МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИМЕНИ М.В. ЛОМОНОСОВА
Филологический факультет
Кафедра истории русской литературы
Реферат
«ПЕЧАЛЬНЫЙ ДЕТЕКТИВ» В. АСТАФЬЕВА И «ПОЖАР»
В. РАСПУТИНА КАК ЯВЛЕНИЯ «ДЕРЕВЕНСКОЙ ПРОЗЫ»
Выполнил:
Куц Николай,
студент 405 группы
Москва
2018
Введение
Появление в печати на заре «перестройки» романа «Печальный детектив»
Виктора Петровича Астафьева и повести «Пожар» Валентина Григорьевича
Распутина вызвало неоднозначную реакцию критиков и читателей. Одни обвиняли авторов в излишней публицистичности, «недостаточной художественности», «сгущении красок» и «клевете на русский народ»1, другие видели в произведениях неприкрашенную социальную правду и ставили это авторам в заслугу. Противоречивость и эмоциональность отзывов свидетельствовала об остроте поднятого В. Астафьевым и В. Распутиным вопроса: два
крупных писателя-«деревенщика» неожиданно заявили о нравственной катастрофе, постигшей не только «деревню», но и «город», – об утрате ориентиров, охватившей нацию в целом.
«Деревенская проза» как художественное и общественное течение исследовала феномен национального характера, обращаясь одновременно и к бытовым, и к бытийным вопросам. Запечатлевая «Русь уходящую», крестьянскую деревню с её укладом и этическими представлениями – эту многовековую корневую основу России, в XX веке оказавшуюся на грани исчезновения
– писатели-«деревенщики» выявляли сущность всей нации и пытались
«предвидеть» её будущее. В особенности это было характерно для
В. Распутина и В. Астафьева, в творчестве которых наиболее ярко проявилось стремление к масштабным философским обобщениям. «Пожар» и «Печальный детектив», несомненно, продолжают эту традицию. Затрагивают
они и онтологическую проблематику, «последние вопросы» жизни человека
на земле, что тоже характерно для «деревенской прозы».
Отмеченная читателями публицистическая тональность «Печального детектива» и «Пожара» – явление вполне закономерное для «деревенской прозы» (ср., например, повествование в рассказах «Царь-рыба» В. Астафьева), в
данном случае лишь обострённое болезненностью затрагиваемой социальной
проблематики. Характерно, что роль публицистического начала усилилась в
середине 1980-х годов и в творчестве Василия Ивановича Белова.
Н.Н. Котенко в книге о В. Распутине справедливо заметил: «Бывают в социальном климате страны, континента, всего мира моменты, когда нет времени
на масштабные художественные полотна, когда обстоятельства понуждают
писателя взойти на трибуну, встать лицом к лицу с аудиторией, взыскующей
правды. Именно при таких обстоятельствах появились в своё время <…>
«Царь-рыба» и «Печальный детектив»; надо полагать, подобная же ситуация
вызвала к жизни страстные «Раздумья на родине» В. Белова»2.
Как видим, «Печальный детектив» В. Астафьева и «Пожар» В. Распутина
1
См., например, комментарий В.П. Астафьева к «Печальному детективу»: «Когда роман
увидел свет и хлынул поток писем и критических статей, – наши вечные чистоплюи,
настолько далеки от бед и страданий народа, что их ничья боль не трогала и не трогает, писали мне, пытались топать ногами: «Где, на каких помойках вы рылись? Где откопали этот материал? Клевета на русский народ! Поклеп на дорогую советскую действительность!» и т. д. и т. п.» Астафьев В.П. Собрание сочинений: В 15 т. Т. 9. Красноярск, 1997. С. 441.
2
Котенко Н.Н. Валентин Распутин. Очерк творчества. М., 1988. С. 134–135.
лежат в русле «деревенской прозы». Что же выделяет их на фоне предшествующих произведений авторов? Что сближает их? Что позволяет говорить
о появлении «Печального детектива» и «Пожара» как о новом, во многом переломном этапе для писателей-«деревенщиков»? Попробуем ответить на эти
вопросы.
Глава I. «Печальный детектив» (1986)3
Виктор Астафьев писал «Печальный детектив» с 1982 по 1985 год. Первоначально задуманная повесть о «ранешнем» и «нонешнем» человеке превратилась за это время в роман, явившийся способом «разгрузиться от непосильных тяжестей, переложить их на читателя». «Много я тогда ездил –
вспоминал Астафьев, – от Мурманска до Владивостока путь мой простёрся, и
всюду на встречах народ задает среди прочих вопросов, один неизбежный:
«Как дальше жить?». Иногда и с советом: – «Так дальше жить невозможно»4.
Автор признавался, что «пополнял» рукопись, посещая вытрезвители, милицию, лагеря и настаивал, что случаи, описанные им, так или иначе взяты из
жизни.
В романе на смену прежней поэтизации и идеализации уходящего деревенского быта (времён детства автора, как в «Последнем поклоне» и «Оде
русскому огороду») приходит откровенное изображение одиночества, жестокости и «одичания» (важное для Астафьева определение: люди становятся
друг другу «зверьми») современного человека, в том числе и в деревне. Широту русской души («Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил»
Дмитрия Карамазова), созерцающей «две бездны», одинаково расположенной к добру и злу, Астафьев не идеализирует и не приукрашивает. Своеобразие русского характера оборачивается в романе самыми тёмными сторонами:
то «добрый молодец, двадцати двух лет от роду, откушав в молодежном
кафе горячительного, пошел гулять по улице и заколол мимоходом трех человек», потому что «хари не понравились»; то человек со значком за спасение
людей на пожаре, напившись, угнал самосвал, «зацепил остановку, двух человек изувечил, одного об будку убил и <…> в мясо разбил на перекрёстке
молодую мать с ребёнком»…
Страшные эпизоды современной действительности сменяют друг друга с
невероятной пластичностью и динамикой, не характерной для размеренного
романного повествования. Реже, чем в прежних произведениях Астафьева
(например, в «Царь-рыбе», где тяжёлые раздумья повествователя смягчаются
примиряющей силой природы) проявляется столь характерный для него лиризм. Эмоциональные описания преступлений, схваток часто наполнены
натуралистическими деталями. Всё это призывает читателя острее испытывать чувства персонажей и самого автора.
Пьянство, бессмысленная жестокость, преступность среди молодёжи, безалаберность в труде и т. д. Свидетелем этих тревожных симптомов разруше3
Текст романа цитируется нами по изданию: Астафьев В.П. Собрание сочинений: В 15 т.
Т. 9. Красноярск, 1997. Для удобства цитирования ссылки на страницы опущены.
4
Астафьев В.П. Собрание сочинений: В 15 т. Т. 9. Красноярск, 1997. С. 440.
ния общественных устоев становится главный герой романа – сорокадвухлетний Леонид Сошнин, житель города Вейска, человек с живой и чистой
душой, в недавнем прошлом милиционер, вышедший на пенсию по инвалидности. Сошнин – положительный герой Астафьева, «печальный детектив»
(одна из трактовок заглавия романа: детектив не только как жанр, но и как
ищущий человек), который «жадно и много читал, без разбора и системы».
На пенсии он пробует писать прозу, как сам подчёркивает, не на «милицейскую», а на «человеческую» тему: ему не дают покоя мрачные воспоминания
и вызванные ими вопросы о том, что же порождает зло в человеке, откуда
появляются в обществе убийцы, насильники, воры. Повествование о текущем
дне Сошнина перемежается его воспоминаниями о детстве и близких людях,
о происшествиях на службе и после неё.
Сошнин по долгу службы боролся с преступностью в прошлом, но продолжает бороться с ней и сейчас, даже будучи на пенсии, с хромой ногой и
раненой рукой. По дороге «в свой спасительный угол», на лестничной площадке почти перед дверью собственной квартиры ему приходится жёстко отразить нападение пьяной компании, решившей «покуражиться». Зайдя в
квартиру, он испытывает «чувство усталой, безысходной тоски»: «При обиде,
несправедливости, после вспышки ярости, душевного потрясения, не боль, не
возмущение, а пронзительная, все подавляющая тоска овладевала им»…
Именно Сошнину, своему положительному герою, В. Астафьев доверяет
размышления о человеческой природе, о современных проблемах, о пресловутой «русской душе», проникнутые публицистическим началом. Таким же
образом В. Распутин в «Пожаре» выскажет собственные сокровенные мысли
в размышлениях Ивана Петровича – главного персонажа повести.
Безнаказанное и непрекращающееся торжество зла, жестокости, насилия
вынуждает бороться с ними их же средствами, и нет возможности выйти из
этого порочного круга. «Кто рожден для милиции, для воинского дела? –
рассуждает Сошнин. – Не будь зла в миру и людей, его производящих, ни те,
ни другие не понадобились бы. Веки вечные вся милиция, полиция, таможенники и прочая, прочая существуют человеческим недоразумением. По здравому разуму уже давно на земле не должно быть ни оружия, ни военных людей, ни насилия. <…> Против зла поворачивается сила, которую доброй
тоже не назовешь, потому как добрая сила – только созидающая, творящая. Та, что не сеет и не жнет, но тоже хлебушек жует, да еще и с маслом, да еще и преступников кормит, охраняет <…> – давно потеряла право
называться силой созидательной, как и культура, её обслуживающая.
Сколько книг, фильмов, пьес о преступниках, о борьбе с преступностью, о
гулящих бабах и мужиках, злачных местах, тюрьмах, каторгах, дерзких побегах, ловких убийствах».
Сошнин – и сам автор – приходит к выводу, что преступников порождает
среда обитания, общественное окружение, которое образуют отнюдь не одни
закоренелые убийцы и насильники, а люди ординарные, живущие по тем же
правилам и законам, что и большинство населения: «Отчего русские люди
извечно жалостливы к арестантам и зачастую равнодушны к себе, к соседу
– инвалиду войны и труда? Готовы порой последний кусок отдать осужденному, костолому и кровопускателю, отобрать у милиции злостного, только
что бушевавшего хулигана, коему заломили руки, и ненавидеть соквартиранта за то, что он забывает выключить свет в туалете. <…> Вольно, куражливо, удобно живется преступнику средь такого добросердечного народа, и давно ему так в России живется».
Равнодушие, безразличие – одна из причин расцвета несправедливости,
недоброй силы, зла. Виктор Астафьев прямо говорит об этом на страницах
романа: «На Руси Великой зверь в человеческом облике бывает не просто
зверем, но звериной, и рождается он чаще всего покорностью нашей, безответственностью, безалаберностью, желанием избранных, точнее, самих себя зачисливших в избранные, жить лучше, сытей ближних своих, выделиться среди них, выщелкнуться, но чаще всего – жить, будто вниз по речке
плыть».
Равнодушна к себе и окружающим опустившаяся бездомная Урна, имевшая семью, бывшая женой и матерью, но всё пропившая, потерявшая. Равнодушна к своим детям и настоящей духовной жизни невежественная редакторша Октябрина Сыроквасова. Безразличны к жизни дочери Юльки, «юной
модницы», гуляющей по ночам в неспокойном городе, встречающейся с «кавалерами», её родители, «возлюбившие путешествия». Равнодушен, бездушен по отношению к родной матери, живущей в деревне, следователь Пестерев, который, узнав о её смерти, «прислал переводом пятьдесят рублей на
похороны и в длинной телеграмме выразил соболезнование, сообщив, что
очень занят», в то время как на самом деле вернулся с курорта и боялся,
«как бы радон, который он принимал, не пропал бесполезно, не подшалили бы
нервы от переживаний, да и с «чёрной» деревенской родней знаться не хотелось». С горькой иронией рассказывает вслед за этим Астафьев, как «тёмная» деревенская родня вернула «городскому» Пестереву пятьдесят рублей и
«с деревенской, грубой прямотой приписала: «Подавися, паскуда и страмец,
своими деньгами».
Примеров равнодушия в «Печальном детективе» множество, мы привели
лишь некоторые. Эпизодически, но с выразительной авторской интонацией
поднимается проблема равнодушия людей к своему труду, нерадивости и
безалаберности, которые нередко становятся причиной несчастий. Так,
например, тётя Граня, стрелочница и руководительница детской железнодорожной артели, в которой в своё время воспитывался и Сошнин, получила
травму, когда «с катящейся по маневровой горке платформы вылетела плохо закреплённая горбылина» и ударила её по голове. Астафьев продолжает:
«Слышал бы тот разгильдяй и пьяница, что неряшливо закрутил проволоку,
крепя пиломатериал на платформе, детский крик в закоулке станции Вейск,
видел бы, как артелька малышей детсадовского возраста пыталась стащить с рельсов окровавленную женщину, – он бы всю жизнь замаливал грехи,
сам справлял бы дело как следует и другим наказал бы работать ладом».
Тема современного равнодушия к работе, нерадивости по отношению к своему делу, будет затронута и в «Пожаре» Валентина Распутина.
Другая причина неблагополучия общества – разрушение семьи, её вековых устоев. «Герои» страшных эпизодов романа и ординарные равнодушные
граждане, возможно, потеряли своё человеческое предназначение потому,
что не знают семейного тепла, семейных устоев, дома – всего, что составляет
основу существования человека. Мать перестаёт быть матерью своим детям,
отец перестаёт быть отцом и защитником семьи – каждый живёт только собой. В этом автор видит пугающую тенденцию: «…Загадка семьи не понята,
не разрешена. Династии, общества, империи обращались в прах, если в них
начинала рушиться семья, если он и она блуждали, не находя друг друга. Династии, общества, империи, не создавшие семьи или порушившие ее устои,
начинали хвалиться достигнутым прогрессом, бряцать оружием; в династиях, империях, обществах вместе с развалом семьи разваливалось согласие, зло начинало одолевать добро, земля разверзалась под ногами, чтобы
поглотить сброд, уже безо всяких на то оснований именующий себя людьми». Разрушается семья, представления о ней – и рушится общество, «дичает» человек.
Сам Сошнин женат, у него есть маленькая дочь Светка, но с женой он в
разладе. Они то расходятся, то снова возвращаются друг к другу. Жена Лерка
– «современная женщина», «примадонна», дочь своей «интеллигентной» матери – во многом чужда Сошнину, она не разделяет его духовных интересов.
В последний раз они ссорятся из-за старого «гардеропа» в квартире Сошнина
– он отказывается его передвинуть, зная, как жена ненавидит старую мебель,
старый дом – всё, что дорого ему, что пришло к нему от близких. Но всё же
Астафьев оставляет место надежде: может быть, хотя бы отдельная семья
Сошниных восстановится, соберётся. Лерка наследует не только кричавшей
всю жизнь лозунги «интеллигентной» матери, которая, живя в деревне, не
понимает деревенского хозяйства и не умеет справляться с ним, но и – пусть
и в меньшей степени – отцу, Маркелу Тихоновичу Чащину. Маркел Тихонович помнит «веками на Руси крепленое, всеми способами насаждаемое правило: не бросать человека в беде», и этот «ген отца» передаётся Лерке: после
того как Сошнин в погоне за преступником оказывается тяжело раненным,
чуть не теряет ногу, жена, забыв их первую размолвку, возвращается к нему.
«Он оценил ее жертву и в себе обнаружил ответную способность прощать,
– пишет Астафьев о Сошнине. – Неужто и впрямь несчастье сделалось лучшим средством самовоспитания? Он и она простили друг друга, помирились». Роман заканчивается на оптимистической ноте: очередным, пусть и
некрепким, примирением мужа и жены.
Муж и жена – размышляет Сошнин, а вместе с ним и сам Астафьев, в финале романа – «не самец и самка, по велению природы совокупляющиеся,
чтобы продлиться в природе, а человек с человеком, соединенные для того,
чтоб помочь друг другу и обществу, в котором они живут, усовершенствоваться, из сердца в сердце перелить кровь свою и вместе с кровью все, что в
них есть хорошее». Нелегко даётся семейный лад, он требует душевного
труда обоих. В наше время эта простая истина забывается, и об этом предупреждает Астафьев: «В современном торопливом мире муж хочет получить
жену в готовом виде, жена опять же хорошего, лучше бы – очень хорошего,
идеального мужа».
Характерно подчёркивание Астафьевым в романе определения «современный»: «современный мальчик», «современная женщина», «хлипкое современное дитя», «первоклассница смышленая и современная», «современный интеллигент» и т. д. Оно словно призывает читателя к сопоставлению
«прошлого» и «настоящего», «ранешнего» и «нонешнего» – к тому, что изначально было ключевой темой задуманной Астафьевым повести, изменившейся впоследствии до неузнаваемости и превратившейся в роман. Тема утраты
«связи времён» (ещё одной причины всеобщего разлада) прямо формулируется в финале романа. Смотря на дочь Светку, спящую на старинном сундуке
тёти Лины, в котором несколько поколений до неё хранили «подвенечные
платья, узелки с серебрушками и леденчиками, половички, скатерки», Сошнин думает: «Что уж тут болтать о связи времен! Порвалась она, воистину
порвалась, изречение перестало быть поэтической метафорой, обрело такой зловещий смысл, значение и глубину которого дано будет постичь нам
лишь со временем и, может быть, уже не нам, а Светке, ее поколению,
наверное, самому трагическому за все земные сроки...»
На фоне мрачной картины современности мы видим отдельных персонажей, неизменно олицетворяющих положительное начало: Леонида Сошнина,
его добродушного тестя Маркела Тихоновича, сохраняющего деревенскую
жизнеспособность и хватку, тихую и милосердную тётю Граню, крепкую
трудолюбивую девушку Пашу Силакову и других. В образе Паши Силаковой
по-своему освещается проблема угасания деревни: Паша, отзывчивая и трудолюбивая, пытается взять на себя совсем не подходящую ей роль из-за молодёжного поветрия бежать из деревни в город. Она хочет быть не хуже «лахудров с филфака», но оказывается предметом насмешек со стороны «городских». Паша не осознаёт того, что именно на своём месте она по-настоящему
сильна и прекрасна. Это понимает Астафьев и его положительный герой.
«Этак дело пойдёт – деревня лишится ещё одного хорошего работника, город приобретёт зазвонистую хамку», – рассуждает Сошнин.
Среди персонажей, вызывающих авторскую симпатию, как видим, люди и
деревенские, и городские. Среди них и представители старшего поколения, и
молодые: это и прошедший войну Лавря-казак, и бывший начальник Сошнина Алексей Демидович Ахлюстин, и сторож дядя Паша, и молодой искусный
хирург Гришуха Перетягин…
Получается, что всеобщей неустроенности жизни в романе противостоят
отдельные личности. Это даёт определённую надежду, делая роман в какойто степени даже оптимистическим, но одновременно в этом можно увидеть и
тревожное предупреждение: распалась некая общность, всё труднее становится находить недвижные точки, на которые можно опереться. Разобщённость и «одичание» общества превратили честных и совестливых людей в изгоев, одиночек. Зло, преступность, распущенность, наоборот, стали производить впечатление массовости: они всегда формируют сплочённые компании,
подобные толпе «химиков» («химик» – слово из воровского жаргона, обозначает условно освобождённого из ИТУ «с направлением на стройки народного
хозяйства»), бродящей в окрестностях Вейска и Хайловска.
Деревенский уклад и крестьянские представления о жизни (см., например,
«Привычное дело» В. Белова), которые можно было прежде призвать на помощь, внезапно предстают уже как безвозвратно утерянные. «Ох уж эта
обезмужичевшая деревня! – в сердцах восклицает про себя Сошнин. – Всё в
ней не живёт, а доживает…» Маркел Тихонович, Паша Силакова и деревенский фельдшер – лишь исключения из правила. Современная деревенская
жизнь на станицах романа выразительно характеризуется историей с двадцатисемилетним Венькой Фоминым, вернувшимся из заключения и «обложившим налогом» пять деревень, пьянствующим и терроризирующим беспомощных деревенских старух. Именно Венька Фомин нанёс Сошнину второе
серьёзное ранение – проколол ему плечо грязными вилами, когда Сошнин
пришёл на помощь старухам, запертым Венькой в сарае. Венька требовал них
денег на водку, грозясь поджечь сарай. После ранения, нанесённого деревенским разбойником, Сошнин, потерявший много крови, с чудом спасённой
рукой, был отправлен на пенсию по инвалидности.
Знакомого журналиста, Костю Шармайданова, навестившего Сошнина в
больнице, чтобы «отразить» его «героический поступок», Сошнин уговаривает «проехаться по деревням Хайловского района и выступить в печати серьёзно и принципиально в защиту деревни». Костя этой просьбы не выполнил. Сошнин понимает, что судьба деревни уже никого не волнует, а сама
деревня уже не может за себя постоять, как это было прежде. Деревенская
жизненная сила исчезла – она не выдержала наступления «одичания», равнодушия, охватившего народ. Таков один из неутешительных итогов романа.
Глава II. «Пожар» (1985)5
Повесть «Пожар» Валентина Распутина появилась через десять лет после
«Прощания с Матёрой». Действие её происходит в Сосновке – одном из тех
самых наскоро построенных рабочих посёлков, в которые вынуждены были
переселяться матёринцы и выходцы из других деревень, подлежащих затоплению. «Пожар» – своего рода продолжение «Прощания с Матёрой», призванное показать, по мысли Распутина, чем живут через двадцать лет после
переселения жители прежних деревень, подобных Матёре, «что ими утрачено, что приобретено»6.
Сосновка – «неуютный и неопрятный, и не городского и не деревенского
типа, а бивуачного типа» посёлок. Расположенный хоть и неподалёку от
родной земли, затопленной водами рукотворного моря, он не может стать для
жителей родным и воспринимается ими как временное жильё. «Словно кочевали с места на место – пишет В. Распутин, – остановились переждать непогоду и отдохнуть, да так и застряли в <…> ожидании, – когда же последует команда двигаться дальше, и потому – не пуская глубоко корни, не охорашиваясь и не обустраиваясь с прицелом на детей и внуков». Сама земля, на
которой расположилась Сосновка, становится не землёй в её крестьянском
понимании, а территорией: вчерашние хлебопашцы, животноводы, рыбаки
вынуждены работать лесозаготовителями – прежде сажавшие, выращивавшие, созидавшие, сохранявшие доброе соседство с природой – разрушают.
По логике ускоряющегося мира, это должно происходить ради прогресса.
Сосновка, лесозаготовительный посёлок, действительно, временный – закончится участок тайги, который необходимо «выбрать», и у жителей не оста5
Повесть цитируется нами по изданию: Распутин В.Г. Повести и рассказы. М., 2009.
Ссылки на страницы опущены.
6
Семёнова С.Г. Валентин Распутин. М., 1987. С. 151.
нется работы, всему посёлку придётся передвигаться.
В центре повести – ночной пожар, начавшийся на складах в Сосновке, но
это частное событие в жизни конкретного посёлка В. Распутин воспринимает
как важный симптом критических изменений в жизни всей страны. Подтверждением этому служит даже эпиграф к повести, взятый из народной песни
«Отец мой был природный пахарь»: «Горит село, горит родное…» В песне за
этими словами следует: «…Горит вся родина моя».
Описание пожара и попыток спасти из огня хотя бы часть имущества предельно конкретно. В то же время – как часто бывает у Распутина – пожар
представляет собой максимально обобщённый образ, это определённый символ катастрофы. Пожар полыхал и на Матёре перед её затоплением. Катастрофа эта, как показывает автор, происходит и в душе каждого отдельного
человека, и во всём народе. Пожар (в повести даже не стихийное бедствие, а,
по-видимому, дело рук человека) – это своеобразное испытание. Начавшись
внезапно, он ярко высвечивает целый ряд накопившихся проблем. Именно в
этот кульминационный момент существования Сосновки начинается повествование, которое В. Распутин строит при помощи характерного для него
композиционного приёма: соотнесения двух временных пластов – настоящего и прошлого, отраженного в воспоминаниях героя (ср. подобный приём в
«Печальном детективе», хотя у В. Астафьева он несёт несколько иную смысловую нагрузку). В настоящем – описание самого пожара и поведения жителей Сосновки на нём, в прошлом – выяснение причин и обстоятельств, которые привели к подобной ситуации, сделали её возможной.
Главный герой повести, Иван Петрович Егоров, выходец из деревни Егоровки, находится на пределе нравственных и физических сил. Он чувствует
то самое «так дальше жить невозможно», о котором писал В. Астафьев, и видя неустроенность окружающей его жизни, хочет оставить Сосновку и вместе с женой Алёной переехать к сыну на Дальний Восток, в красивый и богатый посёлок, где ещё встречаются «лица, не испорченные через одно пьянством» и сохраняется внешний – а возможно, и внутренний – порядок. Подобно Леониду Сошнину у Астафьева, положительный герой Распутина
наблюдает несправедливости, пьянство, утрату совести, нерадивость в работе, потребительское отношение к природе… В его раздумьях легко угадываются мысли, тревожащие самого автора.
Иван Петрович замечает, что всё «перевернулось с ног на голову», его глазами В. Распутин фиксирует примеры того же «одичания», о котором пишет
В. Астафьев: люди «разбрелись всяк по себе», «отвернулись и отбились от
общего и слаженного существования, которое крепилось не вчера придуманными привычками и законами». Разрушились нравственные устои, стёрлась
прежде твёрдая граница между добром и злом. «Добро и зло отличались,
имели собственный чёткий образ, – рассуждает Иван Петрович, а с ним и
Валентин Распутин. – Не говорили: зло – это обратная сторона добра с тем
же самым лицом, косящим не вправо, а влево. <…> Если бы удалось между
добром и злом провести черту, то вышло бы, что часть людей эту черту
переступила, а часть ещё нет, но все направлены в одну сторону – к добру.
И с каждым поколением число переступивших увеличивается. Но что затем
произошло, понять нельзя. <…> Движение через черту делалось двусторон-
ним, люди принялись прогуливаться туда и обратно, по-приятельски пристраиваясь то к одной компании, то к другой, и растёрли, затоптали разделяющую границу. Добро т зло перемешались. Добро в чистом виде превратилось в слабость, зло – в силу». Как и Астафьев, Распутин отмечает, что в обществе развилось равнодушие (по принципу, лаконично выраженному поговоркой: «моя хата с краю – ничего не знаю»), на почве которого легко распространяется и безнаказанно торжествует зло. «Что такое теперь хороший
или плохой человек? – спрашивает писатель и отвечает с предельной откровенностью: – Устаревшие слова, оставшиеся в языке как воспоминание о дедовских временах. <…>В житейской же практике уже тот ныне хороший
человек, кто не делает зла, кто без спросу ни во что не вмешивается и ничему не мешает. <…> «Хата с краю» с окнами на две стороны перебралась
в центр».
Иван Петрович, как и Леонид Сошнин, не может жить по принципу «моя
хата с краю» – не позволяет совесть. Однако всё в окружающей их действительности направлено на то, чтобы заглушить голос совести. Сопротивляться
этому расчётливому равнодушию современного общества становится всё
труднее, даже опасно. «Ты вот что поимей, гражданин законник, – предупреждает Ивана Петровича один из «архаровцев», образ которых как некой
торжествующей недоброй силы очень важен в повести. – Ни нам до тебя дела нет, ни тебе до нас». Примечательно, что в «Печальном детективе» по такому же принципу («Нас не трогай, мы не тронем») живёт и работает милицейский сослуживец Сошнина, Федя Лебеда.
«Архаровцы» у Распутина – явление, в чём-то параллельное «химикам» у
Астафьева. «Архаровцами» жители Сосновки прозвали бригаду оргнабора,
которая быстро установила в посёлке свои порядки. Эти пришлые люди, «познавшие режимную жизнь или подражавшие тем, кто познал её», зовут
Ивана Петровича, сопротивляющегося их искажённой «правде», «гражданином законником». Противостоять «архаровцам» способны лишь единицы, в
то время как «архаровцы» – это «организованная в одно сила со своими законами и старшинством». Местные жители столкнулись с «какой-то невиданной сплоткой, держащейся не на лучшем, а словно бы на худшем в человеке».
«Сотни народу в посёлке, а десяток захватил власть» – замечает Иван Петрович. Причины этого – разобщённость людей, нежелание отстаивать правду.
Помимо «архаровцев», Сосновку посещает разного рода пришлый люд,
охваченный, как точно отметил один из исследователей, «синдромом бездомья»7. Эти люди, как пишет Распутин, «гонимы словно бы сектантским
отвержением и безразличием ко всякому делу, <…>, не имея ни семьи, ни
друзей, ни привязанностей». У них нет честного отношения к работе, ничего
доброго они с собой не приносят – в лучшем случае ограничиваются чудачеством и выпивкой, в худшем – вершат самосуд и навязывают работникам
леспромхоза свои «правила». Несколько человек, старающиеся сохранить
прежние нравы и воспрепятствовать безалаберному отношению к хозяйству,
подвергаются со стороны этого временного населения Сосновки жестоким
преследованиям: им устраивают разнообразные «диверсии». Так, у лесничего
7
Цуркан В. Антология художественных концептов русской литературы XX века. 2013
Андрея Солодова, оштрафовавшего леспромхоз за высокие пни (нарушение
правил лесозаготовки, свидетельствующее о лени работников), на следующий день сгорела баня, а затем – «потерялась» лесхозовская кобыла, кости
которой много позже нашли в чаще вместе с догнивающей верёвкой.
Дурной пример заразителен – логику приезжих начинают осваивать и
местные жители: «И свои, с кем бок о бок жито и работано под завязку,
научились косо смотреть на всякого, кто по старинке качает права и твердит о совести».
На пожаре, во всеобщей неразберихе, «архаровцы» пьют «спасаемую» из
огня водку. Приезжий народ несчастье жителей Сосновки воспринимает как
некий праздник – вытаскивает из огня ящики с водкой, «японские тряпки»,
валенки и т. д. Не отстают и «свои»: однорукий Савелий таскает мешки с мукой в собственную баню. Наконец, само возникновение огня на складах подозрительно напоминает поджог. Иван Петрович догадывается, у кого были к
этому мотивы: «Зря, что ли, хлопочут об общих, централизованный складах
для всех трёх леспромхозов, которые должны находиться, конечно, в райцентре! <…> Теперь, если сгорят эти, самые большие в самом большом леспромхозе, легче лёгкого будет добиться своего».
Размывание границ добра и зла, неуютность земли, неуживчивость, развившееся из них равнодушие к окружающим людям, нерадивость по отношению к труду, стремление лишь к материальной выгоде и т. д. – всё это,
наблюдаемое Иваном Петровичем в Сосновке, в совокупности становится
причиной пожара и, в конце концов, приводит к кровавой развязке. Дядя
Миша Хампо, «дух егоровский», образ которого родственен образу матёринского Богодула, «прирождённый сторож», замечает, что на пожаре двое «играли в мяч», постепенно, зигзагами подвигая его к забору – «мяч» оказался
свёртком с «цветными тряпками со склада». Одного из «игроков», «архаровца» Соню, Хампо успевает схватить, но чувствует на себе удары «чем-то
тяжёлым – не руками»… Через некоторое время Хампо вместе с Соней
нашли мёртвыми, в пяти шагах валялась колотушка. В. Распутин умалчивает
детали схватки, но подталкивает читателя к догадке, что убийство двух человек, в том числе и своего «товарища», – дело рук второго «архаровца»…
«Четыре подпорки у человека в жизни: дом с семьёй, работа, люди, с кем
вместе правишь праздники и будни, и земля, на которой стоит твой дом, –
рассуждает Иван Петрович. – И все четыре одна важней другой. Захромает
какая – весь свет внаклон». В повести мы видим, что все четыре опоры если
и не разрушены безвозвратно, то сильно расшатаны. «Чтобы человеку чувствовать себя в жизни сносно, нужно быть дома, – пишет В. Распутин. –
Вот: дома. Поперед всего – дома, а не на постое, в себе. <…> Затем дома –
в избе, на квартире, откуда с одной стороны уходишь на работу, и с другой
– в себя. И дома – на родной земле». Иван Петрович осознаёт, что не может
быть дома ни на земле, ни среди людей, ни в собственной душе.
Прежняя устойчивость жизни утрачена, сама земля уходит из-под ног. То,
что началось в Матёре, закончилось в Сосновке. Остаётся констатация катастрофы.
Стоит отметить, что в «Пожаре», как и в «Печальном детективе», несмотря на неутешительность авторских выводов, изредка проявляется оптимисти-
ческое начало. Носители этого начала в повести Распутина, как и в романе
Астафьева, – отдельные люди, не утратившие «устаревших» представлений о
добре и зле, не забывшие о «дедовских традициях», о своей совести… В несчастье они собираются вместе – честные, надёжные люди: Иван Петрович,
дядя Миша Хампо, Афоня Бронников… События на пожаре заставляют их
по-другому взглянуть на себя и свою жизнь. В финале повести Афоня отвечает Ивану Петровичу на вопрос «что будем делать?» так: «Жить будем
<…> Тяжелое это дело, <…> – жить на свете, а всё равно… всё равно надо
жить». «Будем жить» – соглашается с ним Иван Петрович.
Наконец, у главного героя есть одна твёрдая опора – семья: он живёт в ладу со своей женой Алёной. Алёна для него – идеальная жена, в которой вдруг
сошлись «два образа жены – какая она есть и какой бы он хотел её видеть».
С.Г. Семёнова в книге, посвящённой Валентину Распутину, обратила особое
внимание на значение этого «семейного лада» между Иваном Петровичем и
Алёной: «В творчестве Распутина это единственный пример совершенной
семейной пары, достигшей полной взаимной дополнительности и гармонии.
Образ жены и отношений с ней – идиллические, они резко контрастируют со
скрежещущей взаимной разъединённостью атмосферой посёлка, но это та
идиллия народного лада «плоти единой», что должна быть, по мечте героя,
завязью, первоклеточкой всеобщего мира и согласия малой и большой человеческой общности»8.
Заключение
«Пожар» Валентина Распутина и «Печальный детектив» Виктора Астафьева стали в какой-то степени итоговыми художественными явлениями «деревенской прозы», обозначившими если не полное её завершение, то переломный этап в её развитии. Процессы, происходящие в современном обществе и
обусловившие проблематику повести и романа, послужили причиной утраты
той ментальной и бытовой общности, которая была прежде предметом особого внимания «деревенщиков». Тяжело воспринимая эти процессы,
В. Астафьев и В. Распутин со свойственным «деревенской прозе» нравственно-философским пафосом изображают разрушение того, что составляет основу не только «деревни» в широком смысле, но и любых человеческих
общностей, в том числе и нации. Острота проблематики обусловливает ярко
выраженное публицистическое начало в обоих произведениях.
Писатели фиксируют «атомизацию» общества, разрушение семьи, размывание в представлениях людей границы между добром и злом, всеобщее
«одичание», равнодушие людей друг к другу, к своей земле и к результатам
своего труда. Немногочисленные носители положительного начала в произведениях практически не могут ни на что опереться – они одиноки в борьбе с
наступающей силой обезличивания и равнодушия. Они могут лишь сохранить свою совесть, попытаться удержать в гармонии собственную семью, но
они бессильны противостоять всеобщему распаду. «Порвалась связь времён»,
8
Семёнова С.Г. Валентин Распутин. М., 1987. С. 164–165.
забыты традиции. В. Астафьев и В. Распутин приходят к печальному выводу:
то, что составляло испокон веков «деревенский лад», что могло бы явиться
идеалом для жизнестойкого общества, утеряно – скорее всего, безвозвратно.
Литература
1) Астафьев В.П. Собрание сочинений: В 15 т. Т. 9. Произведения 1980-х
годов. Печальный детектив: Роман. Рассказы. Красноярск, 1997.
2) Котенко Н.Н. Валентин Распутин. Очерк творчества. М., 1988.
3) Распутин В.Г. Повести и рассказы. – М., 2009.
4) Ростовцев Ю. Виктор Астафьев. М., 2009.
5) Семёнова С.Г. Валентин Распутин. М., 1987
6) Стрелкова И. Истина и жизнь [вступ. ст.] // Белов В.И. Повести. М.,
2015.
7) Цуркан В. Антология художественных концептов русской литературы
XX века. 2013.
Отзывы:
Авторизуйтесь, чтобы оставить отзыв