 1. Векторы осмысления в обеих культурах анализируемых типов осадков позволяют говорить о значительно более широком спектре ассоциаций, реализуемых носителями языка в литературной и речевой практике, нежели зафиксированные лексикографическими источниками. 2. Отдельные типы осадков – снег, дождь и град, обнаруживающие много общего в своей естественной природе и ее проявлениях, представляются – при известной доле общего в их видении – разными в их ментальнокультурном осмыслении. 3. Значительное многообразие ассоциаций, связанных с дождем и снегом, по сравнению с представлениями о граде можно объяснить экстралингвистическими факторами – различиями в продолжительности и частотности наблюдаемых в жизни явлений, спектром их свойств и реальной утилитарной оценкой говорящими. 4. Представления об отдельных видах осадков образуют в каждой из культур систему признаков, актуализируемых говорящими, и складываются как из

8 практических наблюдений за реальными погодными явлениями, так и из связанных с ними ассоциаций, формирующих метафорическое восприятие. 5. Стереотипные представления об осадках в двух культурах и языках имеют много общего – особенно этой очевидно в отношении наиболее частотных признаков. Тем не менее в результате сопоставления возможно выявление и этномаркированных представлений, связанных с особенностями быта конкретного ментальности. этноса, его В русских традициями, условиями устойчивых формирования выражениях ощутима прагматичность, утилитарные подход и оценка анализируемых погодных явлений. В китайском же материале в большей степени проявляется связь сложившихся фразеологизмов с мифами и легендами, с традицией поэтизированного восприятия природы. 6. Массив устойчивых выражений, используемых современными носителями языка, с одной стороны, значительно сужается – в силу причин экстралингвистического характера, а с другой – пополняется новыми выражениями, актуализирующими отмеченные ранее признаки в новом семантическом направлении. Результаты исследования прошли апробацию на 7 международных и всероссийских конференциях. Ход исследования и его результаты обсуждались на аспирантских семинарах кафедры русского языка как иностранного и методики его преподавания СПбГУ (2015-2018) и на фразеологическом семинаре при Межкафедральном словарном кабинете СПбГУ (2017). По теме данной работы опубликовано 6 работ, из них в изданиях, рекомендованных ВАК РФ, – 3. Выпускная квалификационная работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы, включающего наименования 20 научных исследований. Основное содержание выпускной квалификационной работы В первой главе «Теоретические основы изучения одного языка на фоне другого в аспекте выявления этномаркированных особенностей языка и культуры» рассматриваются такие вопросы как сущность и предмет

9 лингвокультурологии и ее место среди других дисциплин, единицы изучения в лингвокультурологии и их терминологическое содержание, языковая картина мира и фразеологическая картина мира, роль устойчивых единиц в отражении мировосприятия, характерного для представителей определенных культуры и языка. Актуальность лингвокультурологии как науки объясняется учеными способностью человека – в отличие от всех других существ – обладать культурой, которая зародилась и утвердилась с накоплением знаний в человеческом обществе. Возможность частых контактов носителей разных культур и языков также усиливает важность способов и средств оптимизации межкультурной коммуникации. Изучаемый язык другой страны способен приоткрыть образ мыслей его носителей, систему взглядов на окружающий мир и шкалу ценностей народа. Язык является, по В.А. Масловой, средством «накопления и хранения культурно-значимой информации», особым, словесным, способом представления мира. Роль языка в аспекте лингвокультурологии определяется следующим образом: это изучение способов, которыми язык воплощает в своих единицах и тем самым хранит и транслирует культуру [Маслова 2001: 35]. Признавая несомненную взаимосвязь языка, мышления и культуры, С.Г. Тер-Минасова пишет, что все вместе «они соотносятся с реальным миром, противостоят ему, зависят от него, отражают и одновременно формируют его видение и отношение к нему» [Тер-Минасова 2008: 24]. В.В. Красных указывает на непосредственную связь «с изучением национальной картины мира, языкового сознания, особенностей ментально-лингвального комплекса» [Красных 2002: 12]. Как пишет Е.И. Зиновьева, важнейшее значение в рамках лингвокультурологии придается исследованию различных способов представления знаний о мире носителей того или иного языка через изучение языковых единиц разных уровней, речевой деятельности, речевого поведения, дискурса, что обеспечивает – через описание этих объектов – раскрытие значения анализируемых единиц, его оттенков, коннотаций и ассоциаций, отражающих сознание носителей языка [Зиновьева

10 2016: 12]. В качестве единиц изучения в аспекте лингвокультурологии в трудах исследователей выступают явления, терминологически именуемые как лингвокультурема, логоэпистема, концепт, стереотипное представление, прототип, символ, эталон, код культуры, прецедентный феномен, культурный смысл [Воробьёв 1997; Верещагин, Костомаров 2005; Воркачёв 2001, Красных 2002, 2005; Ковшова 2007, Колесов 1999, Караулов 1987, Сорокин 1993, Юань Лиин 2016] и др. В данной работе мы будем оперировать терминами «стереотипное представление» и «лингвокультурная установка». Важность стереотипов в формировании и описании языковых и культурных явлений в настоящее время не подвергается сомнению. К этому термину прибегают, решая вопрос об источниках приобретения знаний, языковых механизмах, участвующих в формировании разных типов знания [Косяков 2009: 3] и способах его вербального представления. Так, к языковым стереотипам относят суждения об определенном объекте внеязыкового мира, субъективно представляющие предмет, содержащие описательные и оценочные признаки, являющиеся «результатом трактовки действительности в рамках социально выработанных познавательных моделей» [Андреева 2010]. Функцию стереотипов выполняют во многом идиомы, формулы, устойчивые сравнения, пословицы. Под стереотипным представлением нами, вслед за В.В. Красных, понимается в данной работе «фиксированная ментальная “картинка”, являющаяся результатом отражения в сознании личности “типового” фрагмента реального мира, некий инвариант определенного участка картины мира» [Красных 2002: 178]. Стереотипные представления во многом формируют и отражают наивную картину мира и потому привлекаются в качестве единиц, участвующих в описании языковых и культурных явлений. К таким фрагментам языковой картины мира могут быть отнесены и рассматриваемые в данной работе представления об осадках – дожде, снеге и граде. Одной из форм реализации стереотипных этномаркированных представлений являются лингвокультурные установки, которые часто выявляются при анализе

11 законченных суждений – в первую очередь, таких, как пословицы, которые привлекаются к анализу и в данной работе. В.Н. Телия, отмечая культурную значимость языковых единиц, их лингвокультурологический потенциал, понимает под установкой культуры «ментальные образцы, играющие роль прескрипций для жизненных практик» [Телия 1999: 18]. Н.Н. Семененко говорит в своих работах, посвященных изучению паремий, о мировоззренческих установках национального сознания, в которые включаются образная репрезентация характеризуемой пословицей ситуации и её оценка [Семененко 2011: 217], некое одобряющее или порицающее отношение носителей языка к высказываемой в паремии идее или представляемой в ней модели поведения. Универсальные, культурные установки могут вербализоваться в разных языках особенным образом, что определяется рядом лингвистических, прагматических и культурологических факторов. А по мнению В.А. Масловой, установки культуры есть имеющиеся у каждого народа определённые идеалы, которые «вырабатываются на протяжении исторического пути, проходимого народом, который откладывается в социальной памяти и формирует установки» [Маслова 2001: 50]. Сюда же относятся и правила, упорядочивающие жизнь членов общества. Короче говоря, стереотипные представления, участвующие в отражении определённого фрагмента языковой картины мира, являются важным элементом нашего исследования, единицей, которой мы пользуемся для направленного выявления национально-культурной специфики языка. Национально-культурное своеобразие в каждом языке может проявляться на уровне установок культуры, отражающих принятое в сообществе носителей языка определённое прочтение предъявляемой (вербализуемой языковыми единицами) информации, типичные оценочные позиции, уровень общественного сознания. Одним из первых на содержание языка и мышления, отмеченных национальной спецификой, обратил внимание В. фон Гумбольдт, отметивший, что различные языки «являются для наций органами их оригинального мышления и восприятия» [В. фон Гумбольдт 1985: 324]. Языковая картина мира

12 признавалась исследователем зависящей от восприятия мира человеком, подвижной, динамичной. Картина мира, понимаемая в общем смысле как «упорядоченная совокупность знаний о действительности, сформировавшаяся в общественном сознании» (З.Д. Попова, И.А. Стернин), лингвокультурологов интересует, в первую очередь, как типичная для обыденного сознания определенного коллектива схема восприятия действительности, зафиксированная в языке [Яковлева 1994: 9]. Будучи одним из важных понятий лингвокультурологии, языковая картина мира получает разнообразные, но отнюдь не противоречивые трактовки. Языковая картина мира постигается за счет изучения разных языковых единиц, и фразеология в широком смысле – поговорки, пословицы, устойчивые сравнения – являются благодатным материалом, демонстрирующим особенности мировоззрения носителей языка [Максимовских 2009: 90]. Ю.А. Бельчиков же видит в языке средство отражения явлений не только духовной сферы. Будучи зеркалом жизни народа, язык способен закреплять в своих единицах – в первую очередь в лексике и фразеологии – сведения о самых разных явлениях народной жизни, отрицательных и положительных её сторонах, фактах истории и культуры, фиксировать факты как давно ушедшего времени, так и современности, «народный склад ума» и внутренний мир человека [Бельчиков 2009: 277-278 ]. М.В. Пименова считает, что языковую картину мира составляют ментальные модели, отображающие и фиксирующие в языке мировоззрение определенного сообщества [Пименова 2001: 20]. Выделив несколько разновидностей картины мира – фольклорную, мифологическую, религиозную, философскую, научную, обыденную, концептуальную», М.В. Пименова отметила и проиллюстрировала примерами несовпадение научной и наивной картин мира, но при этом – несомненную связь концептуальной и языковой картин мира: «Языковая картина мира эксплицирует компоненты концептуальной картины мира, является единственным средством доступа к национальной концептуальной системе» [Пименова 2011: 40, 146].

13 По мнению В.И. Карасика, языковая картина мира есть отраженный в языке посредством системы образов исторический и ментальный опыт народа, говорящего на данном языке. Она составляет часть ментальной картины мира, в ней можно выделить «определенные области или аспекты, такие, как, например, ценностная, эмотивная или юмористическая языковые картины мира» [Карасик 2004: 198]. Таким образом, в данной работе под языковой картиной мира понимается вслед за О.А. Корниловым, запечатлённый в лексике и фразеологии национального языка так называемый «отражённый мир», который является проекцией внешнего мира, производимой этническим языковым сознанием и несёт в себе информацию об особенностях национальной ментальности [Корнилов 2000]. Интерпретация фразеологизмов как культурных знаков осуществляется в рамках изучения фразеологической картины мира, которая в работе понимается как часть языковой картины мира, описанной средствами фразеологии. Фразеологизмы можно рассматривать как единицы лексико-фразеологического словаря языка, отражающего в совокупности пропущенные через призму ментального восприятия сведения об окружающем мире, или же выделять особый подход, состоящий в соотнесении только фразеологических единиц языка – сравнений, идиом, пословиц и проч. – с «таксонами культуры», результатом которого является содержание национально окрашенной культурной коннотации [Телия 1996: 253]. Раз каждый оборот является элементом системы и «выполняет определенные функции в описании реалий окружающей действительности» [Хайруллина 165: 13], мы считаем, что фразеологическая картина мира представляет собой универсальную, т.е. имеющуюся в любом из языков, образную систему особых языковых единиц, передающих своеобразие национального мировидения. Лингвокультурологический широком понимании, т.е. потенциал включая фразеологизмов устойчивые сравнения, – в самом поговорки, пословицы, – базируется на том, что фразеологический фонд каждого этноса

14 репрезентирует в яркой, запоминающейся, этномаркированной форме события и факты истории, предметы и явления окружающего мира и свое отношение к ним. Во фразеологии, как пишет Л.П. Юздова, можно выявить глубинные философские воззрения человека и представления об окружающей его реальности, «понять истоки современной духовной культуры нации», увидеть особую ценностную картину мира [Юздова 2009: 123]. Благодаря фразеологическим средствам можно воссоздать спектр актуальных для носителей определенного языка и типичных для них эмоций [Зверева 2002]. В развитие сравнительно-сопоставительного лингвокультурологического и когнитивного анализа значительный вклад вносят работы, в которых данные русского языка рассматриваются на фоне материала английского, немецкого, шведского, словацкого, вьетнамского, японского, хорватского и др. языков – А.С. Алешина, Харри Вальтера, С.Г. Воркачева, М.Л. Ковшовой, И.В. Кузнецовой, Н.Н. Изотовой, В.А. Пищальниковой и В.В. Киселева, Ле Минь Нгок, Е.В. Ничиропчик, Е.Г. Стешиной, Жельки Финк-Арсовски, Т.А. Эмих и др. Так, китайский исследователь Пи Цзянкунь рассмотрел оппозицию правда-ложь, вербализуемую паремийными средствами в двух языках, и выявил характерные для двух культур стереотипные ценностные представления, установки и эталоны. Им был разработан включающего алгоритм лингвокультурологического выделение ментальной установки анализа пословиц, лингвокультуры, репрезентируемой анализируемыми единицами, определение ее двойственности или однозначности, характеристику образа, лежащего в основе паремии, и пословичных биномов [Пи Цзянкунь 2014]. Выявление лингвокультурных типичных установок, представлений, аксиологических этнокультурных стереотипов векторов, и т. д., осуществляемое на материале устойчивых выражений – сравнений, поговорок, пословиц, дает яркое представление о специфике ментально-культурного осмысления значимых для носителей языка явлений окружающего мира Так, И.С. Просвирнина и Шао Жуй, изучая устойчивые выражения в русском и китайском языках, отражающие представления о скромности, отмечают, с одной

15 стороны, существенные черты сходства во фразеологии двух языков и близость используемых культурных кодов, а с другой – очевидное несовпадение выделяемых в двух языках классов фразеологизмов, паремий и метафор, их структурное, семантическое характерность китайских и стилистическое устойчивых своеобразие, выражений для бóльшую письменной речи [Просвирнина, Шао Жуй 2013: 101]. О важности представлений об осадках, характеризующих важный фрагмент языковой картины мира, свидетельствуют как работы, косвенно касающиеся таких явлений, как снег, град, дождь, морось, иней и проч. [А.А. Чемерчева 2006, В.П. Васильев 2003, 2007; Е.Б. Рябых 2006, А. Мазурик 2006, И.А. Тарасова 2012, Т.Н. Тимкова 2013, М.В. Домбровская 2006], так и исследования, целенаправленно обращающиеся к изучению способов вербализации погодного кода в определенной культуре. Так, Н.Ю. Перфильева отмечает в русской языковой картине мира в качестве сущностных отличий концепта «Погода» такие черты, как статичность и нейтральная коннотация, «доминирующее восприятие в качестве решающего фактора, не подвластного влиянию человека», а в английской языковой картине мира, по ее мнению, реализуется признак процессуальности и ощущается негативная коннотация, связанная «с неприятным, с тем, что нужно пережить» [Н.Ю. Перфильева, 2008]. Интересный подход демонстрируется в работе В.П. Васильева, анализирующего словную организацию когнитивного содержания концепта «Дождь» в русском языковом сознании и выделяющего различные его признаки физического, территориального, консистенциального, квантитативного, интенсивного, аксиологического свойства [Васильев 2007: 163-164]. Во второй главе «Национально-культурные особенности вербализации представлений о снеге, дожде и граде в русском и китайском языках» проводится лингвокультурологический анализ стереотипных представлений русских и китайцев об основных видах осадков – снеге, дожде и граде – с целью определения национально-маркированного и универсального. В разделе 2.1. «Стереотипные представления о снеге в русском и

16 китайском языках» анализируется – на основании данных лексикографических источников, включающих словари сравнений, поговорок и пословиц, а также материалов Национальных корпусов русского и китайского языков – совокупность представлений, связанных со снегом в русской и в китайской культурах. Русский язык (2.1.1.) располагает довольно значительным рядом слов – названий явлений природы, связываемых со снегом, например: буран ('снежная буря в степи'), капель ('падение с крыши, веток капель тающего снега'), позёмка ('ветер, поднимающий слой снега с земли'); мокрый снег ('снег с дождем'), снег крупой, крупчатый ('снег пополам с мелкими градинками'), мартовский ноздреватый снег и др. [Русский семантический словарь 3: 62]. Представления о снеге вербализуются и устойчивыми оборотами – сравнениями, фразеологизмами, пословицами: снег полоть, как снег в голову; Бабушка надвое сказала: то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет. В русском языке существует и немало загадок о снеге: Скатерть бела, весь свет одела; На дворе в холоде горой, а в избе водой (‘снег’); К божьему мясоеду гусей щиплют (‘снег идёт’); Белый лебедь на яйцах сидит (‘поля, покрытые снегом’). Все это свидетельствует о важности стереотипных представлений о снеге, отражающихся в русской языковой картине мира. В толковых словарях русского языка снег квалифицируется как относящийся к осадкам (выпадающим сверху), имеющий белый цвет и особые форму и структуру («в виде белых звездообразных кристалликов или хлопьев»). Существенным отличием снега от града и дождя является представление о нем в русском сознании как о способном образовать снежный покров (покрывало), лежать на земле, под ногами, образовывать толстый (глубокий) слой. Отдельное внимание (2.1.1.1.) уделяется представлениям о снеге, репрезентируемым устойчивыми выражениями русского языка и подкрепляемым данными современного дискурса. Средствами русского языка репрезентируется весьма широкая шкала разнообразных признаков снега. Как единицы народного происхождения, весьма активны в фиксации зависимости между количеством снега и перспективой хорошего урожая русские пословицы:

17 Снег – крестьянское богатство; Больше снега на полях, больше хлеба в закромах; Снег глубок – хлеб хорош, зима без снегу – не быть хлебу. Таяние снега весной обеспечивает землю обильной влагой: Снегу надует, хлеба прибудет; вода разольётся, сена наберётся. Снег здесь воспринимается как залог обеспечения едой: крестьян – хлебом, а скота – травой. Ассоциации снега с большим, безграничным количеством – одна из самых частотных; разные оценки восприятия и оценки этого множества отразились в следующих устойчивых выражениях: как снега <зимой> – 'много'; ср. в современном дискурсе: «За окнами поезда снега – как грязи, И грязи – как снега зимой. В соседнем купе отходняк у буржуев. Из радиоточки сипит Расторгуев, Что скоро вернется домой (Дмитрий Быков. Блаженство 2017. Poetry). Отсюда и развивающийся оттенок значения ‘д о с т ат оч н о с т ь , и з б ы т оч н о с т ь ’ , объясняющий появление иронической констатации и отрицательной оценки скупо сти, жадности человека через образ выпрашиваемого снега: У жадного (скупого) среди зимы снега не выпросишь; не выпросить снег средь зимы у кого-л. На этом же признаке основан и оборот о чьей-л. способности продать снег зимой, что является свидетельством редкой предприимчивости, так же, как и выражение продать снег эскимосам. Актуальность этих оборотов подтверждается многочисленными примерами современного дискурса. В основу устойчивых выражений легли и такие признаки снега, как ‘н е д о л го в еч н о с т ь , в р е м е н н о с т ь ’ , объясняемая способностью ‘т а я т ь ' , ‘ и с ч е з ат ь б е с с л е д н о ’ . Ср.: таять как снег <под солнцем> (Поголовье крупных животных таяло, как снег [Александр Грудинкин. Первые люди и последние мегазвери Америки; деньги тают как снег под солнцем…]; Материнский гнев, что вешний снег: и много его нападет, да скоро изникнет. Недолговечность связывается как с первым снегом – он, как правило, не ложится сразу и надолго (Исчезать как первый снег; Снег первый хоть и чист, да обманет – зима в одну ночь не настанет; Обманчив первый снег), – так и с последним, апрельским: растаять как апрельский снег, где компонент

18 апрельский (‘поздний, несвоевременный, неспособный лечь толстым слоем’) усиливает семантику ‘быстрота исчезновения’. Ср. также обороты искать прошлогодний снег, исчезнуть как прошлогодний снег. Как известно, русская парная б а н я предполагает процедуры, состоящие в чередовании горячего пара и резкого ох л а ж д е н и я . Об использовании для этого снега отразилось в пословице Снегом да паром, так не будешь старым. Важным для русского языкового сознания оказывается и время выпадения снега. Так, национально окрашенными, отражающими русские народные традиции, являются пословицы, в которых прослеживается связь свадьбы и замужества с появлением снега: Бел снег землю прикрывает, не меня ли, молоду, замуж снаряжают. Первый снег обычно выпадает к 14 октября – Празднику Покрова Святой Богородицы, – когда становится холодно (Покров – закрывай коров; Покров, натопи нашу хату без дров), а цикл полевых работ к этому времени обычно заканчивался и до весны наступала пора отдыха, поэтому свадьбы обычно откладывались на осень; ср.: Придёт Покров, девка голову покроет. Значение оборота покрыть голову – ‘выйти замуж, выдать кого-л. замуж' идет от традиции, согласно которой замужней женщине не пристало ходить с непокрытой головой. В выражении Батюшка-Покров, покрой землю снежком, а меня, молоду, женишком отразилась, вероятно, и ассоциация белого цвета снега и фаты невесты как символа ее чистоты и невинности. Белизна снега как наиболее яркий его признак лёг в основу сравнений белый как <первый> снег, белее снега белого, указывающих в речи на белизну самых разных предметов и явлений – стен церкви, материи и одежды, меха, соли, мебели, зданий, клубов дыма, цветущих деревьев и проч. Ср.: княжеский конь, белый, как снег. Признак белизны снега широко представлен и в паремиях: с одной стороны, белизна противопоставлена «непитательности» снега и бесполезности в этом смысле: Белый снег, да никто ево <не>ест; Бел снег, да ногами топчут, черен мак, да люди едят; Снег белый, да не сыр, зять милый, да не сын. Белый цвет в русской культуре ассоциируется с чистотой (чистый как снег)

19 Однако чаще это сравнение используется в переносном смысле, ассоциируясь с невинностью, чистотой помыслов, незапятнанностью . Ср.: душа бела, как снег; Она была чиста, как снег зимой. В грязь соболя! Иди по ним по праву. Но вот мне руки жжет ее письмо, Я узнаю мучительную правду (Владимир Высоцкий). Н е ож и д а н н о с т ь выпадения снега как первый знак приближения зимы – одно из регулярно вербализуемых представлений, несмотря на регулярность его появления каждый год. Оборот как снег в (на) голову приводится всеми словарями устойчивых выражений и очень активен в речи носителей русского языка: Её бывший муж, только что овдовевший, свалился как снег на голову, и придётся с ним повозиться [Л. Улицкая. Путешествие в седьмую сторону света]. С этим связано и представление о важности с в о е в р е м е н н о с т и снега как гарантии хороших урожаев: Хороший тот снег, когда бывает во время своё. Именно поэтому в иных условиях снег выступает в устойчивых выражениях как эталон б е с п о л е з н о го , и з л и ш н е го , утратившего свое значение: нужен как летошний снег; рад, что ланскому снегу ('прошлогоднему '). В устойчивых выражениях отразились также т о л щ и н а ( гл у б и н а ) с л оя выпавшего снега (Зимой съел бы грибок, да снег глубок), его вод н ы е с в о й с т в а , « н е го р юч е с т ь » (Коли умеешь взяться за дело, так и снег загорится, а не умеешь — и масло не вспыхнет), способность выпавшего снега з а м е с т и , с к р ы т ь , у т а и т ь (Снег всё скроет, метель занесёт), ассоциация с хо л од ом , н и з ко й т е м п е р ат у р о й (Снег холодный, а от стужи укрывает), с в я з ь с д ож д е м (снег – 'заменяющий зимой дождь' – В.И. Даль; На одном часу и снег и дождь). Ср. выражение Ну, был бы дождь, да снег помешал – здесь оба природных явления воспринимаются как одинаково отрицательно влияющие на обстоятельства жизни человека. Примеры современного дискурса расширяют картину вербализуемых представлений за счет признаков, не отмеченных в лексикографических источниках либо иначе акцентируемых (2.1.1.2.). Так, для многих городских жителей снег нередко становится темой разговоров, связанных с

20 н е о бход и м о с т ь ю у б и р ат ь тротуары и дороги, особенно во время обильных снегопадов, т.е. с создаваемыми им н еуд о б с т в а м и . Говорящие, описывая время года и погоду, фиксируют выпадение снега и его таяние как знаки происходящих в природном цикле изменений – часто а н ом а л ь н ы х . По существу, снег оценивается с позиции его своевременности и уместности. Лексема снег демонстрирует широкую сочетаемость с глаголами, отмечающими ко л и ч е с т в о , п р од о л ж и т е л ь н о с т ь , х а р а к т е р выпадения снега (снег кипел, кружился, вихрился, летел; снега не досталось, «делёж снега»), связанные с ним з ву к и или, наоборот, и х отсутствие (скрипит, повизгивает, трещит, хрустит и др.), и с признаковыми прилагательными, характеризующими живописность снега, его восприятие говорящими (серый, косматый, зловещий и др.). Ц в е т о в о е в о с п р и я т и е снега может отличаться от признания за ним только лишь белизны. В реальной жизни снег может быть и грязным, и серым, и коричневым, поскольку он «соседствует» с человеком, осуществляющим разнообразные виды деятельности. Говорящие знают о таком свойстве снега, как л и п ко с т ь , возможность п р и д а н и я ему ф о рм ы ( лепить историю, как снег), ассоциируют его с радостным настроением или, наоборот, с унынием и скукой. Таким образом, отразившиеся в русской языковой картине мира стереотипные представления о снеге проявились как в устойчивых выражениях, так и во многих контекстах современного дискурса носителей русского языка. В подразделе 2.1.2. «Осмысление снега в китайской культуре и его отражение в языке» рассматриваются основные стереотипы, связанные с восприятием снега в китайском языке. Представления о снеге в двух лингвокультурах совпадают в таких аспектах, как связь снега с высокими урожаями, белизна снега (букв. о чем-л. «цвета снега, белоснежном»; «в волосах появился снег, а усы покрылись инеем» – ‘о седом’), способность сохранять на снегу отпечатки чего-л., выпадать в большом количестве (букв. «сыпаться хлопьями снега») и др. Своеобразием отмечены ассоциация снега со стихами высокого стиля –

21 выражение 阳阳阳阳 (букв. «белый снег солнечной весной») происходит от названия старинной мелодии и используется для номинации произведений литературы или искусства, возвышенных, утонченных, в отличие от 阳阳阳阳 (букв. «Место и люди, где музыка написана») – в значении 'лёгкие жанры, популярные, простонародные'. Весьма типичным для китайской культуры является использование устойчивых сравнений с образом снега как эталона белизны для характеристики цветущих деревьев – сливы, груши, вишни: Недавно увидела цветы вишни из города Наньцзин, они красивые как облако, как снег [Сяо Мо. Память о путешествии в евре]; Несколько сливовых деревьев, пренебрегая холодом, одиноко цветут. Издалека узнаешь — это не снег, оттого, что доносится смутный аромат [Ван Аньши. Цветы сливы]. Этномаркированным представляется осмысление снега, с одной стороны, как эталона своевременно происходящего, уместного события (букв. «снегопад начался в своё время», т.е. ‘вовремя’), с другой – как символа бедствия, несчастья, трудных жизненных обстоятельств. Ср. 阳阳阳阳 (букв. «на снег ещё и иней» – 'Несчастье за несчастьем'. Аналогичное представление реализуется в русской лингвокультуре с помощью образа дождя. В разделе 2.2. «Вербализация стереотипных представлений о дожде в русском и китайском языках» описываются устойчивые ассоциации с дождем как погодным явлением в разных его проявлениях, подтверждаемые данными словарей и современного речевого дискурса. В словарях русского языка основное содержание слова «дождь» определяется как номинация ‘атмосферных осадков в виде капель воды или струй, выпадающих из облаков’ облаков’. Второе и третье значения русского слова связаны с семантикой «много»: 2. ‘перен. Множество, большое количество чего-л. падающего, сыплющегося’, ‘Множество, непрерывный поток, обилие чего-л.’; 3. в знач. нареч. дождём – ‘Обильным потоком, во множестве; подобно дождю’. Фразеологизм золотой дождь, используемый для наименования больших,

22 неожиданно появившихся денег, также поддерживает семантику м н ож е с т в е н н о с т и , о б и л ь н о с т и – это, безусловно, главный признак, приписываемый дождю, в достаточно сложной и разнообразной системе ассоциаций и представлений. Аналогия между большим (неисчислимым) количеством капель дождя и значительным количеством предметов, совершающих стремительное движение (падение, полёт) в определенном направлении, чаще вниз, лежит в основе сравнения валиться (сыпаться, лететь) как дождь (дождём) – ‘О множестве чего-л. густо, плотно сыплющегося, летящего’; ср. также: как дождя чего-л. у кого-л. – ‘о множестве’. Речь может идти о р а з л и ч н ы х п р е д м е т а х – как материальных (артефактах), так и неких абстрактных явлениях. Весьма характерным для русского речевого дискурса является сопоставление с дождем падения в огромном количестве различного вида с н а р я д о в (Осколки сыпались, как дождь [А. А. Авдеев. Дневник] – аналогичное восприятие отмечено и для слова град. Р еч е в ы е р е п л и к и разной прагматической направленности (комментарии, обвинения, замечания и проч.) также характеризуются оборотом сыпаться дождем. В устойчивых выражениях непредсказуемость, неожиданность проявился такой признак дождя, как его начала и окончания (появиться/ подняться как дождь и исчезнуть как дождь; ср.: как снег на голову), способность вымочить попавших под него (дождем не смочить кого-л. – ‘о большом скоплении людей’; пословица Мокрый дождя <а нагой разбою> не боится – ‘о человеке, которому нечего терять’) и доставить тем самым неприятности: ровно дождем намочило кого-л. – ‘о нахмурившемся, нахохлившемся, надувшемся человеке’; ходить как дождём прибитый – ‘смутный, вялый’. Ср. также пословицы Дождик вымочит, солнце высушит; Дожди мочат – не размочат. Отдельный большой блок составляют выражения, отражающие важность дождя для растений, для жизни: Без дождя виноград не роден; Будет дождик – будут и грибки, а будут грибки – будет и кузовок; От бога дождь, а от дьявола

23 ложь. В отличие от снега, для которого признак «температура», «холодный» является весьма типичным, дождь может характеризоваться антонимичными прилагательными, дающими позитивную или негативную оценку: теплый, прохладный, холодный, леденящий, противный, мерзкий и др. Достаточно устойчива лингвокультурологическая установка «О т д ож д я нужно п р я т ат ь с я у к р ы в ат ь с я »: Дырявая крыша – от дождя не прибежище; Крытому боку и дождь нипочем. В русских выражениях указывается на бесполезность сомнительного укрытия: От дождя под бороной не спасешься (не спрячешься); Поприкрылся цыган неводом от дождя. Отсюда и обороты Ни от дождя ухороны, ни от стужи обороны; Ни от ветру затулья, ни от дождя покрышки – со значением ‘о бесполезности принятой меры или неотвратимости чего-либо, беззащитности. На бедность, отсутствие самого необходимого у человека указывает выражение Дождем покрыто, полем огорожено – здесь вместо крыши над головой выступает сам дождь. Эти признаки вербализуются и в речи современных носителей русского языка. В пословицах компонент дождь выступает и как символ н е п р и я т н о с т и , н е в е з е н и я , о го рч е н и я : Наше счастье – дождь да ненастье – 'о невезучем, неудачнике; о невезении'; о смене одной неприятности другой – Быть было ненастью, да дождь помешал [Даль. Пословицы…]. Оба компонента – ненастье и дождь – обретают в составе пословиц способность передавать значение 'печаль, плохое настроение, беда': На сердце ненастье, так и в вёдро дождь. Здесь хорошо ощущается семантическая связь между словами дождь и ненастье, образующими своеобразную синонимическую пару. Ср. пословицы: У кого на сердце ненастно, тот хмур и в ясный день. Однажды дождь шел дважды ‘двойное несчастье’, тихой дождь ‘длительное, затяжное несчастье’. Такое осмысление дождя наблюдается и в современном употреблении – например, в песне «У тебя на сердце дождь» (И. Круг, М. Круг), где дождь символизирует печаль. Осмысление дождя как опасности проявляется и во фразеологической характеристике смелого человека: ни дождя ни облою не боится. Та же

24 ассоциативная линия лежит и в основе поговорок (попасть) от дождя да в воду, от дождя да под капель со значением ‘из одной неприятной ситуации в другую’, образованных по распространенной модели (ср.: От волка бежал, да на медведя попал). Актуальными для говорящих являются и обороты лить как из ведра, лить как нанятый – ‘об обильно выпадающем, о продолжительном дожде’. В подразделе 2.2.2. «Осмысление дождя в китайской культуре и его отражение в языке» описываются устойчивые ассоциации с дождем как погодным явлением, отмеченные в китайском языке. В китайской иероглифике в знаке дождя графически изображены падающие капли, а словарная трактовка слова близка к русской традиции: букв. ‘Дождь – это вода, которая выпадает из облаков на землю’. В устойчивых выражениях китайского языка, зафиксированных в словарях, и в материалах Национального корпуса китайского языка очевидно как положительное отношение китайцев к дождю, так и его отрицательное восприятие. Дождь как природное явление ( 阳 ) приносит пользу крестьянам, занятым сельскохозяйственными работами: он поливает посевы и способствует получению хорошего урожая. В китайском языке с этим словом (иероглифом) существует много устойчивых выражений, свидетельствующих о важности хорошей погоды – с дождем: 阳阳阳阳 (букв. «Пролей дождь на поля моего господина»). Понимание несомненной пользы дождя, позитивная оценка животворной влаги отразилось в сравнительном обороте 阳阳阳阳 (букв. «как побеги бамбука после весеннего дождя») – ‘появляться в большом количестве’. Дождь как залог успешного произрастания посевов, источник необходимой влаги, питания, развивает и переносное значение, поэтому в идиоматических выражениях дождь может символизировать «питательные вещества», «необходимую помощь». Понимание дождя как благодеяния, ниспосылаемого свыше, как проявления доброты, обнаруживается в обороте 阳阳阳阳 (букв. «дождь идёт, милости ниспосылаются») – ‘о благах, получаемых от кого-л. в изобилии’. Восприятие дождя как своевременного,

25 долгожданного и потому желанного – один из признаков, сформировавшийся за долгую историю хозяйственной жизни китайского крестьянина. Отсюда и трактовка дождя, легшая в основу переносных значений ‘приятный сюрприз’, ‘реализация давней мечты’. Отрицательное отношение к дождю проявляется в следующих представлениях, вербализованных средствами китайского языка. Дождь как знак плохой, нежелательной погоды часто ассоциируется с ветром и поэтому мы встречаем в устойчивых выражениях комбинацию «дождь + ветер», обозначающую трудные погодные условия и – в переносном смысле – любые трудные жизненные ситуации. Это сочетание компонентов входит в обороты, ассоциируемые в сознании носителей китайского языка с неудобствами, трудностями, невзгодами, например: 阳阳阳阳 (букв. «порывы ветра и удары дождя») – ‘неприятности и невзгоды’. Сочетание ветра и дождя стало в китайской культуре символом большой неприятности, несчастья; ср. также: букв. «ветры и дожди (грозы) сменяют друг друга» – ‘несчастье за несчастьем, беда за бедой; сплошные беды’. Как и в русской лингвокультуре, носители китайского языка видят в дожде проявление м н ож е с т в е н н о с т и , о б и л ь н о с т и . В первую очередь речь идет о жидкостях, к а п л е в и д н ы х с у б с т а н ц и я х : 阳阳阳阳 ( «слёзы полились из глаз, как дождь») – ‘горько плакать; рыдать’. В китайской культуре с дождем ассоциируется и з н ач и т е л ь н о е ко л и ч е с т в о л юд е й ; с р . рус. дождем не смочить – ‘много людей’ и кит. 阳阳阳阳 (букв. «мудрецов как дождя») – ‘чрезвычайно много мудрецов’. С потоками дождевой воды могут ассоциироваться и потоки крови. В древнем Китае считалось, что во время дождя, когда неудобно заниматься полевыми работами, разумно принимать дома друзей, поэтому дождь с древних времен стал ассоциироваться с д р у ж б о й , в с т р еч е й д р у з е й . 阳阳阳阳 (букв. «друзья ещё раз встретились во время дождя») – ‘вновь встретить старого друга’. Дождь эмоционально окрашен в китайской культуре: он ассоциируется с

26 г р у с т ь ю , п еч а л ь ю , т о с ко й , что проявляется, например, в обороте 阳阳阳阳 (букв. «облако тоскует, дождь жалуется») – ‘печальное настроение при разлуке’. Особое осмысление дождя как явления романтического обнаруживается в оборотах, связанных – благодаря китайскому преданию – с представлениями о л ю б в и , страстных встречах и р а з л у ке . Наш анализ позволил увидеть много общего в характерных для русской и китайской лингвокультуры представлениях о дожде (степень интенсивности и продолжительности; неожиданность, непредсказуемость; невзгоды, неприятности и т. д.), но также и этномаркированные представления. В русском языковом сознании отсутствуют ассоциации с малым результатом по сравнению с неоправданно большими усилиями, с разлукой, романтическим свиданием, любовью, с неудобством. В разделе 2.3. «Стереотипные представления о граде, отразившиеся в русском языке на фоне китайского» представлен спектр признаков и ассоциаций, связанных с градом как метеорологическим явлением – как общих для двух языков и культур, так и этномаркированных. На основе приводимых словарями русского языка прямых значений слова град можно выделить такие элементы стереотипных представлений, как ‘осадки’ (‘в од а , выпадающая с н е б а ’), ‘з а м о р ож е н н ы й (дождь 阳лед, т.е. дождь <с> градом)’, ‘м е л к и й ’ , ‘к р у гл ы й (округлый)’, ‘ч а с т ы й ’ , ‘о б и л ь н ы й (сильный град)’, ‘н а н о с я щ и й у р о н ’ (Градом побило посевы) [Русский семантический словарь 3: 144]. Всеми толковыми словарями приводятся переносные значения, реализуемые преимущественно в словосочетаниях. Однако если в словаре В.И. Даля переносное значение лексемы град – ‘множество, большое число’ распространяется только на «о р у ж и е », имеющее убойную силу (град пуль, град ядер) – с актуализацией сем ‘частота/ густота падения’ и порождаемой этой ассоциацией семантикой ‘о п а с н о с т ь ’ , ‘г и б е л ь н о с т ь ’ , то более поздние словари распространяют это значение на разнообразные предметы. Отдельно словари выделяют употребление слова в форме градом – чаще в сочетании со словом пот, но

27 также и в непрерывно иных сочетаниях стекающую со словами, крупными обозначающими каплями обильно, ж и д ко с т ь : Пот градом – ‘крупными и частыми каплями’; слезы градом и слёзы [катятся (льются)] градом – ‘о чьих-л. крупных и обильных слезах, о сильном плаче, рыданиях’. В русских пословицах отразился исключительно сельскохозяйственный аспект восприятия града: Весной град – всякий рад – в этой паремии град получает положительную оценку в отличие от выражения Побило градом хлеб и у соседа, да тем мой не встанет [Даль. Пословицы…], актуализирующего семантику ‘ущерб’, ‘гибельность’. Словарь устойчивых сравнений приводит обороты с эталоном град, отражающие преимущественно актуализацию признаков ‘обильный’, ‘частый’ и связь с военными ударами и физическими побоями. В речи носителей русского языка частым является так называемое «речевое» значение лексемы град – ‘о последовавших в большом количестве р еч е в ы х н а п а д к а х на собеседника’, например: Тема работы и отношения к ней вызвала целый град сентенций блатняцкой философии. [Г.Г. Демидов. Амок]. Использование града как эталона в составе компаративных конструкций свидетельствует о том, что современными носителями русского языка образ града связывается с большой частотой появления чего-либо, с множеством мелких предметов округлой формы; ассоциируется с определенным шумом – проводится аналогия между рядом громких дробных звуков и стуком града. Отмечены в контекстах и семантические оттенки ‘холодный, ледяной’; ‘неожиданно’, ‘незаслуженно’; ‘бесполезный’; ‘отвесный’, ‘крупный’ – в необычном сравнении дождя с градом. В большей части контекстов, где слово град выступает в сочетании с существительным в родительном падеже (град неудач, молний, замечаний и т. д.), проявляется отрицательная оценочная коннотация. Она ощущается иногда даже в тех случаях, когда, слова, входящие в лексическое окружение данной лексемы-

28 эталона множественности, частоты, таких оттенков не имеют (Я жил под градом забот и беспокойств [Андрей Макаревич. «Сам овца». Автобиографическая проза]. Проведенный анализ позволяет говорить в каждом случае о преобладающих признаках, ассоциируемых с отдельными видами осадков. Так, осмысление града носителями русского языка осуществляется преимущественно в связи с его способностью наносить ощутимый ущерб посадкам и в связи с формой его выпадения (сверху) в виде большого количества ледяных шариков, иногда достаточно большого веса. Это привело к формированию таких векторов его восприятия, как ‘убойная сила’, ‘опасность, гибельность’, ‘множество’. Эти признаки затмевают по своей актуальности иные ассоциации, связанные с градом ('низкая температура', 'круглая форма' и др.). В подразделе 2.3.2. «Осмысление града в китайской культуре и его отражение в языке» речь идёт вербализации стереотипных представлениях о граде средствами китайского языка. Энциклопедическая трактовка града в китайских словарях мало отличается от той, что приводят российские словари, однако нельзя не заметить, что китайские источники особо отмечают ущерб, наносимый несвоевременным выпадением града. Град чаще всего воспринимается в китайском языковом сознании как природная катастрофа, его включают в список стихийных бедствий. Убойная сила града, направленного на определенный объект и способного нанести серьёзный урон, отразилась в сравнении его с использованием пуль стрелкового оружия и иных снарядов. Ассоциации с градом проявляются в образном восприятии различных предметов, получающих «функцию оружия», способных наносить побои, причинять боль. В китайской фразеологии отразилась ассоциация града с болезненными ощущениями от ударов по голове, лицу: 阳阳阳阳阳阳阳阳阳阳阳阳 (Во время града иди по ветру, иначе в лицо бьют шарики града, т. е. ‘cледует отворачивать голову в сторону’); выражение, используемое в сводках погоды, может быть воспринято

29 и в переносном смысле – как важный совет относительно того, как себя вести при неприятностях. Поскольку град чаще идёт летом и выпавшие льдинки быстро тают на земле, с ним связано представление о недолговечности, лёгшее в основу фразеологизма 阳阳 (букв. молния и град) – 'преходящее явление' [Большой китайско-русский словарь]. С разгулявшейся природной стихией – сочетанием грома, молний и града – ассоциируется психоэмоциональное состояние человека: 阳阳阳阳 (букв. Гром гремит, молния сверкает, идёт град) – ‘о человеке в состоянии раздражения, запальчивости, нетерпения, которое быстро проходит’. Поскольку от погодных явлений во многом зависит возможность осуществления различных видов деятельности, ими может определяться физическое и психическое состояние человека, – снег, дождь и град не просто присутствуют в языковом сознании носителей языка как номинации наблюдаемых явлений, но активно и весьма разнообразно ими осмысляются. Устойчивые выражения, рассматриваемые как средство фиксации стереотипных представлений, репрезентирующих этнокультурную традицию определенного народа, являются важным источником информации о погодных явлениях в целом и об осадках в частности. Привлечение контекстов, иллюстрирующих современный дискурс, позволяет увидеть более широкую палитру ассоциативного восприятия и осмысления снега, – в том числе и отдельные признаки, не отмеченные в лексикографических источниках. Такая совокупность данных позволяет говорить о целой системе образов, ассоциаций, стереотипов, весьма далекой от упрошенного типизированного представления о каждом из видов осадков. В Заключении работы обобщаются результаты проведенного исследования. Тот факт, что стереотипные представления, отмеченные нами в устойчивых выражениях русского языка, почти все представлены в современном речевом дискурсе, – даже при том, что сами устойчивые единицы могли выйти из употребления (связанные, например, с успешностью полевых работ), –

30 свидетельствует об актуальности отраженных ассоциаций, о том, что они действительно входят в круг важных представлений русских и китайцев об осадках. В то же время некоторые представления об осадках, выявленные нами в речи современников, не отмечены в устойчивых выражениях. Это может объясняться, с одной стороны, спецификой единиц народной речи, фиксирующих в большей степени данные народного календаря, приметы, связанные с погодой, факторы, влияющие на получение хорошего урожая. Ассоциации же, связанные с городской жизнью, по вполне понятным причинам практически отсутствуют в устойчивых выражениях – единицах народного происхождения (катастрофичность обильного снега, необходимость чистки улиц и проч.). Не представлен в устойчивых выражениях лирический аспект восприятия осадков, в то время как в речи современников он весьма ощутим (ассоциации дождя с грустью, тоской). При этом отдельные современные обороты являются подтверждением общей тенденции к фразеологической интенсификации отмеченного в устойчивом выражении признака и его тиражировании (продать снег зимой/ эскимосам). Материалы Национального корпуса русского языка и сети Интернет расширяют картину наиболее востребованных говорящими выражений и вербализуемых в них ассоциаций. Например, не отмеченное словарями выражение мартовский снег обретает устойчивость благодаря закрепляющимся за ним ассоциациям (ср. с прилагательными рыхлый, пористый, тяжелый, податливый, мокрый, дряблый, гнилой), формирующим представление о чем-то, что подошло к своему концу и неизбежно исчезнет (ср.: Плачьте, дети! Умирает мартовский снег. Мы устроим ему веселые похороны [Сергей Чесноков. Песенки в жизни персонажа]. При сопоставлении данных двух языков, помимо универсальности отдельных культурно-маркированных представлений, обнаруживаются и явления отсутствия одного из представлений в одном языке – при очевидной его важности в другом. Нами отмечены различия как в форме выражения

31 стереотипного представления (пословицей, поговоркой, компаративной конструкцией), так и в характере вербализации определенного содержания – образной или безобразной. Так, способ репрезентации представлений, типичный для китайской лингвокультуры, характеризуется, в отличие от русской традиции, склонностью к яркой образности, поэтичности, недоговоренности, намёку. Ср. кит. 阳阳阳阳 (букв. «в городе везде дует ветер и идёт дождь») – 'О пересудах, толках, шумихе'; 阳阳阳阳 (букв. «облако тоскует, дождь жалуется» – 'о подавленном настроении, тоске, грусти' ); след гусей на снегу – 'воспоминания о былом, следы прошлого' и др. Особенно ощутима этнокультурная маркированность отдельных устойчивых выражений – как русских, так и китайцев – для понимания которых требуются знания экстралингвистического характера – об особенностях национального календаря (Батюшка-Покров, покрой землю снежком, а меня, молоду, женишком), о старинных легендах и мифах («дождь в царстве Чу и облако над горой Ушань» – 'о любовном свидании') и др. Список словарей и источников и их сокращенных наименований 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. Большой китайско-русский словарь [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://bkrs.info. (БКРС). Большой словарь русских народных сравнений / В.М. Мокиенко, Т.Г. Никитина. – М: Олма, 2008. – 625 с. (БСРНС). Большой словарь русских поговорок / В.М. Мокиенко, Т.Г. Никитина. – М: ЗАО «Олма Медиа Групп», 2007. – 784 с. (БСРПог). Большой словарь русских пословиц / В.М. Мокиенко, Т.Г. Никитина, Е.К. Николаева. – М.: ЗАО «Олма Медиа Групп», 2010. – 1024 с. (БСРП). Даль, В.И. Пословицы русского народа. Сб.: в 2 т. / В.И. Даль. – М.: Художественная литература, 2004. (ДП). Даль, В.И. Толковый словарь живого великорусского языка в 4 т. / В.И. Даль. – М: Дрофа, 2011. (Д). Национальный корпус русского языка [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http:// www.ruscorpora.ru/.(НКРЯ). Цай И. Китайско-русский идиоматический словарь / Цай И, Ли Иннань. – Шанхай: Изд-во «И Вэнь», 1980. – 854 с. (КРИС).

32 1. 2. 3. 4. 5. 6. 7. 8. 9. 10. 11. Список использованной литературы Алефиренко, Н.Ф. Лингвокультуральная природа ментальности / Н.Ф. Алефиренко // Язык. Словесность. Культура. – 2011. – №1. – С. 2039. Андреева, С.М. Понятие стереотипа в контексте современных исследований [Электронный ресурс]. / С.М. Андреева, Ван Ци // V научно-практическая интернет – конференция «Альянс наук» 25-26 февраля 2010 г. – Режим доступа: http://www.confcontact.com. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. – М.: Языки русской культуры, 1999. – 896 с. Бартминьский, Е. Языковой образ мира: очерки по этнолингвистике / Е. Бартминьский. – М.: Индрик, 2005. – 528 с. Зиновьева, Е.И. Лингвокультурология: Теория и практика / Е.И. Зиновьева, Е.Е. Юрков. – СПб.: МИРС, 2009. – 291 с. Золотых, Л.Г. Взаимодействий фразеологический семантики и семиотических средств культуры / Л.Г. Золотых // III междунар. науч. конф. 19-21 марта 2013 г., Белгород / под ред. Н.Ф. Алефиренко. – Белгород: БГНИУ, 2013. – С. 71-76. Красных, В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология: курс лекции / В.В. Красных. – М.: Гнозис, 2002. – 284 с. Ковшова, М.Л. Сопоставительный анализ фразеологизмов: лингвокультурологический подход / М.Л. Ковшова // Филология и культура. – 2014. – №4. – С. 115-120. Косяков, В.А. Стереотип как когнитивно-языковой феномен (на материалах СМИ, посвящённых войне в Ираке): автореф. дис. … канд. филол. наук. – Иркутск, 2009. – 22 с. Красных, В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология: курс лекции / В.В. Красных. – М.: Гнозис, 2002. – 284 с. Маслова, В.А. Лингвокультурология: Учеб. пособие для студ. высш. учеб, заведений / В.А. Маслова. – М.: Издательский центр «Академия», 2001. – 208 с.

33 12. 13. 14. 15. 16. 17. 18. 19. 20. 21. Пименова, М.В. Методология концептуальных исследований / М.В. Пименова // Антология концептов / под. ред. В.И. Карасика, И.А. Стернина. – Волгоград, 2005. – Т.1. – С. 17. Селиверстова, Е.И. Люди с жабьими глазами: особенности устойчивых оборотов с семантикой сравнения / Е.И. Селиверстова // Устойчивые сравнения в системе фразеологии. Коллективная монография. – СПб.Грайфсвальд: Ernst Moritz Arndt Universität Greifswald, Филологический факультет СПбГУ, 2016. – С. 159-165. Селиверстова, Е.И. Молоко и мед: жизнь и судьба героев Марины Степновой сквозь призму съедобного / Е.И. Селиверстова // Язык. Культура. Этнос: к 65-летнему юбилею проф. З.К. Дербишевой. Серия «Концептуальный и лингвальный миры». 17-18 апреля 2017 г. – СПб., 2017. – Вып. 12. – С. 334-344. Селиверстова, Е.И. Ум в паремийных манифестациях прошлого и современности / Е.И. Селиверстова // Фольклорная фразеология: проблемы лингвокультурологического и лексикографического описания. Коллективная монография / под ред. Х. Вальтер, В.М. Мокиенко. – Грайфсвальд-СПб., 2018. – С. 205-213. Семененко, H.H. Русские паремии: функции, семантика, прагматика / Н.Н. Семененко. – Белгород: Изд-во БелГУ, 2011. – 355 с Телия, В.Н. От редактора // Фразеология в контексте культуры / под ред. В.Н. Телия. – М.: Языки русской культуры, 1999. – С. 8-11. Хайруллина, Р.Х. Фразеологическая картина мира: от мировидения к миропониманию / Р.Х. Хайлуллина. – Уфа: Изд-во БГПУ, 2008. – 300 с. Шмелев, А.Д. Русская языковая картина мира: системные сдвиги / А.Д. Шмелев // Мир русского слова. – 2009. – №4. – С. 14-19. Юань Лиин. Русские пословицы о воспитанности/невоспитанности на фоне аналогичных паремий китайского языка (линвокультурологический аспект) дис. … канд. филол. наук / Юань Лиин. – СПб., 2016. – 242 с. Юздова, Л.П. Адвербиальные квалитативные фразеологизмы как средство отражения русской языковой картины мира / Л.П. Юздова // Вестник Челябинского государственного университета. – Серия: Филология. Искусствоведение. 2009. – Вып. 32. – №17 (155). – С. 119-123.

34 22. Юй Фэнин. Устойчивые сравнения, характеризующие лицо человека, в русской языковой картине мира (на фоне китайского языка): дис. … канд. филол. наук/ Юй Фэнин. – СПб., 2016. – 252 с.

Рецензии:

Авторизуйтесь, чтобы добавить рецензию

- у работы пока нет рецензий -

Отзывы:

Авторизуйтесь, чтобы оставить отзыв