Поэтическая номинация растительного мира в лирике С.Есенина (на фоне поэтической номинации китайской поэзии начала XXвека)

Чжан Сяоцинь

Поэтическая номинация растительного мира в лирике С.Есенина (на фоне поэтической номинации китайской поэзии начала XXвека)

Магистерская диссертация посвящена исследованию поэтической номинации описания растительного мира в лирике С. Есенина на фоне поэтической номинации китайской поэзии начала ХХ века. В работе представлена классификация 86 наименований растений в лирике С. Есенина и 109 названий рас-тений в лирике Сюй Чжимо. Структурировано лексико-семантическое поле «Растительный мир» идиостиля С. Есенина и Сюй Чжимо. Проведен сопоставительный анализ наименований растений в лирике С. Есенина со словами-фитонимами, к которым обращается русская поэзия Серебряного века, а также с названиями растений в лирике Сюй Чжимо. Выявлены и сопоставлены традиционные для русской и китайской поэтических культур, а также индивиду-альные символические значения наименований растений в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо. Выделены семы в лексемах-фитонимах в лирике двух поэтов. Рассмотрены образные парадигмы с компонентом – наименованием растения. Выявлены индивидуально-авторские и национально-культурные особенности поэти-ческой номинации растительного мира в поэзии С. Есенина на фоне поэтической номинации лирики китай-ского поэта Сюй Чжимо.

Языкознание

Дипломы

Вуз: Санкт-Петербургский государственный университет (СПбГУ)

ID: 5a6f88157966e12684ee9ef9

UUID: de4b27da-d11e-4275-965f-df32fc5835d8

Язык: Русский

Опубликовано: около 6 лет назад

Просмотры: 68

Чжан Сяоцинь

Источник: Санкт-Петербургский государственный университет

Комментировать 0

Рецензировать 0

Скачать - 3,4 МБ

Поделиться работой

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ Филологический факультет Кафедра русского языка как иностранного и методики его преподавания Чжан Сяоцинь ПОЭТИЧЕСКАЯ НОМИНАЦИЯ РАСТИТЕЛЬНОГО МИРА В ЛИРИ- КЕ С. ЕСЕНИНА (НА ФОНЕ ПОЭТИЧЕСКОЙ НОМИНАЦИИ КИТАЙСКОЙ ПОЭЗИИ НАЧАЛА ХХ ВЕКА) Выпускная квалификационная работа магистра лингвистики Научный руководитель: к.ф.н., ст. преподаватель Афанасьева Н. А. Рецензент: к.ф.н., академический директор ЧОУ ДПО «Державинский институт» Молодых Е. В. Санкт-Петербург 2017 ОГЛАВЛЕНИЕ Введение 4 Глава I. Теоретические основы исследования поэтической номинации описания растительного мира 13 1.1. Лексическая система и лексические объединения 13 1.1.1. Лексико-семантическая система русского языка 13 1.1.2. Понятие о лексико-семантическом поле 15 1.1.2.1. Понятие о поле и типы полей 15 1.1.2.2. Лексико-семантическое поле 17

1.1.3. Лексико-семантическая группа 19 1.2. Понятие «флористическая лексика» и смежные термины («фитоним» и «флороним») 21 1.3. Словоупотребление в поэтическом тексте 24 1.3.1. Язык поэзии и его особенности 24 1.3.2. Слово в поэтическом тексте 25 1.4. Выразительные средства26 1.4.1. Сравнение 26 1.4.2. Метафора 28 1.4.3. Олицетворение 30 1.4.4. Эпитет 32 1.5. Образ и парадигма образов 33 1.6. Понятие «идиостиль» 34 1.7. Особенности идиостиля С. Есенина и Сюй Чжимо 35 Выводы 38 Глава II. Наименования растений в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо 41 2.1. Лексико-семантическое поле «Растительный мир» 41 2.1.1. Классификация наименований растений в русском и китайском языках 41 2.1.2. Лексико-семантическое поле «Растительный мир» в лирике Есенина и Сюй Чжимо 44 С. 2.2. Поэтическая номинация растительного мира в поэзии С. Есенина и Сюй Чжимо 54 2.2.1. Лексико-семантическая группа «Деревья и кусты» 2.2.2. Лексико-семантическая группа «Цветы» 70 2.2.3. Лексико-семантическая группа «Травы» 79 Выводы 87 Заключение 92 Список использованной литературы Приложение 110 96 55

4 ВВЕДЕНИЕ Диссертация посвящена исследованию поэтической номинации описания растительного мира в лирике С. Есенина на фоне поэтической номинации китайской поэзии начала ХХ века. Язык поэзии является уникальным лингвистическим феноменом, «он обладает свойствами многопризнаковости и многомерности» (Тугаева 2003: 14). Как считает Ю. М. Лотман, «поэзия относится к тем сферам искусства, сущность которых не до конца ясна науке» (Лотман 1996: 36). Поэтический язык отличается от обиходного языка. Он направлен на выразительность и оригинальность. Согласно М. И. Шапиру, «поэтический язык (как и вообще языки духовной культуры) открыт: он ориентирован на изменение, на поиск новых выразительных возможностей, а в иных случаях – на оригинальность» (Шапир 2000: 10). По словам китайского поэта ХХ века Ай Цина, «поэзия и есть искусство языка, язык и есть основной элемент поэзии» (Ай 1995: 201) 1. Творчество С. Есенина изучается во многих странах в разных аспектах. В настоящее время издается журнал «Современное есениноведение». Тематика э т о го ж у р н а л а ш и р о ка . Жу р н а л в к л юч а е т в с е бя с т ат ь и п о литературoведению, языковедению, культурологии, методике преподавания литературы, посвященные творчеству поэта. В 2013 году вышел «Словарь языка Есенина» Г. И. Шипулиной, в словаре представлено лексикографическое описание языка С. Есенина. Поэтический язык С. Есенина – это язык народный и поэтический. Ай Цин отмечает, что его поэзия полна жизни. Он пишет, что «стихи С. Есенина тесно связаны с окружающим его миром природы. Они производят волшебное впечатление, которое не может изгладиться» (Ай 1985: 461-462). Язык лирики С. Есенина является объектом исследования и в России, и в Китае. В центре внимaния ученых находятся идиостиль поэта, его мировоззрение, образы природы и языковaя личность (Ай Цин (艾青), Гу Юньпу (顾蕴璞), А. М. Марченко, Ю. Л. Прокушев и др.). В лингвистическом аспекте проблема описания и изучения поэтического языка С. Есенина освещается в трудах Л. Л. Бельской, С. П. Кошечкина, И. С. Эвентова и др. В Китае исследуют своеобразие образов и мотивов поэзии С. Есенина (Гу Юньпу (顾蕴璞), Юе Фэнлин (岳凤麟)). Флористической лексикой в лирике С. Есенина занимались И. И. Степанченко, О. И. Колева. Однако поэтическая номинация растительного мира в лирике С. Есенина не рассматривается на фоне китайской поэтической традиции, что и обосновывает актуальность данной работы. По определению Н. Н. Ивановой и О. Е. Ивановой в «Словаре языка поэзии (Образный арсенал русской лирики конца XVIII – начала XX века)», поэтическая номинация есть «сочетание слов и слова, имеющие в поэзии 1 В диссертационном исследовании переводы с китайского языка на русский выполнены автором работы. В том случае, когда приводятся переводы других авторов, указывается фамилия переводчика.

5 о собый по этиче ский смысл, специфиче скую с емантиче скую и экспрессивную нагруженность» (Иванова, Иванова 2004: 7). О. Г. Ревзина, сопоставляя поэтическую и научную номинацию, называет поэтический язык языком «особых номинаций, своеобразных художественных терминов». По мнению автора, поэтическая номинация «всегда идет от частного к общему и имеет задачей представить частное как общее» (Ревзина 1990: 34). Вслед за Н. Н. Ивановой, О. Е. Ивановой и О. Г. Ревзиной в данном диссертационном исследовании под поэтической номинацией будут пониматься прежде всего слова и сочетания слов, имеющие в поэзии «особый поэтический смысл», однако вслед за Б. А. Лариным будем исходить из того, что каждое слово художественного текста принимает участие в создании образа, поэтому поэтическая номинация в данной работе – это слова, наименования растений, как в прямом, так и в образном значении. Как и О. Г. Ревзина, под поэтической номинацией мы будем понимать и сам процесс «наименования, называния» реалий растительного мира. Особенности языка поэзии проявляются прежде всего в семантическом плане. Поэтический образ многозначен, он всегда соединяет прямое и переносное значения. Язык поэзии обычно называют «языком образным». Слово в поэзии приобретает новое, широкое и более глубокое значение. В своем сборнике «Поэтика» Ай Цин пишет, что идеальный стих должен передать глубочайшую мысль самым простым языком (艾青1995: 185). «В поэтическом языке в принципе нет слов и форм немотивированных, с пустым, мертвым, произвольно-условным значением» (Винокур 1959: 391). Актуальность данного исследования определяется тем, что оно включается в парадигму исследований языка русской поэзии и идиостиля С. Есенина. Исследование поэтической номинации изображения растительного мира позволит описать и сопоставить поэтическую номинацию и образные парадигмы в русском языке и в лирике С. Есенина на фоне китайского языка и китайской пейзажной лирики начала ХХ века. Сопоставительный анализ поэтической номинации описания растительного мира в лирике С. Есенина и китайской поэзии начала ХХ века не был предметом серьезного исследования. Актуально сть данной работы также обусловлена сопоставлением в ней мировидения поэтов-носителей различных поэтических традиций. Научная новизна исследования заключается в установлении художественной семантики наименований различных растений в идиостиле С. Есенина на фоне поэтической номинации китайской поэзии начала ХХ века. Новизна также определяется национально-культурным подходом к

6 изучению поэтической номинации растений в русской и китайской поэзии. Объектом исследования является поэтическая номинация растительного мира в языке лирики С. Есенина на фоне китайской лирики начала ХХ века. Предметом – лексико-семантические и национально-культурные особенности поэтической номинации при описании растительного мира в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо. Цель работы – выявление особенностей функционирования поэтической номинации описания растительного мира в лирике С. Есенина на фоне китайской поэзии. Достижение поставленной цели сопряжено с необходимостью решить ряд задач: 1. определить терминологическую базу исследования и охарактеризовать разновидности поэтической номинации, участвующей в описании растительного мира; 2. описать и сопоставить классификации лексических единиц наименований растений в русском и китайском языках; 3. выбрать и классифицировать фитонимы в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо; 4. структурировать лексико-семантическое поле «Растительный мир» идиостиля С. Есенина и Сюй Чжимо, проанализировать системные отношения внутри поля; 5. описать поэтическую номинацию растительного мира в поэзии С. Есенина и Сюй Чжимо на фоне русской и китайской поэтических традиций, сопоставить особенности поэтической номинации растительного мира в идиостилях двух поэтов, выявив национально-культурные и индивидуальные особенности. Гипотеза исследования заключается в том, что поэтическая номинация растительного мира в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо отражает не только особенности словоупотребления поэта, но и характеризует особенности национального поэтического сознания, поэтического мировидения и является национально обусловленной. Материалом для исследования стала лирика С. Есенина и лирика китайского поэта Сюй Чжимо. Выбор китайского поэта вызван прежде всего тем, что русский и китайский поэты жили в одно время (С. Есенин: 1895-1925, Сюй Чжимо: 1897-1931). Начало ХХ века в Китае – время зарождения «новой китайской поэзии». Сюй Чжимо является одним из самых известных поэтов того времени, в чьем творчестве темы любви и природы были ведущими. У нас есть основания предполагать, что Сюй Чжимо не был знаком с творчеством С. Есенина, поскольку умер всего на 6 лет позже его, хотя, например, является известным фактом, что творчество С. Есенина оказало влияние на поэзию другого китайского поэта Ай Цина (Ван Хайсун 2005: 166). Тексты цитируются по изданиям: Есенин С. А. Собрание сочинений: в 3 т. – М.: Правда, 1970. – Т. 1. – 382 с. / Есенин С. А. Собрание сочинений: в 3 т. – М.: Правда, 1970. – Т. 2. – 446 с. / Cюй Чжимо. Собрание сочинений徐志摩. 徐

7 志摩全集·第四卷诗歌. – Тяньцзинь: Тяньцзин Жэньминь Чубаньшэ. 天津⼈民出版社, 2005. – Т. 4. – 436 с. Основными методами исследования являются прием сплошной выборки наименований растений из стихотворений С. Есенина и Сюй Чжимо, описательный метод, метод контекстуального анализа с применением элементов компонентного анализа, метод поля, сравнительно-сопоставительный метод. Теоретическая значимость работы состоит в классификации, анализе и сопоставлении наименований растений в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо; в исследовании особенностей поэтической номинации и описании образных парадигм наименований растений; в выявлении авторских метафорических наименований растений. Теоретически значимым также является осмысление мировидения поэтов, носителей разных культур. Практическая значимость работы заключается в представлении поэтической номинации, используемой в описании растительного мира в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо. Результаты работы могут быть использованы в лекциях о творчестве поэтов, на занятиях по лингвистическому анализу художественного текста, в практике преподавания чтения в аспекте РКИ. Материал, представленный в работе, может быть использован при создании словаря поэтических образов китайской поэзии, сопоставительных словарей русской и китайской поэтической культуры. Положения, выносимые на защиту: 1. Лексические единицы описания растений в русском и китайском языках отражают как языковые, национально-культурные, так и природные особенности двух стран. 2. Структура лексико-семантического поля (ЛСП) «Растительный мир» у обоих поэтов в основном совпадает. И ЛСП «Растительный мир» лирики С. Есенина, и ЛСП «Растительный мир» лирики Сюй Чжимо представлено 9 лексико-семантическими группами (ЛСГ). Однако у С. Есенина представлена группа «Технические культуры», которой нет в лирике Сюй Чжимо. В лирике Сюй Чжимо есть группа «Вьющиеся и ползучие растения», которая отсутствует в поэзии С. Есенина. 3. В структуре ЛСП лирики обоих поэтов наиболее ярко представлены ЛСГ «Деревья и кусты», «Цветы» и «Травы», которые обладают и наибольшим метафорическим потенциалом. 4. Языковые семантические особенности и национальная (русская и китайская) поэтическая, в том числе народно-поэтическая семантика наименований растительного мира нашли отражение в значениях, с которыми высту-

8 пают наименования растений в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо, но поэты привносят и свои индивидуальные значения в поэтическую номинацию растительного мира. 5. В силу антропоцентризма человеческой деятельности в качестве опорного слова образной парадигмы чаще всего в лирике обоих поэтов выступает лексика, обозначающая человека и характеризующая его деятельность. Большинство образных парадигм, встречающихся в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо, свойствены русской и китайской поэтическим культурам, однако другие можно назвать индивидуально-авторскими. 6. При обращении к описанию растительного мира проявляются и особенности идиостилей двух поэтов. Крестьянское мировидение С. Есенина обуславливает сам выбор слов-фитонимов в лирике поэта, это в первую очередь, отличает словоупотребление С. Есенина от словоупотребления поэтов Серебряного века. С. Есенин обращается к диалектной, областной лексике, использует народно-поэтическую лексику и создает неологизмы. Наименования растений в лирике Сюй Чжимо разнообразны, в них включаются не только типичные китайские, но и экзотические для Китая. Традиция классической китайской поэзии находит отражение в стихах Сюй Чжимо, нами не обнаружено индивидуального словоупотребления или диалектизмов, как в поэзии С. Есенина. Структура работы: диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы и приложения. Во введении обосновывается актуальность темы, определяется объект и предмет исследования, формулируются цель, задачи, характеризуется материал, описываются методы, раскрывается новизна, теоретическая и практическая значимость работы, приводятся основные положения, выносимые на защиту. В первой главе излагаются общетеоретические основы исследования и рассматриваются разновидности поэтической номинации в описании растительного мира. Вторая глава состоит из двух параграфов. В первом параграфе анализируются и сопоставляются классификации наименований растений в русском и

9 китайском языках, структурируются и сопоставляются лексико-семантические поля «Растительный мир» в поэзии С. Есенина и Сюй Чжимо, анализируется семантика, системные отношения лексических единиц внутри данного поля. Во втором параграфе рассматривается поэтическая номинация по таким группам, как «Деревья и кусты», «Цветы» и «Травы». Описываются свойственные каждой культуре символические значения наименований растений, выделяются семы в лексемах-фитонимах в поэзии С. Есенина и Сюй Чжимо, рассматриваются образные парадигмы с компонентом – наименованием растения. Глава I. Теоретические основы исследования поэтической номинации описания растительного мира 1.1. Лексическая система и лексические объединения 1.1.1. Лексико-семантическая система русского языка Системное описание лексики находится в центре внимания лингвистов (Л. М. Васильев, В. Г. Гак, Ю. Н. Караулов, Э. В. Кузнецова, И. П. Слесарева, А. А. Уфимцева, Ф. П. Филин, Д. Н. Шмелёв, Г. С. Щур и т.д.). В работах этих ученых выявляются разного рода отношения внутри лексической системы, подробно рассматриваются лексические объединения, представленные в лексической системе. Определяя, что такое система в языке, И. П. Слесарева приводит слова Ю. С. Степанова: «В общем смысле под системой понимается совокупность элементов, связанных внутренними отношениями» (Цит. по: Слесарева 1990:13). И. П. Слесарева отмечает, что в отношении лексики «понятие "система"

10 применяется сравнительно недавно и с оговорками, хотя понимание того, что слова в языке связаны внутренними отношениями, было свойственно исследователям лексики с древнейших времен» (Слесарева 1990: 13). А. А. Уфимцева полагает, что смысловые связи слов существуют в следующих аспектах: «внутрисловные семантические связи», семантические связи слов «в пределах различных смысловых групп и рядов слов» и «на уровне всей системы языка» (Уфимцева 2004: 10). Рассматривая системные отношения в лексике, Д. Н. Шмелев приводит слова Ю. С. Сорокина, который выделяет следующие взаимодействующие силы у слов в лексической системе: отношение к действительности; отнесенность к определенному грамматическому общему разряду, отношения слова к другим словам по значению; стилистические связи слов по речевым контекстам (Цит. по: Шмелев 2003: 185). В. И. Половникова утверждает, что «выделение трех типов связей слов – парадигматических, синтагматических и деривационных, как основы измерений лексической системы может быть использовано в качестве научного обоснования отбора и организации лексики в целях обучения зарубежных русистов» (Половникова 1982: 8). Разнообразие внутрисистемных отношений в лексике находится в центре внимания ученых. В. Г. Гак пишет, что «парадигматические связи объединяют слова по близости значения в так называемые лексико-семантические группы или семантические поля» (Гак 1977: 8). «В лексико-семантическую парадигму объединяются слова, противопоставленные друг другу по некоторому семантическому признаку <…>. В лексико-семантическую парадигму объединяют синонимы, антонимы, слова одной тематической группы» (Русский язык. Энциклопедия 1979: 326). В сочетании слова с другим проявляются синтагматические отношения, основанные на «линейном характере речи, который исключает возможность произнесения двух языковых элементов одновременно, а лишь в линейной временной последовательности» (Русский язык. Энциклопедия, 1979: 289).

11 Еще одним проявлением системности лексики является «наличие деривационных (словообразовательных) отношений между единицами – отношения смысловой мотивации одних слов другими» (Зиновьева, Хруненкова 2015: 80). Таким образом, системность лексики русского языка прoявляется в существовании трех основных видов отношений: парадигматических, синтагматических и деривационных. 1.1.2. Понятие о лексико-семантическом поле 1.1.2.1. Понятие о поле и типы полей Разные типы полей стали предметом исследования в работах Л. М. Васильева, Г. Ипсена, Г. Н. Скляревской, Г. С. Щура и др. Г. С. Щур отмечает, что «понятие поля (семантического) приобрело наибольшее распрoстранение после выхода работы Г. Ипсена, где оно определялось как совокупность слов, обладaющих общим значением» (Щур 1974: 22). С. Г. Шафиков среди других выделяет следующие свойства поля: все элементы в поле взаимосвязаны; конкретное поле существует в каждом языке; семантические структуры эквивалентных полей во всех языках в общем совпадают; в семантических структурах полей разных языков проявляется культурно-языковые особенности (Шафиков 1999: 16-17). Ученые выделяют разные типы полей. Значимым для современной лингвистики является понятие лексико-семантического поля (ЛСП). В «Словаре лингвистических терминов» Т. В. Жеребило ЛСП понимается как «один из структурных типов поля, состоящего либо из имен существительных; либо из имен прилагательных; либо из глаголов» (Жеребило 2010: 276). Часто обращаются исследователи в своих работах к семантическому полю: «Семантическое поле (СП) – это иерархическая структура множества лексических единиц, объединенных общим значением и отражающих в языке определённую понятийную сферу» (Русский язык. Энциклопедия 1979: 459). Исследователи предлагают понятие «понятийное поле». С. Д. Кацнельсон определяет понятийное поле как «противоположение понятий, ищущих выражения в языке» (Цит. по: Щур 1974: 46). Существуют так называемые вторичные или периферийные лексические поля. Такие поля стрoятся по несущественным компонентам значений слов, а

12 не по признакам денотатов (Полевые структуры…1989: 75). В последнее время исследователи занимаются разработкой вторичных полей, основанных на ассоциативных и метафорических значениях (Пак 2006: 7). Среди них И. Я. Пак перечисляет: ассоциативное поле, ассоциативно-семантическое поле, метафорическое поле (Там же). «Ассоциативное поле – это совокупность ассоциатов, т. е. реакций на словостимул» (Жеребило 2010:45). Термин «ассоциативное поле ввел Ш. Балли» (Васильев 1990: 136). Ассоциативное поле «может рассматриваться ка к х а р а к т е р и с т и ка и н д и в и д у у м а , с р е д н е го н о с и т е л я я з ы ка , воспринимающего действительность» (Караулов 2010: 176). Г. Н. Скляревская считает, что метафорическое поле зависит от номинативного поля, и его границы не могут быть точно определены, потому что «первичное поле является открытым» (Скляревская 1993: 15). Один из значимых вопросов современной лексикологии – структура поля. Ю. Н. Караулов считает, что ядром поля является заглавное слово, далее располагаются близкие от него единицы поля, в периферию поля входят также члены соседних полей (Караулов 2010: 32). Г. С. Щур дает следующее определение ядру понятийного поля: «Ядром элементарных понятийных полей является понятие, общее для всех слов, его формирующих» (Щур 1974: 36-37). Как понятийное, так и ассоциативное поле «включает ядро (наиболее частотные реакции) и периферию» (Жеребило 2010: 45). Особым образом строится метафорическое поле. В центре поля находят ся «языковые мет афоры, которые регулярно метафоризируются» (Скляревская 1993: 115). Потенциальные метафоры, «выходящие из автоматизма восприятия и по своим функциям приближающиеся к художественной метафоре» Г. Н. Скляревская относит к периферии метафорического поля (Скляревская 1993: 115). Таким образом, каждое поле обладает и универсальными чертами, и уникальными свойствами. В данной работе будем рассматривать ЛСП, так как по мнению З. Г. Киферовой, оно является «основной системообразующей единицей языка» (Киферова 1994: 90). 1.1.2.2. Лексико-семантическое поле В настоящее время во многих научных работах (Т. В. Жеребило, Ю. Н. Караулов, И. М. Кобозева, Т. В. Куренкова, А. Н. Тихонов) наблюдается различие во взглядах на частеречный состав лексико-семантического поля (ЛСП) и соотношение между ЛСП и семантическим полем (СП). Под СП И. М. Кобозева понимает «совокупность языковых единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений» (Кобозева 2004: 99). В «Словаре лингвистических терминов» Т. В. Жеребило выделяются следующие структурные типы СП: «в зависимости от частеречного состава выдeляются следующие структурные типы поля: 1) лексическое семантическое поле; 2) лексико-грамматическое поле; 3) лексико-словообразовательное семантическое поле». Автор отмечает, что «семантическое поле может быть

13 представлено грамматически различными лексичeскими единицами: сущ. + прил. / глаг. и др.» (Жеребило 2010: 276). Авторы монографии «Полевые структуры в системе языка» указывают, что «ЛСП основано на внеязыковых связях денотатов, элементы его не могут заменять друг друга. <…> ЛСП выделяется по одной общей семе, включает слова одной части речи» (Полевые структуры… 1989: 33). Как мы видим, исследователи придерживаются того же положения о частеречном составе полей, что представлено и в словаре Т. В. Жеребило. Т. Н. Куренкова пишет о противоположном вышеизложенному мнении А. В. Набирухиной: «А. В. Набирухина полагает, что в состав ЛСП должны входить слова разных частей речи на основании содержательного сходства» (Куренкова 2006: 176). А. Н. Тихонов считает, что ЛСП является «синонимичным термином» СП (Тихонов 1994: 3-4). Он указывает, что ЛСП состоит из слов разных частей речи. Т. Н. Куренкова приводит слова Ю. Н. Караулова о структуре ЛСП: «Ядро поля – синонимическое отношение, которое включается в родовое наименование и само содержит в себе родовое имя. К ядру присоединяются слова, значения которых имеют общие компоненты с ядром. Таким образом, делает вывод Ю. Н. Караулов, ЛСП обнаруживает принципиально одинаковую структуру независимо от материала» (Цит. по: Куренкова 2006: 177). В своем исследовании мы будем придерживаться той точки зрения, что ЛСП структурируют слова одной части речи. 1.1.3. Лексико-семантическая группа Лексико-семантическая группа (ЛСГ) является предметом серьезного исследования в трудах Ф. П. Филина, А. А. Уфимцевой и других исследователей, тем не менее в современной лингвистике на сущность ЛСГ не существует единого мнения. В «Словаре лингвистических терминов» Т. В. Жеребило ЛСГ понимается как «слова одной части речи, объединенные ядерной (основной) семой (например, ЛСГ глаголов движения, цветовых прилагательных и т.п.)» (Жеребило 2010: 179). Автор приводит пример ЛСГ «Растение», базовый семантический компонент которого включает гиперсемы: 1) ‘деревья’; 2) ‘травы’; 3) ‘цветы’ и т. п. (Жеребило 2010: 179). Ф. П. Филин под ЛСГ понимает «лексические объединения с однородными, сопоставимыми значениями» (Филин 1982: 231). В. Г. Гак выделяет в ЛСГ «ядро, включающее слова, несомненно, относящиеся к данному общему значению, и периферийные элементы, состоящие

14 из слов, у которых данное значение прослеживается уже не так четко, поскольку оно совмещается с иными категориальными значениями» (Гак 1977: 150). Э. В. Кузнецова отмечает, что «ЛСГ слов не представляют собой четко и однозначно разграниченных классов лексических единиц. Это объединения слов, которые накладываются друг на друга, взаимно проникают друг в друга, "пересекаются" друг с другом» (Кузнецова 1978: 7). И. П. Слесарева так описывает соотношение между ЛСГ и ЛСП: «ЛСГ входят в более широкие объединения слов, которые можно назвать семантическими или лексико-семантическими полями» (Слесарева 1990: 54). Исследователь указывает на парадигматические отношения в ЛСГ: «Под лексико-семантическими группами понимаются объединения слов на парадигматической оси с учетом их смысловой близости» (Слесарева 1990: 80). Таким образом, мы можем соотносить ЛСГ и ЛСП как общее и частное. ЛСГ отличается от лексико-тематической группы (ЛТГ). По словам Л. М. Васильева, слова в ЛТГ «объединяются одной и той же типовой ситуацией, или одной темой», но «общая идентифицирующая сема для них не обязательна» (Васильев 1971: 110). Исходя из этого, можно сделать вывод, что в ЛТГ могут входить слова разных частей речи, и она имеет сложную структуру. А ЛСГ состоит из слов одной части речи с одной общей семой и является частью семантического поля. Особенность слов, входящих в ЛСГ, по мнению И. А. Никандровой, заключается в том, что слова ЛСГ объединяются интегральной семой, которая является семантической основой группы. Кроме того, ЛСГ также имеет дифференциальные семы (Никандрова 2010: 176). Д. Б. Тотрова считает, что между ЛТГ и ЛСГ трудно установить «точные логико-языковые разграничения» (Тотрова 2010: 10-11). И. В. Буйленко выделяет следующие важные для нас свойства ЛСГ. ЛСГ имеет идентификатор и однородную семантику; может члениться на более мелкие подгруппы; единицы ЛСГ относятся к одной части речи (Буйленко

15 2012: 89). В данном исследовании мы будем обращаться главным образом к ЛСГ, так как вслед за И. В. Буйленко, мы считаем, что ЛСГ отличается высшей степенью однородности и упорядоченности, что свойственно и классификации названий растений. 1.2. Понятие «флористическая лексика» и смежные термины («фитоним» и «флороним») Лексика флоры составляет важную часть словаря любого языка. Она тесно связана с историей и культурой народа. Исследователи названий растений особое внимание обращают на изучение лингвистических аспектов. Современная лингвистика использует разные термины для наименования растений. Существуют работы, посвященные анализу фитонимов и флоронимов различных языков (З. А. Камаль, Л. Ф. Пуцилева, С. С. Шумбасова и др.), флористической лексике в разных языках (А. М. Гребнева, Ю. Н. Исаев, О. В. Сахарова и др.). Ю. Ю. Саввина отмечает, что названия растений – это непростая по своей структуре группа лексики. Названия растений «существуют непременно в народном и научном вариантах» (Саввина 2009: 113). «Структура научного термина, – по мнению автора, – строго определена: родовое наименование <...> и видовое определение». А «структура народных названий формируется носителями совершенно произвольно» (Там же). «В Словаре лингвистических терминов» Т. В. Жеребило фитонимом называется «название растения» (Жеребило 2010: 444). Л. Ф. Пуцилева под «фитонимами» понимает «лексемы, обозначающие в прямом значении наименования любого объекта, принадлежащего к растительному миру» (Пуцилева 2008: 31). А. М. Гребнева выделяет следующие признаки «фитонима»: «1) фитоним – это языковая единица; 2) фитоним – это наименование флористического объекта или понятия; 3) фитоним – это такое наименование, которому соответствует дефиниция, четко отражающая содержание соответствующего по-

16 нятия» (Гребнева 1984: 14). Существует и понятие «флороним». С. С. Шумбасова в статье «Грамматическое структурирование фразеологизмов современного английского языка с компонентом-фитонимом» полагает, что «к флоронимам относятся фразеологизмы, в состав которых входит элемент, обозначающий то или иное растение в целом (цветущее растение, ягода, фрукт и т. д.), его составную часть (листовая пластина, стебель, корень и т. д.), вид (дерево, кустарник, трава)» (Шумбасова 2011: 86). Ю. Н. Исаев к «флористической лексике» относит народные названия растений (Исаев 2006: 220). О. В. Сахарова и А. М. Гребнева подчеркивают диалектное своеобразие флористической лексики: «Флористическая лексика селькупского языка представляет собой единую совокупность наименований с явлениями диалектного своеобразия» (Сахарова 2010: 5-6). «Флористическая лексика мордовских языков в настоящее время представляет собой единую совокупность названий» (Гребнева 1984: 10). Ю. Ю. Саввина считает, что народные ботанические названия «нельзя относить к терминам по ряду причин», потому что, во-первых, «народное название не однозначно», во-вторых, «народное название растений обладает некой коннотацией» (Саввина 2009: 111). В ряде научных работ наблюдается смешение понятий «флористическая лексика» и «фитонимы». З. А. Камаль в работе «Функции фитонимов в читательской интерпретации лирики С. Есенина» использует и понятие «фитоним», и понятие «флористическая лексика». По его словам, флористическая лексика «содержит информацию не только об окружающей природной среде, но и о взаимодействии данной культурной общности с этой средой» (Камаль 2008: 127). По словам З. А. Камаля, фитонимы, «выступая в качестве локальных, темпоральных, эмотивных, этнографических и культурных индикаторов», осуществляют в поэзии «важные смысловые функции, служат репрезентантами не только эксплицитной, но и имплицитной информации» (Камаль 2008: 123). Таким образом, мы видим, что все эти три названия («фитоним», «флори-

17 стическая лексика», «флороним») включают в себя компонент ‘растение’. В современной лингвистике понятия «фитоним» и «флористическая лексика» смешиваются и четко не определены. В нашей работе вслед за Т. В. Жеребило мы понимаем «фитоним» как синоним понятия «название / наименование растения». Под фитонимом понимается существительное, обозначающее целое растение, его составную часть или форму (трава, кустарник, дерево, цветок и т.д.). 1.3. Словоупотребление в поэтическом тексте 1.3.1. Язык поэзии и его особенности Вопросы изучения языка поэзии и поэтического словоупотребления давно находятся в центре внимания ученых. Особенностям функционирования слова в поэтическом тексте посвящали свои работы Г. О. Винокур, Ю. В. Казарин, Н. А. Кожевникова, Ю. М. Лотман, Ю. Н. Тынянов, Р. Н. Юсубова и другие. Г. О. Винокур считает поэтичность экспрессивным качеством языка (Винокур 1959: 388). Поэтический текст является одним из видов художественного текста. Р. Н. Юсубова считает, что «в нём особое значение имеют эмоциональность и экспрессивность, такой текст включает в себя необычную ритмическо-интонационную структуру» (Юсубова 2010: 174). Ю. М. Лотман понимает поэтический текст как «особым образом организованный язык» (Лотман 1996: 105). Его системность проявляется в том, что «текст стихотворения можно представить как реализацию ряда (иерархии) языков: "русский язык", "русский литературный язык данной эпохи", "творчество данного поэта", "поэтический цикл как целостная система", "стихотворение как замкнутый в себе поэтический мир"» (Лотман 1996: 109). Ю. В. Казарин разделяет мнение Ю. М. Лотмана: «к настоящему времени становится очевидным тот факт, что ПТ [поэтический текст – Ч.С.] – это сложно организованная система. Систему поэтического текста отличает то, что «ее функционирование обусловлено одновременно внешними факторами

18 (антропологичность, духовность и эстетичность поэтического текста) и внутренними факторами собственно языковой природы» (Казарин 2001: 19). 1.3.2. Слово в поэтическом тексте В поэтическом тексте слово приобретает особое значение. Ю. М. Лотман считает, что слово поэтического текста обладает особой значимостью: «В этом смысле стихотворение как целостный язык подобно всему естественному языку, а не его части. Уже тот факт, что количество слов этого языка исчисляется десятками или сотнями, а не сотнями тысяч, меняет весомость слова как значимого сегмента текста» (Лотман 1996: 107). Ю. Н. Тынянов полагает, что «слова оказываются внутри стиховых рядов и единств в более сильных и близких соотношениях и связях, нежели в обычной речи» (Тынянов 1965: 121). Ю. В. Казарин указывает на три плана слова в поэтическом тексте: «единицы лексического уровня языкового макрокомпонента, системы ПТ – это о сновное средство тексто строения, смыслообразования и смысловыражения» (Казарин 2001: 17). Г. О. Винокур полагает, что слова в поэтическом языке на основе своего прямого значения получают новые смыслы (Винокур 1959: 391). С. А. Андреева разделяет мнение Г. О. Винокура, что при определенных условиях «любое слово может стать поэтическим» (Андреева 2010: 47). Г. О. Винокур считает, что с чрезвычайной значимостью слова поэтического текста связана его особая рефлективность, т.е. «его обычная обращенность на само себя». В поэтическом тексте, по мнению ученого, в первичном значении слова открывается новое (Винокур 1959: 392). Для нашей работы важно то, что «поэзия начала ХХ века решает вопрос о соотношении прямого и непрямого значения слова в пользу непрямых способов выражения. Характер текста в ряде случаев определен характером тропа» (Кожевникова 1986: 106).

19 1.4. Выразительные средства 1.4.1. Сравнение Уже в античные времена выразительные средства языка представляли интерес для ученых. Еще Аристотель разграничивал литературный и разговорный язык. Его теория стиля включала и необходимость выбора слов и фигуры речи (Линтвар 2013: 129). В наше время выразительные средства активно изучались и изучаются в работах таких ученых, как В. П. Григорьев, Н. Н. Иванова, И. И. Ковтунова, Н. А. Кожевникова, О. Н. Линтвар, Е. А. Некрасова, З. Ю. Петрова и др. В научных работах отождествляются слова «выразительность» и «экспрессивность», что отражено в «Словаре лингвистических терминов» О. С. Ахмановой: «Выразительный. То же, что экспрессивный» (Ахманова 2004: 91). В. П. Москвин понимает «экспрессивность» как «некоторое качество речи, а именно – как выраженность в ней тех или иных эмоциональных состояний, переживаний субъекта, экспрессивность» (Москвин 2004: 4). Традиционно «выразительные средства» подразделяется на «тропы» и «фигуры» (Москвин 2004: 2). Н. В. Никитина отмечает, что «тропы – средства словесной образности. Стилистические фигуры – синтаксические конструкции, используемые для передачи эмоционально-экспрессивного значения» (Никитина 2008: 43). Одним из часто встречающихся в поэтическом творчестве выразительным средством является сравнение. В «Литературном энциклопедическом словаре» сравнение определяется как «образное словесное выражение, в котором изображаемое явление уподобляется другому по каким-либо общему для них признаку с целью выявить в объекте сравнения новые, важные свойства» (ЛитЭС 1987: 418). В. П. Москвин считает, что «важнейшая функция сравнения – художественное описание объекта» (Москвин 2004: 23). Существует много разнообразных средств, с помощью которых выражается сравнение. Например, сравнительный оборот или творительный сравнения. К первому можно отнести контекст: В окна бьют без промаха / Вороны крылом, / Как метель, черёмуха / Машет рукавом (Есенин 1970: 84).

20 Ко второму можно отнести следующий пример: Сыплет черемуха снегом, / Зелень в цвету и росе (Есенин 1970: 70). Хотя «метафора и сравнение находятся в отношениях производности», однако они отличаются друг от друга по степени содержательности: «по своему содержанию мет афоры часто бывают богаче соответ ствующих сравнений» (Северская 1994: 111). 1.4.2. Метафора Джордж Лакофф и Марк Джонсон в своей работе «Метафоры, которыми мы живем» пишут, что метафора «пронизывает всю нашу повседневную жизнь, наша понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути» (Лакофф, Джонсон 2004: 26). В «Словаре лингвистических терминов» метафорой называется «перенос названия с одного предмета (явления, действия, признака) на другой на основе их сходства» (Жеребило 2010: 198). В широком смысле метафора это – «смысловой сдвиг, основанный на ассоциации семантических / образных, в том числе референциальных представлений "по сходству" их компонентов», в узком смысле это – «смысловой сдвиг», который изменяет «семантические компоненты значения и соответствующие денотативные и сингнификативные представления» (Северская 1994: 111). О. И. Северская приводит слова Н. Д. Арутюновой: «метафора рождается в результате взаимодействия <...> объектов действительности (основного субъекта метафоры) и некоторых представлений, ассоциируемых с вспомогательным субъектом, с некоторой признаковой категорией, которая может совпадать со значением метафоризируемого слова» (Цит. по: Северская 1994: 109). В. П. Москвин выявляет несколько направлений классификации метафор. Первое из них «предполагает группировку метафор по тематической принадлежности вспомогательного субъекта». Вторым является классификация метафор «по основному субъекту». При такой классификации в качестве основного объекта «могут выступать, в частности, такие понятия, как, например,

21 красный цвет (вишневая шаль, брусничное платье, коралловые губы, рубиновые ягоды клюквы)» (Москвин 2004: 15-16). В «Словаре лингвистических терминов» предлагается другая классификация: «с точки зрения стилистической окраски и использования в языке метафоры делятся на три группы: 1) утратившие образность: ручка двери; 2) сохраняющие в языке образность: бисерный почерк; 3) авторские, индивидуально-стилистические метафоры: Улыбкой ясною природа сквозь сон встречает утро года (Пушкин)» (Жеребило 2010: 198). По убеждению В. П. Москвина, метафорическая номинация создается двумя способами: во-первых, метафора может осуществляться с помощью средств одной семантической микросистемы. Во-вторых, она может реализоваться путем использования лексики другой лексической микросистемы (Москвин 2004: 78). Н. Д. Арутюнова отмечает, что метафора важна, так как она придает метафоризируемому предмету вторичный предикат, характеризует явления человеческой психики, обозначает события, действия и состояний, а также абстрактные понятия (Арутюнова 1979: 164). 1.4.3. Олицетворение Олицетворение, как и другие выразительные средства, тоже часто используется в поэзии. Среди тропов олицетворению обычно отводится второстепенное место. «Некоторые исследователи даже исключают его из системы тропов», – отмечает Е. А. Некрасова (Некрасова 1994: 13). В. П. Москвин так определяет суть олицетворения: «Олицетворение, прозопопея, или просопопея [ср. греч. prosopon ‘лицо’ и poieo ‘делаю, творю’], заключается в том, что при изображении предметов, растений, животных и явлений природы последние наделяются свойствами людей – к примеру, такими, как дар речи, способность мыслить, чувствовать, совершать определённые поступки и т. д.» (Москвин 2004: 21). Однако олицетворение у В. П. Григорьева имеет более широкое значение: «увеличение меры духовности, присущей денотату» (Григорьев 1973: 116).

22 Вслед за В. П. Григорьевым Е. А. Некрасова определяет олицетворение как «придание олицетворяющему объекту действия, деталей или свойств, не имеющих "опоры" в реальном денотате» (Некрасова 1994: 13). Она отличает олицетворение от метафоры следующим образом: «для олицетворения, как это не парадоксально на первый взгляд, оказывается необязательной зрительная наглядность элементов образа <...>, но существенной представляется цельность образной зарисовки» (Некрасова 1994: 25). Различия между этими выразительными средствами заключаются в том, что «метафорическое слово имеет денотат, обозначаемый другим словом, олицетворение же выражается словом, называющим тот же денотат (Некрасова 1994: 14). Автор считает, что олицетворение отличается от метафоры тем, что олицетворению свойственен предметный аналог, а метафора его не имеет (Некрасова 1994: 15). Подобно сравнению и метафоре, «олицетворение может возникнуть в контексте метафоры» (Северская 1994: 127-128). Например, Улыбнулись сонные березки / Растрепали шелковые косы (Есенин 1970: 327). По мнению Е. А. Некрасовой, существуют несколько видов такой перестановки. Например, во-первых, «перестановка связей и отношений человека и природы». Во-вторых, «перемена мест значимых элементов высказывания или предложения в позиции субъекта и объекта, что приводит к нарушению причинно-следственных связей между ними» (Некрасова 1994: 49-50). Третий вид – это «обращение к неодушевленному объекту как способ олицетворения» (Некрасова 1994: 53). И. И. Ковтунова так интерпретирует последний вид переноса: это «роль адресата речи – это не перенесение свойств лиц на неодушевленные предметы или явления природы, но стремление вступить с ними в тесный контакт, установить связь, чтобы глубже их понять» (Ковтунова 1986: 90). О. И. Ревуцкий пишет, что «среди поэтических текстов, в основу которых положен троп олицетворение, наиболее распространены такие, в которых человеческими качествами наделяются наименования растений» (Ревуцкий 2014: 129).

23 В поэтических текстах, где встречается олицетворение растений, «часто передаются черты не только одного человеческого существа, но и человеческие отношения, в частности, дружеской поддержки, взаимопомощи, заботы друг о друге, любви, реже – непонимания, противоборства, несогласия» (Ревуцкий 2014: 130). 1.4.4. Эпитет В «Литературном энциклопедическом словаре» эпитет определяется как «образное определение предмета (явления), выраженное преимущественно прилагательным, но также наречием, именем существительным, числительным, глаголом» (ЛитЭС 1987: 512). Обычное определение «выделяет данный предмет из многих («тихий звон»)», а эпитет «либо выделяет в предмете одно из его свойств («гордый конь»), либо – как метафорический эпитет – переносит на него свойства другого предмета («живой след»)» (Москвин 2004: 163). В. П. Москвин выделяет еще один тип эпитетов: «метонимические (зеленый шум)», которые образуются в результате использования стилистического приема, именующего смещением (Москвин 2004: 161). В. П. Москвин также по семантическому параметру выделяет «эпитеты цветовые (лазурное небо, янтарный мед)», и эпитеты, которые дают «психологическую, поведенческую, портретную характеристику лица либо характеризующие объекты по форме, размеру, температуре и т. д.» (Москвин 2004: 162). По мнению исследователей, «основными функциями эпитетов являются изобразительная и оценочная (золотой век, серебряный век)» (Там же). 1.5. Образ и парадигма образов Выразительные средства участвуют в процессе создания поэтических образов. Исследованием данной сферы лингвистической поэтики занимались Е. Б. Борисова, Н. В. Павлович и др. По словам Н. В. Никитиной, образность является «основной специфической чертой художественного стиля» (Никитина 2008: 42). По словам Е. Б. Борисовой, «образ – это, прежде всего, категория эстетики». Он как особый способ воплощения и переноса реальности свойствен только искусству (Борисова 2009: 20).

24 В «Словаре лингвистических терминов» О. С. Ахмановой есть понятие ‘значение образное’, которое определяется как «значение слова, которое функционирует в качестве тропа» (Ахманова 2004: 163). Следовательно, в лингвистике «образ» можно понять через «понимание образности как лингвистической категории, которую трактуют, как семантическую двуплановость, то есть перенос названия с одного объекта на другой» (Борисова 2009: 23). Под поэтическим образом Н. В. Павлович понимает «небольшой фрагмент текста, в котором сближаются противоречащие в широком смысле понятия» (Павлович 2007: 29). Исследователь предлагает понятие «парадигма образов» и определяет его как «инвариант ряда сходных с ним образов, который состоит из двух устойчивых смыслов, связанных отношениями отожде ствления ("Время"→"вода")». Парадигма образов – это «маленький смысловой закон, действующий в поэтическом языке» (Павлович 2007: 30). 1.6. Понятие «идиостиль» Современная лингвистическая поэтика обращается к такому понятию, как «идиостиль». Исследованием данной сферы занимались Е. В. Богданов, И. И. Степанченко, В. В. Леденева и др. По словам В. В. Леденевой, «идиостиль проявляется в приеме "сцепления" слов, построения текста, создания образных средств речи (тропов и фигур)» (Леденева 2001:12). Е. В. Богданова считает, что «понятие "идиостиль", служащее для обозначения индивидуально-авторского стиля, в широком смысле обозначает систему содержательных и формальных лингвистических характеристик, присущих произведениям определенного автора» (Богданова 2011: 100). Особенность идиостиля представляет собой «предпочтение языковых средств, устанавливаемое по фактору частности» (Леденева 2001:12). Наряду с понятием «идиостиль», существует и понятие «идиолект», в узком смысле, идиолект – это особенности речи носителя языка, в широком смысле идиолект обозначает тексты говорящего как предмет изучения (ЛЭС 1990: 171).

25 По словам И. И. Степанченко, «лексика идиостиля традиционно изучалась в парадигматическом аспекте, чаще всего на уровне различных лексико-семантичсеских групп, полей и т. д., а также в синтагматическом». Традиционно в идиостилях также исследуются такие единицы, как метафора и сравнение (Степанченко 1991: 41). В любом идиостиле можно выделить «доминативные черты разной степени обобщенности» (Там же: 35). Таким образом, мы понимаем идиостиль (индивидуальный стиль) как совокупность языковых и стилистико-текстовых особенностей, свойственных речи поэта / писателя. 1.7. Особенности идиостиля С. Есенина и Сюй Чжимо Сергея Александровича Есенина (1895-1925) называют поэтом крестьянской Руси. Поэт родился в селе Константиново Рязанской губернии в крестьянской семье. Ученых интересуют такие проблемы творчества С. Есенина, как мотивы и роль природы в его произведениях. Его ранние стихи отражают «обостренное чувство природы», «горячую любовь к крестьянской Руси» (Гайсарьян 1964: 898). Гу Юньпу пишет, что стихотворения С. Есенина «насыщены любовью к родине и родной земле» (Гу 1999: 2). Как отмечает А. И. Захаров, «люди, животные, растения, вещи и стихии, – по С. Есенину, дети единой матери-природы, живые существа» (Захаров 1978: 221). Идиостиль С. Есенина изучается и китайскими учеными: «Его уникальный идиостиль глубоко в народной земле и тесно связан с русской поэтической традицией (классической поэзии и фольклором)» (Гу 1999: 5). В начале ХХ века в Китае появилась так называемая «новая поэзия», которая, как пишет Черкасский Л. Е., «пыталась уйти от привычной традиционности» (Черкасский 1988: 5). Поэт-романтик Сюй Чжимо (имя при рождении Сюй Чжансюй) (1897-1931) «родился в провинции Чжэцзян в уезде Хайнина на юге Китая в семье коммерсанта. Имя "Чжимо", означающее "перспективы", дал ему отец к поездке в США» (Чжао 2008: 205-206). Будущий поэт получил классическое домашнее образование. В 1918 году «с мыслью получить хорошие знания и навыки во благо родины» он отправился в Америку учиться. В 1919 Сюй Чжимо активно участвовал «в патриотическом движении "Четвертого мая"». Потом он учился в Колумбийском университете на экономическом факультете.Он поступил в Кембриджский университет и начал писать стихи, на его творчество оказали влияние идеи западного романтизма. В 1925 году Сюй Чжимо «во время поездки в Европу посетил Советский Союз, Германию и другие страны» (Черкасский 1969: 100-102). Ранние произведения поэта «носили социальный, гуманистический характер. С середины 20-х годов <...> на первое место выдвигалась спасительная идея любви <...> поэт пытался поведать читателю о "чистом идеале", не найден-

26 ном в жизни» (Черкасский 1988: 112). Ученых интересует, как на творчество Сюй Чжимо повлияли такие факты его биографии, как учеба в Англии и западная поэтическая традиция. Основными мотивами творчества исследователи называют стремление поэта «высказать заветные желания» и «выразить свои эмоции». По словам Ли Чэнси, Сюй Чжимо пишет о «красоте, мечте, любви, судьбе народа и родины» (Ли 1994: 78-79). Люй Цинжань пишет, что в языке лирики Сюй Чжимо «объединяются разговорность, картинность и музыкальность» (Люй 2007: 44-45). Таким образом, С. Есенин и Сюй Чжимо, жившие и творившие в одно время, часто обращаются в своей лирике к природе. Их стихотворения широко известны в России и Китае соответственно. Однако, можно предположить, что условия жизни по-разному повлияли на особенности их идиостилей. Выводы Слова в языке связаны внутренними отношениями, благодаря чему можно говорить о системности в лексике. Системность проявляется, прежде всего, в возможности описания лексики с точки зрения полевой организации. Выделяются, например, такие поля, как понятийное, семантическое, лексико-семантическое, ассоциативное, метафорическое и др. Каждое поле обладает универсальными чертами и уникальными свойствами. В данном исследовании мы будем обращаться к лексико-семантическому полю (ЛСП). ЛСП состоит из слов одной части речи с одной общей семой и является одним из структурных типов семантического поля. Оно имеет ядро, приядерную часть и периферию. В лексикологии выделяются лексико-тематические (ЛТГ) и лексико-семантические группы (ЛСГ). Под ЛСГ понимается группа слов одной части речи, объединенная интегральной семой с однородными, сопоставимыми значениями. Мы будем рассматривать ЛСГ как структурную единицу ЛСП.

27 Эти два понятия соотносятся как общее и частное. ЛСГ, по мнению ученых, отличается высшей степенью однородности и упорядоченности. В исследовательской литературе, посвященной описанию наименований растений, используются такие термины, как «фитоним», «флористическая лексика» и «флороним». Данные термины четко не определены, и в ряде случаев наблюдается смешение этих понятий. Как правило, исследователи под этими терминами понимают «народное или научное название растения, составную часть растения, формы растительности и выражения, компонентом которых являются наименования растений». Мы понимаем термин «фитоним» как синонимический понятию «название / наименование растения». Названия растений часто встречаются в поэтических текстах в тропеических конструкциях, в частности, в сравнении, метафоре и олицетворении. Сравнение представляет собой уподобление одного понятия другому на основе общего признака. По степени содержательности метафора богаче сравнения, потому что метафора есть «смысловой сдвиг», в результате которого компонент значения основного субъекта изменяется. Олицетворение придает черты человека неодушевленному предмету. Тропы участвуют в создании образного представления. Образ представляет собой фрагмент текста, в котором сближаются «противоречащие в широком смысле понятия». Смысловой инвариант образов называется парадигмой образов. Поэтический текст является сложно организованной системой, слово в которой приобретает особое значение. В поэтическом тексте в первичном значении слова открывается новое. Слово в поэзии обладает особой рефлективностью, в ней нет форм немотивированных. Индивидуальные языковые особенности словоупотребления автора характеризуют его идиостиль. Идиостиль (индивидуальный стиль) – это совокупность языковых и стилистико-текстовых особенностей, свойственных речи поэта / писателя. Особенности того или иного идиостиля проявляются в том числе в характере использования выразительных средств, способах создания образного представления, в индивидуальных способах расширения парадигмы образов. С. Есенин и его современник Сюй Чжимо нередко обращаются к описанию природы. Тема природы в их лирике занимает важное место. На идиостиль С. Есенина оказывает влияние народная традиция. В некоторых стихотворениях Сюй Чжимо видно влияние западного романтизма XIX века, тем не менее, по наблюдению исследователей, в лирике поэтаотражена и

28 национальная поэтическая традиция. Глава II. Наименования растений в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо 2.1. Лексико-семантическое поле «Растительный мир» 2.1.1. Классификация наименований растений в русском и китайском языках Лексические единицы, обозначающие растения в русском языке, достаточно разнообразны. В «Тематическом словаре русского языка» Л. Г. Саяхова, Д. М. Хасанова и В. В. Морковкина предложена классификация по тематическому принципу. В разделе «Растительный мир» выделяются следующие подразделы: «Растительный массив; места, где произрастают растения», «Виды растений», «Технические культуры и растения, употребляемые в пищу и как приправа к пище», «Наркотические растения», «Овощные растения», «Бахчевые растения», «Бобовые растения», «Зерновые растения», «Ягодные растения и их плоды», «Кустарниковые растения и их плоды», «Деревья», «Южные растения и деревья», «Цветковые растения», «Строение растения», «Размножение растений» и

29 «Рост и развитие растений». В «Идеографическом словаре русского языка» О. С. Баранова в разделе «Растительный мир» выделяется восемь подразделов: «Растительный мир», «Систематика растений», «Культурные растения», «Морфология растений», «Органы растений», «Физиология растений», «Размножение растений» и «Флора». По сравнению с «Тематическим словарем», в данный словарь входит больше ботанических терминов и названий растений, которые произрастают в Китае. Среди словарей китайского языка нам удалось найти только один подобный словарь «现代汉语分类⼤词典» («Словарь-тезаурус современного китайского языка»). В нем обнаруживаются различия в структуре классификаций фитонимов по сравнению с классификациями в двух русских словарях, названных выше. «Растения (общие названия растительной реалии)» и «Виды растений» являются отдельными разделами. В первый раздел входят подразделы «Систематика растений», «Растительный массив», «Семена», «Корень», «Растение как целое и часть растения», «Лист и черешок», «Почка, росток», «Цветы», «Плоды», «Кора», «Побег». Наряду с подразделом «Засыхание» есть подраздел «Увядание», а наряду с подразделом «Расцветание» есть подраздел «Колошение, цветение, завязь». В раздел «Виды растений» входят следующие подразделы: «Зерна, злаки», «Бобы», «Овощи», «Фруктовые деревья и фрукты», «Масличные культуры», «Текстильные культуры», «Лекарственные растения», «Технические культуры», «Ландшафтные растения», «Травы», «Деревья», «Бамбук и тростник», «Пальма», «Мох и папоротник», «Грибы, лишайник и водоросли». В своей основе классификации, предложенные в русских и китайском словарях, совпадают, однако существуют и расхождения, которые показаны в следующей таблице (см. таблица 1) Таблица 1. Тематический словарь русского языка Идеографический словарь русского языка С л о в а р ь - т е з ау р у с современного китайского языка ВИДЫ РАСТЕНИЙ Мох, папоротник - - + Грибы, лишайник, водоросли - + + Лекарственные растения - - + Наркотические растения + - - Бахчевые растения + + - Кустарниковые растения и их плоды + + - Ландшафтные растения - - + Южные растения и деревья + - - Пальма - - + Бамбук - - +

30 ЖИЗНЕННЫЙ ЦИКЛ Побег - - + Колошение, цветение, завязь - - + Засыхание - - + Увядание - - + Цветение - - + - + + - - + БОТАНИЧЕСКАЯ СИСТЕМАТИКА Общие названия растительной реалии НАЗНАЧЕНИЯ РАСТЕНИЙ Масличные культуры С точки зрения частей речи, и в русском, и в китайском языках имя существительное занимает доминирующее место по количеству при описании растений, хотя с точки зрения морфологии, китайский и русский язык очень отличаются. Надо отметить, что в китайском языке раздел «Рост и развитие растений» имеет несколько подразделов близких по значению для описания этого процесса. Н ап р и м е р , « З а с ы х а н и е » ( т оч н ы й п е р е в од : « з а с ох ш и й » ) и «Увядание» (точный перевод: «увянуть»), «Цветение» и «Полный расцвет». В подразделы «Полный расцвет» и «Засыхание» входят только прилагательные, а в русском языке это явление описывают глаголы. А в «Словаре-тезаурусе современного китайского языка» в подразделы «Побег», «Колошение, цветение, завязь» и «Увядание» только входят глаголы. По определению в «Толковом словаре китайского языка» ⼲枯 (形) засыхание означает ‘растение утратило жизненные силы от потери воды или нехватки питания’ (Толковый словарь китайского языка 2012: 298). А слово 凋谢 (动) увядание означает ‘поблекнуть и засохнуть’ (Толковый словарь китайского языка 2012: 419). Итак, ⼲枯 (засыхание) понимается как процесс, а 凋谢 (увядание) является результатом засыхания или гибели растения по другим причинам. А в «Словаре-тезаурусе современного китайского языка» не выделяются такие разделы, как «Южные растения и деревья», «Наркотические растения», «Бахчевые растения», «Кустарниковые растения и их плоды». Они представлены в «Тематическом словаре русского языка» Л. Г. Саяхова, Д. М. Хасанова и В. В. Морковкина. А подразделы «Бамбук», «Пальма», «Масличные культуры», «Мох, папоротник», «Лекарственные растения» и «Ландшафтные растения» в данном словаре не выделяются, но они включены в классификацию китайского словаря. Таким образом, лексические единицы описания растений в русском и китайском языках отражают природные, языковые и национально-культурные особенности двух культур. 2.1.2. Лексико-семантическое поле «Растительный мир» в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо

31 Рассмотренные выше классификации наименований растений в русском и китайском языках позволяют нам выработать собственные принципы классификации растений в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо и структурировать лексико-семантическое поле «Растительный мир» в лирике обоих поэтов. Данные словарей русской поэзии позволят нам сопоставить ЛСП «Растительный мир» лирики С. Есенина и русской поэзии ХХ века. Большинство фитонимов, встречающихся в лирике С. Есенина, представлены в «Большом толковом словаре русского языка» Д. Н. Ушакова, «Тематическом словаре русского языка» Л. Г. Саяхова, Д. М. Хасанова и В. В. Морковкина и «Идеографическом словаре русского языка» О. С. Баранова, кроме таких слов, как ковыльница, березь, клененочек, перелесица. В «Словаре языка Есенина» Г. И. Шипулиной даются следующие определения этих слов: ковыльница (обл.) – это «степь, покрытая ковылем» (Шипулина 2013: 174); березь (окказионализм) – «березовая роща или лес» (Там же: 29); клененочек (нов.) – это «уменьшительно-ласкательное от клен» (Там же: 170). А перелесица (диал.) – это «то же, что перелесок» (Новый словарь русского языка 2000: 808). Исследователи, обращаясь к описанию растительного мира в лирике русских поэтов, предлагают для описания в том числе способ структурирования семантического поля. Такой опыт представлен в словаре «Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы XIX-XX вв. Вып. 3» Н. А. Кожевниковой, З. Ю. Петровой. Но в нем группируются растительные реалии только как опорные слова метафор и сравнений. Словарь строится на идеографическом принципе (принципе семантического поля). Однако в нашей работе рассматривается ЛСП «Растительный мир», т. е. не включаются слова других частей речи, а также исследуются наименования растительного мира как предмет сравнения, а в вышеназванном словаре как образ сравнения. К тому же в данном словаре представлены такие важные для русской лирики группы лексем, как «Жизненный цикл растений» (бутон, бутончик, почка, побег, росток и нераспустившийся цветок), «Семена», «Орехи», однако они редко (не более 2 раз) встречаются или не представлены вовсе в собранном нами материале, поэтому мы не будем обращаться к принципам описания, предложенным авторами данного словаря. В связи с этим в исследовательских целях нами была предложена собственная классификация, что обусловлено практическими потребностями описания поэтической номинации и задачами нашего исследования. Методом сплошной выборки в лирике С. Есенина было собрано 86 наименований растений, представленные в 232 контекстах употребления. Мы распределили их на 9 групп («Совокупность растений», «Род растения», «Цветы», «Деревья и кусты», «Травы», «Плоды», «Мох», «Строение растения» и «Технические культуры»). Структурировано ЛСП «Растительный мир» лирики С. Есенина (см. Схему № 1). Внутри поля складываются отношения «род – вид» и «часть – целое». Ядро и периферия выделяются по семантической близости к заглавному сло-

32 ву (растение) этого поля. Итак, ядро, согласно теории ЛСП, занимает заглавное слово растение. Далее мы выделяем следующие группы: «Деревья и кусты», «Травы», «Цветы», «Плоды», «Строение растения», «Совокупность растений», «Мох» и «Технические культуры». Подгруппа «Виды деревьев и кустов» относится к группе «Деревья и кусты», к группе «Травы» относится подгруппа «Виды трав», к группе «Плоды» – подгруппа «Виды плодов», к группе «Цветы» – подгруппа «Виды цветов». Y Схема № 1.

33 Следующие группы: «Деревья и кусты», «Травы», «Совокупность растений», «Плоды», «Род растения», «Технические культуры», «Мох» и «Цветы» относятся к приядерной части. А группа «Строение цветов» относится к периферийной части поля. К периферии также относятся такие лексемы (диалектные слова, неологизмы и слово другого поля) как березь, ковыльница, клененочек, серьги и перелесица. Лексемы-фитонимы как в прямом, так и в образном значении, в составе тропеических высказываний в структуре поля располагаются в одной его зоне, поскольку для языка лирики они представляют одинаковую ценность. Однако разные зоны в лирике С. Есенина представлены неравномерно. Например, лексема растение встречается только один раз, а разные наименования цветов многократно. Соотношение лексем-фитонимов лирики С. Есенина по разным ЛСГ представлено в Приложении № 1. Выявим особенности словоупотребления С. Есенина на фоне словоупотребления девяти поэтов ХХ века (И. Анненского, А. Ахматовой, А. Блока, М. Кузмина, О. Мандельштама, В. Маяковского, Б. Пастернака, В. Хлебникова, М. Цветаевой), опираясь на «Словарь языка русской поэзии ХХ века» и Национальный корпус русского языка. Сравним частотность обращения к тем или иным наименованиям растений в русской лирике ХХ века и в поэзии С. Есенина. В результате сопоставления были выявлены следующие лексемы – наименования растений, к которым обращается в своей поэзии С. Есенин, но в русской лирике его времени они встречаются редко. Например, не более 10 раз в русской поэзии ХХ века, по данным «Словаря языка русской поэзии ХХ века», употребляются следующие лексемы: сосняк (3 в русской поэзии – 2 у С. Есенина), олеандр (2 в русской поэзии – 1 у С. Есенина), калина (1 в русской поэзии – 2 у С. Есенина), василек (4 в русской поэзии – 1 у С. Есенина), укроп (2 в русской поэзии – 1 у С. Есенина), повилика (4 в русской поэзии – 1

34 у С. Есенина), крона (5 в русской поэзии – 5 у С. Есенина), бурьян (1 в русской поэзии – 1 у С. Есенина), греча (1 в русской поэзии – 1 у С. Есенина). А некоторые наименования свойствены только поэзии С. Есенина: березь (обл.), ковыльница (обл.), клененочек (нов.), калинушка (нар.-поэт.). Эти слова в «Словаре языка русской поэзии ХХ века» приводятся только в лирике С. Есенина, а лексема перелесица (диал.) еще у одного поэта. Самыми частотными наименованиями в русской лирике, по материалам «Словаря языка русской поэзии ХХ века», являются лексемы лес, куст, дерево, липа и роза. Таким образом, сам выбор слов у С. Есенина обусловлен крестьянским мировидением поэта и отличается от словоупотребления других поэтов ХХ века.1 Интересно, что лексема роза, значимая в русской поэзии, часто встречается и у С. Есенина, но в основном в его цикле стихотворений «Персидские мотивы», а значит, когда поэт обращается к другой, восточной, культуре. В стихотворениях Сюй Чжимо удалось выявить 109 наименований растений, представленных 149 контекстами употребления. Наименования растений в лирике Сюй Чжимо можно распределить также по 9 группам: «Цветы», «Деревья и кусты», «Травы», «Мох», «Вьющиеся и ползучие растения», «Плоды», «Строение растения», «Род растения» и «Совокупность растений». Надо отметить, что некоторые китайские названия растений являются существительными, но их русский перевод является составным наименованием (оливковый лес, бамбуковая чаща, кленовый лес, заросли османтусов, тростниковые заросли, травяная поросль, ползучие травы, цветы сливы, цветы каштана, цветы граната, хлопковое дерево, лотосовый орех). По словарю Т. В. Жеребило, «составное наименование – это лексически делимое сочетание слов, но значения слов в структуре лексикализованного словосочетания не всегда тождественны значениям в свободном употреблении» (Жеребило 2010: 485). В исследовательских целях мы будем считать составные наименования сочетанием слов, которое является смысловым единством. В Приложении № 2 показано количество собранных единиц и контекстов. Количество контекстов, в которых встречаются наименования растений у С. Есенина намного больше, чем у Сюй Чжимо, хотя наименований растений у Сюй больше, чем у С. Есенина. Сюй Чжимо чаще всего обращается к группам «Деревья и кусты», «Строение растения», «Совокупность растений» и «Род растения». В лирике обоих поэтов деревья несут большую поэтическую нагрузку. В «Толковом словаре китайского языка» («现代汉语⼤词典») и в «Словаре-тезаурусе современного китайского языка» представлены все наименования растений, к которым обращается Сюй Чжимо, т. е. нами не обнаружены индивидуальное словоупотребление, как в поэзии С. Есенина, что обусловлено морфологическими особенностями китайского языка. Названия растений в лирике Сюй Чжимо разнообразны, в них включаются 1 Выбранные фитонимы представлены в Приложении 1.

35 не только типичные китайские (桃花 цветки персика, 莲 лотос, но и экзотические для Китая (芭蕉 японский банан, 菩提 фига) (см. Приложение 4). Следует отметить, что в лирике Сюй Чжимо есть группа «Вьющиеся и ползучие растения», которая отсутствует в поэзии С. Есенина. Обратившись к «Большой советской энциклопедии» (БСЭ), мы выяснили причины отсутствия группы «Вьющиеся и ползучие растения» в лирике С. Есенина. Как написано в БСЭ, глициния (см. Приложение 4) – один вид вьющихся и ползучих растений, которые встречаются «на юге Китая», а в России только «на Черноморском побережье Крыма и Кавказа» (БСЭ 2000: 502) Структурируем ЛСП «Растительный мир» лирики Сюй Чжимо (см. Схему № 2). Внутри поля складываются отношения «род – вид» и «часть – целое». В основе деления на ядро и периферию также лежит семантическая близость к слову растение. Итак, ядро, согласно теории ЛСП, занимает заглавное слово растение. Внутри поля складываются отношения «род – вид» и «часть – целое». Далее мы выделяем следующие группы: «Деревья и кусты», «Травы», «Совокупность растений», «Мох», «Строение растения», «Цветы», «Травы» и «Вьющиеся и ползучие растения». Подгруппа «Виды деревьев и кустов» относится к группе «Деревья и кусты», к группе «Травы» относится подгруппа «Виды трав», к группе «Плоды» – подгруппа «Виды плодов», к группе «Цветы» – подгруппа «Виды цветов». Схема № 2.

36 c Следующие группы: «Деревья и кусты», «Травы», «Совокупность растений», «Плоды», «Род растения», «Ползучие и вьющиеся растения», «Мох» и «Цветы» относятся к приядерной части. А группа «Строение растения» относится к периферийной части поля. Нам не удалось найти подобного «Словарю языка русской поэзии ХХ века» словаря китайского поэзии. В Национальном корпусе китайского языка нет Поэтического подкорпуса и нельзя подобрать примеры определенного периода, поэтому мы не можем рассматривать словоупотребление Сюй Чжи мо на фоне словоупотребления других китайских поэтов начала ХХ века. Таким образом, структуры ЛСП «Растительный мир» в лирике С. Есени-

37 на и Сюй Чжимо в общем совпадают. Разные зоны в лирике Сюй Чжимо, как и в лирике С. Есенина тоже представлены неравномерно. 2.2. Поэтическая номинация растительного мира в поэзии С. Есенина и Сюй Чжимо Каждый поэт является носителем своей национальной поэтической культуры, в его творчестве находит отражение не только авторское, индивидуальное, но и то, что свойственно национальному поэтическому видению мира. Даже в том случае, если поэт обращается к слову в его прямом значении, для читателя эта лексема может быть наполнена глубоким символическим смыслом, связанным с традициями, климатическими условиями, образом жизни народа. Например, в Китае цветущая слива символизирует стойкость, т. к. она цветет в то время, когда еще лежит снег. В России нет такого вида сливы, и особого поэтического значения это дерево не имеет. А значит, рассмотреть символические значения слов-фитонимов, которые могут быть связаны с поэтическими традициями двух стран является особенно актуальным. В конце ХХ века Н. В. Павлович было предложено понятие «парадигма образов». По словам Н. В. Павлович, поэтический образ существует вместе с другими образами. Образы реализуют «модель или парадигму» (Павлович 2007: 28). Например, в «Словаре поэтических обра-

38 зов» Н. В. Павлович образы дерево – ливень, чаща – ливень составляют образную парадигму дерево → дождь, которая в свою очередь, вместе с парадигмами дерево → ветер и дерево → лавина входят в одну парадигму дерево → стихия. Проанализируем и сопоставим парадигмы образов лирики С. Есенина и Сюй Чжимо, в своей классификации в основном опираясь на предложенную классификацию Н. В. Павлович, но в ряде случаев, предлагая свои названия парадигм образов. В предыдущем параграфе нами был сделан вывод, что самыми представленными группами в лирике обоих поэтов являются группы «Деревья и кусты», «Цветы» и «Травы», в связи с этим остановимся именно на рассмотрении этих ЛСГ. Таким образом, в следующих параграфах мы рассмотрим национальнокультурную специфику наименований растений в творчестве С. Есенина и Сюй Чжимо, выявим поэтическую семантику наименований растений и сопоставим парадигмы образов исследуемых поэтов. 2.2.1. Лексико-семантическая группа «Деревья и кусты» Характерными для творчества и С. Есенина, и Сюй Чжимо чертами можно назвать обращение в лирике обоих поэтов к таким лексем, как дерево, тополь, вяз, каштан, ива, сосна. Однако в этом общем кроется и индивидуальное, обусловленное особенностями русской и китайской поэтических лингвокультур, особенностями индивидуального поэтического мировидения. Как говорилось выше, номинация растений имеет национально-культурные особенности и поэтический образ объединяет прямое и переносное значения слова. Поэтому для данной работы важно рассмотреть и сравнить поэтические культурно-символические значения некоторых лексем, к которым обращаются в своем творчестве оба поэта: ива (Ес. 4, Сюй 3), сосна (Ес. 6, Сюй 8), тополь (Ес. 8, Сюй 6). В России клен и тополь относятся к «мужским» деревьям (Эпштейн 2009:

39 26). М. Н. Эпштейн в статье «Мужские деревья» пишет, что «если в клёне поэтизируются буйная крона и сердцеликие, багряные листья, то в тополе – его рыцарственная стройность и серебристая изнанка листьев» (Эпштейн 2009: 30). Ива – это дерево, к которому часто обращаются в русских лирических народных песнях, в «Большом толковом словаре русского языка» С. А. Кузнецова при этом слове приводится помета «нар.-поэт.» (Большой толковый словарь русского языка 1998: 373). В своей лирике С. Есенин довольно часто обращается к этому народно-поэтическому образу. Например, В темной роще на зеленых елях / Золотятся листья вялых ив (Есенин 1970: 285) и Я еще никогда бережливо / Так не слушал разумную плоть. / Хорошо бы, как ветками ива, / Опрокинуться в розовость вод (Есенин 1970: 135). «В русской традиции образ ивы красивый и грустный», – замечает китайский исследователь Хуан Дунмэй (Хуан 2010: 802). У С. Есенина ива сочетается с прилагательным вялый, а у Сюй Чжимо используются лексемы увялый и изможденный: 秋⾬在⼀流清冷的秋⽔边， / ⼀棵憔悴的秋柳⾥，/ ⼀条怯懦的秋枝上，/ ⼀⽚将黄未黄的秋叶上. Осенний дождь льет в пруд, / На изможденные осенние ивы, / На жалкие осенние ветки, / На желтеющшие листья (Сюй 2000: 22). По словам Хуан Дунмэй, «Лю (ива) в китайской культуре связана с разлукой, весной и образом стройной женщины» (Хуан 2010: 802). Ива символизирует разлуку. Стихотворение «Прощание с Кембриджским мостом» Cюй Чжимо написал, когда он снова уезжал из Кембриджа. Здесь с образом ивы связана тема прощания: 那河畔的⾦柳，是⼣阳中的新娘. Ива золотая под заходящим солнцем, / Она, новобрачная, стоит на берегу (Сюй 2000: 352), поэтому можно выделить в китайском слове Лю (ива) следующие семы: ‘стройная женщина’, ‘грусть’ и ‘разлука’. В русской поэтической традиции и в лирике С. Есенина в слове ива тоже есть сема ‘грусть’. В русской поэзии достаточно часто встречается образ сосны. Русский читатель вспоминает строки стихотворения М. Лермонтова, перевода Г. Гейне:

40 На севере диком стоит одиноко / На голой вершине сосна (Национальный корпус русского языка). По мнению И. П. Ворониной, лирический герой в этом стихотворении отождествляет себя с одинокой сосной (Воронина 2009: 714). У С. Есенина лексема сосна встречается в следующих строках: Между сосен, между елок, / Меж берез кудрявых бус, / Под венком, в кольце иголок, / Мне мерещится Исус (Есенин 1970: 68). В других строках слово сосна сочетается с прилагательным могучий: Загорались ярким пламенем / Сосны старые, могучие, / Наряжали сетки хвойные / В покрывала златотканые (Есенин 1970: 296). В творчестве С. Есенина значимое для русской поэзии значение ̒ одиночество̓ при обращении к лексеме сосна не проявляется. Сосна у С. Есенина – это одно из деревьев русского леса. Как при обращении к народнопоэтической лексике (ива), так и в этом случае проявляется отмечаемая многими исследователями ведущая черта лирики С. Есенина – ее народность, в которой отражается крестьянское мировидение поэта. Его ранние стихи отражают «обостренное чувство природы», «горячую любовь к крестьянской Руси» (Гайсарьян 1964: 898). В китайской поэзии образ суна (сосны), по словам Чжоу Жуймина «стойкий и непоколебимый» (Чжоу 2012: 90). Среди названий деревьев для Сюй Чжимо самыми частотными являются сосна (8) и тополь (6). Поэт обращает больше внимания на «жизненные силы, зеленые листья и крупный размер самого дерева, а не на темноту, холодность или печаль» (Там же). Например, 这些⾊⾹两绝的玫瑰的种畤在⼋⼗⽼⼈跟前，/ 好⽐艳眼的少艾，独倚在虬松古柏的中间. Душистые и яркие розы перед восьмидесятилетним стариком, / Как молодая красавица стоит среди старых кипарисов и могучих сосен (Сюй 2000: 22). Кроме сочетания слова сосна с эпитетом могучий, еще есть 青松Чинсун (‘зеленая сосна’): ⼀阵阵残琴碎箫⿎，依稀⼭风催瀑弄青松. Зелеными соснами шуршит горный ветер, как флейты и барабаны (Сюй 2000: 33). Такое сочетание как чинсун (чин – зеленая, сун –

41 сосна) является устойчивым в китайской поэзии. В русской и китайской поэтических культурах, в лирике С. Есенина выделена сема ‘могучая’ в слове сосна. А в китайской поэзии и в лирике Сюй Чжимо еще и сема ‘вечнозеленость’. По нашему наблюдению, слово тополь не имеет в русской поэтической традиции особого символического значения. Листья тополя у С. Есенина шелковые: И перед крашеным окном / В шелковых листьях тополя, / А там всё лес, и всё поля (Есенин 1970: 323). Стройность и жизнестойкость тополя, которые описываются в лирике Сюй Чжимо, у С. Есенина не подчеркиваются, он описывает шум листьев тополя: Бреду дубравною сторонкой / Под тихий шелест тополей (Есенин 1970: 284) и Уж не будут листвою крылатой / Надо мною звенеть тополя (Есенин 1970: 152). Описывается потеря жизненных сил тополем: А у низеньких околиц / Звонно чахнут тополя. // Пахнет яблоком и медом / По церквам твой кроткий Спас (Есенин 1970: 64). А в Китае тополь (байян⽩杨) ассоциируется и с женщиной, и с мужчиной. Тополь хорошо адаптируется к разному климату, быстро растет, его отличает прямой ствол, но самое главное, он стойкий и всегда стремится вверх. Хуан Дунмэй отмечает, что недаром Мао Дунь, китайский писатель ХХ века, пишет рассказ «Ода тополю», «где тополь символизирует смелых северных крестьян и часовых, защищающих свою родину» (Хуан 2009: 800). Но такого образа в лирике Сюй Чжимо нами не найдено, у него тополь имеет женскую природу: 那⽩杨，婀挪的多姿，最是那树⽪ / ⽩如霜，依稀林中仙⼥们的轻⾐. Тополь нежный и грациозный, / Его белая инейная кора как феи кисея (Сюй 2000: 219). Тополь вместе с ивой называется杨柳 (янлю), что ассоциируется со стройной женской фигурой. Фразеологизм杨柳腰 (янлюяо) означает гибкую талию (Большой толковый словарь китайского языка 2005: 835). Поэтому можно выделить в китайском слове байян (тополь) следующие семы: ‘стройная фигура’ и ‘стойкость’. А русское слово тополь не имеет осо-

42 бого национального культурного значения. Обратимся к тем наименованиям деревьев, которые встречаются только в лирике одного из исследуемых поэтов. В ходе исследования было выявлено, что в лирике Сюй Чжимо не употребляется лексема береза. Однако, слово береза часто встречается в поэзии С. Есенина, дерево береза занимает важное место в русской культуре. Береза «давно стала символом России – “страны березового ситца”» (Большая энциклопедия растений 2007: 51). В русской культуре дерево бере за «символизирует красоту, ст ройно сть и чистоту девушки» (Большой лингвострановедческий словарь 2007: 54). С. Есенин в стихотворении «Вижу сон. Дорога черная...» назвал березу русской: Эх, береза русская! / Путь-дорога узкая (Есенин 1970: 202). Само слово отличается широкой сочетаемостью с глаголами и прилагательными. Часто слово береза у С. Есенина входит в состав сравнений и метафор. 1 Как и в русской поэзии, в лирике С. Есенина это слово представлено с семами ‘красота’, ‘стройность’ и ‘девичья чистота’. Таким образом, в русской поэзии и в лирике С. Есенина у лексемы береза можно выделить семы ‘красота’, ‘стройность’, ‘девичья чистота’ и ‘символ России’. Особо остановимся на названиях деревьев в китайской поэзии, которые малоизвестны русскому читателю и имеют определенную символику. Прокомментируем такие слова, как софора (槐树) и бамбук (⽵). По определению «Биологического энциклопедического словаря», «Софора (Sop-hora) род листопадных и вечнозелёных деревьев и кустарников <...> Цветки белые, желтоватые, розовые или синевато-фиолетовые, в кистях или метёлках» (Биологический энциклопедический словарь 1986: 594). Ци Иунгуй пишет, что «Долголетие софоры, ее большую крону и тень ее густых листьев очень часто описывали древние китайцы. Народ ей преклонялся, считая, что в ней жил некий дух» (Ци 2007: 207). Образ «старая, высокая и 1О лексеме береза в составе метафоры и сравнения в лирике С. Есенина см. ниже.

43 густая софора» тоже присутствует в лирике Сюй Чжимо: ⼩蛙独坐在残兰的胸前，听隔院蚓鸣，/ ⼀⽚化不尽的⾬云，倦展在⽼槐树顶. Лягушка слушает, как поет червь, сидя перед увянувшей орхидеей, / Влажное облако висит над старой софорой (Сюй 2000: 117). Или喝酒玩吧，这槐树下凉快；看槐花直掉在你的杯中. Пей, прохладнее под софорой, / Смотри, как цветы падают в стакан твой (Сюй 2000: 322). В китайской поэтической лингвокультуре и в лирике Сюй Чжимо можно у слова софора выделить семы: ‘старая’ и ‘спасает от жары’. Бамбук имеет прямой, крепкий, но пустой ствол, поэтому в китайской классической поэзии бамбук уподобляется человеку широкой души, но со своими принципами (Хуан 2010: 804). В китайской поэзии в слове бамбук можно выделить семы ‘человек широкой души’ и ‘человек с принципами’. Бамбук (см. Приложение 4) является одним из любимых растений древних китайских поэтов. Знаменитый китайский поэт Су Дунпо (1037-1101 гг.) высоко ценил бамбук и считал бамбук благородным растением: 宁可⾷⽆⾁，不可使居⽆⽵ / ⽆⾁令⼈瘦，⽆⽵令⼈俗. Лучше жить по соседству с бамбуком, чем есть мясо. / Без мяса мы похудеем, без бамбука жизненную энергию потеряем (Литературоведческий словарь поэзии династии Сун (X – XIII вв.) 2015: 349). Позже китайский поэт Чжэн Се (1693-1765) (псевдоним Баньцяо) в стихотворении «Бамбук и камень» писал, как бамбук выжил при суровых условиях: 咬定青⼭不放松, / ⽴根原在破岩中. Бамбуки выросли красивыми и высокими на горах. / Укрепились их корни в скалах (Юй 2011: 434). А значит, в китайской классической поэзии можно выделить в лексеме бамбук сему ‘вкус к жизни’ и ‘жажда жизни’. В лирике Сюй Чжимо можно выделить в слове бамбук еще такую сему, как ‘очистить сердце’: 透露内⾥的青篁,又为我洗净/ 障眼的盲翳,重见宇宙间的欢欣. Бамбуковая чаща мне опять смыла пелену с глаз своей прозрачной зеленью, / и я снова увидел радость в мире (Сюй Чжимо 2000: 241).

44 А в русском арго слово бамбук имеет совсем другие значения: ‘глупый человек’ и ‘бездельник’ (Словарь русского арго 2000: 24). Таким образом, обнаружены общие для С. Есенина и Сюй Чжимо семы в некоторых названиях растений (сема ‘грусть’ в слове ива). Важно отметить, что в лирике обоих поэтов встречаются семы, которые представлены в разных лексических единицах (сема ‘стройная фигура’ в слове тополь у Сюй Чжимо и в лексеме береза у С. Есенина). Нам удалось выделить следующие парадигмы образов, которые встречаются в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо: дерево → человек, часть дерева → часть тела человека, дерево (часть дерева) → движение человека, дерево → выражение чувств, эмоций человека, дерево → сон человека, шум деревьев → звуки, дерево → животное, дерево → эмоциональные состояния и переживания, дерево → другое растение, дерево (часть дерева) → предмет, часть дерева → ткань. В поэзии С. Есенина и Сюй Чжимо в силу антропоцентризма человеческой деятельности чаще всего в качестве опорного слова выступает наименование человека и слова, характеризующие его деятельность, поэтому среди этих парадигм мы особо рассмотрим парадигмы образов, связанные с человеком и его деятельностью. Деревья в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо сравниваются с разными людьми. Представлена широкая парадигма образов дерево → человек. С одной стороны, особое место и у С. Есенина, и у Сюй Чжимо занимает при поэтической номинации дерева образ женщины. С женщиной в их лирике отождествляется ива: По меже на переметке / Резеда и риза кашки. / И вызванивают в четки / Ивы – кроткие монашки (Есенин 1970: 56). В стихотворении «Прощание с Кембриджским мостом» Cюй Чжимо пишет: 那河畔的⾦柳，是⼣阳中的新娘. Ива золотая под заходящим солнцем, / Она, новобрачная, стоит на берегу (Сюй Чжимо 2000: 352). Береза является самым частотным для С. Есенина предметом метафоры и сравнения: Зеленая прическа, / Девическая грудь. / О тонкая березка, / Что

45 загляделась в пруд? (Есенин 1970: 116). У Сюй Чжимо с девочкой сравнивается стройная яблоня: 百尺的槐翁，在微风中俯⾝将棠姑抱搂. Высокий софора-дед наклоняется к яблоне-девочке и ее обнимает (Сюй Чжимо 2000: 115). С другой стороны, деревья в лирике обоих поэтов сравниваются с мужчинами. Например, у Сюй Чжимо крупная софора напоминает нам о мужчине: 百尺的槐翁，在微风中俯⾝将棠姑抱搂. Высокий софора-дед наклоняется к яблоне-девочке и ее обнимает (Там же). В марте 1925 года поэт во время поездки в Европу посетил Советский Союз. Любуясь сибирским пейзажем из окна, он увидел сосну, ствол которой был стройным и прямым: 那⾚⽪松，象巨万赭⾐的战⼠，/ 森森的，悄悄的，等待冲锋的号⽰. Сосны как солдаты, / Тихо ждут тот момент, когда протрубят атаку (Сюй Чжимо 2000: 219). Подобная парадигма образов дерево → воин складывается и в лирике С. Есенина: Так спросил я, дорогая Лала, / У молчащих ночью кипарисов, / Но их рать ни слова не сказала, / К небу гордо головы завысив (Есенин 1970: 236). Кроме женщины и мужчины, дерево у Сюй Чжимо сравнивается с душой умершего человека:⽩杨在西风⾥⽆语,摇曳, / 孤魂在墓窟的凄凉⾥寻味. Тополь молчит в северном ветре, качаясь. / Бесприютная душа умершего размышляет о чем-то на кладбище (Сюй Чжимо 2000: 177). Важно отметить, что оба поэта используют и обратную образную параллель: человек → дерево. Например, девушка → береза: Оттого душе моей не жестко / Ни желать, ни требовать огня, / Ты, моя ходячая березка, / Создана для многих и меня (Есенин 1970: 350). У С. Есенина клен сопоставляется с лирическим героем: Сам себе казался я таким же кленом, / Только не опавшим, а вовсю зеленым. // И, утратив скромность, одуревши в доску, / Как жену чужую, обнимал березку (Есенин 1970: 255). У Сюй Чжимо старик сравнивается с кипарисом и сосной: 这些⾊⾹两绝的

46 玫瑰的种畤在⼋⼗⽼⼈跟前，/ 好⽐艳眼的少艾，独倚在虬松古柏的中间. Душистые и яркие розы перед восьмидесятилетним стариком, / Как молодая красавица стоит среди старых кипарисов и могучих сосен (Сюй 2000: 22). Идея антропоцентризма воплощается также при обращении к парадигмам часть дерева → часть тела человека. В «Словаре поэтических образов» Н. В. Павлович вместо понятия «часть тела» предлагается название «όрган», но мы в исследовательских целях предлагаем в названии парадигмы использовать сочетание «часть тела». Среди лексем, образующих группу «Части тела» в лирике С. Есенина, такие, как лик: Наклонивши лик свой кроткий, / Дремлет ряд плакучих ив, / И, как шелковые четки, / Веток бисерный извив (Есенин 1970: 25); голова: И я знаю, есть радость в нём / Тем, кто листьев целует дождь, / Оттого, что тот старый клен / Головой на меня похож (Есенин 1970: 131). Сходство между кленом и человеком проявляется благодаря круглой кроне самого дерева, что способствовало появлению параллели крона → голова. Ствол березы похож на грудь человека: Так и хочется к телу прижать / Обнаженные груди берез (Есенин 1970: 117). У С. Есенина корень липы уподобляется ноге человека, а ее ветки отождествляются с руками: Вот оттого ты мне чужая, / Что липы тщетно манят нас, / В сугробы ноги погружая (Есенин 1970: 256). Подобное уподобление ствола дерева ноге человека представлено в следующей строчке: Стережет голубую Русь / Старый клен на одной ноге (Есенин 1970: 131). У Сюй Чжимо олицетворяется качание прутьев ивы. Реализуется парадигма дерево (часть дерева) → движение человека: ⿊沉沉的象⼏条烂醉的鲜鱼横浮在⽔上，任凭惫懒的柳条，/ 在他们的肩尾边撩拂. Плывут по воде как пьяные рыбы, / Ленивые прутья ивы их гладят по хвостам как угодно (Сюй Чжимо 2000: 25). Дерево может иметь человеческие чувства и эмоции. В данной работе мы выделили свою парадигму образов: дерево → выражение чувств, эмоций человека, которая не была выделена в «Словаре поэтических образов» Н. В. Павлович. Например, у обоих поэтов образ тополя грустный и печальный: 黄昏时谁在听⽩杨的哀怨? Кто слушает горе тополя на закате? (Сюй 2000: 409) и Нищету твою видеть больно / И березам и тополям (Есенин 1970: 177). В лирике С. Есенина и Сюй Чжимо шум деревьев сравнивается со звуками, издаваемыми человеком (речь и плач), т. е. представлена парадигма шум дерева → речь. У обоих поэтов предметом олицетворения выступает шум тополей: Свет луны таинственный и длинный, / Плачут вербы, шепчут тополя (Есенин 1970: 203) или:黄昏时谁在听⽩杨的哀怨? Кто слушает горный шепот тополя на закате? (Сюй Чжимо 2000: 409). В качестве опорного слова тропов также выступают предметы, т.е. представлена образная парадигма дерево (часть дерева) → предмет. Цветы берëзы похожи на женские серьги, их называют словом серёжки. Однако в лирике С. Есенина используется лексема серьги, которая не является словом-

47 фитонимом, а выступает здесь с целью олицетворения: На березки в роще теневой / Серьги звонкие повесила (Есенин 1970: 268). Хвоя сосны похожа на сеть: Загорались ярким пламенем / Сосны старые, могучие, / Наряжали сетки хвойные / В покрывала златотканые (Есенин 1970: 270). Интересно, что в лирике Сюй Чжимо деревья не сравнивается с предметами, но такое сравнение является типичным для всей китайской поэзии. Поэт Хэ Чжичжан (659-744 гг.) сравнивает зеленые листья ивы с изумрудом, прутья ивы с шелковой лентой: «碧⽟妆成⼀树⾼，万条垂下绿丝绦» (Цит. по: Ян 2007: 47-48). Ива украшается изумрудами / ее прутья опускаются зелеными шелковыми лентами. Соотношение парадигм образов лирики С. Есенина и Сюй Чжимо отражено в следующей таблице (см. Таблицу 2). Итак, ЛСГ «Деревья и кусты» играет активную роль в создании поэтической образности у обоих поэтов. В лирике С. Есенина и Сюй Чжимо лексемы, обозначающие деревья и кусты, входят в несколько общих парадигм. В качестве опорного слова сопоставления у русского поэта встречаются как одушевленные, так и неодушевленные существительные. В их лирике представлены в качестве опорных слов неодушевленные существительные (у С. Есенина сетка, свеча, травы и у Сюй Чжимо кисея феи). Таблица 2. парадигма образов в лирике С. Есенина в лирике Сюй Чжимо дерево → человек ива → монашка береза →девушка кипарис→ воин тополь → пьяный человек ива → новобрачная яблоня → девушка сосна → солдат софора → старик часть дерева → часть тела стан березы → грудь ветка тополя → рука ветки березы → косы хвоя сосны → рука крон клена → голова ствол клена → нога ветки ивы → лик ветки клена → лапы ветки липы → руки корень липы → нога ветки черемухи → кудри

48 дерево (часть дерева) → ива → наклоняться движение человека береза → заглядеться клен → танцевать липа → манить прутья ивы → гладить софора → обнимать дерево → выражение береза → улыбаться чувств, эмоций человека дерево→ сон человека ива → дремать береза → спать черемуха → спать шум деревьев → звуки шум тополей →шептать шум тополей → шепот шум тополей → звенеть шум сосен→ мелодия шум верб → плакать флейты и барабана шум берез → плакать шум черемух→ песня кипарис → молчание дерево → животное клененочек → детёныш животного дерево → эмоциональные тополь → больно состояния и переживания береза → больно яблоня → больно тополь → горе дерево → другое растение дуб → травы дерево → предмет береза → свеча дерево (часть дерева) хвоя сосны → сетка → ткань кора тополя → кисея феи 2.2.2. Лексико-семантическая группа «Цветы» Не только деревья, но и цветы в поэзии тоже могут иметь черты характера или качества человека. В творчестве и С. Есенина, и Сюй Чжимо встречается лексема роза, образ, овеянный давней поэтической традицией. Как в европейской, так и в русской поэзии роза является символом любви, красоты, красивой девушки. В «Большом толковом словаре русского языка» С. А. Кузнецова при этом слове приводится помета «трад.-поэт.». Одним из перено сных значений слова роза являет ся ‘красивая молодая девушка’ (Большой толковый словарь русского языка 1998: 1127). Можно предположить, что для русской деревни, природы средней полосы

49 России этот цветок не был характерен. Но для русской поэтической традиции – это один из самых значимых цветов. В лирике С. Есенина он встречается в цикле «Персидские мотивы». Здесь не проявляется значение ‘красивая молодая девушка’, а олицетворяются качание и шум роз. Например, Тихо розы бегут по полям (Есенин 1970: 228). Или Розы ль мне то нашептали? // Сам я не знаю, что будет (Есенин 1970: 221). Как говорилось выше, лексема роза часто встречается у С. Есенина в основном в его цикле стихотворений «Персидские мотивы», когда поэт обращается к восточной культуре, поэтому можно выделить сему в слове роза в лирике С. Есенина ‘экзотические цветы’. Ши Хан отмечает, что в современной китайской культуре образ розы «богат по содержанию, но это в большой мере результат иностранных культурных влияний. Раньше он был «распространен намного меньше, чем в культуре ХХ в.» (Ши 2012: 144-145). В отличие от розы у С. Есенина у розы Сюй Чжимо подчеркивается красота: 玫瑰,压倒群芳的红玫瑰，昨夜的雷⾬，原来是你发出的信号–– / 真娇贵的丽质! Роза, красивейшая алая роза, / Вчерашний грозовой дождь – это признак твоего рождения (Сюй Чжимо 2000: 24). В стихотворении «Любовь смерти» («情死») роза – это символ любви и смерти любви: 花瓣、花萼、花蕊、花刺、你，我 – 多么痛快啊！尽胶结在⼀起！⼀⽚狼藉的猩红，两⼿模糊的鲜⾎. Роза! Я не могу вмешаться, ты разбиваешься вдребезги, я люблю тебя! Лепесток, чашечка, тычинка, шипы, ты, я – сколько же радости! Полностью склеились воедино! (Сюй 2000: 25) (Перевод Л. Е. Черкасского 1988: 118). Таким образом, в лирике С. Есенина у слова роза представлена сема ‘экзотические цветы’, а в метафорических конструкциях в слове роза представлена сема ‘красавица’1. Хотя в русской поэзии роза является символом любви, но в лирике С. Есенина не выделена сема ‘любовь’. В лирике Сюй Чжимо в слове роза выделены семы: ‘красота’ и ‘символ смерти любви’. Как пишет Н. Ф. Золотницкий: «Роза – царица цветов. <...> она играла такую 1О лексеме роза и ее семе ‘красавица’ в составе метафоры и сравнения в лирике С. Есенина см. ниже.

50 выдающуюся роль в истории человечества, что об этом можно бы написать целые тома» (Золотницкий 2008: 13). Оба поэта С. Есенин и Сюй Чжимо обращаются к лексеме малина. Но у С. Есенина малина является ягодой, и подчеркивается ее красный цвет: У ней губы краснее малины, / Брови черные круче подковы (Есенин 1970: 352). В России малина – это «садовый или лесной кустарник с душистыми сладкими ягодами обычно красного цвета» (Большой лингвострановедческий словарь 2007: 343). А в лирике Сюй Чжимо малина (см. Приложение 4) относится к цветам, и описывается ее аромат. Например1: 只有菊花，越有风⾬越发起劲，你看啊。⼀股清⾹，酴釄不如呢. Только хризантема одушевляется тем больше, чем больше ветра и дождя, / Правда ли, что она пахнет лучше малины? (Сюй 2000: 209). Об аромате малины пишется в «Толковом словаре китайского языка» (Толковый словарь китайского языка 2005: 1318). В связи с этим выделяются совсем разные семы в русском и китайском слове малина. В китайском языке и в поэзии в слове малина выделена сема ‘аромат’, а в русском слове ‘красный цвет’. В ходе исследования было выявлено, что в лирике Сюй Чжимо не встречаются лексемы ромашка, василек, черемуха и левкой, а С. Есенин описывает эти цветы в своей лирике. Среди названных цветов ромашка и василек являются полевыми цветами. Несмотря на то, что василек является сорняком, «русские его очень любят» (Большой лингвострановедческий словарь 2007: 88). Например, василек у С. Есенина: Я только тот люблю цветок, / Который врос корнями в землю. / Его люблю я и приемлю, / Как северный наш василек (Есенин 1970: 326). Ромашка – это «один из самых распро страненных цветов в средней поло се Ро ссии» (Большой лингвострановедческий словарь 2005: 472). Ромашка в лирике С. Есенина: Под венком лесной ромашки / Я строгал, чинил челны (Есенин 1970: 38). Черемуха является одним из самых частотных фитонимом у поэта, ее цветы душистые: Черемуха душистая / С весною расцвела / И ветки золотистые, / Что кудри, завила (Есенин 1970: 387). Можно выделить сему ‘аромат’ в русском слове черемуха. У С. Есенина в метафорических конструкциях в слове черемуха представлена сема ‘белизна’2. Лексема левкой часто встречается в стихотворении «Греция» и цикле «Персидские мотивы», когда поэт обращается к иностранной культуре: А Гектор меч о траву вытирал / И сыпал на врага цветущие левкои (Есенин 1970: 351). Итак, как и в слове роза, так и у лексемы левкой в лирике С. Есенина можно выделить сему ‘экзотические цветы’. 1 Эта строка из стихотворении «Белая хризантема» («咏⽩白菊»), которое является переработкой на современный литературный китайский язык стихотворения поэтессы Ли Цинчжао династии Сун (10841151). 1О лексеме черемуха и ее семе ‘белизна’ в составе метафоры в лирике С. Есенина см. ниже.

51 Цветы персика (桃花), цветы сливы (梅花), лотос (荷花) и хризантема (菊花) занимают особое место в китайской поэзии. Хотя сливы в России тоже растут, но надо отметить, что цветы сливы в Китае и России разные, цветы китайской сливы (см. Приложение 4), особенно в поэзии, обычно являются красными. К красным сливам часто обращаются в классической китайской поэзии. В классической поэзии сломать ветку сливы имеет образное значение ‘прощание’ (Большой словарь поэтики 1999: 1099). Например, в стихотворении «Прощай, Кембридж» Сюй Чжимо пишет: 我必⾸数康桥，在温清冬夜 / 蜡梅前，再细辨此⽇相与况味. Свежей зимней ночью перед цветами сливы буду еще раз вспоминать этот день (Сюй 2000: 63). Лирический герой вспоминает годы, проведенные в Кембриджском университете. А значит, в своей лирике Сюй Чжимо продолжает китайскую поэтическую традицию и в его стихах цветы сливы выступают с семой ‘прощание’. В китайской культуре хризантема – «это символ осени, возвышенного одиночества» (Чжоу, Чжан 2009: 69). Хризантема цветет перед наступлением зимы, поэтому в поэзии с ее поздним цветением сравнивают человека, который выдерживает испытания в жизни:只有菊花，越有风⾬越发起劲，你看啊。⼀股清⾹，酴釄不如呢 ? Только хризантема одушевляется тем больше, чем больше ветра и дождя, / Правда ли, что она пахнет лучше малины? (Сюй 2000: 209). Здесь можно выделить сему ‘стойкость’. Как у Сюй Чжимо, так и в китайской поэтической культуре хризантема обладает чертами благородного человека. Хризантема вместе со сливой, орхидеей и бамбуком назваются «четырьмя благородными», так характеризуют человека «высших моральных качеств» (Чжоу, Чжан 2009: 70). Итак, при номинации реалий растительного мира С. Есенин и Сюй Чжимо прибегают к разным цветам, которые имеют разные символические значения, отличаются и те значения, которые актуализируют наши поэты в своих стихотворениях. В лирике С. Есенина и Сюй Чжимо нам удалось выделить следующие парадигмы образов: цветы → человек, цветы → часть тела, цветы →движение человека, цветы → выражение чувств, эмоций человека, цветы → эмоциональные состояния и переживания, цветы → поведение человека, цветы → способности, склонности, интересы, шум цветов → звуки, цветы→ часть

52 другого вида цветов, цветы → экзистенциальное, цветы → предмет, цветы → стихия и цветы → вода (см. Таблицу 3). Особо рассмотрим парадигмы образов, связанные с человеком и его деятельностью. Парадигма цветы → человек реализуется в лирике обоих поэтов. У С. Есенина часто метафоризуется черемуха. Цветы черемухи сравниваются с воинами: Кто видал, как в ночи кипит / Кипяченых черемух рать? (Есенин 1970: 141). А китайской культуре свойственно уподобление цветов женщине. Лотос (см. Приложение 4) считается «священным цветком в буддизме и символом чистой и нежной красоты. Красивые и добрые девушки в народных сказках сравнивались с лотосом», – замечают китайские исследователи (Чжоу, Чжан 2009: 68). Итак, в китайской поэтической культуре выделена сема ‘красавица’. У Сюй Чжимо лотос сравнивается со скромной восточной красавицей: 最是那⼀低头的温柔, / 像⼀朵⽔莲花不胜凉风的娇羞. Девушка застенчиво опустила голову, / Как лотос застенчиво качается на свежем ветру (Сюй Чжимо 2000: 157). Надо отметить, что хотя в первой строчке с лотосом сравнивается девушка, но во второй лотос наделен женской красотой и скромностью. В лирике Сюй Чжимо в той же лексеме выделено несколько сем: ‘скромность’, ‘застенчивость’, ‘девичья чистота’и ‘красавица’. У Сюй Чжимо как дерево, так и роза сравнивается с душой человека: 那蔷薇是痴⼼⼥的灵魂. Роза – это душа влюбленной девушки (Сюй Чжимо 2000: 224). С помощью метафоры цветы в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо приобретают переносные значения. Реализуется парадигма цветы → часть тела человека. В лирике С. Есенина цветы рябины сравниваются с телом человеком: Цветы рябин другое дело. / Они как жизнь, как наше тело, / Делимое в предвечной мгле (Есенин 1970: 327). У С. Есенина цветы говорят и двигаются. Осуществляются парадигмы шум цветов → звуки и цветы → движение человека. Роза является любимым предметом метафоры и сравнения. У С. Есенина лексема роза сочетается с глаголом движения и глаголами, обозначающими речь: Тихо розы бегут по полям (Есенин

53 1970: 228) и Розы ль мне то нашептали? (Есенин 1970: 221). У С. Есенина и Сюй Чжимо цветы, как и деревья, имеют чувства и эмоции. Представлена парадигма образов цветы → эмоциональные состояния и переживания: И цветы сказали: «Ты почувствуй / По печали розы шелестящей» (Есенин 1970: 236). У Сюй Чжимо азалия (см. Приложение 4) стесняется, как скромная девушка. Например, 碧波⾥掩映着她桃蕊似的娇怯. Ах, изящная азалия отражается в зеленой воде, / она румянится, стесняется, как тычинка цветка персика (Сюй Чжимо 2000: 156). В лирике Сюй Чжимо складывается парадигма образов цветы → выражение чувств, эмоций человека. Цветок персика отождествляется с улыбкой красавицы. 昨天我瓶⼦⾥斜插着的桃花, / 是朵朵媚笑在美⼈的腮边挂. Цветы персика, которые вчера поставили в вазу, / Похожи на милые улыбки в уголках рта у красавицы (Сюй 2000: 321). В китайском языке есть фразеологизм «лицо как цветок персика» (⾯若桃花), который характеризует румяное лицо красавицы, а выражение «душа цветет» (⼼⾥乐开了花) означает ‘в сердце радостно’, похожие устойчивые сочетания есть и в русском языке. Цветок персика, по мнению Хуан Дунмэй, «является символом весны и девической юности (Хуан 2010: 804). Он сравнивается с красивым румяным лицом девушки. В китайской поэзии в словосочетании цветы персика можно выделить сему ‘красавица’. В лирике С. Есенина и Сюй Чжимо в качестве опорного слова тропов выступает лексема снег, сравниваются лепестки черемухи и цветов сливы со снегом. Например, Сыплет черемуха снегом, / Зелень в цвету и росе (Есенин 1970: 52). ⽚⽚鹅绒眼前纷舞，/ 疑是梅⼼蝶⾻醉春风. Летают бутоны цветов сливы в весеннем ветре снегом (Сюй 2000: 37). Таким образом, в лирике С. Есенина лексемы, обозначающие цветы, входят во многие образные параллели. В лирике С. Есенина выделено больше парадигм образов с компонентом «Цветы» как денотатами, чем в лирике Сюй Чжимо, хотя количество фитонимов-цветов меньше в лирике С. Есенина. В качестве опорного слова сопоставления у русского поэта встречаются как одушевленные, так и неодушевленные существительные. Однако в лирике С. Есенина чаще, чем в поэзии Сюй Чжимо, встречаются в качестве опорных слов неодушевленные существительные (светильник, кипящая вода, метель, снег). Уподобление

54 цветов человеку есть в лирике обоих поэтов, наименования цветов сочетаются с лексемами, обозначающими чувства, эмоции или состояния людей, однако Сюй Чжимо чаще, чем С. Есенин сравнивает цветы с девушкой-красавицей. У С. Есенина цветы не несут ярких женских черт. Таблица 3. парадигма образов в лирике С. Есенина в лирике Сюй Чжимо цветы → человек черемуха → воин цветы → часть тела цветы рябины→ тело лотос → красавица роза → красавица роза → душа девушки ц в е т ы → д в и ж е н и е роза → бегать человека мак → танцевать девясил (см. Приложение 4)→ качать головой цветы каштана → танцевать цветы → выражение чувств, эмоций человека роза → улыбаться цветок персик → улыбка красавицы цветы→эмоциональные состояния и переживания розы → печалиться цветы → поведение человека азалия → стесняться девясил → стесняться цветы сливы→соперничать цветы сливы → наряжаться роза → плакать цветы →способности, склонности, интересы хризантема→ не нравиться шум цветов → звуки шум роз → шептать шум роз → песня цветы→часть другого вида цветов азалия → тычинка цветка персика цветы → экзистенциальное цветы рябин →жиз нь цветы → предмет роза→ светильник цветы → стихия черемуха → метель цветы сливы → снег черемуха → снег

55 цветы → вода черемуха → кипящая вода 2.2.3. Лексико-семантическая группа «Травы» В лирике С. Есенина и Сюй Чжимо наблюдается и обращение к поэтической номинации разных трав. В России лексемы полынь и крапива имеют культурные значения. В русском языке есть выражение «горький, как полынь». У слова полынь есть переносное значение «о ком-, чем-л. неприятном, доставляющем огорчения, боль» (Большой толковый словарь русского языка 1998: 911). В «Большом толковом словаре русского языка» при слове полынь-трава приводится помета «нар.-поэт.» (Там же). В лирике С. Есенина также встречается лексема полынь, которая имеет и традиционные для русской поэтической культуры семы ‘горечь’, ‘боль’, и индивидуальные: Спит ковыль. Равнина дорогая, / И свинцовой свежести полынь / Никакая родина другая / Не вольет мне в грудь мою теплынь (Есенин 1970: 203). В «Большом толковом словаре русского языка» Д. Н. Ушакова у прилагательного свинцовый представлены переносные поэтические значения ‘тяжкий, гнетущий’ и ‘мрачный, темный синевато-серый цвет, сходный с металлом’ (ТСУ 2014: 715). Итак, в лирике С. Есенина к основным значениям слова полынь еще и добавлены семы ‘тяжкий’, ‘мрачный’, хотя лексема свежесть привносит и положительное значение ‘чистый, прохладный’ в основное значение. А Сюй Чжимо не обращается к лексеме полынь. Крапива – это сорняк «с обжигающими кожу ворсинками на листьях и стеблях» (ТСУ 2014: 276). В русском слове крапива можно выделить важную для его значения сему ‘жгучий’. Но С. Есенин в свой лирике нарушает это общеизвестное представление о крапиве как о траве, которую люди стараются избегать: У плетня заросшая крапива / Обрядилась ярким перламутром / И, качаясь, шепчет шаловливо: «С добрым утром!» (Есенин 1970: 327). В его лирике в слове крапива выделены семы ‘веселье’, ‘шаловливость’ и

56 ‘красота’1. А Сюй Чжимо не прибегает к такой лексеме, как крапива. Он ис- пользует сочетание ползучие травы в метафорической конструкции, где выделена сема ‘недоброжелательность’ 2. Лексема трава (草 Цзао) в китайском языке имеет особое значение. Слово Цзаогэнь (Гэнь根: ‘корень’) означает ‘простые люди’. Цзаоцзе (Цзе 芥, ‘маленькая травинка’): ‘незначительный, ничтожный’ (Толковый словарь китайского языка 2005: 129). Но, например, в китайской классической поэзии и фольклоре, как пишет Чжун Чаолин, «образ трав является самостоятельным и активным. Он символизирует горечь разлуки и воспоминание» (Чжун 2010: 87). Чжун Чаолин приводит строчку из стихотворении поэта Янь Жэнь (жил в 1200-ых гг.): «瑶草碧,柳芽黄 / 载将离恨过潇湘» (Цит. по: Чжун 2010: 87). На берегу травы ярко-зеленые, почки ивы светло-желтые, / Лодка уносит через реку Cян мою горечь разлуки. А в лирике С. Есенина, по нашему наблюдению, лексема травы не имеет особого культурного значения. В китайской поэзии образ камыша, символизирующего стройную девушку, является очень древним. Чэн Чжиюн приводит строчку из «Ши цзин»3 («Книга песен»), где реализуется параллель между стройной девушкой высокого роста и камышом (芦苇Лувэй): «葭菼揭揭，庶姜孽孽» (Цит. по: Чэн 2016: 87). Высокие камыши на параде, / стройные девушки в наряде. Таким образом, в китайском языке в слове草 ( Цзао: ‘трава’) можно выделить семы ‘незначительность’, а в поэзии еще и выделена сема ‘разлука’. В китайской классической поэзии в слове芦苇 (Лувэй: ‘камыш’) можно выделить сему ‘красивая стройная девушка’. А в лирике С. Есенина в составе олицетворения в слове камыш можно выделить сему ‘шорох, 1О лексеме крапива и ее семах ‘веселье’ и ‘шаловливость’ в составе сравнения в лирике С. Есенина см. ниже. 2О словосочетании ползучие травы и семе ‘недоброжелательность’ в составе олицетворения в лирике Сюй Чжимо см. ниже. 3Один из древнейших памятников китайской литературы, созданный в XI—VI вв. до н. э.

57 шепот’1. В лирике С. Есенина и Сюй Чжимо складываются следующие образные парадигмы: травы → человек, часть травы → часть тела человека, травы → движение человека, травы → эмоциональные состояния и переживания, травы → сон человека и шум трав →речь (см. Таблицу 4). Парадигма травы → человек представлена у Сюй Чжимо. Травы у Сюй Чжимо сравниваются с близким другом человека: 啊！此地不见了清涧与青草，/ 更有谁伴我笑语，疗我饥合Ах! Здесь больше нет ручья и трав, / Кто со мной поговорил бы и меня вдохновил. (Сюй 2000: 102). У С. Есенина травы не отождествляются с человеком. В лирике Сюй Чжимо реализуется парадигма «травы → часть тела человека». Опорным словом метафоры служит грудь человека. В стихотворении «Воспоминание в Сибири о камышах Монастрыя Цюсюэ Ханчжоу» Сюй Чжимо вспоминает о камышах, растущих в Ханчжоу, где он родился. Стебель камыша метафоризируется: 我先吹我⼼中的歡喜 – / 清⾵吹露蘆草的酥胸; Я чувствую, как веет радость в моей душе, / Белоснежные груди камыша раскрываются под свежим ветерком (Сюй Чжимо 2000: 216). Подобная парадигма не представлена в лирике С. Есенина. Движение трав уподобляется движениям человека. У Сюй Чжимо лексема водоросли сочетается с глаголом кланяться, обозначающим движение человеческого тела. 软泥上的青荇，/ 油油的在⽔底招摇. Зеленые водоросли растут на илистом дне, / Под водой кланяются мне, прощаясь (Сюй Чжимо 2000: 352). У С. Есенина нами не обнаружена парадигма травы → движение человека. При поэтической номинации трав у Сюй Чжимо представлена парадигма образов травы → эмоциональные состояния и переживания. Он придает травинке эмоциональное состояние человека: 每⼀根⼩草也⼀定得/ 在你的踪 1 О лексеме камыш и ее семе ‘шорох’ в составе олицетворения в лирике С. Есенина см. ниже.

58 迹下低头，/在颤动中表⽰惊异. Каждая травинка приклоняется перед тобой, / И удивляется в зеленом дрожании (Сюй Чжимо 1930: 383). Движение водорослей сравнивается с грустными мыслями. 她沉浸在 / ⽔草盘结得如同忧愁般的 /⽔底. Она погружается в воду, / Где водоросли переплетаются, как завязываются грустные мысли (Сюй Чжимо 2000: 378). Как говорилось выше, у С. Есенина крапива красивая и готова пошутить с лирическим героем. У Сюй Чжимо ползучие травы тоже жгучие, но они могут быть недоброжелательными, как человек: 有⽯块,有钩刺胫踝的蔓草, / 在期待过路⼈疏神时绊倒! Среди камней растут жгучие ползучие травы, / Они колют лодыжки и надеются, что прохожие по рассеянности споткнутся! (Сюй 2000: 425). В лирике С. Есенина реализуется парадигма травы → сон человека. Например, Спит ковыль. Равнина дорогая, / И свинцовой свежести полынь (Есенин 1970 : 203). А у Сюй Чжимо травы не «спят». Шум трав отождествлятся со звуками, производимыми человеком. В лирике С. Есенина лексемы ковыль, камыш и крапива употребляются с такими глаголами, как зашептаться, шептаться и шептать. По нашему наблюдению, в его лирике чаще всего шум трав уподобляется речи человека. Например, Зашумели ветры, охнул лес зеленый, / Зашептался с эхом высохший ковыль (Есенин 1970: 315). В его лирике камыши шепчутся, как человек: Колыхалось тихо озеро, / Камыши, склонясь, шепталися, / А под кочками зелеными / Хоронились лебежатушки (Есенин 1970: 292). При поэтической номинации крапивы С. Есенин привносит иное видение в это слово, которое противоречит обыденному представлению о крапиве как о сорняке. Жгучая крапива в его лирике может поздороваться с лирическим героем, как ребенок: У плетня заросшая крапива / Обрядилась ярким перламутром / И, качаясь, шепчет шаловливо: «С добрым утром!» (Есенин 1970: 327). В лирике Сюй Чжимо нет образной парадигмы шум трав → речь. В лирике Сюй Чжимо травы тоже отождествляются с предметами.

59 Опорным словом образной парадигмы выступает лексема ковер. Травы сравниваются с зеленым ковром. Например, ⾦花菜,银花菜,星星澜澜,点缀着天然温暖的青毡. Жимолость и люцерны украшают зеленый ковер трав (Сюй 2000: 33). Как деревья, цветы, так и травы в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо являются предметом поэтической номинации, часто метафоризируются, олицетворяются, хотя они включаются в образные параллели реже, чем деревья и цветы. Травы имеют простую и незаметную внешность, однако в лирике русского и китайского поэта, а также в русской и китайской поэзии вообще травы играют важную роль. Например, по данным «Словаря языка русской поэзии ХХ века», в этот период русские поэты только к лексеме крапива обращаются 20 раз (2 раза у С. Есенина), а в китайской классической поэзии VIII века есть хрестоматийное стихотворение «Травы», написанное Бай Цзюйи. При поэтической номинации трав у С. Есенина и Сюй Чжимо проявляется меньше общих особенностей словоупотребления, чем при поэтической номинации деревьев, кустов и цветов. Некоторые парадигмы можно назвать индивидуальными. По выделенным в некоторых названиях растений семам и реализованным парадигмам образов можно сделать вывод, что С. Есенин обращается к русской народной поэтической традиции, но в то же время он обновляет традиционные значения и образы или на их основе создает новые. А Сюй Чжимо воплощает традиционные образы, которые характерны классической китайской поэзии, в новой поэзии. Таблица 4. парадигма образов в лирике С. Есенина в лирике Сюй Чжимо травы → человек травы → друг часть травы → часть тела стебель камыша → грудь шум трав → речь ковыль → зашептаться крапива → шептать камыш → баюкать травы → движение человека травы → сон человека ковыль → спать травы → говорить водоросли → наклоняться травинка → приклоняться

60 травы → эмоцинальные состояния и переживания водоросли → грустные мысли травинка → удивляться ползучие травы → надеяться травы → ткань травы → ковер Выводы Проанализировав собранный материал, мы пришли к следующим выводам: Фитонимы в русском и китайском языках отражают языковую специфику, связанную с географическим положением и климатическими особенностями двух стран. Поэтическая номинация растительного мира в лирике обоих поэтов отражает как национальную поэтическую традицию, так и индивидуальное мировидение поэта. Собраны 86 наименований растений и 232 контекста употребления в лирике С. Есенина. Выделено 9 лексико-семантических групп: «Совокупность растений», «Род растения», «Цветы», «Деревья и кусты», «Травы», «Плоды», «Мох», «Строение растения» и «Технические культуры». Структурировано лексико-семантическое поле «Растительный мир». Такие группы, как «Деревья и кусты», «Цветы», «Род растения», «Травы», «Совокупность растений», «Плоды», «Технические культуры» и «Мох» относятся к приядерной части. А группа «Строение растения» относится к периферийной части.

61 При сопоставлении наименований растений, к которым обращается С. Есенин, с наименованиями, которые используют в своей лирике другие русские поэты XX века, можно прийти к выводу, что выбор наименований растений у С. Есенина определяется его крестьянским мировидением. Он обращается к народно-поэтической лексике (рябинушка), диалектизмам (перелесица) и создает неологизмы (клененочек). В стихотворениях Сюй Чжимо удалось выявить 109 наименований растений, представленных 149 контекстами употребления. Количество контекстов, в которых встречаются наименования растений у С. Есенина намного больше, чем у Сюй Чжимо, хотя наименований растений у Сюй больше, чем у С. Есенина. Эти наименования растений распределены по таким 9 группам, как «Деревья и кусты», «Цветы», «Травы», «Род растения», «Мох», «Вьющиеся и ползучие растения», «Плоды», «Строение растения», и «Совокупность растений». Структурировано лексико-семантическое поле «Растительный мир». Такие группы, как «Деревья и кусты», «Травы», «Цветы», «Род растения», «Совокупность растений», «Плоды», «Вьющиеся и ползучие растения» и «Мох» относятся к приядерной части. А группа «Строение растения» относится к периферийной части. Наименования растений в лирике Сюй Чжимо разнообразны, в них включаются не только типичные китайские (лотос), но и экзотические для Китая (японский банан, фига). В лирике Сюй Чжимо есть группа «Вьющиеся и ползучие растения», которая отсутствует в поэзии С. Есенина. А у С. Есенина представлена группа «Технические культуры», которой нет в лирике Сюй Чжимо. В лирике Сюй Чжимо не встречается индивидуальное словоупотребление или диалектизмы, как в лирике С. Есенина. Структура ЛСП «Растительный мир» у обоих поэтов в основном совпадает, однако разные зоны ЛСП представлены неравномерно. В поэзии С. Есенина и Сюй Чжимо встречаются названия растений (ива, роза, камыш и др.), к которым обращаются оба поэта и те, которые представлены только у одного из исследуемых поэтов (береза, черемуха, ромашка, василек,

62 левкой и др. у С. Есенина; софора, бамбук, цветы персика, лотос, хризантема и др. у Сюй Чжимо). В значениях наименований растений выделены семы. Языковые семантические особенности и национальная поэтическая (в том числе народно-поэтическая) семантика растительного мира нашли отражение в значениях, с которыми выступает номинация растительного мира в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо. Ива в русской народной поэзии и у С. Есенина имеет сему ‘грусть’, а в китайской поэзии и у Сюй Чжимо ‘грусть’, ‘разлука’ и ‘стройная женщина’. Но поэты привносят и свои индивидуальные значения при номинации растительного мира, что иногда нарушает обыденное представление о растении (сема ‘красота’ в слове крапива). Традиции классической поэзии находят отражение в стихах Сюй Чжимо. Семы в классической китайской поэзии во многих фитонимах представлены в лирике Сюй Чжимо (сема ‘прощание’в словосочетании цветы сливы). Среди выделенных ЛСГ у С. Есенина и Сюй Чжимо, группы «Деревья и кусты», «Цветы» и «Травы» обладают самым большим метафорическим потенциалом. В силу антропоцентризма человеческой деятельности в качестве опорного слова образной парадигмы чаще всего в лирике обоих поэтов выступает лексика, обозначающая человека и характеризующая его деятельность. В лирике обоих поэтов эти три группы фитонимов представлены многими общими парадигмами. Некоторые парадигмы свойствены и русской, и китайской поэтической культуре. ЛСГ «Деревья и кусты» играют активную роль в создании поэтической образности у обоих поэтов. В лирике русского и китайского поэтов представлено немало общих парадигм: дерево → человек, часть дерева → часть тела человека и др. Парадигма дерево → человек свойствена и русской, и китайской культурам. При обращении поэтов к парадигмам цветы → человек, цветы → часть тела, цветы →движение человека, цветы → выражение чувств, эмоций человека и др. более ярко проявляется индивидуальные черты лирики поэтов. В лирике С. Есенина выделено больше парадигм образов с компонентом «Цветы» как

63 денотатами, чем в лирике Сюй Чжимо, хотя количество фитонимов-цветов меньше в лирике С. Есенина. У Сюй Чжимо чаще встречаются такие парадигмы, как лотос → красавица и роза → красавица. У него цветы несут более яркие женские черты, чем у С. Есенина. По сравнению с группами «Деревья и кусты» и «Цветы», эта группа включается в меньшее число общих парадигм: шум трав → речь. Несмотря на то, что лексемы группы «Травы» включаются в образные параллели реже, чем деревья и цветы в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо, но они тоже являются предметом поэтической номинации и приобретают переносные значения в поэтическом тексте. Можно сделать вывод, что при поэтической номинации деревьев, кустов и цветов у С. Есенина и Сюй Чжимо проявляется больше общего в словоупотреблении, чем различий. Некоторые парадигмы можно назвать индивидуально авторскими (у С. Есенина дерево → животное, у Сюй Чжимо часть травы → часть тела). В лирике С. Есенина растения не только уподобляются людям, но и нередко животным, предметам, стихии и т.д. А у Сюй Чжимо растения не отождествляются с животными или предметами. Только в ряде случаев растения сравниваются с тканью (кора тополя → кисея феи, травы → ковер) и стихией (бутон цветов сливы → снег).

64 Заключение Лексика русского языка, как и китайского, представляет собой систему. Наименования растений как часть основного словарного запаса являются частью этой системы. В любом языке и культуре наименования растений выступают со своими символическими значениями. Поэтическая номинация растительного мира в лирике поэтов, представителей разных поэтических традиций, может отражать как традиционные представления определенной культуры, так и индивидуальные особенности идиостилей авторов. Проведенный анализ фитонимов в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо с помощью структурирования ЛСП, позволил сделать вывод, что структура ЛСП «Растительный мир» в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо не имеет большого различия. ЛСП «Растительный мир» лирики С. Есенина, как и ЛСП «Растительный мир» лирики Сюй Чжимо представлено 9 лексико-семантическими группами. Однако у С. Есенина представлена группа «Технические культуры», которой нет в лирике Сюй Чжимо. В лирике Сюй Чжимо есть группа «Вьющиеся и ползучие растения», которая отсутствует в поэзии С. Есенина. Собственно выбор слов-фитонимов в лирике С. Есенина отражает крестьянское мировидение поэта, что отличает его от других русских поэтов ХХ века. Однако Сюй Чжимо следует китайской поэтической традиции. Он прибегает к типичным китайским и экзотическим для Китая названиям растений. В лирике Сюй Чжимо не встречается окказионализмов или диалектизмов. Номинация растений в лирике обоих поэтов приобретает особое значение, в первичном значении слова открывается новое, индивидуальное авторское. Некоторые названия цветов и деревьев имеют символические значения в культуре и поэзии двух народов. В работе в наименованиях растений были выделены значимые для русской и китайской поэтических традиций и для лирики С. Есенина и Сюй Чжимо семы. В результате проведенного анализа было выявлено, что, во-первых, в одном наименовании растения в русской и китайской культурах, в лирике исследуемых поэтов могут быть представлены общие семы. Во-вторых, в ряде случаев одно и то же значение выражается разными словами-фитонимами. В-третьих, встречаются индивидуальные семы в названиях растений в лирике обоих поэтов. При описании растительного мира С. Есенин и Сюй Чжимо часто прибегают к использованию образных средств, к метафорическим сочетаниям, сравнению, олицетворению и эпитету. Для описания семантики образных

65 средств, к которым обращаются С. Есенин и Сюй Чжимо, мы обратились к понятию образной парадигмы Н. В. Павлович. В силу антропоцентризма человеческой деятельности в качестве опорного слова образной парадигмы чаще всего в лирике обоих поэтов выступает лексика, называющая человека и характеризующая его деятельность. У С. Есенина наиболее частотными парадигмами являются образные парадигмы: дерево → человек, часть дерева → часть тела, дерево (часть дерева) →движение человека, шум деревьев → звуки, дерево → выражение чувств, эмоций человека, дерево → эмоциональные состояния и переживания, шум цветов → звуки, цветы → стихия и шум трав→ речь. В результате исследования можно сделать вывод, что у С. Есенина фитонимы в тропеических структурах включаются в бόльшее число образных парадигм, чем у Сюй Чжимо, хотя наименований растений у Сюй Чжимо больше, чем у С. Есенина. У Сюй Чжимо наиболее частотными являются парадигмы дерево → человек, часть дерева → часть тела, дерево (часть дерева) → движение человека, шум деревьев → звуки, цветы → человек, цветы →движение человека, цветы → поведение человека, травы → движение человека и травы → эмоциональные состояния и переживания. При олицетворении он наделяет растения эмоциями, переживаниями и особенностями поведения человека. Многие образы построены по тому же смысловому закону, что и в русской поэзии. Опорным словом парадигмы чаще всего выступают слова, обозначающие человека и характеризующие его деятельность. Однако в лирике Сюй Чжимо отсутствуют парадигмы дерево → предмет, дерево → сон человека, дерево → другое растение, дерево → выражение чувств, эмоций человека, шум цветов → звуки, цветы → предмет, цветы → вода, цветы → экзистенциальное и травы → сон человека. Его лирике не характерно уподобление растений животным. С. Есенин обращается к русской народной поэтической традиции, обновляет традиционные значения и образы или на их основе создает новые. В ряде случаев С. Есенин нарушает обычное и привычное восприятие растений в реальной жизни и привносит свои индивидуальные значения в поэтическую номинацию растений. Идиостиль С. Есенина, с точки зрения поэтической номинации растительного мира, глубоко и тесно связан с русской народной поэтической традицией. В поэтическом творчестве Сюй Чжимо проявляется традиционная для классической китайской поэзии символика и закрепленные в традиции образы, что проявляется и при обращении к поэтической номинации растительного мира. Творя в то время, когда современная ему поэзия пыталась уйти от

66 традиционности, Сюй Чжимо воплощает традиционные образы в новой поэзии. Поэтическая номинация растений отражает природные особенности страны, национальные традиции и индивидуальные представления в идиостилях поэтов. Она характеризует особенности национального поэтического сознания, поэтического мировидения и является национально обусловленной. Изучение поэтической номинации с национально-культурным подходом позволяет описать идиостиль поэта в индивидуальном и национальном планах. Материал, представленный в работе, может быть использован при создании словаря поэтических образов китайской поэзии, сопоставительных словарей русской и китайской культуры вообще и поэтических идиостилей в частности. Список использованной литературы Научная литература 1. Андреева С. А. Семантический потенциал обособления в поэтическом тексте // Вестник МГЛУ. – 2010. – № 596. – С. 47-63. 2. Арутюнова Н. Д. Языковая метафора (синтаксис и лексика) //Лингвистика и поэтика / Отв. ред. В. П. Григорьев. – М.: Наука, 1979. – 147-169 с. 3. Бельская Л. Л. Песенное слово: Поэтическое мастерство С. Есенина: Кн. для учителя. – М., 1990. –144 с. 4. Богданова Е. В. О некоторых аспектах изучения термина «идиолект» в отечественной и западной лингвистике // Вестник ЛГУ им. А.С. Пушкина. – 2011. – № 4. – С. 100-108. 5. Борисова Е. Б. О содержании понятий «художественный образ» и «образность» в литературоведении и лингвистике // Вестник ЧелГУ. – 2009. – № 35. – С. 20-26. 6. Буйленко И. В. Лексико-семантические объединения слов [Электронный ресурс] // Грани познания: электронный научно-образовательный журнал

67 ВГСПУ. – [Волгоград.], – 2012. – № 5 (19). – С. 89-91 . – URL: http://grani. vspu.ru/files/publics/1355996669. 7. Васильев Л. М. Теория семантических полей // Вопросы языкознания. – 1971. – № 5. – С. 105-113. 8. Васильев Л. М. Современная лингвистическая семантика: учеб. пособие. – М.: Высш. школа, 1990. – 175 с. 9. Винокур Г. О. Понятие поэтического текста // Избранные работы по русскому языку. – М.: Учпедгиз, 1959. – 492 с. 10. Воронина И. П. Проблема «Точного» поэтического перевода г. Гейне в лирике М. Ю. Лермонтова // Известия Самарского научного центра РАН. – 2009. – № 4. –714 с. 11. Гайсарьян С. З. Есенин С. А. // Краткая литературная энциклопедия / Гл. ред. А. А. Сурков. – М.: Сов. энцикл., 1964. – Т. 2. – С. 897-900. 12. Гак В. Г. Сопоставительная лексикология (на материале французского и русского языков). – М.: Междунар. отношения, 1977. – 262 с. 13. Гребнева А. М. Флористическая лексика мордовских языков: автореф. дис. ... канд. филол. наук. – Саранск, 1984. – 17 с. 14. Григорьев В. П. Введение // Поэт и слово: Опыт словаря / под ред. В. П. Григорьева. – М.: Наука, 1973. – С. 26-170. 15. Дождливая аллея: сб. стихов. Китайская лирика 20-30-х годов / пер. Л. Е. Черкасского. – М.: Наука, 1969. – 199 с. 16. Зиновьева Е. И., Хруненкова А. В. Лингвистические основы описания русского языка как иностранного. Лексикология. – СПб.: Изд-во «НесторИстория», 2015. – 191 с. 17. Захаров А. И. Художественный мир поэта // Сергей Есенин: Проблемы творчества: сборник статей. – М.: Современник, 1978. – 351 с. 18. Золотницкий Н. Ф. Цветы в легендах и преданиях. – Минск: Энцикл., 1994. – 383 с. 19. Исаев Ю. Н. История изучения флористической терминологии в языках различных систем // Вестник ЧГУ. – 2006. – № 3. – С. 220-232. 20. Казарин Ю. В. Поэтический текст как уникальная функционально-эстетическая система: автореф. дис. ... канд. филол. наук. – Екатеринбург, 2001. – 22 с. 21. Камаль З. А. Функции фитонимов в читательской интерпретации лирики С. Есенина // Коммуникативные исследования / научн. ред. И. А. Стернин. – Воронеж: Изд-во «Истоки», 2008. – С. 123-127. 22. Караулов Ю. Н. Общая и русская идеография. – М.: Наука, 2010. – 354 с. 23. Киферова З. Г. Лексико-семантическое поле как основная системообразующей единицей языка // Теория поля в современном языкознании: тез. докл. / под ред. Т. А. Кильбекова. – Уфа: Баш-кир. гос. ун-т, 1994. – С. 9094.

68 24. Кобозева И. М. Лингвистическая семантика: учеб. пособие. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 350 с. 25. Ковтунова И. И. Поэтический синтаксис. – М.: Наука, 1986. – 205 с. 26. Кожевникова Н. А. Словоупотребление в русской поэзии начала XX в. – М.: Наука, 1986. – 256 с. 27. Колева О. И. Флористическая лексика в творчестве поэтов начала XX века // Филологические этюды. – 2002. – № 5. – С. 202-205. 28. Кошечкин С. П. Отчее слово. С. Есенин. – М.: Советская Россия, 1968. – 160 с. 29. Кузнецова Э. В. О пересекающемся характере лексико-семантических групп слов // Семантика и структура предложения: лексическая и синтаксическая семантика. – Уфа: БГУ, 1978. – С.7-13. 30. Куренкова Т. Н. Лексико-семантическое поле и другие поля в современной лингвистике // Вестник Сибирского государственного аэрокосмического университета им. академика М.Ф. Решетнева. – 2006. – № 4. – С. 173-178. 31. Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем / пер. с англ. под ред. и с предисл. А. Н. Баранова. – М.: Эдиториал УРСС, 2004. – 252 с. 32. Ларин Б. А. Эстетика слова и язык писателя: Избр. статьи – Ленинград: Худож. лит. Ленингр. отд-ние, 1974. – 285 с. 33. Леденева В. В. Идиостиль как система отношений // Вестник ТГУ. – 2001. – № 5. – С. 12-17. 34. Линтвар О. Н. К вопросу о классификациях выразительных средств языка и стилистических приемов // Филологические науки. Вопросы теории и практики. – 2013. – № 12-1 (30). – С. 129-131. 35. Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии: Анализ поэтического текста. – СПб.: Искусство, 1996. – 846 с. 36. Некрасова Е. А. Олицетворение в системе тропов // Григорьев В. П., Иванова Н. Н., Некрасова Е. А. и др. Очерки истории языка русской поэзии ХХ века: Тропы в индивидуальном стиле и в поэтическом языке. – М.: Наука, 1994. – С. 13-53. 37. Никандрова И. А. О соотношении понятий «функционально-семантический класс слов» и «лексико-семантическая группа» // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 2: Филология и искусствоведение. – Адыгейск, 2010. – Вып. 3. – С. 173-177. 38. Никитина Н. В. Эстетическая функция изобразительно-выразительных средств в художественной речи // Вестник ЧГУ. – 2008. – № 4. – С. 42-46. 39. Марченко А. М. Поэтический мир Есенина. – М.: Советский писатель, 1989. – 304 с. 40. Павлович Н. В. Предисловие // Павлович Н. В. Словарь поэтических образов: На материале рус. худож. лит. ХVIII – ХХ веков. В 2 т. – М.: Эдиториал УРСС, 2007. – Т. 1. – С. 26-46. 41. Пак И. Я. Языковое воплощение образа дерева / растения в русском языке: автореф. дис. … канд. филол. наук. – Томск, 2006. – 24 с. 42. Полевые структуры в системе языка: монография / под ред. М. Ф. Васильева. – Воронеж: Изд-во Воронеж. ун-та, 1989. – 195 с.

69 43. Половникова В. И. Лексический аспект в преподавании РКИ на продвинутом этапе. – М.: Рус. яз., 1982. – 155 с. 44. Прокушев Ю. Л. Сергей Есенин. Образ, стихи, эпоха. – М.: Новая Россия, 1979. – 304 с. 45. Прокушев Ю. Л. Вечный образ. – М.: Знание, 1977. – 164 с. 46. Пуцилева Л. Ф. Опыт анализа русских фитонимов с коннотативными значениями, характеризующими внешний вид человека (на фоне итальянского языка) // МИРС . – 2008. – № 3. – С. 31-36. 47. Ревзина О. Г. От стихотворной речи к поэтическому идиолекту // Очерки истории языка русской поэзии XX века. Поэтический язык и идиостиль. Общие вопросы. Звуковая организация текста / Отв. ред. В. П. Григорьев. – М.: Наука, 1990. – С. 34-37. 48. Ревуцкий О. И. Русские поэтические тексты, основывающиеся на олицетворении фитонимов // Вестник Мозырского государственного педагогического университета имени И. П. Шамякина. – 2014. – № 3. – С. 129133. 49. Саввина Ю. Ю. Фитонимы научные и народно-разговорные (на примере елецких говоров) // Вестник Костромского государственного университета им. Н. А. Некрасова. – 2009. – № 2. – С. 110-113. 50. Сахарова О. В. Флористическая лексика селькупского языка: автореф. дис. ... канд. филол. наук.– Томск, 2010. – 25 с. 51. Северская О. И. Метафора // Григорьев В. П., Иванова Н. Н., Некрасова Е. А. и др. Очерки истории языка русской поэзии ХХ века: Тропы в индивидуальном стиле и в поэтическом языке. – М.: Наука, 1994. – С. 109-128. 52. Скляревская Г. Н. Метафора в системе языка / Отв. ред. Д. Н. Шмелев; РАН, Ин-т лингвистич. исследований. – СПб.: Наука, 1993. – 150 с. 53. Слесарева И. П. Проблемы описания и преподавания русской лексики. – 2-е изд., испр. – М.: Рус. яз, 1990. – 174 с. 54. Степанченко И. И. Поэтический язык Сергея Есенина. Анализ лексики. – Харьков: ХГПИ, 1991. – 189 с. 55. Тихонов А. Н. Границы и структура лексико-семантического поля // Теория поля в современном языкознании: тез. докл. / под ред. Т. А. Кильбекова. – Уфа: Башкир. гос. ун-т, 1994. – С. 3-9. 56. Тотрова Д. Б. Лексические номинаторы водных природно-географических объектов французского и английского языков в семасиологическом аспекте: автореф. дис. ... канд. филол. наук. – Владикавказ, 2010. – 22 с. 57. Тугаева А. М. Язык поэзии А. А. Ахматовой: автореф. дис. ... канд. филол. наук. – Краснодар, 2003. – 20 с. 58. Тынянов Ю. Н. Проблема стихотворного языка. Статьи. – М.: Сов. писатель, 1965. – 301 с. 59. Уфимцева А. А. Опыт изучения лексики как системы (на материале английского языка). – 2-е изд., испр. – М.: УРСС, 2004. – 286 с. 60. Филин Ф. П. О лексико-семантических группах слов // Филин Ф. П. Очерки по теории языкознания. – М.: Наука, 1982. – С. 229-239.

70 61. Черкасский Л. Е. В поисках звезды заветной: Китайская поэзия первой пол. XX в. / перевод с нем. и примеч. Л. Е. Черкасского. – М.: Худож. лит., 1988. – 112 с. 62. Шафиков С. Г. Теория семантического поля и компонентой семантики его единиц: учеб. пособие. – Уфа: Изд-во Башк. ун-та, 1999. – 88 с. 63. Шапир М. И. Universum versus: Язык – стих – смысл в русской поэзии XVIII – XX веков. – М.: Языки рус. культуры, 2000. – Т. 1. – 536 с. 64. Ши Хан. Образ розы в лирике русских и китайских поэтов-символистов // Известия ВГПУ. – 2012. – № 2. – С. 143-146. 65. Шмелев Д. Н. Современный русский язык. Лексика: Учеб. пособие. – 2-е изд., стер. – М.: Едиториал УРСС, 2003. – 334 с. 66. Шумбасова С. С. Грамматическое структурирование фразеологизмов современного английского языка с компонентом-фитонимом // Вестник Московского государственного областного университета. Серия «Лингвистика» / под ред. В. В. Пасечника и др. – М.: Изд-во МГОУ, 2011. – № 1. – С. 85-92. 67. Щур Г. С. Теории поля в лингвистике. – М.: URSS ЛКИ, 1974. – 253 с. 68. Эвентов И. С. Три поэта: В. Маяковский, Д. Бедный, С. Есенин: Этюды и очерки. – 2-е изд., доп. – Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1984. – 463 с. 69. Эпштейн М. Н. "Мужские" деревья // Литература. – 2009. – № 22. – С. 26-30. 70. Юсубова Р. Н. Разные принципы в поэтических текстах // Филологические науки. Вопросы теории и практики . – 2010. – № 3. – С. 174-176. 71. Ай Цин. О C. Есенине. 艾青. 关于叶赛宁 // Ай Цин. Избранное. 艾青选集. – Чэнду: Сычуань Вэньи Чубаньшэ. 四川⽂艺出版社, 1985. – Т. 3. – С. 461-462 . 72. Ай Цин. Поэтика. 艾青. 诗论. – Пекин: Жэньмин Вэнсюэ Чубаньшэ. ⼈民⽂学出版社, 1995. – 245 с. 73. Ван Хайсун. Сравнение особенностей творчества С. Есенина и Ай Цина. 万海松 . 对叶赛宁和艾青诗歌创作的⼏点⽐较 / / Ку л ь т у р а и литературоведение в Китае и за рубежом. 中外⽂化与⽂论. – Чэнду: Сычуань Жэньминь Чубаньшэ. 四川⼈民出版社. – 2005. – № 1. – С. 166179. 74. Гу Юньпу. Введение. 顾蕴璞. 前⾔// Есениноведение. 叶赛宁评介及诗选 / ред. и перевод с рус. Центра исследования советской литературы при факультете русского языка Пекинского ун-та. 北京⼤学俄语系俄罗斯苏联⽂学研究室编译. – Пекин: Изд-во Пекинского ун-та. 北京⼤学出版社, 1983. – С. 1-3.

71 75. Гу Юньпу. Введение. 顾蕴璞. 前⾔ // Есенин С. А. Избранное. Стихотворения. 叶塞宁. 叶赛宁诗选 / пер. с рус. Гу Юньпу. 顾蕴璞译. – Нанкин: Илин Чубаньшэ. 译林出版社, 1999. – С. 1-7. 76. Есениноведение: монография. 叶赛宁研究论⽂集 / под ред. Юе Фэнлин, Гу Юньпу. 岳凤麟，顾蕴璞编. – Пекин: Изд-во Пекинского ун-та. 北京⼤学出版社,1987. – 320 с. 77. Ли Чэнси. Сюй Чжимо и китайская поэтическая традиция. 李成希. 徐志摩与中国诗歌传统 // Журнал «Общественные науки» Шаньдуна. ⼭东社会科学. – 1994. – № 1. – С. 78-80. 78. Люй Фалин. Образ «лес» в китайской культуре. 刘发林. 中国森林⽂化的意象分析// Лесоведение Фуцзян.福建林业科技. – 2009. – № 3. – С. 260262. 79. Люй Цинжань. Языковые средства в поэзии Сюй Чжимо. 刘景兰. 论徐志摩诗歌语⾔基质的构成 // Вестник Синтайского профессионального училища. 邢台职业技术学院学报. – 2007. – № 2. – С. 44-47. 80. Мя Юэ и др. Литературоведческий словарь поэзии династии Сун (X – XIII вв.). 缪钺等. 宋诗鉴赏辞典. – Шанхай: Шанхай Цышу Чубаньшэ. 上海辞书出版社. – 2015. – 1610 с. 81. Хуан Дунмэй. Символические значения деревьев в русской и китайской культуре. 黄冬梅. 俄汉⽂化中树⽊象征意义的对⽐分析 // Монография конференции Ассоциации зарубежной литературы Фуцзяни. 福建省外国语⽂学会2010年年会论⽂集. – 2010. – С. 802-810. 82. Ци Иунгуй. Символические значения софоры в китайской литературе. 纪永贵. 槐树意象的⽂学象征 // Журнал «Восток». 东⽅丛刊. – 2007. – № 3. – С. 207-211. 83. Чжао Фулянь. Сюй Чжимо. 赵福莲. 徐志摩 // Шэнь Бинчжун. Жители Хайнина, которые влияют на Китай. 沈炳忠. 影响中国的海宁⼈. – Хан чжоу: Чжэцзян Жэньминь Чубаньшэ. 浙江⼈民出版社, 2008. – С. 205-213. 84. Чэн Чжиюн. Камыш во время доциньской эпохи (221 г. до н. э.). 陈智勇.先秦时期的芦苇⽂化 // В поисках корней.寻根. – 2012. – № 2. – С. 87-89. 85.Чжоу Дэйэн, Чжан Чжун. Метафора с компонентом «цветы». 周德艳，张淳 “花”的隐喻研究 // Вестник педагогического института Янчэн. 盐城师范学院学报. – 2009. – № 5 – С. 68-73. 86. Чжоу Жуймин. Когнитивная интерпретация образа природа в лирике (на

72 примере «сосны»). 周瑞敏. 抒情诗中⾃然形象情感化的认知阐释––以松树形象为例 // Обучение иностранному языку. 外语学习. – 2012. – № 3. – С. 90-93. 87. Чжун Чаолин. Образ травы в китайской классической поэзии. 钟巧灵. 中国古代诗歌中的草意象探析 // Вестник Хунаньского института. 湖南学院学报. – 2010. – № 10. – С. 87-89. 88. Юй Цзянчжун. Комментарии к китайской классической поэзии. 余建忠.中国古代名诗词译赏. – Куньмин：Изд-во Юньнаньского университета云南⼤学出版社，– 2011. – 462 с. 89. Ян Юйсян. Исследование китайской классической поэзии. ⽺⽟祥. 古典诗⽂鉴赏. – Пекин: Изд-во радио и телевидения Китая. 中国⼴播电视出版社, – 2007. – 376 с. Словари 1. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 569 с. 2. Баранов О. С. Идеографический словарь русского языка. – М.: ЭТС Polyglossum, 2002. – 1200 с. 3. Биологический энциклопедический словарь / Гл. ред. М. С. Гиляров; Редкол.: А. А. Бабаев, Г. Г. Винберг, Г. А. Заварзин и др. – 2-е изд., исправл. – М.: Сов. Энциклопедия, 1986 . – 864 с. 4. Большая энциклопедия растений: для школьников и студентов / Науч. ред. Вильчек Г. Е. – Москва: ОЛМА, 2007. – 623 с. 5. Большой толковый словарь русского языка / Гл. ред. Кузнецов С. А. – СПб.: Норинт, 1998. – 739 с. 6. Большая советская энциклопедия (БСЭ) / гл. ред. Прохоров А. М. – 3-е изд. – М.: Советская Энциклопедия, 1971. – Т. 6. – 624 с. 7. Елистратов В. С. Словарь русского арго: (Материалы 1980-1990-х гг.). – М.: Русские словари, 2000. – 693 с. 8. Ефремова Т. Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. – М.: Русский язык, 2000. – 1233 с. 9. Жеребило Т. В. Словарь лингвистических терминов. – 5-е изд., испр. и доп. – Назрань: ООО «Пилигрим», 2010. – 485 с. 10. Иванова Н. Н., Иванова О. Е. Словарь языка поэзии (Образный арсенал русской лирики конца XVIII – начала XX века) – М.: АСТ, Астрель, Русские словари, Транзиткнига, 2004. – 666 с. 11. Литературный энциклопедический словарь / подгот. Е. И. Бонч-Бруевич и др.; под общ. ред. В. М. Кожевникова, П. А. Николаева. – М.: Сов. энциклопедия, 1987. – 750 с. 12. Материалы к словарю метафор и сравнений русской литературы XIX-XX вв. Вып. 3 «Растения» / под. ред. Кожевниковой Н. А., Петровой З. Ю. – М.: Языки славянской культуры, 2015. – 448 с.

73 13. Москвин В. П. Выразительные средства современной русской речи: Тропы и фигуры: терминологический словарь. – М.: Едиториал УРСС, 2004. – 247 с. 14. Россия: большой лингвострановедческий словарь / под общ. ред. Прохорова Ю. Е. – М.: АСТ-Пресс, 2007. – 725 с. 15. Русский язык: Энциклопедия / Науч. ред. совет изд-ва "Сов. энциклопедия"; гл. ред. Ф. П. Филин. – М.: Сов. энциклопедия, 1979. – 431 с. 16. Саяхова Л. К., Хасанова Д. М., Морковкин В. В. Тематический словарь русского языка. – М.: Русский язык, 2000. – 560 с. 17. Павлович Н. В. Словарь поэтических образов: На материале рус. худож. лит. ХVIII – ХХ веков. В 2 т. – М.: Едиториал УРСС, 2007. – Т. 2. – 848 с. 18. Словарь языка русской поэзии XX века (СЯРП). В 6 т. / под. ред. Шестаковой Л. Л. – М.: Языки славянской культуры, 2001. – 657 с. 19. Ушаков Д. Н. Большой толковый словарь русского языка (ТСУ). Современная редакция. – М.: ООО «Дом Славянской книги», 2014. – 960 с. 20. Шипулина Г. И. Словарь языка Есенина. Имя существительное. – Баку: Мутарджим, 2013. – 584 с. 21. Большой словарь поэтики.中国诗学⼤辞典 / под гл. ред. Фн Щуанцун. 傅璇宗主编. – Ханчжоу: Чжэцзян Цзяюй Чубаньшэ. 杭州：浙江教育出版社, 1999. –1563 с. 22. Словарь-тезаурус современного китайского языка. 现代汉语分类⼤词典/ под. ред. Дун Данянь. 董⼤年主编. – Шанхай: Шанхай Цышу Чубаньшэ. 上海辞书出版社, 2007. – 657 с. 23. Толковый словарь китайского языка. 现代汉语词典 / под ред. Словарного кабинета института лингвистики АОН КНР (Академия общественных наук КНР). 中国社会科学院语⾔研究所词典编辑室编. – 6-е изд. – Пекин: ШанУ Иншугуань (Торгово-коммерческое издательство). 商务印书馆, 2012. – 1779 c. Источники 1. Есенин С. А. Собрание сочинений: в 3 т. – М.: Правда, 1970. 2. Cюй Чжимо. Собрание сочинений徐志摩. 徐志摩全集·第四卷诗歌. – Тяньцзинь: Тяньцзин Жэньминь Чубаньшэ. 天津⼈民出版社, 2005. – Т. 4. – 436 с. Интернет-источники 1. Национальный корпус русского языка (НКРЯ) [Электронный ресурс] // [сайт] http://www.ruscorpora.ru/

74 Приложение 1. Названия растений в лирике С. Есенина Совокупность растений Частотность Род растения Частотность Березняк 1 Дерево 2 Березь 1 Куст 5 Дубрава 2 Растение 1 Дуброва 2 Травы 6 Ковыльница 1 Цветок 1 Лес 7 Цветы 10 Перелесица 4 Перелесок 1 Роща 10 Сосняк 2 Итого 31 Итого 25 Цветы Частотность Деревья и кусты Частотность Василек 1 Береза 17 Гвоздика 1 Березка 3 Левкой 3 Верба 5 Мак 1 Вяз 1 Олеандр 1 Дуб 2 Роза 12 Ель 2

75 Ромашка 2 Ива 4 Сирень 1 Калина 2 Цветы рябины 1 Калинушка 1 Итого 23 Каштан 1 Кипарис 1 Строение растения Частотность Клен 6 Ветви 1 Клененочек 1 Ветки 8 Липа 8 Колосья (соцветие) 1 Осина 5 Листья (лист, листочек) 6 Ракита 2 Семя 1 Рябина 1 Сережки (соцветие) 3 Рябинушка 1 Ствол 2 Сосна 6 Стебель 1 Тополь 8 Итого 23 Черемуха 8 Яблоня 3 Итого 87 Мох 2 Травы и тростник Частотность Технические культуры Частотность Бурьян 1 Лен 1 Камыш 2 Укроп 1 Ковыль 1 Итого 2 Крапива 2 Плоды Частотность Мята 1 Вишня 1 Осока 2 Горох 1 Повилика 1 Греча 1 Полынь 2 Капуста 1 Резеда 2 Лук 1 Тростник 2 Малина 1 Итого 16 Овес 5 Орех 1

76 Редька 1 Рожь 5 Рябина 3 Яблоко 1 Итого 22 Названия растений в лирике С. Есенина Cовокупнос Березняк ть растений В три звезды березняк Березь н а д прудом / Теплит матер и старой грусть (1918, 1 31). «Я покинул родимый дом…» Только видели березь д а цветь, / Да ракитник, кривой и безлистый (1924, 186). «Низкий дом с голубыми ставнями...» Дубрава Б р е д у д у б р а в н о ю Дубрава сторонкой / Под тихий шелест тополей (1916, 284). «Без шапки, с лыковой котомкой...» Ой вы, луга и дубравы, – / Я одурманен весной (1910, 52). «Сыплет черемуха снегом…» Дуброва Старый дед на пне Дуброва с у х о м , в дуброве / Жамкал десн амизачерствелую пышк у (1914, 58). «Шел Господь пытать людей в любови...» Духовитые дубровы / Кли- чут ветками к реке (1914, 65). «Я – пастух, мои палаты...» Ковыльниц Закурилась ковыльница, Лес а / Подкопытною танагою (1912, 150). «Песнь о Евпатии Коловрате » Вижу лес и вечернее полымя, / И обвитый крапивой плетень (191 1, 41). «За горами, за желтыми долами...» Лес И перед крашеным окном / В шелковых ли стьях тополя, / А там всё лес, и всё поля (1914, 323). «Село» Мохнатый лес баюкает Лес / Стозвоном сосняка (191 0, 37). «Поет зима – аукает...»

77 Лес Ой вы, луга и дубравы, – Лес / Я одурманен весной (19 1 0 , 52). «Сыплет черемуха снегом…» До сегодня еще мне снится / Наше поле, луга и лес (1924, 186). «Низкий дом с голубыми ставнями...» Лес В терем темный, в лес зеленый (1911, 39). «Темна ноченька, не спится...» И темный лес, склоняся, дремлет / Под звуки п е с е н соловья (1910-1912, 31 5). «Ночь» Лес Перелесиц Жутко им меж темных Перелесиц С т у х н у т з в е з д ы , а / а с т у х н е т Перелесиц, / Назвала я месяц, / Стихнет песн этот колоб – / Месяц я (1916, 110). «То не тучи соловья, / В чернобыль бродят за овином...» е перелесиц / С кистене м засядуя (1917, 301). «Разбойник» Перелесиц И только с перелесиц / Перелесиц За темной прядью а Сквозь облачный тулуп а перелесиц, / В неколеби / Слезу обронит мой синеве, / месяц / Ягненочек кудрявый – На мой завьялый труп м е с я ц / Гу л я е т в (1918, 304). голубой траве «Пушистый звон и (1915-1916, 75). руга...» «За темной прядью перелесиц...» Перелесок Сон мой радостен Роща и кроток / О нездешнем перелеске (1917, 86). «Колокольчик сереброзвонный...» Закадили дымом под росою рощи... / В сердц е почивают тишина и мощи (1912, 55). «Задымился вечер, дремлет кот на брусе...» Роща Мир вам, рощи, луг и липы, / Литии медовый ладан! (1916, 95). «О товарищах веселых...» На резных окошках Роща л е н т ы и кусты. / Я пойду к обе дне плакать на цветы ( 1 9 1 4 , 49). «Троицыно утро, утренний канон...»

78 Род растения Роща Туча кружево в роще Роща связала, / Закурился пах у ч и й туман (1915, 50). «Туча кружево в роще связала...» Нивы сжаты, рощи голы, / От воды туман и сырость (1917, 115). «Нивы сжаты, рощи голы...» Роща В т ем н о й р о щ е н а Роща з е л е н ы х елях / Золотятся листь я вялых ив (1916, 285). «Мечта» Роща грозится еловым и пиками, / прячутся сов ы с пугливыми пиками (19 15, 359). «Колдунья» Роща «Ты прощай, село Роща родимое, / Темна роща и пеньки» (1914, 62). «По селу тропинкой кривенькой...» Отговорила рощ а золотая / Березовым, в еселым языком (1924, 190). « О т го в о р и л а р о щ а золотая...» Роща Т р о и ц ы н о у т р о , Сосняк утренний канон, / В роще по березкам белый перезвон (1914, 49). «Троицыно утро, утренний канон...» В тихой дреме под навесом / Слышу шепо т сосняка (1914, 65). «Я – пастух, мои палаты...» Сосняк Мохнатый лес баюкает / Стозвоном сосняка (1910, 37). «Поет зима – аукает...» Дерево Я хотел бы стоять, как Дерево дерево, / При дороге на одной ноге (1919, 315). «Ветры, ветры, о снежные ветры...» Как дерево роняет т и х о листья, / Так я роняю грустные слова (1924, 190). «Отговорила рощ а золотая...» Куст На резных окошках Куст л е н т ы и кусты. / Я пойду к обе д н е плакать на цветы (191 4, 49). «Троицыно утро, утренний канон...» По кустам, в траве н а д лыками, / Под пугливы й возглас сов, / Им с м е я л а с ь роща зыками (1914, 63 ). «По селу тропинкой кривенькой...»

79 Куст Я хотел бы под конские Куст храпы / Обниматься с соседним кустом (1919, 315). «Ветры, ветры, о снежные ветры...» Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты, / унесу я пьяную до утра в кусты (1910, 46). «Выткался на озере алый свет зари...» Куст Запели тесаные дроги, / Растение Бегут равнины и кусты. (1916, 87). «Запели тесаные дроги...» Кто скажет и откроет мне, / Какую тайну в тишине / Хранят растения немые / И где следы творенья рук? (1913, 333). «Кто скажет и откроет мне...» Травы И з в е н и т Травы придорожными травами / От озер водяной ветерок (1916, 41). «За горами, за желтыми долами...» От вихлистого приволья / Гнутся травы, мнется лист (1915, 53). «На плетнях висят баранки...» Травы Тр а в а п обл е к ш а я в Травы расстеленные полы / Сб ирает медь с обветренных рак ит (1916, 84). «Голубень» Серебрится трава / Орошенных степей ( 1 9 1 0 - 1 9 1 2 , 302). «Ночь» Травы По кустам, в траве над Травы лыками, / Под пугливый возглас сов, / Им смеялась роща зыками (1914, 63). «По селу тропинкой кривенькой...» Хо р о ш о л ежа т ь в т р а в е зеленой / И, впиваясь в призрачную гладь (192 5, 206). «Каждый труд благослови, удача!..» Цветок Я хочу быть отроком Цветы светлым / Иль цветком с луговой межи (1919, 315). «Ветры, ветры, о снежные ветры...» Счастлив тем, что целовал я женщин, / Мял цветы, валялся на траве (1924, 183). «Мы теперь уходим понемногу...»

80 Цветы Цветы На резных окошках Цветы ленты и кусты. / Я пойду к обедне плакать на цветы (1914, 49). «Троицыно утро, утренний канон...» Шуми левкой и резеда (1924, 325). «Цветы» Цветы В цветах любви веснаЦветы царевна / По роще косы расплела (1915, 346). «Чары» А люди разве не цветы? / О милая, почувствуй ты, / Здесь не пустынные слова (1924, 327). «Цветы» Цветы Цветы людей и в солнь Цветы и в стыть / Умеют полза т ь и ходить (1924, 328). « Цве-ты» Синими цветами Тегерана / Я лечу их н ынче в чайхане (1924, 221). «Улеглась моя былая рана...» («Персидские мотивы») Цветы Цветы мне говорят Цветы прощай, / Головками ки вая низко (1924, 325). «Цветы» И цветы сказали: «Ты почувствуй / По печали розы шелестящей» (1925, 2 36). «Отчего луна так светит тускло...» («Персидские мотивы») Цветы Цветы сражалися друг с другом, / И красный цвет был всех бойчей (1924, 328). «Цветы» Василек Я только тот люблю Гвоздика цветок, / Который врос корнями в землю. / Его люблю я и приемлю, / Как северный наш василек (1924, 326). «Цветы» Ты не удержишься взглядом, / Чтоб не пр ипасть кгвоздикам (19 25, 230). «Воздух прозрачный и синий» («Персидские мотивы»)

81 Левкой Золото холодное луны, /  Левкой Запах олеандра и левкоя   (1925, 231). «Золото хол о д ное луны...» («Персидск ие мотивы») Шуми левкой и резеда. (1924, 325). «Цветы» Левкой А Гектор меч о траву Мак вытирал / И сыпал на врага цветущие левкои (1915, 351). «Греция» Белая свитка и алый кушак, / Рву я по грядкам зардевшийся мак (1915, 363). «Белая свитка и алый кушак» Олеандр Золото холодное луны, /  Роза Запах олеандра и левкоя (1925, 231). «Золото хол о д ное луны...» («Персидск ие мотивы» Розы ль мне то нашептали? // Сам я не знаю, что будет (1925, 346). «Море голосов воробьиных» Роза Розы, как светильники, Роза горят / И опять мне о далеком крае / Свежес т ь ю упругой говорят (1925, 233). «Голубая родина Фирдуси…» («Персидс кие мотивы») Пусть вся жизнь моя за песню продана, / Но за Гелию в тенях ветвей / Обнимает розу соловей (1925, 239). «Голубая да веселая страна...» («Персидские мотивы») Роза И цветы сказали: «Ты Роза почувствуй / По печали р о з ы шелестящей» (1925, 236). «Отчего луна так светит тускло…». Ветер с моря, тише дуй и вей – / Слышишь, розу кличет соловей (1925, 239). «Голубая да веселая страна…» («Персидск ие мотивы») Роза Тихо розы бегут по Роза полям. (1925, 228). «Свет вечерний шафранного края...» (« Пер- сидские мотивы») Ты пропел а: «За Ефратом / Розы лучше смертных дев» (1925, 225). « Ты с к а з а л а , ч т о Саади...» («Персидски е мотивы»)

82 Деревья и кусты Роза Много роз бывает на Роза пути, / Много роз склоняется и гнется, / Но одна лишь се рд ц ем ул ы б н ет с я (1925, 239). «Голубая да веселая страна...» (« Персидские мотивы») Я б порезал розы эти, /  Ведь одна отрада мне – / Чтобы не было на свете /  Лучше милой Шаганэ ( 1 9 2 5 , 2 2 5 ) . « Ты сказала, что Саади...» («Персидские мотивы» ) Роза С л ы ш и ш ь , р о з а Роза клонится и гнется – / Эта песня в сердце отзовется (1925 , 239). «Голубая да веселая страна...» (« Персидские мотивы») В Хо р о с са н е ес т ь такие двери, / Где обсыпан розами порог (1925, 232).   «В Хороссане есть такие двери...» («Персидские мотивы») Роза И душа моя – поле Ромашка безбрежное – / Дышит запахом меда и роз ( 1 9 2 5 , 193). «Несказанное, син ее, нежное...» Снова я вижу знакомый обрыв / С красною глиной и сучьями ив, / Грезит н а д озером рыжий овес, / Пахнет ромашкой и медом от ос (1916, 290). «Синее небо, цветная дуга...» Сирень Н а д у ш е х о л о д н о е Цветы кипенье / И сирени рябины шелест голубой (1925, 262). «Может, поздно, может, слишком рано...» Цветы рябин другое д е - л о . / О н и ка к жизнь, как наше тело, / Делимое в предвечной мгл е (1924, 327). «Цветы» Береза Тот, кто видел хоть Береза однажды / Этот край и эту гладь, / Тот почти березке каждой / Ножку рад поцеловать (1925, 252). «Мелколесье. Степь и дали...» Так и хочется к телу прижать / Обнаженн ые груди берез (1917, 117). «Я по первому снегу бреду»

83 Береза И березы стоят, / Как Береза большие свечки (1910, 35). «Вот уж вечер. Роса...» Здравствуй, златое затишье / С тенью б е р е з ы в воде! (1918, 122). «В о т оно, глупое счастье… » Береза На березки в рощ е Береза теневой / Серьги звонки е повесила (1916, 268). «Прячет месяц за овинами...» Нищету твою видеть больно / И березам и тополям (1925, 340). «Неуютная жидкая лунность...» Береза Эх, береза русская! / Береза Путьдорога узкая (1925, 202). «Вижу сон. Дорога черная» И за дорогою в чаще березовой / Песню люб ви затянул соловей (1912, 314). «Весенний вечер» («Больные думы») Береза И б е р е з ы в б е л о м Береза плачут по лесам. / Кто погиб здесь? Умер? Уж не я ли сам? (1925, 349). «Снежная равнина, белая луна...» За прощальной стою обедней / Кадящих листвой берез (1920, 127). «Я последний поэт деревни...» Береза И золотеющая осень, / Береза В березах убавляя сок, / За всех, кого любил и бросил, / Листвою плачет на песок (1925, 211). «Гори , звезда моя, не падай...» На бугре береза-свечка / В лунных перьях с е р е б р а ( 1 9 11 , 3 9 ) . « Те м н а ноченька, не спится...» Береза Улыбнулись сонные бер Береза езки / Растрепали шелковые косы. / Шелестят зелен ые сережки, / И горят серебряные росы (1914, 327). «С добрым утром!» Между сосен, между елок, / Меж берез кудр явых бус, / Под венком, в кольце иголок, / Мне мерещится Исус (1914, 68). «Чую радуницу Божью...»

84 Береза Т ы п о и л а к о н я и з Береза горстей в поводу, / О т р а ж а я с ь , березы ломались в пруду (1910, 45). «Подражанье песне» Я помню осенние ночи, / Березовый шорох теней... (1925, 345). «Я помню, любимая, помню...» Береза Как кладбище, усеян Береза сад / В берез изглоданные кос ти (1923, 179).«Мне грустно на тебя смотреть...» Взбрезжи, полночь, л у н ы кувшин / Зачерпнуть молока берез! (1920, 140). «Хулиган» Березка Я навек за туманы и Березка росы / П ол юб и л у б е р ез к и стан, / И ее золотистые косы, /  И холщовый ее сарафан (1925, 218). «Ты запой м н е ту п е с н ю , ч то прежде...» Зеленая прическа, / Девическая грудь. / О тонкая березка, / Что загляделась в пруд? (1918, 116). «Зеленая прическа....» Березка Т р о и ц ы н о у т р о , Верба утренний канон, / В роще по березкам белый перезвон (1914, 49). «Троицыно утро, утренний канон...» Та м о н вс т р ет и л в е р б у , там сосну приметил, / Распевал им песни под метель о лете (1925, 2 5 5 ) . «Клен ты мой опавши й , клен заледенелый...» Верба П а х н е т в е р б о й и Верба смолою, / Синь то дремлет, то вздыхает (1914, 67). «Сохнет стаявшая глина...» В т ом к р а ю , г д е желтая крапива / И сухой плетень,  Приютились к вербам с и р о т л и во / И з б ы деревень (1915, 76). « В т ом к р а ю , гд е желтая крапива »

85 Верба Свет л у н ы Верба таинственный и д л и н н ы й , / П л ач у т вербы, шепчут тополя (1925, 203). «Спит ковыль. Равнина дорогая...» В зеленой церкви за горой, / Где вербы чет к и уронили, / Я понимаю просфорой / Младой ве сны младые были (1916, 278). «В зеленой церкви за горой...» Вяз Под красным вязом Дуб крыльцо и двор, / Луна над крыше как злат бугор (1915, 90). «Под красны м вязом крыльцо и двор...» На дубах от свиста листы валятся, / Побросали немцы шапки медные (1914, 332). «Богатырский посвист » Дуб Но ведь дуб молодой, не Ель разжелудясь, / Так же гнется, как в пол е т р а в а … (1925, 193). «Несказанн ое, синее, нежное...» В темной роще на з е л е н ы х елях / Золотятся лист ь я вялых ив (1916, 285). «Мечта» Ель В меже под елью, где Ива облак-тын, / Мне снились реки златых долин (1917, 90). «Под красным вязо м крыльцо и двор...» В темной роще на з е л е н ы х елях / Золотятся лист ья вялых ив (1916, 285). «Мечта» Ива И вызванивают в четки Ива / Ивы – кроткие монашки (1914, 56). «Край любимый! Сердцу снятся...» Хорошо бы, как ветками ива, / Опроки нуться в розовость вод (1918, 135). «Закружилась листва золотая...» Ива Наклонивши лик свой Калина кроткий, / Дремлет ряд плакучих ив, / И, как ш е л ко в ы е ч е т к и , / Веток бисерный извив (1913-1914, 25). «Микола» О ч ем - т о п од ол г у мечтала / У калины за желтым прудом (1924, 188). «Сукин сын»

86 Калина Г д е - т о з а с а д о м , Калинушк Эх, любовь-калинушка, несмело, / Там, где а кровь – заря вишневая, калина цветет , / / Как гитара старая и Н еж н а я д е в у ш ка в как песня новая (1925, белом / 195). «Песня» Нежную песню поет (1918, 122). «Вот оно, гл упое счастье...» Кипарис Так спросил я, дорогая Каштан Лала, / У молчащих ночью кипарисов, / Но их рать ни слова не сказала, / К небу гордо головы завысив (1925, 236). «Отчего луна так светит тускло…» («Персидские мотивы») Месяца желтые чары / Льют по каштанам в пролесь (1925, 237). «Глупое сердце, не бейся…» («Персидски е моти-вы») Клен В те края, где я рос под Клен кленом, / Где резвился на желтой траве (1924,167).  «Я усталым таким еще не был...» Дрогнули листочки, закачались клены, / С золотистых веток полетела пыль… (1914-1915, 342). «Буря» Клен Сам себе казался я Клен т а к и м же кленом, / Только не опавшим, а вовсю зеленым. // И, утратив скромность, одуревши в доску, / Как жену чужую, обнимал березку (1925, 255). «Клен ты мой опавший, клен заледенелый...» Стережет голубую Русь / Старый клен на одной ноге, // И я знаю, есть радость в нем / Тем, кто листьев целует дождь, / Оттого что тот старый клен / Головой на меня похож (1918, 131). «Я покинул родимый дом…» Клен Клен и липы, в окна комнат / Ветки лапами забросив, / Ищут тех, которых помнят (1923, 177). «Дорогая, сядем рядом...» Конь ты мой буланый! /  Где-то на поляне клен танцует пьяный (1925, 244). «Слышишь – мчатся сани, слышишь – сани мчатся...» Клен

87 Клененоче Клененочек маленький Липа к матке / Зеленое вымя сосет (1910, 36). «Там, где капустные грядки...» Мир вам, рощи, луг и липы, / Литии медовы й ладан! (1916, 95). «О товарищах веселых...» Липа С е г о д н я ц в е т у щ а я Липа липа / Напомнила чувствам опять (1925, 345). «Я помню, любимая, помню...» Ведь знаю я и знаешь ты, / Что в этот отсвет лунный, синий / На этих липах не цветы – / На этих липах снег да иней (1925, 256). «Какая ночь! Я не могу...» Липа А з а о к н о м п о д Липа м е т е л ь н ы е всхлипы, / В диком и шу мном метельном чаду, / Кажется мне осыпаются липы, / Белые липы в на шем саду (1925, 243). «Снежная замять дробится и колется...» Вот оттого ты мне чужая, / Что липы т щ е т н о манят нас, / В сугробы ноги погружая (1925, 256 ). «Какая ночь! Я не могу...» Липа Отцвел а моя бел ая Липа липа, / Отзвенел соловьиный рассвет (1924, 168). «Этой грусти теперь не рассыпать...» Клен и липы, в окна комнат / Ветки лапами забросив, / Ищут тех, которых помнят (1923, 177 ). «Дорогая, сядем рядом...» Липа Где ты, моя липа? Липа Осина вековая? (1925, 205). «Над окошком месяц. П од окошком ветер...» Полевое, степное «кугу», / З дравствуй, м а т ь голубая осина! (1920, 1 37). «По-осеннему кычет сова...» Осина М и р о с и н а м , ч т о , Осина р а с к и н у в ветви, / Загляделись в розовую водь! (1924, 183). «Мы теперь уходим понемногу...» И на колу под осиной / Шкуру трепал ветерок (1915, 89). «Корова»

88 Осина Х л е с т к и й в е т е р в Осина р а в н и н н у ю синь / Катит яблоки с тощих осин (1917, 82). «Нощь и поле, и крик петухов...» Не шуми, осина, не пыли, дорога (1925, 215). «Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело!...» Ракита Трава поблекшая в Ракита расстеленные полы / Сбирает медь с обветренных рак ит (1916, 84). «Голубень» Подпевает тебе жалоба / Об изгибах тамошних ракит (1917, 300). «Небо ли т ако е белое...» Рябина И калитку осеннего Рябинушка Н е о т х о л о д а са д а , / И о п а в ш и е рябинушка дрожит, / листья с рябин (1925, Не от ветра море 218). «Ты запой мне ту синее кипит (1917, песню, что прежде...» 299). «Не от холода рябинушка дрожит…» Сосна Плачет леший у сосны Сосна – / Жалко летошней весны (1916, 270). «За рекой горят огни…» Между сосен, между елок, / Меж берез кудрявых бус, / Под венком, в кольц е иголок, / Мне мерещится Исус (1914, 68). «Чую радуницу Божью...» Сосна Словно б е л о ю Сосна косынкой / Повязалася сосна (1914, 322). «Пороша» Н и к н у т ш е л ко в ы е травы, / Пахнет смол и с т о й сосной (1910, 52). «Сыплет черемуха снегом…» Сосна З а г о р а л и с ь я р к и м Сосна пламенем / Сосны стар ые, могучие, / Наряжали сетки хвойные / В покрывала златотканые (1917, 292 ). «Лебедушка» Та м о н вс т р ет и л в е р б у , там сосну приметил, / Распевал им песни под метель о лете (1924, 255). «Клен ты мой опавший, клен заледенелый...»

89 Тополь Уж не будут листвою Тополь крылатой / Надо мною звенеть тополя (1922, 1 5 2 ) . « Д а ! Те п е р ь решено. Без возврата...» И перед крашеным окном / В шелковых листьях тополя, / А там всё лес, и всё поля (1914, 323). «Село» Тополь А у низеньких околиц / Тополь Звонно чахнут тополя. (1914, 64). «Гой ты, Русь, моя родная...» Бреду дубравною сторонкой / Под тихи й шелест тополей (1916, 284). «Без ш ап к и , с л ы ко в о й котомкой...» Тополь В ч а р а х з в е з д н о г о Тополь напева / Обомлели тополя (1918, 305). «Королева» Нищету твою видеть больно / И березам и тополям (1925, 340). «Неуютная жидкая лунность...» Тополь Страшно хочется подр Тополь а- ться / С пьяным тополем в саду (1925, 342). « Б у р я в о е т, бу р я злится...» Свет луны таинственный и длинный, / Плачут вербы, шепчут тополя (1925, 203). «Спит ко в ы л ь . Р а в н и н а дорогая...» Черемуха С ы п л е т ч е р е м у х а Черемуха снегом, / Зелень в цвету и росе (1910, 52). «Сыплет черемуха снегом…» Кто видал, как в ночи кипит / Кипяченых черемух рать? (1920, 141). «Хулиган» Черемуха В о к н а б ь ю т б е з Черемуха промаха / Вороны крылом, / Как метель, черемуха / Маш е т рукавом (1914, 70). «Кр ай ты мой заброшенный» Спит черемуха в белой накидке (1925, 191). «Синий май. Заревая теплынь...» Черемуха Я учусь, я учусь моим Черемуха сердцем / Цвет черемух в глазах беречь (1918, 132). «Хорошо под осеннюю свежесть…» Пейте, пойте в юности, бейте в жизнь без промаха – / Все равно любимая отцветет черемухой. (1925, 195). «Песня»

90 Травы Черемуха Черемуха душистая / С Черемуха весною расцвела / И ветки золотистые, / Что кудри, завила (191 5, 347). «Черемуха» Слушать песни дождей и черемух, / Чем здоровы й живет человек (1923, 182). «Вечер черные б рови насопил...» Яблоня Даже яблонь весеннюю Яблоня вьюгу / Я за бедность полей разлюбил (1925, 340). «Неуютная жидкая лунность...» Не жалею, не зову, не плачу, / Все пройдет, как с белых яблонь дым (1921, 149). «Не жалею, не зову, не плачу...» Яблоня И время тебе подсмотреть / Что яблоне тоже больно / Терять своих листьев медь (1925, 198). «Заря окликает другую...» Бурьян И мне широкий путь Камыш лежит, / Но он заросший весь в бурьяне (1912, 314) «И надо мной звезда горит...». («Больные думы») Кол ы ха л о с ь т и хо озеро, / Камыши, с к л о н я с ь , шепталися, / А под коч к а м и зелеными / Хоронились лебежатушки (1917, 292). «Лебедушка» Камыш Серым веретьем стоят Ковыль шал аши, / Глухо баюкают хлюпь камыши (1914, 73). «Черная, потом пропахшая выть!..» Спит ковыль. Равнина дорогая, / И свинцовой свежести полынь (1925, 203). «Спит ковыль. Равнина дорогая...» Ковыль Зашумели ветры, охнул Крапива л е с зеленый, / Зашептался с эхом высохший ковыль (1914-1915, 342). «Буря» У плетня заросшая крапива / Обрядилась ярким перламутром / И, качаясь, шепчет шаловливо: «С добрым утром!» (1914 , 327). «С добрым утром!»

91 Мята Звериных стихов моих Крапива г р у с т ь / Я ко рм и л резедой и мятой (1920, 140). «Хулиган» В т ом к р а ю , г д е желтая крапива / И с у х о й плетень, / Приютилис ь к вербам сиротливо / Избы деревень (1915, 76). «В том краю, где желтая крапива…» Осока В затихшем озере с Осока осокой / Бодаются его р ога, – / И кажется с тропы далекой – Вода качает берега (1915-1916, 75). «За темной прядью перелесиц...» И часто я в вечерней мгле, / Под звон надломленной осоки, / М о л ю с ь дымящейся земле / О невозвратных и далегих (1916, 78). «Я снова здесь, в семье родной...» Повилика Погадала красна девица Полынь в семик. / Расплела волна венок из повилик (1914, 48). «Зашумели над затоном тростники» Спит ковыль. Равнина дорогая, / И свинцовой свежести полынь (1925, 203). «Спит ко в ы л ь . Р а в н и н а дорогая...» Полынь Липким запахом веет Резеда полынь (1925, 191). «Синий май. Заревая теплынь...» Звериных стихов моих грусть / Я кормил резедой и мятой (1920, 140). «Хулиган» Резеда По меже н а Тростник переметке / Резеда и риза кашки (1917, 56). «Край любимый! Сердцу снятся...» И тихо слышится над нею / Веселый шелест т р о с т н и к а (1910-1912, 315). «Ночь» Тростник Зашумели над затоном тростники. / Плачет девушка-царевна у реки. (1914, 48). «Зашумели н ад затоном тростники...»

92 Строение растения Ветви Я в е р н у с ь , к о г д а Ветки раскинет ветви / Повесеннему наш белый сад (1924, 164). «Письмо матери» Дай ты мне зарю на дровни, / Ветку вербы на узду (1918, 118). «Серебристая дорога…» Ветки И м н е в о к о ш к о Ветки постучал / Сентябрь б а г р я н о й веткой ивы, / Чтоб я го тов был и встречал / Его приход неприхотливый ( 1923, 175). «Пускай ты выпита другим...» Дрогнули листочки, закачались клены, / С золотистых веток пол етела пыль... (1914-1915, 342). «Буря» Ветки Только ивы над крас- Ветки н ы м бугром / Обветшалым трясут подолом (1917, 82). «Нощь и поле, и крик петухов...» Черемуха душистая / С весною расцвела / И ветки золотистые, / Что кудри, завила (1915, 347). «Черемуха» Ветки Улыбнулись сонные Ветки березки, / Растрепали шелковые косы. / Ш ел е с т я т з ел е н ы е сережки, / И горят серебряные росы (1914, 328). «С добрым утром!» На пушистых ветках / Снежною каймой / Распустились кисти / Белой бахромой (1913, 321). «Береза» Ветки Клен и липы, в окна Колосья комнат / Ветки лапами забросив, / Ищут тех, которых помнят (1923, 177). «Дорогая, сядем рядом...» Хорошо в эту лунную осень / Бродить по траве одному / И сбирать на дороге колосья / В обнищалую душу-суму (1917-1918, 121). «Песни, песни, о чем вы кричите?» Лист О т в и х л и с т о г о Листочек приволья / Гнутся травы, мнется лист (1915, 53). «На плетнях висят баранки...» Дрогнули листочки, закачались клены, / С золотистых веток пол етела пыль... (1914-1915, 342). «Буря»

93 Листья И п е р ед к р а ш е н ы м Листья окном / В шелковых листьях тополя, / А там всё лес, и всё поля (1914, 323). «Село» По меже на переметке / Резеда и риза кашки. / И вызванивают в четк и / Ивы – кроткие монашки (1914, 56). «Край люби мый! Сердцу снятся...» Листья И калитку осеннего Листья са д а , / И о п а в ш и е листья с рябин (1925, 218). «Ты запой мне ту песню, что прежде...» И я знаю, есть радость в нем / Тем, кто листьев целует дождь, / Оттого что тот старый клен / Гол о во й н а м е н я похож (1918, 131). «Я п о к и н ул р о д и м ы й дом» Листья В т ем н о й р о щ е н а Семя з е л е н ы х елях / Золотятся листь я вялых ив (1916, 285). «Мечта» На вечное время /  Собирайте семя /  Не мало (1916, 281). «Исус младенец» Сережки Цепляюсь в клейкие Сережки сережки / Обвисших до земли берез (1916, 284). «Без шапки, с лыковой котомкой...» Улыбнулись сонные березки, / Растрепали ш ел ко в ы е ко с ы . / Шел естят зел еные сережки, / И горят серебряные росы (1914, 327). «С добрым утром!» Серьги На березки в роще тене- вой / Серьги звонкие повесила (1916, 268). «Прячет месяц за овинами...» То с у ч ь я з ол о т ы х стволов,  Как свечи, теплятся пред тайной (1919, 128). «Душа грустит о небесах... » Стебель Как стебель тулово качая, / А эта разве голова / Тебе не роза золотая? (1924, 327). «Цветы» Ствол

94 Плоды Вишня Чей-то мягкий лик за Горох л есом, / Пахнет вишнями и мохом... (1916, 279). «Даль п о д е р н у л а с ь туманом...» Под Маврикийским дубом / Сидит мой рыжий дед, / И светит его шуба /  Горохом частых звезд (1917, 49). «Октоих» Греча В моря овса и гречи / Он Капуста кинет нам телка... (1917, 54). «Пришествие» На грядки серые капусты волноватой / Рожок луны по капле масло льет (1916, 85). «Голубень» Лук Провоняю я редькой и Малина луком / И, тревожа веч ернююгладь (1922, 148). «Не ругайтесь! Такое дело!» У ней губы краснее малины, / Брови черны е круче подковы (1915, 352). «Я одену тебя побирушкой...» Овес Заглушила засуха засевк Овес и, / Сохнет рожь и не всходят овсы (1914, 71). «Заглушла засуха засевки...» В моря овса и гречи /   Он кинет нам телка... (1916, 54). «Пришествие» Овес Мы любим в ней вечер, Овес над речкой овес, – / И отроков резвых с медынью волос (1917, 297). «Есть светл ая радость под сенью кустов… » В нем удобней, грусть свою уменьшив, / Золото овса давать кобыле (1922, 150). «Я обманывать себя не стану...» Овес Только знаю Библию да Орех сказки, / Только знаю, ч т о поет овес при ветре... (1918, 308). «Сельский часослов» Сделала свистулечку / Из  ореха грецкого (19151917, 398). «Частушки » Редька Провоняю я редькой и Рожь луком / И, тревожа вечернюю гладь (1922, 148). «Не ругайтесь. Такое дело!» Заглушила засуха засевки, / Сохнет рожь, и не всходят овсы (1914, 71). «Заглушила засуха засевки...»

95 Рожь Ты светишь августом Рожь и рожью / И наполняеш ь тишь полей / Такой рыдалистою дрожью / Неотлетевших журавл ей (1925, 211). «Гори, звезда моя, не падай...» Опускает за селом / Месяц маятником в рожь (1917, 112). «Где ты, где ты, отчий дом...» Рожь Покатился колоб за Рожь ворота / Рожью (1916, 1 0 9 ) . « То н е т у ч и бродят за овином» Знаю я, что не цветут там чащи, / Не звенит лебяжьей шеей рожь (1924, 183). «Мы тепер ь уходим понемногу...» Рябина В саду горит костер Рябина рябины красной, / Но никого не может он согреть (1924, 190). «Отговорила роща золотая...» Отгорела ли наша рябина, / Осыпаясь под белым окном? (1925, 216). «Я красивых таких не видел...» Рябина Покраснела рябина, / Яблоко Посинела вода (1916, 99 ). «Покраснела рябина...» Х л ес т к и й в ет е р в р а в н и н н у ю синь / Катит яблоки с тощих осин (1917, 82). «Нощь и поле, и крик петухов...» Технически е культуры Лен Закружилась пряжа Укроп снежистого льна, / П а н и х и д н ы й в и хо р ь плачет у окна (1916, 2 7 4 ) . « З а к руж и л а с ь пряжа снежистого льна…» Манит ночлег, недалеко до хаты, / Укропом вялы м пахнет огород (1916, 85). «Голубень» Мох Мох Чей-то мягкий лик за Мох л есом, / Пахнет вишнями и мохом... (1916, 279). «Даль п о д е р н у л а с ь туманом...» Затуманились лощины, / Серебром покрылся мох (1915, 353). «На лазоревые ткани... » Приложение 2 . Названия растений в стихотворениях Сюй Чжимо Совокупность растений Частотность Род растения Частотность Бамбуковая чаща 2 Деревья 1 Заросли османтусов 1 Дерево 1

96 Лес 2 Растение 1 Луг 1 Травы 5 Кленовый лес 1 Цветок 1 Кустарник 2 Цветочек 1 Оливковый лес 2 Цветы 4 Сосняк 2 Итого 14 Тростниковые заросли 2 Вьющиеся и ползучие растения Частотность Тутовник 1 Глициния 4 Травяная поросль 1 Плющ 1 Итого 17 Итого 5 Мох 3 Деревья и кусты Частотность Цветы Частотность Банан японский 1 Азалия 1 Вяз 4 Девясил 1 Дерево магнолии 1 Жимолость 1 Ива 3 Лотос 2 Каштан 1 Люцерна 1 Кипарис 1 Мак 2 Сосна 8 Малина 1 Софора 3 Орхидея 1 Тополь 6 Османтус 1 Фига 1 Роза 5 Хлопковое дерево 1 Фиалка 1 Шелковища (см. Приложение 4) 1 Фусан (см. Приложение 4) 2 Яблоня 1 Хризантема 1 Итого 32 Цветы граната 1 Травы и тростник Частотность Цветы каштана 1 Водоросли 2 Цветы персика 1 Камыш 1 Цветы сливы 5 Ползучие травы 1

97 Цветы софоры 1 Травинка 2 Цветы яблони 2 Тростник 1 Итого 31 Итого 7 Строение растения Частотность Плоды Частотность Бутон 1 Апельсин 1 Ветки 5 Восковница 2 Корень 1 Горох 1 Крона 1 Каштан 1 Лепесток 3 Лотосовый орех 1 Листья (листочек) 9 Хурма 1 Лоза 1 Итого 7 Мякоть 1 Прутья 2 Ствол 1 Стебель 1 Тычинка 4 Чашечка (цветка) 2 Шип 1 Итого 33 Названия растений в лирике Сюй Чжимо

98 Совокупност Бамбуков 透露内⾥的青篁,又为我 Бамбук ⼀林松，⼀丛⽵，红叶 ь растений ая чаща 洗净/ 障眼的盲翳,重见宇 о в а я 纷纷。 чаща Сосняк, бамбуковая 宙间的欢欣。 чаща, / Падают красные Бамбуковая чаща мне листья (1923, 127). опять с глаз смыла «На поезде из Шанхая в пелену своей прозрачной Ханчжоу » «沪杭车中» зеленью, / И я снова увидел радость в мире (1925, 241). «Слава богу! Мое сердце опять бьется» «多谢天! 我的⼼又⼀度的跳荡» Заро сли 果然这桂⼦林也不能给 Лес османтус 我点⼦欢喜；枝上只见 ов 焦萎的细蕊。 З а р о с л и о с м а н ту со в меня ничуть не радуют, / Видны только тонкие засохшие тычинки (1926, 271). «Нелегко жить сегодня» «这年头活着不易» 更有那重叠的森林，⾚松与⽩杨，/　灌属的⼩丛林，⼿挽⼿的滋长。 Гу с т о й л ес , со с н а , т о п о л ь и кустарник / Растут рука об руку (1925, 218). «Сибирь» «西伯利亚» 我爱秋林, 我爱晚风的吹 Луг 动, 我爱 / 枯苇在晚凉中的颤动，/ 半残的红叶飘摇到地，/ 鸦影侵⼊斜⽇的光圈。 Я люблю лес, / Люблю, к о г д а вечерний ветер дует, / Когда увянувшие тростники дрожат в хо лоде, / Когда кленовые листья облетают на землю / Силуэт вороны приближается к лучам заходящего солнца (1930, 387). «Вдохновени е любви» «爱的灵感» 在这乌拉尔东来的草⽥, 茂旺,葱秀, / ⽜马的乐园, / ⼏千⾥⽆际的绿洲。 К востоку от Урала по сытному лугу, / Бежи т стадо / Это бесконечны й оазис (1925, 219). «Сибирь» «西伯利亚» Лес

99 Кленовы 晚霞泛滥着⾦⾊的枫 Кустарн 更有那重叠的森林，⾚ й лес 林，/ 凉风吹拂着我孤独 ик 松与⽩杨，/ 灌属的⼩丛的⾝形。林，⼿挽⼿的滋长。 Золотой кленовый лес Гу с т о й л ес , со с н а , покрыт закатом, / Свеж тополь и кустарник / ий воздух обдувает мою Растут рука об руку одинокую фигуру (1925, (1925, 218). «Сибирь» 250). «Известие из рая» «西伯利亚» «天国的消息» Оливков 头顶⽩杨树上的风声， Оливко ый лес 沙沙的， / 算是我的丧 вый лес 歌，这⼀阵清风，/ 橄榄林⾥吹来的，带着⽯榴花⾹。 Над головой шуршат листья тополя, / Это мои песнопения погребальные, / Из оливкового леса дует свежий ветерок с ароматом цветов граната (1925, 227). «Ночь во Флоренции» «翡冷翠的⼀夜» Сосняк ⼀林松，⼀丛⽵，红叶 Сосняк 纷纷。 С о с н я к , б а м б у ко в а я чаща, / Падают красные листья (1923, 127). «На поезде из Шанхая в Ханчжоу » «沪杭车中» 啊明⽉!你不减旧时的光辉––/这橄榄林中泛滥着夜莺的欢畅。 Ах, луна! Ты все-таки яркая и красивая как раньше – / Оливковый лес полон пения соловьев (1925, 230). «Ночь во Флоренции» «翡冷翠的⼀夜» 紫⾊的黄昏罩，三千⾥路的松林！ Фиол етовый закат заливает непрерывный с осняк! (1931, 435). «На поезде» «车中»

100 Тростник 这秋⽉是纷飞的碎⽟, / Тро стн о в ы е 芦⽥是神仙的别殿。 иковые заросли Осенняя луна – это заросли фарфор, / А тростников ые заросли – дворец бога (1925, 216). «Воспоминание в Сибири о камышах Монастыря Цюсюэ Ханчжоу» «西伯利亚道中忆西湖秋雪庵芦⾊作歌» 我捡起⼀枝肥圆的芦梗, / 在这秋⽉下的芦⽥。 Я поднял круглый стебель тростника, / В тростниковых зарослях под луной. «Воспоминание в Сибири о камышах Мо н а с т ы р я Ц ю с ю э Ханчжоу» (1925, 216). «西伯利亚道中忆西湖秋雪庵芦⾊作歌» Тутовник 绿的是⾖畦,阴的是桑树 Травяна 绿的是⾖畦,阴的是桑树林, /幽郁是溪⽔傍的草 я 林, /幽郁是溪⽔傍的草 поросль 丛。丛。 В поле заросли зеленые В поле заросли зеленые гороха, в тутовнике гороха, в тутовнике прохладпрохладно, / У реки поросль густ но, / У реки поросль густ ая ая (1927, 374). «车眺» «Вид (1927, 374). «车眺» «Вид из автобуса» из автобуса» Род растения Дерево 他⾄少有百余年的经验, / Деревья 焦枯的落魄的树⽊ / 在冰⼈间的变幻他什么都见沉沉的河沿叫喊。 Сухие бедные деревья, / 过；/ ⽣命的顽⽪他也曾 Кричат на берегу 计数；/ 春夏间汹汹，冬 ледяной реки (1931, 400). 季⾥婆婆。 «Упадок» «残破» Старому дереву не менее ста лет, / Он видел все н а свете, / Он испытывал всякое в жизни: / Лето и мороз (1925, 231). «Перед церковью Эксетера» «在Excter教堂前»

101 Растение “你已经认识我!在我的眼 Травы 前，太阳，草⽊，星，⽉，介壳，鸟兽，各类的⼈，⾍⾘，都是同胞。” «Ты уже меня знаешь! Д л я меня солнце, растение, звезды, луна, птицы и животные, люди разные и насекомые, они все близкие» (1922, 30). «Ночь» «夜» 啊！此地不见了清涧与青草，/ 更有谁伴我笑语，疗我饥合。 Ах! Здесь больше нет ручья и трав, / Кто со мной поговорил бы и мен я вдохновил (1923, 102). «Я – одинокий ребенок» «我是个⽆依⽆伴的⼩孩» 许久不见了,满⽥的青草 Травы 黄花! 你们在风前点头微笑,仿佛说彼此⽆恙。 Давно вас не видел! Зеленые травы и желтенькие цветы! / Вы в ветре качаете головой и улыбаетесь, будто здороваетесь друг с д ру г ом ( 1 9 2 2 , 2 0 ) . «Вновь посетил поселок Состон» «沙世顿重游随笔» ⼭涧边⼩草花的知⼼，/ ⾼楼上⼩孩童的欢欣，/ 旅⾏⼈的灯亮与南针： —/万万⾥外闪烁的精灵！ Ты – верный друг трав и цветочек у ручья г о р н о г о , / Ра д о с т ь мальчишек в доме в ы со ком , / Ф а кел и компас путешественников: Эль ф светится издалека! (1923, 243). «У меня любовь» «我有⼀个爱恋» Травы

102 Травы 但那在雪地⾥挣扎的⼩ Травы 草花/路旁冥盲中⽆告的孤寡，/烧死在沙漠⾥想归去的雏燕，–– / 给他们，给宇宙间⼀切⽆名的不幸。 Цветочки и травы трепыхаются в снегу, / Один окие в отчаянии на дороге , / Ласточки, которые хотят домой возвратиться, обожглись в песке, – / Им и всем несчастливым на св е-те, / Я преподнес свой душевный жар (1929, 357). «Подношени е» «拜献» 树尽交柯，草也骈偶。 Ветви деревьев переплетаются, / Травы соединяются в пары (1922, 19). «Весна» «春» Цветок 在那⼭道旁，⼀天雾濛 Цветоче 这岂是偶然，⼩玲珑的濛的朝上，/ 初⽣的⼩蓝 к 野花！/你轻含着鲜露颗花在草丛⾥窥觑，/我送颗，/怦动的，象是慕光别她归去，与她在此分明的花蛾，/ 在⿊暗⾥想离，/ 在青草⾥飘拂，她念焰彩，晴霞。 Цветочек! Я тебя не 的洁⽩的裙⾐。 случайно застал / Ты с Утром при горной ярким жемчугом, как дороге в тумане, / б а боч ка , л ет я щ а я к Новорожденный синий огню, / Скучаешь по цветок оглядывается в радуге и заре солнечного травах, / Мы с нею дня (1924, 160). «Цветок простились, / Её белое в утреннем тумане» «朝 платье развевается в травах 雾⾥的⼩草花» (1924, 190). «При горной дороге» «在⼭道旁»

103 Цветы 我独⾃有旷野⾥或在，/ Цветы 桥梁边或在剩有⼏簇/残花的藤蔓的村篱边/ 仰望，那时天际每⼀个/光亮都为我⽣着意义。 Ко г д а я с м о т р ю н а небо / У моста или д е р е в е н с к о г о плетня с увянувшими цветами, / Стоя в пустом поле, / Каждая звезда дл я меня значительна (1930, 391). «Вдохновение люб-ви» «爱的灵感» 不久，这严冬过去，东风/又来催促青条：/ 便妆缀这冷落的墓宫，/ 亦不⽆花草飘摇。 С ур о в а я з и м а с ко р о пройдет, / Восточный в е т е р зеленые ветки будит: / Ветки украсили это холодное кладбище, / Где качаются цветы и травы (1924, 175). «Кого спросить» «问谁» Цветы 许久不见了，满⽥的青 Цветы 草黄花! 你们在风前点头微笑，仿佛说彼此⽆恙。 Давно вас не видел! Зеленые травы и желтенькие цветы! / Вы в ветре качаете головой и улыбаетесь, будто здороваетесь друг с другом (1922, 20). «Вновь посетил поселок Состон» «沙世顿重游随笔» 你说地狱不定⽐这世界⽂明（虽则我不信，）象我这娇嫩的花朵，/ 难保不再遭风暴，不叫⾬打。 Ты сказала, что этот мир, может быть, хуже ада (хотя я не верю) / Нежный цветок как я, вряд ли не подвергнется непогоде (1925, 228). «Ночь во Флоренции» «翡冷翠的⼀夜» В ь ю щ и е с я Глицини 但看新罗憨舞，紫藤吐 Глицин 善笑的藤娘，袒酥怀任 и п о л зу ч и е я ия 艳，蜂恣蝶恋。团团的柿掌绸缪，/ 百尺 растения Видишь, молодые 的槐翁，在微风中俯⾝ простодушные глицинии 将棠姑抱搂。 расцветают, / Лозы их Смешливая глициния танцуют в воздухе д руж и т с к ру гл ы м и (1923, 107). «Печальная хурмами, / скука» «悲思» В ы со к и й со фо р а - д ед наклоняется к яблоне-девочке и ее обнимает (1923,115). «Переулок Шиху №7» «⽯虎胡同七号»

104 Глицини 她跳出云头，跳上树， Глицин я ия 又躲进新绿的藤萝。 Она выскочила из облака, вскочила на деревья, / И спряталась в зеленой глицинии (1931, 403). «Дв е луны» «两个⽉亮» Мох Плющ 就剩下南墙上的⼏道爬⼭虎,他那豹斑似的秋⾊，忍受着风拳的打击。 Только остались плющи на западной стене: / Их листья осеннего цвета как пятна у леопарда, / Терпят удар ветра (1925, 260). «Для кого» «为了谁» Мох Мох 墙苔斑驳⽇影迟。 Днем стена окрашена пестрым мхом (1922, 77). «Две монахини» «两尼姑» 是鸟语吗？院中有阳光暖和，/ ⼀地的衰草，墙上爬著藤萝，/ 有三五斑猩的，苍的，在颤动。 Разве это птичка поет? Во дворе солнце загорае тся, / Под ногами увянувш ие травы, на стене ползают глицинии, / И пестрые, и зеленые дрожат (1931, 409). «Болею» «在病中» 我倚暖了⽯栏上的青苔 / 青苔凉透了我的⼼坎。 Я согрел мох на каменных перилах, / Мох охладил мое сердце (1923, 100). «Под луной не ждал кукушки» «⽉下待杜鹃不来»

105 Цветы Мох 我想我死去再将我的 /  秘密化成仁慈的风⾬，/  化成指点希望的长虹，/  化成⽯上的苔藓，葱翠。 Я хочу, чтобы после смерти моя тайна превратилась в ветер и дождь, / В радугу надежды, / В синезеленый мох на камне (1930, 393). «Вдохновени е любви» «爱的灵感» Азалия 啊,那碧波⾥亦有她的芳躅，碧波⾥掩映着她桃蕊似的娇怯。 Ах, изящная азалия отражается в воде, / Она румянится, стесняется, как тычинка цветка персика 1924, 156). «Прощай!» «沙扬娜拉» Д евяси л (дикий подсолн ечник) Жимолос ⾦花菜,银花菜,星星澜澜, Лотос ть 点缀着天然温暖的青毡。 Жимолость и люцерны украшают зеленый ковер трав (1922, 33). «Весна» «春» Лотос 蚱蜢匍匐在钱花胸前，钱花羞得不住地摇头。 Кузнечик ползает на г р у д и дикого девясила, / Девяси л стесняется, качая гол овой (1922, 18). «Весна» «春» 最是那⼀低头的温柔，/ 象⼀朵⽔莲花不胜凉风的娇羞。 Д е в у ш ка з а с т е н ч и во опустила голову, / Как л отос застенчиво и красиво качается на свежем ветру (1924, 157). «Прощай!» «沙扬娜拉» 池潭⾥只见些烂破的鲜 Люцерн ⾦花菜,银花菜,星星澜澜, а 艳的荷花。点缀着天然温暖的青 Прекрасный лотос сгнил 毡。 (1924, 168). Жимолость и люцерны (перевод Л. Е. украшают зеленый ковер Черкасского) «Яд» «毒 трав (1922, 33). «Весна» 药» «春»

106 Мак 郁郁密密鬋鬋红瓣⿊蕊 Мак 长梗罂粟花三三两两。 Густые, цветущие и пышные, красные л епестки, / Черные тычинки и длинные стебли, / Это два-три мака (1922, 54). «Сумерки на Кембриджском поле» «康桥西野暮⾊» Малина 只有菊花，越有风⾬越 Орхиде ⼩蛙独坐在残兰的胸发起劲，/你看啊，⼀股 я 前，听隔院蚓鸣，/ ⼀⽚清⾹，酴釄不如呢？化不尽的⾬云，倦展在 Тол ь ко х р и з а н т ем а ⽼槐树顶。 одушевляется тем Лягушка слушает, как бол ь ш е , ч ем бол ь ш е поет червь в соседнем ветра и дождя, / саду, сидя перед Правда ли, что она пахне увянувшей орхидеей, / т Дождливое облако висит лучше малины? (1924, над старой софорой 209). «Белая хризантема» (1923, 116). «Переулок «咏⽩菊» Шиху №7» «⽯虎胡同七号» Османту 我停步，问⼀个村姑今 Роза с 年 / 翁家⼭的桂花有没有去年开的媚。 Я остановился и спросил у бабы, / Миловидно ли, как в прошлом году цветут османтусы (1925, 270). «Нелегкая жизнь» «这年头或者不易» 罂粟在凉园⾥摇曳 / ⽩杨树上⼀阵鸦啼。 Цветы мака танцуют в са ду, / Н а т о п ол е каркают вороны (1922, 28). «Сумерки на Кембриджском поле» «康桥西野暮⾊» 玫瑰,压倒群芳的红玫瑰, 昨夜的雷⾬,原来是你发出的信号––真娇贵的丽质! Роза, красивейшая роза / Вчерашний грозовой дождь – это признак твоего рождения (1922, 24). «Самоубийство во имя любви» «殉情»

107 Роза Роза 笑语殷殷––  问后园豌⾖肥否，  问杨梅可有鸟来偷；  好⼏天不下⾬了，  玫瑰花还未曾红透。 Мы разговаривали, улыбаясь – / Созрел ли г о р о х в заднем саду?/ Клюют л и птицы восковницы? / Дождь не шел несколько дней, / Розы еще не покр а с нели (1922, 14). «Летное поле» «夏⽇⽥间即景» 难忘榆荫中深宵清啭的诗禽，/ ⼀腔情热，教玫瑰噙泪点⾸。 Не забуду птиц, певших стихи темной ночью под тенью вяза, / Они т р о н ул и р оз ы с во е й страстью до слез (1922, 62). «Прощай, Кембридж» «再别康桥» Роза 那蔷薇是痴⼼⼥的灵 Роза 魂。 Роза – это душа в л юбл е н н о й д е в у ш к и (1925, 224). «Сусу» «苏苏» 这些⾊⾹两绝的玫瑰的种畤在⼋⼗⽼⼈跟前，/ 好⽐艳眼的少艾，独倚在虬松古柏的中间。 Душистые и яркие розы п е р е д восьмид есятил етним стариком, / Как молодая красавица стоит среди ст арых кипарисов и могучих сосен (1922, 22). «Вновь посетил поселок Состон» «沙世顿重游随笔» Фиалка “ 看 , 那⼀双蝴蝶连翩的 Фусан 飞;你试闻闻这紫兰花馨!” «Смотри, пара бабочек порхает , / Нюхай аромат фиалки!» (1925, 222). «Она боится, что он выскажет» «她怕他说出⼜» 愿东⽅的朝霞永葆扶桑的优美,优美的扶桑! Пусть восточная заря навеки сохранит красоту фусана! (1924, 159) «Простился с Японией» «留别⽇本»

108 Фусан （算来⼀秋⼆秋，已过 Хризан 只有菊花，越有风⾬越了四度/ 春秋，浪迹在海 тема 发起劲，/ 你看啊，⼀股外，美⼟欧洲）/ 扶桑风清⾹，酴釄不如呢？ Тол ь ко х р и з а н т ем а ⾊,檀⾹⼭芭蕉况味 одушевляется тем (Я уже 4 года за бол ь ш е , ч ем бол ь ш е границей. Был в Америке ветра и дождя / и Европе) / Правда ли, что она Я любовался фусанами и пахнет лучше малины? японским бананом на (1924, 209). «Белая Гавайях (1922, 61). хризантема» «Прощай, Кембридж» «咏⽩菊» «康桥再会吧» Ц в е т ы 头顶⽩杨树上的风声， Ц в е т ы 这满地零乱的栗花, / 都 граната 沙沙的， / 算是我的丧 каштан 象在你仁荫⾥欢舞。 Земля усыпана цветами 歌，这⼀阵清风，/ 橄榄 а каштана, / Как будто он 林⾥吹来的，带着⽯榴 и 花⾹。 танцуют в тени деревье Над головой шуршат в листья тополя, / Это (1922, 20). «Вновь мои песнопения посетил поселок погребальные, / Из Состон» «沙世顿重游随 оливкового леса дует 笔» свежий ветерок с ароматом цветов граната (1925, 227). «Ночь во Флоренции» «翡冷翠的⼀夜» Ц в е т ы 昨天我瓶⼦⾥斜插着的 Ц в е т ы персика 桃花/是朵朵媚笑在美⼈ сливы 的腮边挂。 Цветы персика, которые вчера поставили в вазу, / Похожи на милые улыбки в уголках рта у красавицы ( 1 9 2 7 , 3 2 1 ) . « Ко н е ц весны» «残春» 有时朵朵明媚的彩云/清颤的/妆缀着⽼⼈们的苍鬓/像⼀树虬⼲的古梅在⽉下/吐露了艳⾊鲜葩的清芬。 Иногда радужные о б л а к а украшают седые виски с т а р и ко в , / К а к со старого дерева цветов сливы под луной / Веет свежий аромат (1925, 247). «Вершина Пяти старцев» «五⽼峰»

109 Ц в е т ы 我必⾸数康桥，在温清 Ц в е т ы сливы 冬夜/蜡梅前，再细辨此 сливы ⽇相与况味。 Cвежей зимней ночью перед цветами сливы буду еще раз вспоминать этот день (1922, 63). «Прощай, Кембридж» «康桥再会吧» 要晓得梅花是不讲热闹的，也经不起风⾬。 Вы знаете, что цветы сливы не любят шума, / И н е в ы д е рж и в а ю т непогоды. «Юйцзяау » «渔家傲» (1924, 203) Ц в е т ы 啊，她⾝上有朱砂梅的 Ц в е т ы сливы сливы 清⾹！ Ах, она пахнет свежим ароматом цветов сливы! (1924, 194). «Радость снежинки» «雪花的快乐» 下雪了，春快来了，梅花也妆扮起来呢，/ 好像半⾯美⼈⼉刚才出浴的样⼦。 Ш ел с н е г , и с ко р о наступит весна, / Цветы с л и в ы начали наряжаться, как красавиц а вышл а из ванной (1924, 200). «Юйцзяау» «渔家傲» Ц в е т ы 喝酒玩吧，这槐树下凉 Ц в е т ы софоры 快；看槐花直掉在你的 яблони 杯中。 Пей, прохладнее под софорой, / Смотри, как ц в е т ы падают в стакан твой (1927, 322). «Попусту волноваться» «⼲着急» 快辞别寂寞的梦乡, / 来和我, 摸⼀会鱼⼉, 折⼀枝海棠。 Прощайся с одиноким сном / Давай со мной рыб у ловить и ветки с цветами яблони срывать. (1922, 435) «Проснись! Проснись!» «醒! 醒!» Цветы яблони 那篱畔的苹花，已经落地成泥! Цветы яблони у изгороди уже увяли и превратились в землю! (1922, 20). «Вновь посетил поселок Состон » «沙世顿重游随笔»

110 Д е р е в ь я и Банан （算来⼀秋⼆秋，已过 Вяз кусты Японски 了四度/ 春秋，浪迹在海 й 外，美⼟欧洲）/ 扶桑风⾊,檀⾹⼭芭蕉况味。 (Я уже 4 года за границей. Был в Америке и Европе) / Я любовался фусанами и японским бананом на Гавайях (1922, 61). «Прощай, Кембридж» «康桥再会吧» 榆荫⾥的村微泄灯芒 / 冉冉有风打树叶的抑扬。 Из деревянного дома в тени вяза слабо горят огни, / Ветер похлопывает по листьям ритмически (1922, 55). «Сумерки на Кембриджском поле «康桥暮⾊» Вяз 对岸的牧场，屏围着墨 Вяз 青⾊的榆荫，阴森森的。 Заречная ферма ограждена темнозелеными вязами. Темно и мрачно (1925, 28). «Ночь» «夜» 那树荫下的⼀潭，/ 不是清泉，是天上虹。 Под тенью вяза пруд, / Это не родник, / А радуга в небе (1922, 353). «Прощание с Кембриджским мостом» «再别康桥» Вяз 难忘榆荫中深宵清啭的 Д ерево 诗禽，/ ⼀腔情热，教玫 ма г н ол ии 瑰噙泪点⾸。 Не забуду птиц, певших стихи темной ночью под тенью вяза, / Они т р о н ул и р оз ы с во е й страстью до слез (1922, 62). «Прощай, Кембридж» «康桥再会吧» 园⾥有⼀树开剩的⽟兰花。 В саду стоит увядающее дерево магнолии (1920, 266). «В гостях» «客中» Ива 秋⾬在⼀流清冷的秋⽔ Ива 边 /⼀棵憔悴的秋柳⾥, / ⼀条怯懦的秋枝上, / ⼀⽚将黄未黄的秋叶上。 Осенний дождь льет в пруд, / На изможденные осенние ивы, / На ж а л к и е осенние ветки, / На жел т е ющие листья (1922, 22). «Тайные слова» «私语» ⼩船在垂柳荫间缓泛。 Лодка медленно плывет мимо теней ветвей ивы (1925, 248). «Мелодия в деревне» «乡村⾥的⾳籁»

111 Ива 那河畔的⾦柳，是⼣阳 Каштан 那灰⾊墙边的⾃来井中的新娘。前，上⾯盖着栗树的浓 Ива золотая под 荫，/ 残花还不时地堕 заходящим солнцем, / 落。 Она, новобрачная, Колодец у серой стены стоит на берегу покрыт темной тенью к (1928, 352). «Прощание с ашКембриджским мостом» тана, / Лепестки увянув«再别康桥» ших цветов падают одни за другими (1926, 22). «Вновь посетил поселок Состон» «沙世顿重游随笔» Кипарис 这些⾊⾹两绝的玫瑰的 Сосна 种畤在⼋⼗⽼⼈跟前，/ 好⽐艳眼的少艾，独倚在虬松古柏的中间。 Душистые и яркие розы п е р е д восьмид есятил етним стариком, / Как молодая красавица стоит среди ст арых кипарисов и могучих сосен (1922, 22). «Вновь посетил поселок Состон» «沙世顿重游随笔» 谁家的墓园占尽这⼭中的清风,松馨与流云? На чьем кладбище свежи й ветер, душистый арома т сосен и развевающиеся облака? (1924, 153). «Прощай!» «沙扬娜拉» Сосна 星茫下,松影间, / 有我独 Сосна 步静听。 Под звездами и сквозь теней сосен, / Я тихо ш ел , с лу ш а я м уз ы к у (1922, 44). «⽉夜听琴» «Слушал музыку в лунную ночь» 更有那重叠的森林，⾚松与⽩杨，/ 灌属的⼩丛林，⼿挽⼿的滋长。 Гу с т о й л ес , со с н а , тополь и кустарник / Растут рука об руку (1925, 218). «Сибирь» «西伯利亚»

112 Cосна 我想攀附⽉⾊ / 化⼀阵清 Сосна 风 / 吹醒群松春醉。 Я хочу подняться к луне, / Превратиться в свежий ветер / И разбудить сосны (1931, 401). «В горах» «⼭中» ⼀阵阵残琴碎箫⿎,依稀⼭风催瀑弄青松。 Зел еными соснами шуршит горный ветер, как флейты и барабаны (1922, 37). «Свежий ветерок разбуд ил утренний весенний сон» «清风吹醒春朝梦» Сосна 这些⾊⾹两绝的玫瑰的 Сосна 种畤在⼋⼗⽼⼈跟前，/ 好⽐艳眼的少艾，独倚在虬松古柏的中间。 Душистые и яркие розы п е р е д восьмид есятил етним стариком, / Как молодая красавица стоит среди ст арых кипарисов и могучих сосен (1922, 22). «Вновь посетил поселок Состон» «沙世顿重游随笔» 那⾚⽪松，象巨万赭⾐的战⼠，/ 森森的，悄悄的，等待冲锋的号⽰。 Сосны как солдаты, / Тихо ждут тот момент, когда протрубят атаку (1925, 219). «Сибирь» «西伯利亚» Сосна 埋你在秋林之中，/ 幽涧 Софора ⼩蛙独坐在残兰的胸之边，你愿否，/ 朝餐泉前，听隔院蚓鸣，/ ⼀⽚化不尽的⾬云，倦展在乐的琤琮，/ 暮偎着松茵⽼槐树顶。温柔？ Лягушка слушает, как Похоронил тебя в поет червь в соседнем о с е н н е м л е с у о ко л о саду, сидя перед тихого ручья, / у в я н у в ш е й Хочешь ли ты / Утром орхидеей, / Дождливое наслаждаться музыкой облако висит над старой воды, / Вечером прижисофорой (1923, 115). маться к нежности «Переулок Шиху №7» тени сосны? (1923, 90). «Погребение надежды» «⽯虎胡同七号» «希望的埋葬»

113 Софора 喝酒玩吧，这槐树下凉 Софора 善笑的藤娘，袒酥怀任快；看槐花直掉在你的团团的柿掌绸缪，/ 百尺杯中。的槐翁，在微风中俯⾝ Пей, прохладнее под соф 将棠姑抱搂。 оСмешливая глициния рой, / Смотри, как цвет д руж и т с к ру гл ы м и ы падают в стакан твой хурмами, / (1927, 322). «Попусту В ы со к и й со фо р а - д ед волноваться» «⼲着急» наклоняется к яблоне-девочке и ее обнимает (1923,115). «Переулок Шиху №7» «⽯虎胡同七号» Тополь Тополь ⽩杨树上叶落纷披。 Тополь покрыт у п а в ш и м и листьями (1924, 176). «Годы на кладбище» «冢中的岁⽉» ⽩杨在西风⾥⽆语,摇曳, / 孤魂在墓窟的凄凉⾥寻味。 Тополь молчит в северном ветре, качаясь. / Бесприютная душа умершего размышляет о чем-то на кладбище (1924, 177). «Годы на кладбище» «冢中的岁⽉» Тополь 头顶⽩杨树上的风声， Тополь 沙沙的，/ 算是我的丧歌，这⼀阵清风，/ 橄榄林⾥吹来的，带着⽯榴花⾹。 Над головой шуршат листья тополя, / Это мои песнопения погребальные, / Из оливкового леса дует свежий ветерок с ароматом цветов граната (1925, 227). «Ночь во Флоренции» «翡冷翠的⼀夜» 那⽩杨，婀挪的多姿，最是那树⽪ / ⽩如霜，依稀林中仙⼥们的轻⾐。 Тополь нежный и грациозный, / Его белая инейная кора как феи кисея (1925, 219). «Сибирь» «西伯利亚»

114 Тополь 黄昏时谁在听⽩杨的哀 Тополь 怨? Кто слушает горе т о п о л я на закате? (1931, 409). «Болею» «在病中» Фига 有谁上⼭去漫步，静悄 Хлопко 裁青的桑，裁⽩的⽊悄的， / 去落叶林中捡三 вое 棉。 дерево Зеленая шелковица, белое 两瓣菩提？ хлопковое дерево Кто гуляет на горах, / (1930, 386). «Вдохновени Тихо поднимает две-три е любви» «爱的灵感» ягоды священной фиги？ (1931, 409). «Болею» «在病中» Шелкови 裁青的桑，裁⽩的⽊ Яблоня ца 棉。 Зеленая шелковица, белое хлопковое дерево (1930, 386). «Вдохновение любви» «爱的灵感» Травы 更有那重叠的森林，⾚松与⽩杨，/ 灌属的⼩丛林，⼿挽⼿的滋长。 Гу с т о й л ес , со с н а , тополь и кустарник / Растут рука об руку (1925, 218). «Сибирь» «西伯利亚» 善笑的藤娘，袒酥怀任团团的柿掌绸缪，/ 百尺的槐翁，在微风中俯⾝将棠姑抱搂。 Смешливая глициния д руж и т с к ру гл ы м и хурмами, / В ы со к и й со фо р а - д ед наклоняется к яблоне-девочке и ее обнимает (1923,115). «Переулок Шиху №7» «⽯虎胡同七号» Водорос 她沉浸在 / ⽔草盘结得如 Водоро 软泥上的青荇，/油油的 ли сли 同忧愁般的 / ⽔底。在⽔底招摇。 Зел еные водоросли Она погружается в воду, р а с ту т н а и л и с т ом / Где водоросли дне, / Под водой переплетаются, как завя кланяются мне, з ы в а ю т с я прощаясь (1928, 352). грустные мысли (1930, «Прощание с 378). «Осенняя луна» Кембриджским мостом» «秋⽉» «再别康桥»

115 Камыш 我先吹我⼼中的歡喜–– / Ползучие 清⾵吹露蘆草的酥胸。 Я чувствую, как веет травы радость в моей душе, / Бел оснежные груди камыша раскрываются под свежим ветерком (1925, 216). «Воспоминание в Сибири о камышах Монастыря Цюсюэ Ханчжоу» «西伯利亚道中忆西湖秋雪庵芦⾊作歌» 有⽯块，有钩刺胫踝的蔓草，在期待过路⼈疏神时绊倒！ Среди камней растут жгучие ползучие травы, / Они колют лодыжки и надеются, что прохожие по р а с с е я н н о с т и споткнутся! (1931, 425). «Ты идешь» «你去» Травинка 每⼀根⼩草也⼀定得在 Травин 我注⽬在墙畔⼀穗枯你的踪迹下低头， / 在缘 ка 草。/ 听邻庵经声,听风抱的颤动中表⽰惊异。树梢。/ 听落叶,冻鸟零落 Каждая травинка 的⾳调。 приклоняется перед Я оглядываю травинку тобой, / И удивляется в п о д у г л ом с т е н ы , / зелеСлушаю, как н о м читают сутру и ветер дрожании (1930, 383). об«Вдохновение любви» нимает ветки. / Слушаю «爱的灵感» мелодию облетания потемневших листьев (1922, 84). «Тишина» «默境»

116 Тростник 我爱秋林, 我爱晚风的吹动，我爱 / 枯苇在晚凉中的颤动，/ 半残的红叶飘摇到地 / 鸦影侵⼊斜⽇的光圈。 Я люблю лес, / Люблю, к о г д а вечерний ветер дует, / Когда увянувшие тростники дрожат в хо лоде, / Когда кленовые листья облетают на землю / Силуэт вороны приближается к лучам заходящего солнца (1930, 387). «Вдохновени е любви» «爱的灵感» С т р о е н и е Бутон растения ⽚⽚鹅绒眼前纷舞，疑 Ветки 是梅⼼蝶⾻醉春风。 Летают бутоны цветов сливы в весеннем ветре снегом (1922, 37). «Свежий в е т е р о к р а з буд и л утренний весенний сон» «清风吹醒春朝梦» 河流流不尽⾻累眸冷, / 还夹着些些残枝断梗。 Течение реки не уносит горя и печали, / Тайно приносит срубленные ст волы и ветки (1922, 40). «Молодежь» «青年杂咏» Ветки 秋⾬在⼀流清冷的秋⽔ Ветки 边，/ ⼀棵憔悴的秋柳⾥， / ⼀条怯懦的秋枝上，/ ⼀⽚将黄未黄的秋叶上。 Осенний дождь льет в пруд, / На изможденны е осенние ивы, / На ж а л к и е осенние ветки, / На жел те-ющие листья (1922, 22). «Осенние слова» «秋语» ⾚膊的树枝,硬搅着北风– ⼀队队敢死的健⼉,傲⽴在战阵前! Голые ветки захватывают северную з и м у, / ка к о т р я д ы б е с с т р а ш н ы х богатырей непоколебимо стоят на фронте (1923, 89). «Северная зима» «北⽅的冬天是冬天»

117 Ветки 不久，这严冬过去，东 Ветки 风 /又来催促青条：/ 便妆缀这冷落的墓宫，/ 亦不⽆花草飘摇。 С ур о в а я з и м а с ко р о пройдет, / Восточный ве т е р зеленые ветки будит: Ветки украсили это холодное кладбище, / Где качаются цветы и травы (1924, 175). «Кого спросить» «问谁» 我注⽬在墙畔⼀穗枯草。/ 听邻庵经声,听风抱树梢。/ 听落叶,冻鸟零落的⾳调。 Я оглядываю травинку под углом стены, / Слушаю, как читают сутру и ветер об- нимает ветки, / С л у ш а ю мелодию облетания потемневших листьев (1922, 84). «Тишина» «默境» Корень 花朵，灯彩似的，在枝 Крона 头竞赛著新样，那细弱的草根也在摇曳轻快的青萤! Цветы, как лампы, на ветках соперничают красотой, / Даже тонкие корни трав колыхают легкие синие светлячки (1931, 4 06). «В автобусе» «在车中» 河⽔在⼣照⾥缓流，/ 暮霞胶抹树⼲树头。 Река течет в вечернюю зарю, / кроны покрашены румянцем (1922, 18). «Весна» «春»

118 Лепесток 花瓣、花萼、花蕊、花 Лепесто 郁郁密密鬋鬋红瓣⿊蕊刺、你，我 –– 多么痛快 к 长梗罂粟花三三两两。 Густые, цветущие и 啊！尽胶结在⼀起！⼀ пышные, / Красные лепес ⽚狼藉的猩红，两⼿模 тки, Черные тычинки и 糊的鲜⾎。 длинные стебли, / Это Роза! Я не могу два-три мака (1922, 54). в м е ш а т ь с я , «Сумерки на ты разбиваешься вдребе Кембриджском поле» «康 з桥西野暮⾊» ги, я люблю тебя! Л е п е с т о к , ч а ш е ч ка , тычинка, шипы, ты, я – сколько же радости! Полностью склеились воедино! (1922, 25). (перевод Л. Е. Черкасского) «Любовь смерти » «情死» Лепесток 残落的梅萼瓣瓣在雪⾥ Листья 掩。 Упавшие л епестки цветы сливы тают на земле (1926, 291). «Цветы сливы весной и снег с о п е р н и ч а ют д ру г с другом красотой» «梅雪争春» 我收拾⼀筐的红叶，露凋秋伤的枫叶，铺盖在你新坟之上––长眠著美丽的希望！ Я собрал корзину к р а с н ы х увянувших / Грустных и засохших к л еновых листьев, / Ими покрываю могилу вашу, где спит к р а с и в а я надежда! (1923, 91). «Вдохновение любви» «爱的灵感»

119 Листья 落叶在庭前舞，⼀阵， Листья 又⼀阵。 Упавшие листья п о р х а ю т порывами (1925, 263). «Пение об упавших листьях» «落叶⼩唱» 秋⾬在⼀流清冷的秋⽔边，⼀棵憔悴的秋柳⾥，⼀条怯懦的秋枝上，⼀⽚将黄未黄的秋叶上。 Осенний дождь льет в пруд, / На изможденны е осенние ивы, / На жалки е осенние ветки, / На желтеющие листья (192 2, 22). «Тайные слова» «私语» Листья 奈何在新秋时，未凋的 Листья 青叶惆怅地辞树。 Ранней осенью неувянувшие зел еные листья уже прощаются с деревьями (1923, 116). «Переулок Шиху №7» «⽯虎胡同七号» ⽩杨树上叶落纷披。 Тополь покрыт упавшими листьями (1924, 176). «Годы на кладбище» «冢中的岁⽉» Листья Листья 正如那林叶在⽆形中  收取早晚的霞光，我也  在⽆形中收取了你的。 Листья незаметно впитали лучи утренних и вечерних зорь, / Я незаметно вдохнул твою любовь (1930, 385). «Вдохновение любви» «爱的灵感» 我是⼀枚漂泊的黄叶，/ 在旋风⾥漂泊。 Я желтый лист , / Скитаюсь в вихре (1924, 159). «Простился с Японией» «沙扬娜拉»

120 Листья 我爱秋林, 我爱晚风的吹 Листья 动，我爱 / 枯苇在晚凉中的颤动，/ 半残的红叶飘摇到地，/ 鸦影侵⼊斜⽇的光圈。 Я люблю лес, / Люблю, к о г д а вечерний ветер дует, / Когда увянувшие тростники дрожат в хо лоде, / Когда кленовые листья облетают на землю / Силуэт вороны приближается к лучам заходящего солнца (1930, 387). «Вдохновени е любви» «爱的灵感» 我注⽬在墙畔⼀穗枯草。/ 听邻庵经声，听风抱树梢。/ 听落叶，冻鸟零落的⾳调。 Я оглядываю травинку под углом стены, / Слушаю, как читают сутру и ветер обнимает ветки, / Слушаю мелодию облетания потемневших листьев (1922, 84). «Тишина» «默境» Лоза 但看 / 新罗憨舞，/ 紫藤 Мякоть 吐艳。 Видишь, молодые простодушные глицинии расцветают, / Лозы их танцуют в воздухе (1923,107). «Печальная скука» «悲思» 我来扬⼦江边买⼀把莲蓬；/⼿剥⼀层层莲⾐，/ 我尝⼀尝莲瓤，回味曾经的温存。 Я купил чашечки лотоса у Ре к и - Я н ц з ы , / И х ободрал, / Попробовал мя коть и вспомнил прошлое (1926, 272). «Я купил чашечки лотоса у Реки-Янцзы» «我来扬⼦江边买⼀把莲蓬»

121 Прутья Прутья 柳条青青，南风薰薰。 Прутья ивы зел ены, южный ветер тёпел (1922, 13). «Летное поле» «夏⽇⽥间即景» 河⾯只闪着些纤微，软弱的辉芒，桥边的长梗⽔草，/⿊沉沉的象⼏条烂醉的鲜鱼横浮在⽔上，任凭惫懒的柳条，在他们的肩尾边撩拂。 Слабо отражается от воды свет, / Водоросли с длинными стеблями под мостом, / Плывут по воде как пьяные рыбы, / Ленивые прутья ивы их гладят по хвостам как угодно (1922, 25). «Ночь» «夜» Ствол 河流流不尽⾻累眸冷, / Стебель 郁郁密密鬋鬋红瓣⿊蕊还夹着些些残枝断梗。长梗罂粟花三三两两。 Течение реки не уносит Густые, цветущие и горя и печали, / Тайно пышные, / Красные приносит срубленные лепестки, Черные стволы и ветки (1922, тычинки и длинные 40). стебли, / Это два-три мака (1922, 54). «Молодежь» «青年杂咏» «Сумерки на Кембриджском поле» «康桥西野暮⾊»

122 Тычинка 郁郁密密鬋鬋红瓣⿊蕊 Тычинк 花瓣、花萼、花蕊、花 а 长梗罂粟花三三两两。刺、你，我 –– 多么痛快 Густые, цветущие и 啊！尽胶结在⼀起！⼀ пышные, / Красные ⽚狼藉的猩红，两⼿模 лепестки, Черные 糊的鲜⾎。玫瑰:我爱你! тычинки и длинные Роза! Я не могу стебли, / Это два-три в м е ш а т ь с я , мака (1922, 54). ты разбиваешься вдребе «Сумерки на зКембриджском поле» «康 ги, я люблю тебя! 桥西野暮⾊» Л е п е с т о к , ч а ш е ч ка , тычинка, шипы, ты, я – сколько же радости! Полностью склеились воедино! (1922 , 25). (перевод Л. Е.Черкасског о) «Любовь смерти» «情死» Тычинка 啊,那碧波⾥亦有她的芳 Тычинк 又如兰蕊的清苍偶尔飘过 /谁能留住这没影踪的躅，碧波⾥掩映着她桃 а 蕊似的娇怯。婀娜。 Ах, изящная азалия Доносится свежий отражается в воде, / а р о м а т Она румянится, бутона орхидеи, / Кто стесняется, как может составить тычинка цветка персика неуловимые нежность и 1924, 156). «Прощай!» очарование? (1931, 409). «沙扬娜拉» «Болею» «在病中»

123 Чашечка лотоса (семенна я коробочк а лотоса) 我来扬⼦江边买⼀把莲 Чашечк 花瓣、花萼、花蕊、花蓬；/⼿剥⼀层层莲⾐，/ а 刺、你，我––多么痛快 (цветка) 我尝⼀尝莲瓤，回味曾啊！尽胶结在⼀起！⼀经的温存。⽚狼藉的猩红，两⼿模 Я купил чашечки лотоса 糊的鲜⾎。玫瑰:我爱你! у Ре к и - Я н ц з ы , / И х Роза! Я не могу ободрал, / Попробовал мя в м е ш а т ь с я , коть и вспомнил ты разбиваешься вдребе прошлое (1926, 272). «Я зкупил чашечки лотоса у ги, я люблю тебя! Реки-Янцзы» «我来扬⼦ Л е п е с т о к , ч а ш е ч ка , 江边买⼀把莲蓬» тычинка, шипы, ты, я – сколько же радости! Полностью склеились воедино! (1922, 25). (перевод Л. Е. Черкасского) «Любовь смерти» «情死» Шип 花瓣、花萼、花蕊、花刺、你，我––多么痛快啊！尽胶结在⼀起！⼀⽚狼藉的猩红，两⼿模糊的鲜⾎。玫瑰:我爱你! Роза! Я не могу в м е ш а т ь с я , ты разбиваешься вдребе зги, я люблю тебя! Л е п е с т о к , ч а ш е ч ка , тычинка, шипы, ты, я – сколько же радости! Полностью склеились воедино! (1922, 25). (перевод Л. Е. Черкасского) «Любовь смерти » «情死»

124 Плоды Апельси 茂林中有餐不罄的鲜柑 Во сков н 野栗，/ 青草⾥有享不尽 ница 的意趣⾹柔。 В густом лесу свежие апельсины и дикие каштаны весьма обильны, / Зел еные травы веселят нас своим очарованием (1923, 106). «Я – одинокий ребенок» «我是个⽆依⽆伴的⼩孩» 笑语殷殷––  问后园豌⾖肥否，  问杨梅可有鸟来偷；  好⼏天不下⾬了，  玫瑰花还未曾红透。 Мы разговаривали, улыбаясь, / Созрел ли горох в заднем саду?/ Клюют л и птицы восковницы? / Дождь не шел несколько дней, / Розы еще не покраснели (1922,14). «Летное поле» «夏⽇⽥间即景» Во сковн 我今去了，记好明春新 Горох ица 杨梅/ 上市时节，盼望我含笑归来。 Я уезжаю и в следующем году, / Когда появятся восковницы на рынке я снова приеду (1922, 77). «Прощай, Кембридж» «康桥再会吧» 笑语殷殷––  问后园豌⾖肥否，  问杨梅可有鸟来偷；  好⼏天不下⾬了，  玫瑰花还未曾红透。 Мы разговаривали, улыбаясь, / Созрел ли горох в заднем саду?/ Клюют л и птицы восковницы? / Дождь не шел несколько дней, / Розы еще не покраснели (1922,14). «Летное поле» «夏⽇⽥间即景» Каштан 茂林中有餐不罄的鲜柑 Лотосов 我尝⼀尝莲⼼，我的⼼野栗，/ 青草⾥有享不尽 ый орех ⽐莲⼼苦； Я попробовал лотосовые 的意趣⾹柔。 орехи, / Горечь моя В густом лесу свежие больше сердца лотоса апельсины и дикие (1928, 272). «Я купил каштаны весьма чашечки лотоса у Рекиобильны, / Зел еные Янцзы» «我来扬⼦江边 травы веселят нас своим очарованием (1923, 106). 买⼀把莲蓬» «Я – одинокий ребенок» «我是个⽆依⽆伴的⼩孩»

125 Хурма 善笑的藤娘，袒酥怀任团团的柿掌绸缪，/ 百尺的槐翁，在微风中俯⾝将棠姑抱搂 Смешливая глициния д руж и т с к ру гл ы м и хурмами, / В ы со к и й со фо р а - д ед наклоняется к яблоне-девочке и ее обнимает (1923,115). «Переулок Шиху №7» «⽯虎胡同七号» Приложение 3. Семы, выделенные в названиях растений в лирике С. Есенина и Сюй Чжимо П. – поэзия, Яз. – язык, (по материалам «Большого лингвострановедческого словаря», ТСУ, «Большого толкового словаря русского языка» С. А. Кузнецова, «Большого толкового словаря китайского языка» и использованных научных работ), Ес. – С. Есенин, Сюй – Сюй Чжимо Лексема В русской традции В китайской традиции Ива ГрустьП., Ес. ГрустьСюй., П. Разлука П.,Сюй. Стройная женщина Яз. Сосна Могучая Ес. МогучаяП., Сюй Вечнозеленость П., Сюй Тополь Стройная фигура Яз., Сюй. СтойкостьЯз. Береза Символ России Ес., Я. Красота Яз. Ес. Стройность Яз. Ес. Девичья чистота Яз. Ес. Софора Старая П., Сюй Спасает от жары П., Сюй

126 Бамбук Глупый человек Яз. Очистить сердце Сюй БездельникЯз. Жажда жизни П. Человек широкой души П. Человек с принципами П. Роза Экзотические цветы Ес. Красота Сюй Символ смерти любви Сюй Малина Красный цвет Яз., П., Ес. Василек Сорняк Яз. Аромат П. Любимый цветок русских Яз. Черемуха Аромат Ес. Белизна Ес. Левкой Экзотические цветы Ес. Цветы сливы Прощание П., Сюй Лотос ЗастенчивостьСюй СкромностьСюй Девичья чистота П., Сюй Красавица П. Цветы персик а Красавица П., Сюй Хризантема Сдержанность П., Сюй Стойкость П., Сюй Полынь Горечь Яз. Боль Яз. Мрачный цвет Ес. Чистый, прохладный Ес. Крапива Жгучая Яз. Веселье Ес. Шаловливость Ес. Красота Ес.

127 Ползучие Недоброжелательность Сюй травы Травы Незначительность Яз. Разлука П. Камыш Шорох Ес. Красивая стройная девушка П. Приложение 4. Представленные в лирике Сюй Чжимо растения, которые мало встречаются в России 1 杜鹃花Азалия 紫藤Глициния Y Y 钱花Девясил Y 莲花Лотос Y 芭蕉Японский банан 扶桑花Фусан 1 Картинки с сайтов: https://yandex.ru/images/ и http://image.baidu.com/

128 Y Y Малина (цветы)荼蘼 Y 桂花 Османтус Y 桂花 Османтус 扶桑花Фусан Y Y 桃花Цветы персика 桃花Цветы персика Y c 梅花 Цветы сливы 梅花 Цветы сливы Y c 桑树Шелковица 菩提树Фига

129 Y Y Y ⽵⼦Бамбук

Рецензии:

Авторизуйтесь, чтобы добавить рецензию

- у работы пока нет рецензий -

Отзывы:

Авторизуйтесь, чтобы оставить отзыв